— Алло, кто это? — недовольно ответила трубка.
— Здравствуй, милый! Не узнаёшь? — промурлыкал я как можно нежнее и интимнее женским голосом.
— Нет. Кто вы?
— Твоя Паша.
— Какая Паша?
— Ну что ты, Коленька, совсем меня забыл? — капризно надул я губки, имитируя обиду. — Парк помнишь? Лавочку? Кустики? Мой ротик...
— А-а, это ты, — вспомнил, наконец, Колян.
— Коленька, я очень соскучилась по тебе. Приезжай, мой сладкий, — я одна! — пропел я в трубку ещё нежнее и таинственнее.
— Не могу, Паша, не обижайся, — огорчил меня Колян.
— Ну вот, — обиженно протянул я. — А я так надеялась, что мы сегодня встретимся...
— Извини, я не в городе. Как-нибудь в другой раз, — сказал он и, сухо попрощавшись, отключился.
Раздосадованный, я от нечего делать немного посмотрел телевизор. Комп включать не стал: было уже поздно и клонило ко сну. Я подошёл к зеркалу (у меня в комнате было старое, ещё советских времён трюмо, сохранившееся от матери), снял верхнюю одежду, оставшись в малюсеньком лифчике и Наташкиных трусиках, туго врезавшихся сзади в попку. Это было просто супер! Я был вполне доволен своей видухой: на меня из зеркала смотрела симпотная, длинноволосая голубоглазая девчонка с очень маленькими грудями, но с чётко очерченной, дугообразной талией, подтянутым, аккуратным животиком и красивыми, стройными ножками. Не хватало макияжа, чтобы влюбиться в самого себя, как Нарцисс! Образ этого легендарного прекрасного греческого юноши, умершего от безнадёжной любви к самому себе, не выходил у меня из головы. Я боялся и в то же время жаждал таких же ощущений, которые испытал он. Мне казались они верхом любовного блаженства.
Я лёг спать. Теперь я всегда ложился в женском белье, а когда ночью приспичивало в туалет, накидывал коротенький махровый халатик, купленный по случаю на китайском вещевом рынке. Наташка уверяла, что он женский, но мне было всё равно.
Ночью меня разбудили какие-то громкие эротические стоны, доносившиеся из-за стены. Подумав, что это, должно быть, у соседей, я поднялся с кровати и, как был, в женских стрингах и бюстгальтере, направился в зал. То, что я там увидел, повергло меня в шок! При свете уличного фонаря картина была отчётливой и возбуждающей: огромный, жилистый, мускулистый самец с сильно заросшей, волосатой жопой яростно трахал в задницу стоявшую на диване раком Наташку. Он скрежетал зубами от дикой, нечеловеческой стоячки и рычал, как изголодавшееся животное. Она стонала под ним так, что чуть не плакала, и умоляла трахать «ещё и ещё!», «глубже и глубже!» Мужик старался. Толстый и длинный хуй ходил в её заднем проходе быстро-быстро, как поршень двигателя; яйца его как сумасшедшие болтались туда-сюда, и с силой били Наташку по волосатой пизде.
Я застыл на пороге своей комнаты, как вкопанный, не в силах оторвать взгляда от этой завораживающей ночной картины человеческого совокупления. Больше всего мне нравилась его заросшая густыми волосами мошонка: так и подмывало взять в руку и помять яйца. А когда я представил, что его хуй входит в моё раздвинутое, горячее очко на всю длину — сознание моё помутилось, член начал наливаться кровью. Меня как магнитом потянуло к нему. Не соображая, что делаю, не в силах противиться дьявольскому искушению, я осторожно, на цыпочках подкрался к мужику, ебущему мою сестру, наклонился к его заднице, почувствовав лёгкий, бьющий в нос запах немытого сортира, поймал дрожащими пальцами его болтающуюся мошонку и нежно поцеловал трепетными, враз пересохшими от страшного волнения губами.
Он вскрикнул от неожиданности, резко обернулся, увидел меня. Физиономию его исказила звериная злоба. Выдернув стоявший торчком хуй из Наташкиной красивой попы, он с размаху, что было силы, жестоко врезал меня кулаком в челюсть. Во рту у меня щёлкнуло, в голове зашумело, из глаз сыпанули искры. Я кубарем слетел с дивана на пол и влип голой спиной в стенку. Рот сейчас же наполнился тёплой, приторно-солоноватой кровью, она тоненькой струйкой потекла из угла рта. Я закричал «мама», почувствовал парализующий ужас во всех членах, и в то же время — страшную воздушную лёгкость и сильное сексуальное возбуждение, обычно предшествующие оргазму. Волосатый разъярённый «зверь» с продолжавшим торчать колом между ног, сильно вибрирующим при каждом движении, подскочил ко мне и начал осыпать ударами тяжёлых, «металлических» кулаков. Он метил в лицо и жестоко разбил бы его всмятку, если бы я не увёртывался и не закрывался руками. Но всё же мне ощутимо перепадало. Он подкреплял боксёрские тумаки сильными пинками босых ног, которые сыпались по всему телу. Я, как мышь, забился в самый угол и выставил вперёд согнутые в коленях ноги, чтобы уберечь почки и печень от ударов. Тем не менее, было больно, а главное — страшно. Я орал, как резаный, плакал и жалобно призывал на помощь Наташку.
— Брось его, Николя, он гомик и вообще — больной на голову, — заступилась, наконец, за меня сестрёнка. Накинув халат, она стояла с дымящейся сигаретой позади своего рассвирепевшего любовника. С интересом смотрела на мои страдания и цинично ухмылялась.
— Правда? — повернулся к ней звероподобный Николя, которому совсем не подходило это благородное французское имя. Но, думаю, это сама Наташка придумала так его называть, начитавшись глупых заграничных любовных романов.
— А то нет, — хмыкнула, обдавая его дымом, Наташка. — Ты погляди, он же в бабских трусах и лифчике. Ну, натуральная баба! Хочешь, выеби его, он не откажется. Сам об этом мечтает.
Голый горилообразный волосатый Николя прекратил меня бить, больно схватил за длинные волосы и грубо потащил к дивану. Я вскрикнул от ужаса, не зная, что он хочет со мной сделать, думая, что продолжит экзекуцию на диване, но каким-нибудь другим, более изощрённым способом. В то же время теплилась слабая надежда, что всё будет именно так, как посоветовала сестрёнка, и «горилла» просто выебет меня в попку.
Хуй у него продолжал активно стоять — ведь самец не был удовлетворён. Небрежно швырнув меня на мятые простыни, он приказал:
— Снимай репетузы, давалка!
Я обрадовался, что всё обошлось и бить меня он, видимо, больше не будет. С облегчением сглотнул густой комок крови во рту, пошмурыгал носом, втягивая сочившуюся из носа кровь, смахнул с лица слёзы. Мужик нетерпеливо шлёпнул меня тяжёлой разлапистой ручищей по оголённой белой ягодице:
— Быстрее, пидор! Иначе воткну так!
Я поспешно спустил трусики и отбросил в сторону мягкий невесомый комочек, встал раком, как перед этим корячилась Наташка, повилял кокетливо попой, как бы приглашая партнёра поскорее войти в неё.
— Что, шлюха, хочешь попробовать моего жеребца? — похотливо взвизгнул звероподобный мужик, крепко обхватывая меня ручищами за маленькую, аккуратную беленькую попку.
— Очень хочу, милый! Войди скорее в меня, я вся в нетерпении, — подражая возбуждённой бляди из порнофильмов, которые регулярно смотрю перед сном, простонал я, чувствуя, что действительно, сгораю от желания почувствовать, наконец, внутри своего тела твёрдый мужской хуй.
Он широко развёл цепкими холодными пальцами мягкие половинки моего зада и, с силой ткнул в мою малюсенькую сморщенную анальную дырочку огромную шляпку своего окостеневшего от похоти, страшного вздыбленного орудия. Я ойкнул, насаженный на его хуй, как бессловесный кусок мяса на шампур. Член был такой толстый, что мне показалось — меня сажают на кол, словно средневекового преступника! Стало так нестерпимо больно, что я жалобно вскрикнул, испугавшись, что «горилла» порвёт там всё у меня в. .. попе. От острой боли я приглушённо закричал и снова заплакал. Мужик тут же ударил меня волосатой обезьяньей лапой по губам, чтобы я замолчал и не мешал ему ловить наслаждение. Он заработал хуем в моей попке так быстро и остервенело, как будто намеревался вывернуть меня наизнанку. От не проходящей боли и в то же время — нахлынувшего вдруг острого, ни с чем не сравнимого кайфа я выгнулся дугой, перестал кричать, а сладостно, с придыханиями застонал. Я стонал, словно баба под мужиком, как всегда шептал «мама-мама», и энергично подмахивал ему попой. С блаженством чувствовал, как его огромный жеребец в моей дырочке надавливает на что-то, что связывает задний проход с пахом. В результате, член мой — с каждым пронизывающим ударом его палки — вставал всё выше и выше и, наконец, туго упёрся в живот головкой. Я помертвел, чувствуя ошеломляюще быстрое приближение оргазма.
Наташка во все глаза с открытым от волнения ртом следила за мной. Шутка ли: она впервые видела, как здоровый, крепкий мужик ебёт в очко молодого парня, и парень этот — её родной брат!
— Мама мия, мой брат педик! — не уставала она повторять с ехидной усмешкой.
Но она ошибалась: я вовсе не считал себя педерастом, потому что ни разу ещё не пробовал женщины и даже не видел до сегодняшнего дня женской пизды, если не считать картинок и порнофильмов. Я уже второй раз имел отношения с мужчиной и не без основания полагал, что стал настоящей женщиной. Особенно сейчас, когда волосатый, можно сказать, грубо ломал мне «целку». Это была моя первая ночь под мужчиной, и то, что при этом присутствует сестрёнка, придавало ситуации ещё больше возбуждающе сладкого, пикантного шарма.
Её любовник со звериным рычанием, из чего можно было заключить, что его разобрало окончательно, трахал меня в зад. Я без умолку стонал, ёрзал коленками по скомканной постели и с вожделением, похотливо смотрел снизу вверх Наташке в глаза. Мне хотелось, чтобы она тоже как-нибудь приняла участие в нашем соитии, и она угадала моё желание. Видя, как напрягся и встал мой довольно крупный член, она подошла сбоку и, вытянув вперёд ногу, пальцами коснулась головки.
Я помертвел от удовольствия, член мой вздрогнул и сладостно заныл. «Пожалуйста, ещё!» — чуть слышно попросил я сестрёнку, и она, хихикая, стала гладить и вминать в живот пальцами ноги мой хуй. Я принялся тереться твёрдой палкой об её пальцы, сильнее надрачивая орган, который и без того был на взводе. Сзади его стимулировал своим вздыбленным жеребцом волосатый Наташкин хахаль. Вдвоём они вскоре довели меня до такого оргазма, что я взвыл не своим голосом, заорал, будто меня разрывают на части, брызгаясь, стал фонтанировать спермой на сестрёнкину голую красивую ножку. В это же время, взревела и взлохмаченная горилла, крепко прилипшая животом к моей жопе. Мужик утопил в раскрытом провале моего разработанного очка свой толстый хуй так глубоко, что я буквально поплыл от удовольствия. В меня тут же горячим потоком изверглась его сдрочка, затопила всё у меня внутри. А он всё гонял и гонял мокрый и скользкий хуй во мне, продолжая страшно рычать и громко скрежетать вставными зубами. Я тоже орал, как помешанный, продолжал подмахивать ему своей попой и тянулся к сестрёнке, чтобы поцеловать её ножку.
Наташка поняла, сунула мне свою облитую моей спермой ногу, я торопливо стал облизывать её мокрые пальцы, всю стопу и лодыжку.
— Лижи, пидор опущенный! Лижи, — зловеще командовала сестрёнка, сузив глазки от страшного сексуального напряжения — она одна среди нас ещё не кончила и ей, видимо, жутко этого хотелось. Не сознавая, что делает, она непроизвольно ударила меня ногой по лицу так, что я жалобно вскрикнул и отпрянул от неё. Из носа у меня снова пошла кровь.
Волосатый мужик, наконец, вытащил из моей жопы опорожнённый хуй, вновь схватил меня за волосы, с силой повернул к себе. Я заплакал от боли и унижения.
— Молчи, шлюха, не то выбью зубы, чтобы не мешали! — недвусмысленно пригрозил он и воткнул свой мокрый, нечистый после моей попки хуй мне в рот. — Оближи, живо, моего жеребца.
Обливаясь слезами, жалобно скуля, как побитая дворняжка, я стал быстро облизывать его член. Струившуюся из носа кровь я то и дело вытирал рукой, боясь, чтобы она не выпачкала его орудие. Я стоял перед ним на коленях голый, в одном малюсеньком девчоночьем лифчике, и был похож на покорного раба. Наташка залюбовалась этой возбуждающей мазохистской картинкой, зашла сзади и стала водить ножкой по моей попе, раздвигать пальчиками ягодицы. Я послушно оттопырил зад, расслабил ягодицы, дав возможность её пальчикам проникнуть глубже. Она воткнула большой палец в мой анус.
— Что, нравится, хуесос? — засмеялась она.
Занятый хуем её любовника, я только кивнул головой в знак согласия. Наташка тут же вытащила из ложбинки ногу и ударила ею меня по жопе.
— Грязный пидор! — брезгливо вскрикнула она и с силой врезала ещё раз — по другой половинке...
Наутро я проснулся, как заново рождённый: теперь я, наконец-то, стал настоящей женщиной! Но, боже мой, чего это мне стоило! Лицо моё было всё побито, — в ссадинах и кровоподтёках, разбитые губы вздулись, как у негра, под обоими глазами — фиолетовые фонари, всё тело тоже в синяках. Очко, сильно разработанное толстым хуем Наташкиного, а теперь и моего ёбаря, болело, во рту от спермы и фекалий — было невыносимо горько. Гудела и кружилась голова, меня слегка поташнивало.
Как идти на работу в таком виде я не знал, сходил по быстрому в ванную, принял холодный, освежающий душ. Наташкиного самца уже не было, и я, осмелев, спросил у неё, нет ли какого-нибудь крема, чтобы привести в порядок лицо. Сестрёнка сжалилась и вытащила из своей косметички стеклянную баночку со светло-коричневой мазью и тюбик с кремом.
— Возьми это, хорошенько намажься, должно помочь, — сказала она и, не удержавшись, с понимающей улыбочкой подколола: — Будем теперь с тобой одной косметикой пользоваться, пока себе не купишь. Ты ведь, после вчерашнего, тоже — девушка. Не так?
— Да, тоже, — смущённо признался я, смотря в маленькое карманное зеркальце и нанося на побитое лицо толстый слой бежевого телесного крема.
— Только смотри, заранее предупреждаю: ещё раз западёшь на Николя — глаза выцарапаю! — зло сощурившись, пригрозила она, и стала в этот момент похожа на рассерженную сиамскую кошку. — Вчера исключение было, — теперь ищи себе ёбарей сам... или сама? — взглянула на меня в растерянности — как сказать — Наташка.
— Сама, — согласился я, давая понять, что отныне становлюсь ей не братом, а старшей сестрой.
— Мама мия! У меня появилась сестрёнка, — удивлённо покрутила головой Наташка и ушла к себе в зал.
Я по быстрому собрался, как всегда надев под верхнюю одежду свой неизменный интимный набор: «безик» нулевого размера и маленькие, кокетливые Наташкины стринги. Погода стояла жаркая, почти летняя, и чулки я не надевал, хоть очень хотелось. Ещё я планировал приобрести себе в отделе дамского белья несколько пар колготок на осень, — стоили они не дёшево, и вечно красть у Наташки было опасно.
На работе, видимо, догадывались, что я гей. Всё знающая, продвинутая молодёжь понимающе, с затаённой ехидной улыбочкой посматривала на мою серьгу в ухе. Женщины за моей спиной постоянно шептались, бросали на меня заинтересованные, интригующие взгляды. Однажды, старший менеджер по продажам, упитанная, некрасивая женщина лет сорока, попросила достать с верхней полки шкафа в её кабинете папку с документацией. Я как на грех был в очень коротенькой, на выпуск, шведке и в приталенных — от бёдер — узких джинсах. Стоя спиной к женщине, смело потянулся к нужной папке, неосторожно привстал на цыпочки, чтобы достать — шкаф был довольно высокий. Шведка моя сильно задралась, джинсы приспустились: глазам старшего менеджера предстала верхняя часть чёрных, нейлоновых Наташкиных трусиков, которые я натянул слишком высоко. Глаза её полезли из орбит при виде такой гомосексуальной картинки, — она не знала, куда их девать... Я поздно сообразил, что «спалился», поспешно протянул ей нужную папку. Весь красный как рак от стыда, так же, как и она, пряча глаза, поспешил к выходу из её кабинета. Что и говорить: конфуз был полный! На следующий день среди женской половины офиса только и разговоров было об этом. Шеф начал поглядывать на меня с нескрываемым интересом и, казалось, порывался всё время что-то спросить.
Как-то я поздно вернулся в офис из фирмы смежников, устроившись за своим столиком у компьютера, торопливо заносил в базу данных нужные сведения. В комнате уже не было ни одного сотрудника, во всём офисе, кроме охранника на первом этаже, на вахте, вероятно, — тоже никого. Я торопливо стучал по «клаве», стараясь побыстрее справиться с внеурочной работой, но информации было слишком много. В спешке я, как это всегда бывает, делал много ошибок, комп, как назло, — глючил, программа «1С: Предприятие», работавшая до этого как часы, то и дело зависала. Я злился и время от времени поглядывал на стенные часы, стрелки которых бежали по циферблату, как марафонцы на короткой дистанции, — мне начинало казаться, что я никогда эту проклятую работу не закончу. От совокупности всех этих злоключений и страхов на меня вдруг нахлынула такая страшная апатия, что руки буквально опустились, хоть нужно было поспешать, в паху сладостно заныло.
Я заметил в себе эту странную особенность ещё со школы, где-то лет с четырнадцати, когда начал вставать член и созрела первая сперма. Во время контрольных на уроках, когда вот-вот должен прозвенеть звонок, а я ну никак не успевал дописать задание — накатывало точно такое же безразличие ко всему, мгновенно перетекающее в сексуальное возбуждение, в результате чего я, совершенно не прикасаясь к члену, бурно кончал в трусы. Это было, что-то вроде поллюций наяву.
То же самое случилось и сейчас: чувствуя приближения оргазма, я задёргал под столом ногами, начал судорожно сводить и разводить колени, в результате чего кайф усилился. Еле сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть от удовольствия, я стал конвульсивно корчиться в кресле. Моментально, как примчавшийся к станции экспресс, накатил бурный оргазм: сперма горячей струёй заливала Наташкины трусики. Как раз в этот критический момент дверь комнаты резко распахнулась, и вошёл наш шеф, красивый тридцатипятилетний высокий армянин, похожий на жгучего латиноамериканского мачо. Увидев меня, энергично содрогающегося на подвижном компьютерном кресле, с красной, как рак, потной физиономией и расширенными от возбуждения, помутившимися глазами, он всё понял, на минуту смутился. Я испуганно на него взглянул, с трудом заставил себя прекратить дёргаться, поспешно уставился в экран монитора, пытаясь продолжить работу, но ничего не видел, не мог сосредоточиться и сообразить, куда тыкать курсором мышки. Руки мои сильно дрожали, и это тоже не ускользнуло от цепкого, всё примечающего взгляда шефа.
— Павел Иванович, зайдите, пожалуйста, ко мне... на минутку, — внешне сухо, но с многозначительным акцентом на последнем слове, сказал он и, так же внезапно, как появился, — исчез за дверью.
Всё ещё возбуждённый, я торопливо вскочил с места и направился к выходу. Мельком скользнув взглядом вниз, увидел впереди, на своих летних белоснежных брюках большое, предательски свежее пятно, оставленное просочившейся сквозь тоненькую ткань женских трусиков спермой. Делать было нечего — положение безвыходное! Приходилось, положившись на авось, идти к шефу в подобном неприглядном виде. «Ладно, будь что будет!... В крайнем случае, если поинтересуется, скажу, что облился водой в туалете», — подумал я, осторожно стучась в кабинет шефа.
— Да-да, входите, — разрешил он.
Я робко вошёл и в удивлении столбом застыл у двери. Шеф сидел в кресле у окна за небольшим низким журнальным столиком. На столе стояла непочатая бутылка дорогого, пятизвёздочного армянского коньяка, две небольшие хрустальные рюмочки, аккуратно нарезанный на тарелочке лимон и раскрытая коробка дорогих шоколадных конфет.
— Не составите мне компанию, Павел? — взглянул на меня он, но в тоне его была не просьба и не вопрос, а приглашение. Шеф был на сто процентов уверен, что отказа с моей стороны не будет, и не ошибся. Я воспринял всё это как откровенное ухаживание, согласно кивнул головой и, по-женски кокетливо виляя попой, специально стараясь это подчеркнуть, подошёл к столику. Шеф указал на кресло напротив.
— В честь чего фуршет, дорогой Арарат Исахакович? — присаживаясь и демократично закидывая ногу за ногу, спросил я. При этом шеф успел заметить влажное пятно на моих брюках и это его, видимо завело ещё больше.
— Так, за более близкое знакомство с вами, дорогой Павел, — с явным намёком сказал он, откупорил коньяк и налил чайного цвета жидкость в белые рюмки.
Я уловил подтекст и внутренне сильно затрепетал, предчувствуя очередное сексуальное приключение. К тому же шеф давно мне нравился, как мужчина. Мы, чокнувшись, выпили. Коньяк был превосходный, с ванильным ароматом, и я получил истинное наслаждение. Градус моего настроения повышался с каждой минутой, уютная интимная обстановка кабинета располагала к тёплому, доверительному общению.
Шеф неторопливо закусил сочной долькой капающего лимона. Я потянулся за конфеткой. Он вдруг опередил меня, быстро вытащил из пластмассового гнёздышка шоколадную подушечку, сунул мне в рот. Я принял губами конфету и, как бы случайно коснулся язычком его пальцев — среднего и указательного. Он, окончательно убедившись, что рядом с ним возбуждённая, страстно желающая его «женщина»... во всяком случае — смазливый женоподобный парень, позволил поцеловать свои пальцы. Я не только поцеловал их, но и взял в рот. Конфетка у меня во рту растаяла, рот наполнился вязкой шоколадной массой. Я осторожно и ласково обхватил его пальцы губами, откровенно поводил ими туда-сюда, как по члену, выпустил изо рта — пальцы шефа были коричневые от шоколада, словно у африканца. Я снова обвил их губами и стал нежно обсасывать. Глаза мои сами собой закрылись от неземного блаженства. Я представил, что облизываю его член, и мне страшно захотелось сейчас же сделать это.
Он был хорошим, чутким, всё понимающим партнёром. Сначала поводил пальцами в моём горячем, влажном рту, позволил мне хорошенько облизать их от шоколада. Мне было далековато тянуться к нему, и я пересел на ручку его кресла. Он вытащил пальцы из моего рта, коснулся пятна на моих брюках.
— Что это? Ты кончил?
— Да. Это произошло само собой, вы не подумайте... — замялся я, не зная как объяснить.
Не слушая меня, он без стеснения расстегнул пуговицы на моей ширинке, проник внутрь, нащупал мокрый треугольничек кружевных Наташкиных трусиков.
— Ты транс?
— Наверно... Я не знаю, Арарат Исахакович... Мне очень это нравится...
Он слегка помял мой вялый после непроизвольного извержения член. Тот слегка напрягся. Шеф вытащил из моей ширинки руку и сунул пахнущие свежей спермой пальцы мне в рот. (Специально для sexytales) Я снова принялся с упоением их лизать и обсасывать. Шеф нетерпеливо заёрзал в кресле, не вынимая пальцев правой руки из моего рта, левой потянул меня с ручки кресла себе на колени. Я послушно сел, тут же почувствовав ягодицами упругую твёрдость его поднявшегося на меня хуя. Это меня возбудило окончательно. Страстно обсасывая его пальцы, я ёрзал попой по его паху, поминутно постанывал от удовольствия, прикрывал длинными, девчоночьими ресницами глаза. Член его встал на всю длину, с силой упёрся головкой в мой зад. Мой орган тоже достиг последней стадии эрекции, за которой каждое неловкое движение тела неминуемо приближает к оргазму.
— Подожди, Павел, — слегка приподнял меня за попу шеф. Я поспешно вскочил с его паха, поняв, — что он сейчас будет делать: конечно же расстегнёт молнию на своих брюках... Но шеф сказал:
— Раздевайся!
Я моментально, как будто только и ждал этого повеления, сбросил всю одежду, остался в лифчике и мокрых стрингах, из которых выглядывал торчавший твёрдой палкой член. Мне было неуютно, и я сбросил на пол и трусики. Член мой освободился, и мне стало очень легко и комфортно. Я всегда лучше чувствую себя обнажённым, чем одетым. Вероятно — древний первобытный инстинкт...
Шеф с вожделением глянул на моё голое белое тело и тоже принялся торопливо раздеваться. Его крупный красивый член, освобождённый из тесного плена трусов, точно так же изнывал от дикой стоячки. Я не отрывал глаз от его чёрного волосатого соблазнительного «жеребца». Ожидал только слова...
— Поцелуй его, Павел, — тронул рукой свой слегка качнувшийся орган шеф.
Я, ничего не говоря, поспешно кинулся к прекрасно сложенному, обнажённому как первородный Адам, мужчине, нежно обнял и стал горячо осыпать его шею, плечи и волосатую грудь влажными поцелуями. Его хуй упёрся мне в живот, — я быстро сполз вниз, обнимая шефа руками за спину, дошёл до ягодиц, обхватил их ласково, слегка сжал пальцами. Головка его члена оказалась прямо перед моими глазами. Он, не в силах больше терпеть эту сладостную пытку, воткнул в мой рот свою вздыбленную палку. Начал темпераментно трахать меня, загоняя хуй в самую мою глотку. Я давился и кашлял. Я не поспевал за его энергичными движениями. Хотел умело, с учётом полученного недавнего опыта в парке, нежно отсосать, но он, перехватив инициативу, сразу же стал доминировать. Он натурально ебал меня в рот, получая огромное удовольствие от моей покорности. Его возбуждала и дико заводила сама мысль, что у него отсасывает молодой, на всё согласный и во всём ему подчиняющийся мужчина. Вернее, — немужчина...
Вскоре он кончил в меня, а я, качнув несколько раз рукой свой торчком стоявший член, спустил на пол. Он дал мне дольку лимона, и я послушно взял из его руки, как дрессированный пёс, закусив его сперму. Потом мы выпили ещё по рюмочке приятно пахнувшего коньяку, я съел конфетку. Мы покурили, беззаботно разговаривая обо всём, но главным образом о сексе. И шеф сказал, что хочет поиметь меня — по-армянски...
11 июня 2014 г.
207