После ужина пациенты потянулись к санузлу. Витьке пришлось отстоять очередь к раковине в моечной, чтобы почистить зубы. «А в сумасшедшем доме, оказывается, не так уж страшно. Всё – таки хорошо, что родители меня сюда устроили, правильно придумали. Недельки две здесь побуду, зато в армию теперь уж точно не заберут. Классная отмазка!» – думал Витька, стоя в очереди. Он был последним, и не торопился, рассматривая пациентов в полосатых пижамах с интересом и чувством превосходства: ведь он – то был нормальным, а они – настоящими психами! Хотя это не мешало им быть вполне сносными и общительными. Витька за день даже успел познакомиться с одним мужичком, Геной, который рассказал, что у него эндогенная шизофрения и он слышит голоса у себя в голове.
А ещё познакомился с особой из женской палаты. Она была очень странная: ходила по коридору медленно, перебирая руками по стенке, и всё время тихо напевала какую – то песню, в которой нельзя было разобрать ни единого слова.
Когда она поравнялась с проходившим мимо Витькой, то остановилась и, улыбаясь и показывая на него пальцем, воскликнула:
– Жёлтенький!
Витька на всякий случай улыбнулся ей, и поскорее прошёл дальше.
«Да, прикольные здесь типажи!» – думал Витька, вспоминая дневные впечатления и надраивая во рту зубной щёткой над раковиной.
Когда Витька вышел из туалета, то столкнулся с Ивлевым, направлявшимся в пустую курилку. У Ивлева были рыже – карие глаза, мутные, как у старого пса, а от его грязноватой пижамы в полосочку пахло табаком. Ивлева одолевала одышка. Лицо его казалось маской – неподвижной, неприятной и искажённой.
Витька разминулся с Ивлевым и, боясь оглядываться и ускорять шаг, двинулся по безмолвному отделению к своей палате. Ивлев вызывал у Витьки страх; по словам других пациентов, Ивлев был здесь самым тяжелобольным, безнадёжным шизиком. Он никогда ни с кем не разговаривал, лишь мычал изредка, хотя, по слухам, когда – то с отличием закончил университет. Говорили, перенапрягшись на экзаменах, он и свихнулся.
Витька зашёл в свою палату, где уже все легли по постелям. Едва он разделся и забрался под одеяло, в палату заглянул дядя Ваня – санитар. Высокий, с квадратными плечами и седым ёжиком, дядя Ваня еле вмещался в белый халат. Несмотря на шестидесятилетний возраст, он был могуч, как Святогор – богатырь.
– Ну, что, ребятки? Баиньки? – прогудел дядя Ваня и, протянув ручищу, повернул на стене выключатель. Палата погрузилась во мрак.
– А у нас сегодня студенты опять дежурят… слышь, Гена?.. – сказал дядя Ваня.
– Ага! – отозвался Гена со своей постели.
«А чё он ему – то говорит?» – подумал Витька, но не стал спрашивать Гену. Больничное отделение окутала глубокая тишина…
Лёжа в тёплой постели, Витька смотрел на жёлтый дверной проём, освещённый из коридора, – дверь в палату не закрывали. Вспомнив виденную сегодня в газете красотку в пляжном наряде, Витька немного помял свой член через трусы, но дрочить по – настоящемй не решился: хотя в палате все сонно сопели, но вдруг кто – нибудь заметит и сообразит, что он мастурбирует?
Задрёмывая, Витька через некоторое время услышал, как тихо хлопнула входная дверь в коридоре, послышалась возня и тихий, но возбуждённый говор. «Пофиг! Дежурные врачи, наверное, чё – нить делают…» – сквозь дрёму подумал Витька, сворачиваясь калачиком и засыпая.
Среди ночи Витьку разбудил какой – то звук. Витька вынырнул из сна, размякший, ничего не понимая. Было тихо. Показалось?.. Он прикрыл веки. Но тут из коридора отчётливо донеслось жуткое подвывание. Витька открыл глаза. Сердце у него колотилось. Снова раздался вой. Н
а соседней койке зашевелился новый знакомый, Гена. В темноте он прошептал Витьке:
– Это Ивлев. Не бойся, он так кричит, когда праздник.
– К – ка… ка – аакой… праздник?!. – заикаясь, выдавил Витька.
– Узнаешь. Ты тоже можешь попробовать…
– Что попробовать?!.
– Сам увидишь. Я сейчас выйду один, а ты потом через минутку тоже выходи, и иди до конца коридора. Ты мне понравился, я договорюсь, чтоб тебя пустили…
– Да куда пустили – то?! – покрываясь мурашками, шёпотом спросил Витька. Но Гена, соскользнув с постели, уже прошмыгнул из тёмной палаты в освёщенный проём двери, ведущей в коридор.
«Вот, блин, попал! От армии отмазали, так теперь здесь у этих психов какие – то штучки… Зачем он меня зовёт?! Чё они хотят там делать?» – думал Витька, соображая, что делать – идти или не идти. Он всего тут боялся и не знал, как себя вести. А может, надо идти, раз зовут его, как новичка, а если не пойдёшь – испортишь отношения… ещё опустят тут, блин…
Полежав минуту, Витька на цыпочках прокрался в освещенный коридор. После темноты глаза заломило. В противоположном конце коридора на корточках сидел Ивлев, рядом с приоткрытой дверью в хозяйственную комнату. Витька затаил дыхание. В полной тишине отчетливо раздавался характерный звук, исходивший от электроламп под потолком – чуть слышное жужжание. Витька собрался с духом и двинулся вперёд. Напрасно он косился и сторонился, – Ивлев даже головы не поднял, когда Витька проходил мимо него.
Витька обошёл открытую дверь, и остановился. Маленькая хозяйственная комната была ярко освещена. Окно напротив двери загораживал старый шкаф с забеленными стеклянными дверцами; у правой стены на стуле с ободранной обивкой сидел молодой красивый парень в белом халате. Опершись локтем о стол, он курил. А у левой стены, на широком кожаном топчане, какие обычно бывают в больницах в приёмных покоях, корячился… санитар дядя Ваня! Витька увидел это, когда широкая спина развернулась, и дядя Ваня, выпрямляясь, прокряхтел:
– О – ох, внученька… ох и славно же ты дедушку пиздулькой ублажила…
От волнения и странности всего происходящего Витька не сразу рассмотрел все детали картины, а когда рассмотрел – поразился ещё больше.
Во – первых, у дяди Вани были спущены штаны, и из кучеряшек болтался коричневатый длинный и огромный член, с которого на половицы с облезшей коричневой краской капала мутно – молочная молофья. Во – вторых, чуть сбоку стоял сразу незамеченный Гена, тоже со спущенными штанами. И, в – третьих, на топчане раскинулась голая девица, с очень белой кожей, отчего выделялись её коричневые родинки, вялые соски на красивых крупных грудях и чёрный пушистый треугольник между разбросанных ног. Рот у девушки был открыт странно, некрасиво, как у дебильной, и она почему – то не пыталась придать рту пристойный вид. Глаза у девушки были закрыты, и вокруг них синели огромные круги.
Подняв глаза на стоявшего в дверях Витьку, дядя Ваня вздрогнул и, нахмурившись, рявкнул:
– Ты чего тут делаешь?!.
– Да ладно, Ваня, это свои! Мне Гена сказал… – с наглой развязной интонацией проговорил парень в белом халате, куривший на стуле.
– Какие свои?! Вы чё тут… развели мне… – забормотал дядя Ваня, смутившись, отворачиваясь, подтягивая штаны и запахивая халат.
– Он хороший парень, пусть тоже попользуется… – угодливым голоском заблеял Гена, стоящий рядом.
У Витьки от всего увиденного возникли противоречивые чувства: сначала ему захотелось немедленно смыться из этой комнаты, в которой творилось непонятно что, а потом стало разрастаться любопытство.
– Он хоро – оший… – снова заблеял Гена...
…БУХ!..
Гену прервал мягкий глухой звук. Все повернули головы: это голая девица, соскользнув с топчана, бухнулась на пол, приняв странную, неудобную позу и оставшись в ней неподвижно, словно кукла.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
242