Одним из таких скитальцев был Гриша, широкоплечий верзила метра под два ростом с беззлобной ухмылкой, всегда сопровождавшей его, короче, мужик в самом расцвете сил. На вид ему было около сорока лет. Никто не помнил, с какой он деревни, но знали, что за тарелку ароматной мясной похлёбки Гриша поможет. Если кто отстраивался, он тоже не гнушался подсобить. Деревенские мужики с удивлением смотрели, с какой лёгкостью он подхватывал у основания толстое дубовое бревно, которое впоследствии становилось венцом для чьей-то избы.
На дворе стояло начало мая: замечательная пора пробуждения природы. Буквально за пару дней распустились листочки на берёзах и липах, сладкими ароматами манили пышные гроздья сирени. Однако, несмотря на тёплые дни, ночи ещё были холодными, и странник Гриша подыскивал для ночлега баньку, которую загодя истапливали. В этот раз наблюдательный мужчина заметил взвивающиеся светло-серые клубы дыма, поднимавшиеся из двери топившейся по-чёрному баньки старика Пелагевича. С наступлением сумерек уставший от дел праведных Григорий направился прямиком туда.
Помещение внутри состояло из крошечного предбанника, благоухающего ароматом висящих на стенах дубовых и берёзовых веников, и самой парилки с двумя длинными лавочками. Переступив высокий порог, позволяющий долго сохранять тепло нагретого очага, Гриша осмотрелся. Заночевать лучше всего в парилке, на полатях, щедро устланных соломой. Очаг, также называемый каменкой, пока не остыл, так что ночью странник не боялся замёрзнуть. День прошёл весьма неплохо: сегодня помогал Капитонихе, добродушной одинокой старушке. Она и бутылочку самогоницы на стол поставила, а она у бабули знаете какая забористая? На дубовой коре настоенная. Изрядно устав от физических нагрузок и вдоволь напотчевавшись, Гриша согрёб возле головы солому наподобие подушки и приготовился ко сну. Мужчина задумчиво почесал вьющиеся тёмные кудри прилипших ко лбу давно не стриженных волос, подложил руку под голову и вскоре заснул сном младенца.
А тем временем неподалёку возле небольшого обветшавшего здания клуба вовсю играла тальяночка, слышался весёлый смех молодых ребят и девчат.
«Когда б имел златые горы и реки пооолные вина, — навзрыд голосил подвыпивший гармонист Лёнька, и после паузы, чуть не выронив инструмент, продолжил, — всё отдал бы за ласку взора, чтоб ты владееела мной одна».
Время приближалось к полуночи, когда народ начал потихоньку расходиться по домам. А молодой паренёк Федька прицепился, словно репей к хвосту бездомной собачки, к круглолицей незамужней красавице Октябрине. В округе знали, что Окся пользовалась популярностью у мужчин, а местные девки и молодухи с завистью перешёптывались про неё: «слабовата на передок, кто такую замуж позовёт».
Родилась Октябрина в ноябре. А назвали так, потому что появилась на свет перед праздником октябрьской революции, отмечаемым 7 ноября. Рано осталась сиротой. Родители девушки погибли во время войны, а опекал её престарелый полуслепой дедушка Никифор, который себя-то с трудом обслуживал, не говоря о том, чтобы присматривать за внучкой. Окся с ранних лет почувствовала на себе разруху тяжёлых послевоенных годков, и, чтобы прокормить себя с дедом, не гнушалась никакой работой. Хоть и по складу характера она была весьма прагматична, как и любая девушка её возраста, мечтала о любви: которая один раз и на всю жизнь. А понравившиеся ей кавалеры на поверку оказывались весьма легкомысленными: всем только одного и хотелось — под юбку залезть, оставив после себя обиды и разочарование.
Когда в её жизни нарисовался Федька, сын конюха, подменявший в клубе киномеханика, парень работящий, непьющий, с тонкой романтической натурой, она отреагировала сдержанно, не прогнала, но и не влюбилась. Девушке нравилось, что за ней ухаживают, регулярно дарят подарки и букеты
полевых цветов. Что поделать, парень втрескался в неё по уши. Как-то серёжки с малахитами из Москвы привёз, в другой раз отрез из крепдешина на сарафан да чулки фильдеперсовые. И всё только для милой Окси.
Общение их плавно подходило к первой интимной близости, и Федя продумал сценарий встречи до мелочей. На прошлой неделе Федькин тятя порося зарезал, сала закоптили ко дню победы. Так намедни паренёк принёс гостинец своей возлюбленной, да такой шматок, на пару фунтов потянет. Причём шутливо намекнул, что подарочек придётся отработать. Девушка в ответ ничего не сказала, и Федя понял её молчание как знак согласия.
И вот этим вечером парочка расположилась немного в стороне от клуба на толстом стволе поваленного дерева, заменявшем лавочку. Паренёк сквозь мягкую материю голубого ситцевого платьица ощупывал её полные мягкие груди, напоминающие только что вынутые из печки ароматные пышечки. Его губы прикоснулись к её жарким влажным накрашенным красной помадой губкам. Девушка закрыла глаза, ощущая, как в её рот проникает шаловливый язычок партнёра. Из её уст слышались только прерывистые томные вздохи. Разрумянившиеся полные щёчки Окси, её тонкий курносый носик, спускающаяся на грудь туго заплетённая тёмная коса — да и всё девичье тело отвечало взаимностью на настойчивые мужские ласки. Феде нравилось, как пахла его зазноба. Пряный запах женского тела, приправленный ароматами купленных в райцентре духов, свежего сена и парного молока, несомненно, возбуждал влюблённого паренька до предела.
— Пойдём в баньку, милая Оксюшечка, нету мочи больше терпеть. Ты такая красавица! — на этих словах мужская рука проскользнула под подол широкой юбки. Рука поднималась вверх по её полным ножкам, обтянутым телесного цвета чулками. Выше чулок парень почувствовал тёплую бархатистую кожу ляшек, наконец, добрался до трусиков. Хотя этот предмет нижнего белья правильнее было бы назвать короткими шортами. Сквозь плотную ткань Федя нащупал промеж ног у девушки складочки нежной кожи, прикрывающие вожделенную дырочку. Оксюша, разрумянившаяся от сладкого поцелуя, застенчиво отстранила его руку, обхватив её своими тоненькими пальчиками, чтобы назойливый кавалер оставил в покое её киску. Но он не остановился на достигнутом и, просунув другую руку за спиной Октябрины, бесстыдно потянулся к трусикам уже под резинку. Федя почувствовал пушистую подушку из вьющихся упругих волосков на лобке и дотянулся до складочек, скрывавшей вход внутрь. Два пальца легонько надавили на нежную кожу и проскользнули между тёплых влажных преграждавших путь половых губ. Почувствовав прикосновение шершавой мужской ладони на своей набухшей от возбуждения горошине клитора, Окся с напускной сурьёзностью нахмуририла чёрные брови и, сжав губки бантиком, резко спрыгнула с импровизированной скамейки. Блеснули в темноте выразительные карие глазки девушки.
— Я так не могу, мне деда не велел с парнями миловаться, — игриво выражала свои чувства красавица, — а то поиграют, поиграют и бросят.
— Ты што думаешь, я из таких? Да я ни в жисть тебя не оставлю. Вот поеду в райцентр перед Троицей, прикуплю тебе колечко с рубином золотое. А ты знаешь, как камешек на солнце играет? Этакая красота только тебе подходит. Ей богу! Я уже присмотрел его, и с продавцом договорился, штоб попридержал покедова. Будешь у меня как краля ходить!
— Чиво-то верится с трудом, поди не мне одной обещаешь! — с усмешкой заметила девушка, а затем подошла вплотную к сидящему на бревне Федьке и стала ласково поглаживать копну его золотистых короткостриженых волос. Паренёк, не медля ухватил Оксю за широкие бёдра. Почувствовав прикосновения мужских рук к своему слабому месту — упругой подтянутой попке, девушка томным голосом негромко ахнула. Её ноги становились ватными, сознание накрывала туманная дымка, а по девичьему телу прокатывались сладкие волны блаженства.
Федя окончательно потерял над собой контроль, его мыслительный центр перенёсся в напрягшийся и увеличившийся в размерах половой орган. Возбуждённый парень принялся целовать желанные женские груди через синюю материю платья, грубо вцепившись пальцами рук в ягодицы. Наконец его губы повстречали еле заметный бугорок сосочка, и он, словно младенец, присосался к сиське, пропитывая своими слюнями лёгкое одеяние статной красавицы.
Наконец, Федя, наигравшись со значительно выпиравшими через платье грудями, подхватил девушку на руки, и торопливо понёс в сторону ближайшей баньки. По иронии судьбы это была банька старика Пелагевича.
227