Мы трое, то есть остальные, выходили на перекур, когда с приходом Веры глаза кандидата приобретали масляный блеск, и в них появлялось мечтательное выражение. Однако НИИ был режимный, пинать ветер в курилке больше десяти – пятнадцати минут за доблесть не считалось. Так что каждый раз наше возвращение напоминало картину Репина «Не ждали».
Жена кандидата работала в том же НИИ, в комитете комсомола, поэтому его гусарство было сродни русской рулетке. Как сказал поэт, «сколь верёвочка не вейся, всё равно совьёшься в кнут». Кнут этот хлестнул по нашей парочке, да так, что рассёк её на составляющие раз и навсегда. Случилось это в канун годовщины Октябрьской революции.
А через месяц Вера снова стала навещать наш отдел. Но уже другую лабораторию, куда я перешёл.
Как это вышло, сейчас расскажу.
После дискотеки в НИИ, где мы с Верой повнимательней присмотрелись друг к другу, я предложил отправиться ко мне. Родители отдыхали в зимней Ялте, и я мог позволить себе «излишества всякие», не выходя из дома.
Стоим у метро, ждём последнего автобуса. Время за полночь. Декабрь, конечно, месяц хороший, но холодный. Стоим, обнявшись, чтобы не мёрзнуть, целуемся. Руки мои места себе не находят, норовят туда, где потеплее – под шубку, и вот уже одна между ног. Вера слабеет, виснет на мне, прижимается к ладони и просит, чуть не плача:
— Не надо... не надо! Я же простужусь!..
Сказать, что я офигел, это ничего не сказать!
— От чего простудишься?
— Я же мокрая вся...
А я ведь только раз рукой провёл... Ох, какие картинки замелькали в голове! Ждать автобуса стало невмоготу, и, выскочив на дорогу, я замахал руками. Трёшку бомбиле – и через десять минут мы у подъезда.
Лиф до пятого этажа доезжает быстро, однако мы успели за эти секунды раздеть друг друга почти до трусов. Ну хорошо, хорошо, не раздеть... Но расстегнуть всё, что может расстёгиваться!
Вы когда-нибудь
пробовали попасть ключом в замок, когда сзади вас обнимает полураздетая девушка, шарит рукой под расстёгнутыми, сваливающимися с вас джинсами, и нетерпеливо сосёт ваше ухо? Ключи оказались на полу, Вера – в позе итальянской прачки, со спущенными до колен брюками, колготками и мокрыми, хоть выжимай, трусиками, и я – сзади, совершающий торопливые и резкие развратно-поступательные движения. Оргазм накатил на нас стремительный и бешеный, как электричка, но я успел зажать Вере рот прежде, чем стоны перешли в крик. Всё ж будить соседей, пусть и таким пикантным способом, невежливо...
После бурной разрядки ключ мгновенно нашёл скважину, и дверь распахнулась как по волшебству.
Разобранная постель гостеприимно белела среди художественного беспорядка, устроенного мной за неделю вольной жизни. Но Веру после отчаянного оргазма охватило столь же отчаянное смущение. Мы отправились на кухню, смололи и сварили кофе, долго и чинно пили его, поначалу без рижского бальзама, и болтали о НИИшных знакомых. Вторая порция кофе пошла уже под бальзам... Потом пошла уже Вера... в душ.
— Выключи свет! Пожалуйста...
— Зачем? Я люблю, когда светло.
— Пожалуйста... я стесняюсь...
Ну, мне не жалко! Щёлкнул выключателем и нырнул к Вере под одеялко. Упёрся стоячим членом в бедро, скользнул рукой по груди, животику, растительности на бугорке и...
И офигел вторично! Таки я вам скажу, было от чего! Пальцы коснулись крупного, внушительного клитора, с фалангу мизинца, не меньше! Вера задрожала, всхлипнула и сжала бёдрами мою ладонь. По пальцам потекло...
В третий раз я офигел, когда её феноменальный орган оказался у меня во рту. Совершенно новое, необыкновенное ощущение! Манипулируя этим гладеньким, пульсирующим рычажком, я довёл Веру до пограничного состояния, когда оставалось одно прикосновение языком, и она готова была обрушиться в бездну оргазма. Прикосновение не состоялось, девушка была поставлена в известную позу, и несгибаемый член погрузился в горячие, влажные, пульсирующие глубины...
*
Послесловие.
Через много лет по мотивам этого незабываемого события я написал рассказ «Пьеса для скрипки и велосипеда».
378