Моя командировка подходила к концу, и мне оставалось только дождаться вечернего поезда, который наконец увезет меня домой. До вечера было ещё далеко. Стараясь держаться в тени, я брёл по незнакомым улочкам и искал парикмахерскую. Даже несколько лишних миллиметров волос на моей голове оказались бы в такую жару непосильной ношей. А если учесть, что парикмахерские ножницы уже давненько не касались моих буйных зарослей, подстричься мне было просто необходимо. Поэтому наконец-то попавшая мне в каком-то закоулке на глаза заветная вывеска «Парикмахерская» была очень кстати.
Внутри было прохладно, работал кондиционер. Посетителей не было.
— Как будем стричь? – молоденькая девушка лет двадцати задала вечный вопрос всех парикмахерш.
Она усадила меня в кресло, отрегулировала его высоту и укрыла накидкой.
— А постриги меня так, чтобы девушки любили! – как-то неудобно было «выкать» хорошенькой девушке лет на пять младше меня. Я никогда не знал, что нужно отвечать на этот вопрос – иногда отвечал «красиво», иногда «ножницами», но чаще всего я говорил «просто покороче».
— Хорошо, - невозмутимо ответила она. Непонятно было, оценен мой юмор по достоинству или нет. А может ей все так говорят? Быстрыми профессиональными движениями она принялась наводить порядок в моей шевелюре.
— Покороче только. Жарко ведь, - добавил я. Она понимающе кивнула и споро продолжила работу.
Я стал рассматривать её, глядя в широкое зеркало. Невысокого роста, у неё была рельефная фигура, на которой все выпуклости и впадины находились в нужных местах. Надетый на тонкое короткое платье форменный передник стягивал его тесёмками на талии и под грудью, ещё больше подчёркивая красоту её тела. Грустные большие глаза не портили её красивое открытое лицо, а вздёрнутый носик придавал ему неповторимый шарм. Обесцвеченные волосы были стянуты резинкой в маленький хвостик на затылке.
Сквозь тонкую ткань майки я чувствовал, как её налитая грудь упирается мне в спину. Когда она заходила сбоку, эти прикосновения ощущались плечами. Так она несколько раз меняла свою позицию, каждый раз давая мне возможность ощутить разными участками тела приятную упругость своих крепких грудей. На ней не было лифчика, и наши тела разделяла только тонкая ткань моей майки и ещё более тонкая ткань её платья. Вскоре я ощутил, что чувствую уже и затвердевшие на них соски. Она была возбуждена! И ей это нравилось!
Я высвободил из под накидки руку и погладил её голую ногу выше коленки. При этом я с совершенно невозмутимым и невинным видом смотрел в зеркало на наши отражения. Она замерла, и прекратив работу посмотрела в мои глаза в зеркале долгим испытующим взглядом. Я не убирал свою руку, продолжая сжимать её коленку и тоже смотрел в её бездонные глаза. Ни слова не говоря она отвела взгляд своих красивых грустных глаз и продолжила старательно щелкать ножницами, а её грудь ещё теснее стала прижиматься к моим плечам. Очевидно, что её грудь была очень чувствительной, я ощутил её участившееся дыхание и лёгкую дрожь в прикосновениях рук.
Я продолжил движение своей ладони вверх по её ноге. Она увлеченно работала над моей стрижкой, постоянно двигаясь и атакуя меня своими одеревеневшими сосками, а когда она перешла на другую сторону, я высвободил вторую руку и поднырнув ею под фартук и подол платья стал исследовать поверхность её бёдер.
— Только между ног не лезь! А то постригу не ровно! – прошептала она мне в ухо.
Так она продолжала меня стричь, теребя свою возбужденную грудь об моё тело, а я ласкал её бёдра и ягодицы, изучая достопримечательности её рельефа.
— Ну как, вам нравится? – наконец закончила она.
— Да. Очень нравится! – я уже совершенно забыл о своей прическе и имел в виду совершенно другое.
Она пошла к двери и заперла её на ключ, перевернув болтавшуюся за стеклом табличку надписью «Закрыто» наружу и задёрнула шторки.
Вернувшись ко мне, задум
чиво бормоча себе под нос «два месяца мужика не было…», она освободила мои руки, убрав покрывало. После этого она развязала и сняла свой фартук, оставшись в коротеньком летнем платье.
— Поласкай меня! – она склонилась ко мне и обхватила ладонями свои упругие груди, как бы приглашая меня сделать то же самое. Сквозь тонкую ткань платья отчетливо проступали возбужденные соски. Я взял их в свои ладони, и тихий стон вырвался из её груди. Глаза её закатились, дыхание участилось, и она буквально сорвала с себя платье, высвободив грудь. Я поглаживал ладонями упругие полусферы, цепляя пальцами торчащие вишенки сосков. Она просто млела в моих руках.
Моему возбужденному члену уже давно было тесно в штанах. Высвободив его, я усадил её перед ним на колени. Сжав груди ладонями, я заключил свой член в их тесные объятия и стал совершать ими медленные поступательные движения. Моя юная парикмахерша склонилась к головке члена, и дотягиваясь до неё языком стала полизывать её. А я продолжал исступлённо мять её крепкие налитые груди, когда дрожь оргазма сотрясла моё тело и я выпустил ей в лицо мощную струю спермы, капли которой она тут же слизнула языком со своих пухлых губ.
Мы стали друг напротив друга, и я поцеловал эти пухлые ароматные губы. Стянув с её крутых бёдер трусики, я усадил её на кресло. Предоставив своему бойцу возможность набираться сил для новых подвигов, я опустился перед ней на колени. Она согнула ноги в коленях и подтянула их к себе, открыв мне доступ к своему истомившемуся лону.
Очевидно, что моя парикмахерша оттачивала своё мастерство не только на головах, потому что чёрные курчавые волоски на её лобке были подстрижены аккуратным хохолком над тем местом, где сходятся малиновые губы и находится выступающая пуговка клитора. Область промежности была тщательно выбрита, налитые половые губы влажными створками приоткрытой раковины обрамляли вход в сумрак её естества.
Я склонился к ней и провел своим языком снизу вверх, ощущая вкус её лона, упругость набухших губ и выпуклость клитора. Сдавленный стон сорвался с её губ. Тогда я начал исследовать языком всю область между ног, определяя по её стонам самые чувствительные места. Так я стал стимулировать языком область клитора и гребешки её половых губ, которые с большей чувствительностью реагировали на мои ласки.
Запах её естества был необыкновенно возбуждающим, вкус сочащейся из её лона жидкости вскружил мне голову. Все чувства и ощущения, переживаемые мной в этот момент, были сконцентрированы на кончике языка. Размеренно и настойчиво я ласкал своим неутомимым языком участки её возбужденной плоти, стараясь делать это не слишком быстро и не слишком сильно, подавляя в себе грубость и напор.
Руками я дотянулся до её груди и играл с алыми вишнями её сосков. Кресло поскрипывая ходило под ней ходуном, стоны не умолкали. Не успел я вдоволь наиграться с её прелестями, как её тело стало бить дрожью оргазма, который было очень приятно ощущать через прикосновения губ и языка к её лону. Эти спазмы сотрясали её тело, прорываясь откуда-то изнутри, всё более нарастая. Достигнув своего пика, она затихла, обмякнув всем телом.
Спустя минуту она привлекла меня к себе. Я поднялся и вошёл в неё своим воспрянувшим членом. Горячая пещерка крепко обхватила мой инструмент. Склонившись к ней, я взял в рот один из окаменевших сосков. Наигравшись с ним я стал ласкать другой, и так я по очереди нежил их, лаская руками приятные округлости. Накрыв своими губами её нежные губы, я стал осыпать их поцелуями.
Двигая членом словно поршнем в её влагалище, после серии толчков я доставал его и ласкал головкой вход в вагину, касаясь возбужденных губ и клитора. Затем я вновь входил в неё, и она рвалась мне навстречу, руками подсказывая нужный темп. Спустя несколько минут я стал ощущать своим пенисом плавно нарастающие сокращения её влагалища и она бурно кончила, после чего и я излился на её мокрый лобок крупными жемчужными каплями…
Уже ночью, стоя в прохладном тамбуре поезда, который нёс меня домой к невесте и смоля сигарету за сигаретой, я задумчиво вглядывался в горящие в темноте ночи далёкие огоньки. К каким огням летим мы в ночи, где наша судьба и какова она? Я вспоминал её имя, которое она прошептала мне на прощанье – Полина.
Где ты сейчас, Полина?
118