Меня зовут Марина, я высокая брюнетка с хорошей фигурой, у меня есть сестра Наташа на год старше, мы очень похожи, нас даже принимают за близнецов, особенно если мы одинаково оденемся и накрасимся. Мы с сестрой учимся в одном классе, и вовсе не потому, что я такая умная, что пошла на год раньше, просто Натка перед школой серьёзно заболела и оправилась лишь к декабрю.
Так что пришлось идти на следующий год.
Отца у нас нет. Он офигительно богатый бизнесмен, лет пять назад, он, решив, что семья и дети его стесняют, развёлся с мамой и укатил в столицу нашей Родины, а нас с тех пор почти знать не желает. Правда, купил нам большой дом, машину и выделил такое содержание, что матери до конца жизни работать не надо. Она и не работает, а «следит за нашим воспитанием», а проще говоря, отравляет нам всячески жизнь.
Мама вышла за отца замуж всего в шестнадцать лет. Сейчас ей тридцать два, но все дают ей не больше двадцати шести, несмотря на две беременности, так хорошо она сохранилась, а когда мы вместе, то принимают за нашу старшую сестру, что матери льстит. Красотка мама — обалдеть, что лицо, что фигура, мечта маньяка, но... Нравов мать очень строгих, можно подумать, что воспитывалась она не в советской семье, а в каком-нибудь монастыре, где умерщвляли плоть. Нам с сестрой точно известно, что с момента расставания с отцом, у матери не было ни одного любовника, да и с отцом сексом она не уже точно несколько лет не занималась. Когда отец уезжал от нас, он обозвал её фригидной стервой, которая любого мужчину сделает импотентом. И был недалёк от истины.
Как я уже говорила, основным занятием нашей мамы было воспитывать нас сестрой. У нас не было ни брюк, ни шорт. «Женщины должны носить лишь юбки и платья!» — провозгласила мама. Само собой, ни о каких майках, топах и прочих подобных одеяниях речи быть не могло. Образцом мама выбрала сороковые годы и так одевала. Если бы мамочка могла, она держала нас дома, не выпуская на улицу, да ещё на цепи, одевала лишь в рубища. Но нам надо было ходить в школу, поэтому она нас отвозила и забирала. Если кто-то освобождался раньше, то был обязан дождаться сестры и вместе дожидаться мамочки. Ни о каких мальчиках и речи не могло быть. «В вашем возрасте и речи не может быть о мальчиках!» — заявила нам мама. Мы с мамулькой не спорили, мы с ней вообще не спорили, она нам не позволяла. В школе нас считали ужасно старомодными, но очень привлекательными. Но не спорили мы с мамой по простой причине... нас мальчики не интересовали в принципе, потому что мы законченные лесбиянки. Нет, у нас есть знакомые парни, мы шутим, даже немножко флиртуем, но не более. Ни обниматься, ни целоваться, ни тем более трахаться мы не желаем в принципе. Раньше что-то подобное было, но мы открыли, что их объятья и поцелуи у нас вызывают лишь отвращение. Гораздо большее впечатление у нас с сестрой вызвали наши собственные объятья и поцелуи. Это было так не похоже на мужскую грубость...
Мы одновременно начали мастурбировать, потом ласкать друг друга. И теперь не проходит дня, чтобы мы не занимались любовью. Кстати, в школе мы соблазнили пару подруг и теперь у нас такой маленький лесбиклуб. Однажды, когда мы уединились во время свободного урока в пустом классе, нас накрыла завуч, на вид очень чопорная дама лет под сорок, очень неплохо сохранившаяся. Сначала глаза у ней стали квадратными, когда она увидела, чем мы занимаемся, но спустя пару минут, ко-гда столбняк у ней прошёл, завуч с восторгом присоединилась к нам и оказалась весьма опытной лесбиянкой. С тех пор она начала вести для нашей четвёрки дополнительные занятия по «математике». Какую коллекцию всевозможных приспособлений для лесбийской любви она нам показала!! Было решено, что новых членов в «математический кружок» принимать не будем, последствия могут быть весьма неприятными, особенно для нашей руководительницы. Но это всё было больше факультативно, любили мы с Наташкой только друг друга, и никого, по большому счёту, нам больше не было нужно.
А дома нам приходилось соблюдать необычайную осторожность. Как известно, в Советском Союзе секса не было, не было его и в нашем доме, на эту тему был наложен строжайший запрет. Об однополой любви мама думала ещё хуже, чем об инцесте. Поэтому она кривилась всякий раз, когда мы обнимались и целовались. А мы сгорали от любви к друг другу, и таиться от мамы нам было всё трудней и трудней. Последней каплей стал момент, когда мы с сестрой несколько увлеклись в обниманиях, злая мама отстегала нас веником. Мы с Натахой ломали головы, что делать, не находя выхода.
Способ решить наши проблемы, невольно подсказала Зойка, участница нашего лесбиклуба. Она пригласила всех девчонок и завуча к себе на день рождения, а там мы залезли в её компьютер, и попали на сайты БДСМ. Нет, компьютеры у нас сестрой были, вот только не подключённые к интернету, а тот, который был подключён, стоял в мамином кабинете, куда нам строго настрого запрещён доступ. Посмотрев фотографии, я и Натка переглянулись... вот оно решение проблемы!! Сделаем из мамы секс-рабыню! Но не простую, а только нашу, лесбийскую. От мужиков она, по нашему замыслу, должна была шарахаться. Обстановка нам благоприятствовала. Жили мы, как я говорила, в собственном доме элитном посёлке в пригороде, наш дом стоял немного в отдалении и был огорожен высоченной, метра три, стеной, по верху которой шла колючая проволока с одними единственными воротами. Никто из чужих доступа к нам почти не имел, разве что сантехник. Всё остальное мама делала сама, любила это занятие. Как раз наступали летние каникулы, которые по замыслу мамы, мы с сестрой должны были провести в нашем саду и небольшом ремонте дома. Как следует обсудив нашу идею, мы решили внести в эти планы кардинальные изменения. Оставалось всего две недели, мы решили вести себя как паиньки.
2
Это был первый день летних каникул. Мама, как всегда, по раз и навсегда установленному распорядку, подняла нас сестрой в шесть утра. Зарядка, душ, потом завтрак. Я волновалась всё сильней и сильней. Время действовать наступило, когда Наташа попросила принести вишнёвый джем из холодильника. Это был сигнал.
Встав из-за стола, я пошла к холодильнику, обходя стул с мамой, как вдруг повернулась и, схватив её за руки, закрутила ей их за спину. Вскочившая сестра схватила заранее приготовленный скотч и замотала руки. Мама была настолько ошеломлена нашими действиями, что первый членораздельный звук издала лишь тогда, когда мы поставили её на ноги.
— Девочки, что это значит? — пролепетала она.
— Что это значит? — переспросила я и повторила... — Что это значит? Объясню.
Сестра держала маму, а я взяла кухонный нож и принялась резать на маме одежду.
— Нам надоели твои глупые запреты, мама, твои нравоучения и всё такое. Сколько можно нас держать взаперти, отгораживая от жизни? А совсем нас достали твои представления о сексе. Мы с Наташей любим друг друга, но ты не даёшь нам её проявить. Оглушённая происходящим мама лишь мычала, потому что Натка заклеила ей скотчем рот. Тем временем я разрезала на ней платье и лифчик. Освободились груди совершенной формы. Сестрёнка потянулась было потискать их, но я шлёпнула её по рукам... успеешь, мол. Настала очередь трусиков. Сорвав, я отбросила их отошла в сторону. Сестра присоединилась ко мне. Это было нечто! До этого нам никогда не приходилось видеть маму обнажённой, она всегда тщательно остерегалась хоть на мгновение оголяться вне герметически закрытых помещений. Мы и так знали, что у мамы хорошая фигура, но действительность превзошла все ожидания. Длинные ноги, плоский живот, тонкая талия, идеальной формы грудь, которая так и просилась поласкать пальцами и языком.
Переглянувшись, мы с Натахой поняли друг друга. Но поняла нас и мама. Сопротивляться она не могла с завязанными сзади руками, но попыталась сбежать. Что-то замычав, она кинулась прочь, но мы её почти сразу поймали.... Я повела маму в ванную, уговаривая как маленькую девочку...
— Ну чего ты ведёшь себя как ребёнок? Вот куда ты голая с завязанными руками и заклеенным ртом побежала? А? И сама не знаешь.
— Мамочка, — перебила меня Натка, — я хочу сообщить о твоей дальнейшей судьбе. Отныне ты будешь нашей рабыней, и простой, и сексуальной. Ты не только будешь выполнять всю работу по дому, но и удовлетворять наши сексуальные фантазии. За каждую провинность тебя будут наказывать. Это и порка, минимум — двадцать пять ударов. О других наказаниях мы тебе сообщим в своё время.
— Так что чуть позже мы накажем тебя, — опять вступила я. — А в ознаменовании начала твоей карьеры рабыни мы тебе делаем подарок. — Из кармана платья я вытащила купленный по моей просьбе подружкой кожаный собачий ошейник коричневого цвета и нацепила маме на шею. — Глянь-ка, как раз под цвет твоих глаз!
Заведя маму в ванную, мы усадили её на край ванной и тщательно выбрили лобок. Похлопав мамочку по голой пиздёнке, я с удивлением обнаружила, что она истекает влагой. Оторвав скотч, я намочила пальцы в её соках и сунула пальцы маме в рот...
— Ну-ка, попробуй на вкус!
— Как ты смеешь... — завизжала мама.
— Молчать, сука! — оборвала я её и отвесила хорошую затрещину. — Молчи! Рабыня не смеет говорить первой! Только с разрешения хозяина!! Натка, трахнуть мы её всегда успеем, надо сначала немного подучить.
— Одно другому не помешает, — ответила сестра. — Пошли в подвал.
— Вы что придумали, сучки?! — завопила мама.
На этот раз мы решили хорошенько проучить нашу рабыню, не ограничиваясь пощёчинами. Наклонив маму головой в ванную, чтобы торчала задница, мы взяли полотенца и принялись стегать её по очереди. Сначала было вроде терпимо, но потом, видимо, припекло. Сначала мама постанывала, потом стала орать, а потом вообще верещать. Сколько мы ей всыпали — не знаю, но за три сотни — точно. Шикарная мамина попка стала сине-багровой и опухла.
— Девочки, — бормотала мама, — не надо больше, я буду слушаться...
— Мы тебе не девочки! — подняв маму за волосы, сказала я. — Отныне мы для тебя госпожи! Я — госпожа Марина, а она — госпожа Наталья. Тебе ясно, рабыня?
— Да, госпожа Марина, — сумела без запинки выговорить мама.
— Делаешь успехи, сучка! — похвалила маму Натка.
Мы отвели маму в подвал, связали руки спереди и, перебросив верёвку через трубу под потолком, подтянули её вверх, так, чтобы пола касалась лишь кончиками пальцев. Неудовлетворённая этим Наташка взяла бельевые прищепки и прищемила соски. Рабыня начала стонать, на мой взгляд, чересчур громко и раздражительно. Я взяла кусок тряпки, засунула ей в рот, а другим куском, чтобы не выплюнула, я замотала сверху. Ещё немного подумав, я завязала маме глаза, заткнула ватой уши, а потом надела на голову мешок. Последним штрихом стал кусок поливального шланга, засунутого Наткой маме во влагалище. Чтобы он не вывалился, она примотала шланг скотчем.
— Ладно, шлюха, отдыхай пока, — сказала я маме, хоть она меня и не слышала, и спросила сестру... — Ната, как мы назовём нашу рабыню?
— А стоит ли? — спросила та. — Пока она нас только злила. Вот когда заработает, тогда и дадим имя.
— Правильно! — согласилась я.
Мы решили проехать по магазинам, обновить свой гардероб. Теперь можно было не бояться мамы. Да плюс ещё коекакие задумки были. Оставив мамочку висеть, мы уселись в серебристый «мерин» и поехали. Права были и у меня, и у Натки. Это единственное, что мама согласилась сделать, поскольку в наше время ни в чём нельзя быть заранее уверенным. Это, кстати, отлично показала сама мама. До завтрака непререкаемая госпожа, после завтрака — беспомощная рабыня, беспощадно выпоротая своими дочерьми и подвешенная в подвале.
Нас провожали любопытными взглядами, потому что привыкли, что за рулём машины находилась мама, а теперь сидела я. Сестра хотела сама сесть, но я предложила ей сесть за руль на обратном пути. Какой русский не любит быстрой езды? Наша мама, потому как ездила всегда меньше разрешённого минимума. Можно сказать, как в том анекдоте кралась. Зато мы прокатились с ветерком в город. Проторчали в магазинах до вечера, накупили гору одежды, сделали много покупок в сексшопе, потом навестили местечко, где делают татуировки, — другая подружка подсказала, — кое-что там приобрели.
Под конец нашего насыщенного дня мы навестили небольшую строительную контору, договорились о кое-какой перепланировке в подвале, тут же на компьютере прикинули план и смету. Если хозяин рассчитывал найти наивных дурочек, то жестоко просчитался... мы с сестрой торговались до последней копейки и заключили договор с нашим плюсом.
— Ну стервы, — в конце разговора сказал хозяин, оттирая пот с лысины, — ну ушлые, таким палец в рот не клади!! Сами кого хочешь разденут!
Мы вернулись в прекрасном настроении. Рабыня всё так же висела на своём месте, судя по всему, она сучила ногами, не то пытаясь избавиться от шланга, не то пыталась трахаться. Я опустила её на землю, мама без сил легла и тут же получила по спине свежекупленной в сексшопе плёткой от Натали...
— Гадина! Ты должна при нас стоять на коленях!!
Потребовалось ещё пять ударов, чтобы рабыня встала на колени. Мы развязали ей руки, заставили подойти к машине, нагрузили покупками и погнали впереди себя. Рабыне потребовалось четыре ходки, чтобы перенести всё купленное нами. Мы всё время подгоняли её ударами плети и хлыста. Мама была слишком измучена, чтобы сопротивляться. А чтобы она не могла стонать и протестовать, я засунула ей в рот кляп в виде члена, ремешки которого закрепила на затылке замочком. Если мама думала, что ей дадут отдохнуть, то жестоко просчиталась. Мы заставили её перебрать и переложить все вещи сначала в Наткином, а потом моём шкафах. А потом ещё всыпали за то, что медленно двигалась и плохо слушалась. Убедившись, что в комнатах полный порядок, мы отправились в гостиную пить кофе. Под нашим надзором мама сварила кофе, налила в чашечки и отнесла на подносе. Отдельно она принесла небольшие заварные пирожные, купленные нами в городе, а потом стала рядом на колени и стояла так всё время, пока мы пили кофе. Плёть и плётка лежали рядом, поэтому мама пикнуть боялась. Чтобы ещё больше подчеркнуть её положение, Наташка надела ей кандалы, а я пристегнула поводок и приказала держать на вытянутых руках. Мы отлично знали, что мама голодная, кроме чашки кофе с утра ничего не ела, но специально затягивали ужин и отлично видели, как она смотрела на пирожные. Но ещё в городе мы решили её сегодня не кормить... так мама будет сговорчивее. Заставив её вымыть посуду, мы привязали маму к лестнице на второй этаж, и решили заняться собой. Ну сколько можно терпеть? Не знаю, какие чувства будили в маме наши наряды, когда мы приехали из города. На мне были тогда небольшие синие шортики и алый топ, а Натка была одета в чёрную мини-юбку и зелёную маечку. А сейчас мы на маминых глазах слились в поцелуе.
Как долго мы ждали этого момента! Одежда сама слетела с нас, мы рухнули на пол, лаская друг дружку. Развернувшись, Натка впилась в мою пипиську, я не отстала от неё. Кончили мы одновременно, но, разумеется, на этом останавливаться не собирались. Натка достала каучуковый член и принялась трахать меня. Я вскоре забилась в оргазме. Тщательно облизав самотык от своих соков, я ввела его в киску Натки. И опять мы вместе кончили. Сегодня у нас был праздник. Мы вылизывали друг друга от ушей до кончиков пальцев, трахались в пизду и анус, тёрлись кисками и... и... сходили с ума от вседозволенности и того, что делаем это на глазах у матери.
В перерыве я, качаясь, подошла к мама и пощупала между ног. Она была вся мокрая, внизу натекла целая лужа её выделений. Похоже, мамочка кончала лишь от того, что следила за нами. Я посмотрела матери в глаза. Мама опустила глазки и покраснела, как маков цвет. Ей самой было стыдно, что она так реагирует на происходящее, но поделать она ничего не могла. Успокоились мы лишь в третьем часу ночи. Ничуть не стесняясь своей наготы, мы развязали нашу маму, заставили её вылизать всё, что она налила, («Твоё собственное! — подбадривала мать Натка лёгкими ударами хлыста. — Быстрей, нечего стесняться!»), потом убраться в гостиной, и лишь потом разрешили отдыхать. Мы бросили в подвале матрасик, приковали маму к трубе за руку и, пожелав ей приятных снов, ушли спать. Кляп я не вынула специально.
— Как тебе сегодняшний денёк? — спросила я сестру, лёжа с ней в материнской постели.
У мамы была такая удобная трёхспальная кровать, писатель Тополь обозвал её ещё «Ленин с нами». Сладко зевнув, Натка ответила...
— Честно говоря, я думала, что проблем будет больше.
— Подожди, до завтра, — сказала я. — Сегодня она была ошеломлена, за ночь она отойдёт и попытается взбрыкнуть. Однако я кое-что придумала, чтобы пресечь это в корне.
— Что именно? — прижалась ко мне Натаха. — Мариш, я от любопытства не усну.
— Спи! — поцеловала я её. — Завтра увидишь.
Усталость взяла своё, мы уснули обнимая друг друга.
3
Проспали мы не долго, в шесть утра вскочили как по будильнику. Натка хотела завалиться обратно, но я дела... дел сегодня было много. Первым делом мы спустились в подвал и пиками разбудили маму. Сон на матрасике без одеяла с прикованной рукой явно не восстановил её сил. Но нам это было лишь на руку... бунтовать не будет.
— Вставай, дрянь! — приказала, пнув рабыню в бок. — Чего разлеглась? Дел по горло!
Со сна рабыня не вспомнила, как именно надо встречать госпожу, а неуклюже задёргалась. Несколько ударов хлыстом поправили дело... мама встала на колени и прикоснулась лбом к нашим ногам, потому что рот всё ещё был занят кляпом. Надев только обувь, мы отправились на зарядку. Ножные кандалы с мамы сняли, но одели ручные. А потом началась зарядка. Мы мамочку не жалели, гоняли хуже, чем кобыл на ипподроме. Она бегала, отжималась, подтягивалась и прочее, а мы подбадривали её ударами хлыста и плётки. Через час рабыня едва не падала с ног, да и мы тоже, так как почти не отставали. Потом решили наградить мамочку за усердие... поставили её перед нами на колени и приказали вылизать ноги и киски. Покосившись на хлыст и плеть, мама пробормотала... «Как прикажите, хозяйки» — и послушно принялась за дело. С непривычки это у неё получилось плохо. Я вставила кляп назад и мы её высекли. Досталось ей хорошо, на зад и спину было страшно смотреть. Как мы ей приказали накануне, мама, с трудом согнувшись, коснулась лбом наших ног, что означало поцелуи и благодарность за науку. Отказ грозил ей новой поркой, чего маме очень не хотелось.
Последовали водные процедуры. В ванной мама нас тщательно намылила и вымыла, а потом насухо вытерла. Самой ей пришлось обойтись ледяным душем. На завтрак у нас были омлет и кофе. Надо было видеть, как смотрела мама на нас, спокойно евших и обсуждавших дела на сегодня, а неё за сутки не было и маковой росинки. Наконец, сжалившись, я спросила...
— Хочешь есть?
Мама кивнула. Достав пакет «вискаса», я насыпала в миску, в другую налила воды и вынула кляп. Мама посмотрела на меня, на кошачий корм, потом снова на нас и отчаянно замотала головой, отказываясь, хотя справедливо ожидала порку за отказ. Однако мы с сестрой были полны великодушия, бить не стали, просто засунули назад кляп и убрали еду.
— Значит, не голодная, — подвёл я итог.
После того, как мама вымыла посуду и убралась на кухне, мы отвели её наверх в её бывшую спальню. Кандалы с ног сняли, а приковали за ногу длинной цепью к ножке кровати. Натка открыла шкафы...
— Это тряпьё ни ты, ни мы носить не будем. Всё аккуратно уложи в чемоданы. Действуй сука!!
Остолбеневшая от неожиданности мама, поспешила к шкафу, когда плеть впилась ей в спину, что-то промычав от боли. Тут раздался телефонный звонок. Звонили с проходной, сообщали, что к нам привезли заказ и приехали строители.
— Ты следи за ней, — сказала я, — а я пойду встречу.
Одевшись, я поспешила к воротам. Сначала я впустила машину с заказом. Трое небритых работяг в мятых комбинезонах, дышащих вчерашним перегаром и сегодняшним пивом, сгрузили здоровенный ящик, оставили его в гараже и отбыли, получив на чай и бутылку водки, мгновенно просияв. Людям так мало надо для счастья, зачем лишать их этой малости? Следом заехали строители... жигуль-шестёрка и грузовая с кирпичом и цементом. Я их предупредила, что согласно договору, они должны уложиться в три дня. Но, чем раньше они закончат, чем больше премия будет персонально им.
— Так что, парни, — закончила я, — сами решайте.
— А сколько эта премия? — спросил бригадир, тоже небритый и поддатый.
— Закончите завтра к вечеру — по сотни зелени на рыло, — пообещала я. — Завтра к обеду — по сто пятьдесят. Сегодня к вечеру — по двести.
У ребят аж глаза разгорелись. Как они забегали, как засуетились!!! Да и делов-то... поставить две стенки из кирпича и оштукатурить, да свет провести. Можно было и два дня подождать, но очень мне не хотелось терпеть посторонних, пока мы воспитываем маму. Убедившись, что всё в порядке, работа закипела, я поднялась наверх. Там мама под чутким руководством Натки заканчивала работу. Как я заметила по отметинам на руках и ногах, сестре приходилось подгонять рабыню. Засунув последнюю стопку в чемодан, мама застегнула и устало села.
— Ты какой шкаф выбираешь? — спросила я Наташку.
— Пусть будет правый, — пожала та плечами.
— Сучка, слышала? — спросила я. — Перенесёшь вещи госпожи Натальи в правый шкаф, а мои в левый. Кстати, хочу обрадовать тебя... твоё персональное жильё прибыло. Ната, отстегни её, пусть работает. Нет, подожди, этим займёмся позже, а пока иди в ванную.
В ванной мы посадили маму в ванную, и Ната машинкой сбрила все волосы. Я намылила мамину голову и безопаской выбрила всё наголо. Погладив маму по лысой голове, я поцеловала её в щёчку и сказала...
— Ну вот, теперь ты стала очень красивой. Живо наведи здесь порядок!
Оставив Натку присматривать за рабыней, я поспешила вниз. Там работа кипела. Подстёгиваемые мыслью о неслыханной премии, работяги вкалывали так, как будто сегодня последний день работы в жизни, а потом отдых. Немного понаблюдав за процессом, я сказала...
— Орлы, не забывайте о качестве!
— Хозяйка, будь спок! Всё будет окей! — прохрипел один из рабочих, таща мешок с цементом к бадье для раствора.
— Чтож, там будет видно, — сказала я и снова поднялась наверх.
Мамулька, страшно боявшаяся побоев, старалась не хуже работяг внизу. Натка её почти что и не подгоняла. Когда рабыня закончила, я придирчиво осмотрела её работу и одобрительно кивнула. Мамочка шумно перевела дух, потому что жутко боялась порки. Улыбнувшись, я сказала...
— Чтож, теперь надо навести здесь порядок. Всё пропылесосить, помыть, надраить. — Рабыня дёрнулась выполнять, но моя плётка оказалась быстрее. — Стоять, тварь!! Что надо делать, когда отдали приказ? — Мама кинулась целовать ноги, но я сказала... — Поздно! Становись раком.
И опять многострадальной заднице мамочки досталось по полной программе.
— Считай, легко отделалась, сучка, — сказала Натка, нанося завершающий удар. — В следующий раз будет намного хуже.
Рабыню от страха передёрнуло, но она на этот раз не забыла встать на колени и поцеловать ноги, благодаря за урок. Лишь тогда мы разрешили ей отправляться делать уборку. Впрочем, Натка ей сказала, недовольно поджав губки...
— И нечего, тут пиздой сверкать, блядина, передник одень.
Поспешив выполнить приказ, мама принялась за уборку верхнего этажа. Мы молча смотрели, как она старается. Тщательно пропылесосив все комнаты и коридор, рабыня хотела начать влажную уборку, но я её остановила...
— Э, сука, а кто ванные и уборные будет убирать? Я, что ли? Давай принимайся, и чтобы всё блестело! А то заставлю языком полировать! Стой, я тебе кое-что подарю.
Эту штучку я купила в сексшопе в последний момент, представив как будет забавно выглядеть у мамы в заднице. Я подошла и вставила маме в анус конский хвост. Сестра расхохоталась, мама покраснела, но ничего сделать не посмела, прекрасно помня, чем это ей грозит. А возражать с кляпом во рту несколько затруднительно.
— Чего стала?! — от души стеганула я её по ляжкам так полюбившимся мне хлыстом. — За работу!
Это было забавно наблюдать, как рабыня драит ванные, а сзади колыхается хвост. Нам это зрелище настолько понравилось, что мы решили, что отныне хвост будет её непременной принадлежностью. Я сходила, проверила работу в подвале, потом сделала несколько бутербродов и отнесла с бутылкой воды Натке. Надо было видеть, как смотрела на нас мама, вторые сутки ничего не евшая, но мы были непреклонны... отныне её пища «вискас» и тому подобное, не хочет — её дело. Когда всё было вымыто, очищено и надраено, мы решили сделать небольшой перерыв, и повели рабыню на кухню. Там мама стала готовить обед, от запахов еды её мутило, но я не зря засунула ей в рот кляп. Я спросила...
— Так будешь «вискас»?
Мама была такая изголодавшая, что готова была есть что угодно. Она с жадностью накинулась на кошачий корм и даже вылизала миску. На закуску мы заставили её вылизать свои киски, боясь наказания, мама очень старалась и тщательно вылизывала каждую складочку, а потом и анус. Однако мы нашли, что делала она это не очень хорошо, недостаточно старалась, и всыпали. После этого мама вернулась к приготовлению обеда.
Работяги всё-таки управились к вечеру с работой. Я осмотрела их работу... стены в три кирпича, металлическая дверь, и заплатила обещанную тысячу баксов. Довольные мужики погрузились в машину и укатили, а мы с Наташкой вздохнули свободно... снова никого постороннего, дом полностью в нашем распоряжении. Мы привели маму в подвал и сказали...
— Видишь, здесь работали, но убрали плохо. Ты должна всё вымыть и выдраить. Начинай, сучка.
Не забыв поцеловать нам ноги, рабыня приступила к работе. Голая, с кандалами на руках и ногах, хвостом в заднице, обритая наголо, с исполосованными спиной и жопой, мама выглядела самой настоящей невольницей. Но мы не обольщались, она ещё была не до конца сломленной, судя по тем взглядам, которые она на нас кидала, когда думала, что мы не видим. Над ней ещё надо было работать и работать. Прикованная длинной цепью к трубе над потолком, чтобы могла двигаться, наша рабыня вылизывала каждый уголок подвала, когда надо было, она нас звала и мы её переводили на новое место. И каждый раз она целовала нам ноги.
Тем временем мы разломали ящик, который привезли утром. Там оказалась железная клетка, сделанная по нашим размерам. В ней можно было лежать, согнувшись в три погибели — сидеть, но если вставить сверху посередине перегородку, то оставалось место лишь для сидения. Доски мы не выкинули... на днях мы планировали сделать конуру. Убедившись, что подвал чисто убран, мы подвели к клетке маму...
— Вот, твоё персональное место, сучка. Нравиться?
Мама что-то замычала, в её глазах мелькнул ужас. Мы расценили это по-своему.
— Ты глянь, и правда понравилось! — я похлопала маму по истёрзанной попке, вызвав болезненную гримасу на её лице. — Сегодня ты, тварюка, хорошо поработала, поэтому тебе полагается награда. Выше голову, это тебе очень понравится!
Мы отвели маму в ванную. Там она нас тщательно вымыла, это нас возбудило и мы заставили её вылизать наши киски. Потом облив ледяной водой рабыню, мы отвели её в спальню. Уложив её на кровать, мы привязали её руки к спинке, а ноги задрали вверх и привязали к рукам. Поскольку кляп мы вынули, мама могла говорить, чем и воспользовалась...
— Госпожа, Марина! — как маме не хотелось снова почувствовать на себе моего любимого хлыста! — Госпожа Марина! Вы собираетесь меня... насиловать?
— Насиловать можно свободных людей, шлюха! — ответила Натка вместо меня. — А ты даже не животное. Ты просто вещь, которую мы используем! Так кто ты?
— Я вещь, которую используют, госпожа Наталья!! — моментально ответила мама. Ну очень ей не хотелось получать новую взбучку!
— Вот именно, сучка! — сказала я. — Теперь мы не будем затыкать тебе рот кляпом, но ты должна беспрерывно повторять... «Я — вещь госпожи Натальи и госпожи Марины!» Тебе ясно?
— Да, госпожа Марина! Я вещь...
— Не сейчас, дура! — оборвала её Натка и сунула в рот страппон, который успела надеть. — Оближи как следует.
Рабыня принялась усердно облизывать искусственный член. Тем временем я смазала маме анус и вставила головку члена. Задница была узкой, член заходил с трудом, маме было очень больно, но она продолжала облизывать страппон. Всунув, я принялась двигать членом, постепенно боль сменилась удовольствием, мама начала стонать и вращать задом. Тут присоединилась и Натаха. Одним движением она вошла в маму и начала траранить её щель. Очень скоро мама кончила, но мы не собирались останавливаться, продолжая долбать её обе дырки. Один за другим оргазмы скручивали мамочку, она крыла нас семиэтажным матом и умоляла не останавливаться. Наконец, когда мамулька осталась совсем без сил, мы остановились, развязали и одели ей кандалы на руки и ноги. Потом я одела ей подарок — корсет и затянула так туго, что бедная мамочка могла еле дышать.
— Ну, как тебе? — спросила я сестру.
— Знаешь, очень даже сексуально, — признала Натка. — У тебя есть вкус, Маришка, бывает вспышки творческого безумия.
— А то ж! — самодовольно признала я. — Пошли, сучка! — дернула я за поводок.
Звеня цепями, мама пошла следом. Мы её накормили «вискасом», — на этот раз съела без сопротивления, — и отвели к клетке. Матрасик уже лежал там. Тяжело вздохнув, мама на карачках вползла в клетку, и я захлопнула за ней дверцу. А мы поднялись в свою спальню и наконец-то смогли слиться в объятьях...
На следующий день всё пошло по заведённому порядку... зарядка, душ, завтрак. Теперь мама послушно ела свой «вискас». Потом началась уборка нижнего этажа. И всё время мама твердила... «Я вещь госпожи Натальи и госпожи Марины!» Надоело нам это до... до... опиздинения, но тренировка рабыни — дело долгое и трудное, тут всё важно. Мы внимательно следили за её работой и беспощадно наказывали каждый огрех. Кроме этого, мы по желанию заставляли рабыню вылизывать нас или становиться раком, трахая и в пизду, и жопу. Вечером я привязала маму к кровати и достала спрятанный набор.
— Вот, шлюха, — сказала я, разворачивая пакет. — Отныне твоя красота будет почти совершенной. Приготовься, сучка, будет немного больно.
Я проколола оба соска и вставила небольшие колечки. Потом проколола половые губы и вставила четыре колечка поменьше. Кольца на груди я соединила цепочкой, а к одному из колечек внизу я прикрепила колокольчик, а к другому — жетон на цепочке, на котором было написано... «Частная собственность. Принадлежит...» — и наши инициалы.
— Каково? — спросила я сестру.
— Супер! — прокомментировала она. — Слушай, я себе так же хочу!
— С ума сошла?!! — изумилась я. — Остынь!!
— Да не на грудь, дура, — сказала Натка, — сюда!
— Знаешь, — осторожно сказала я, — давай немного подождём, посмотрим, а потом решим.
— Ну давай, — нехотя согласилась сестрёнка.
На этом мы остановились. Ещё раз оттрахав мамульку, мы отвели её в клетку.
4
Прошло полтора месяца. Мы видели, что постепенно мама привыкает к своему рабскому положению. Срыв был всего раз, когда она, среагировав на одно замечание Наташи, вдруг бросив пылесос, накинулась на нас с кулаками, что-то бессвязно выкрикивая. Мы дождались, пока приступ пройдёт, потом связали её, беспощадно выпороли, задав, наверно, самую жестокую порку, а потом на двое суток засунули в клетку, в одну из половинок. Мы заранее провели к клетке динамик и включили магнитофон, поставленный на повтор, и все двое суток звучал голос, безостановочно бубнивший... «Я вещь госпожи Натальи и госпожи Марины. Я вещь госпожи Натальи и госпожи Марины. Я вещь...» А сами уехали отдыхать на озеро, прихватив подруг из «математического кружка». Когда мы вернулись, мама была в полубессознательном состоянии. Нам пришлось долго приводить её чувство, так как от скорченного положения она затекла, да и голос из динамика её почти достал.
Видимо, это и был перелом. С тех пор ни одного срыва не было, мама навсегда усвоила, что является нашей вещью, и отныне так себя и воспринимала. Из клетки мы переселили её в конуру за домом, она там и спала, и ела, а по нужде ходила в угол двора, где мы ей отвели специальное место. Вся работа по дому и саду была на маме, мы только отдавали приказы, проверяли ход работы и исполнение, хвалили и наказывали. Ну и, естественно, трахали в любом месте и в любое время, когда нам было угодно. Решился и вопрос с именем. Долго спорили, ругались, наконец, сошлись на имени Пупсик. Рабыня, когда мы сообщили ей о том, что дали имя, необычайно обрадовалась, запрыгала и захлопала в ладоши. Такая реакция меня и Наташку очень поразила.
Видя такой прогресс, мы с Наткой решили, так сказать, вывести маму на люди, показать на публике. В город мы её ещё не решились выпускать, а вот устроить лесбийскую вечеринку у себя дома мы согласились. Обзвонили всех подруг и завуча и пригласили к себе в субботу. Естественно, никто не был против, все с восторгом согласились. Мы позвали Пупсика и сообщили ей о намечаемом событии. Как всегда, она, стоя на коленях, выслушала приказание, потом поцеловала нам ноги и ушла.
Готовить, собственно, ничего и не надо было, мы же собирались не гулять, а трахаться, все знали, для чего собираемся. Кстати, чтобы не бегать и не искать нашу рабыню, мы повесили на цепочку между грудей звонок, и теперь достаточно лишь нажать на кнопку, чтобы Пупсик услышала и прибежала.
Ближе к вечеру в субботу приехали гости. Наша рабыня имела грандиозный успех. Завуч, которая как-то видела её на родительском собрании, была поражена и долго не могла поверить своим глазам, всё приставала с разными вопросами, пока не удостоверилась, что мама вовсе не притворяется, она действительно стала рабыней дочери. Окончательно её убедило, как она выполняла наши любые приказы. И, конечно использовали мы Пупсика на полную катушку.
С этой вечеринки девчонки зачастили к нам в гости, чтобы попользоваться нашей рабыней. Однако нам с Наткой вовсе не улыбалось даром расходовать сделанное нами, поэтому мы установили таксу... сто долларов в час. После этого мы посещения резко уменьшились. Нас даже обвинили в жадности, на что мы резонно ответили, мол, заведите себе рабынь и трахайте их на здоровье. После этой вечеринки мы рискнули выпускать Пупсика и наружу. Теперь она ездила за продуктами, сопровождала нас в разных поездках, улаживала разные денежные дела, потому как по малолетству ещё не могли за это отвечать, и прочее. Кстати, по нашему приказу, дом и машину Пупсик переоформила на нас.
Всё-таки обязанностей у Пупсика было многовато, одна она не справлялась и с домом, и с садом, и приготовлением пищи. Мы с Натахой обмозговали это дело и решили завести себе ещё одну рабыню. Нужна была одинокая, из другого города, и помоложе, желательно девчонка. Опыт у нас уже был, тем более девчонку ломать куда легче, чем взрослую женщину. Обратились за советом к Пупсику. Хоть она и превратилась в рабыню, голова от этого у ней хуже работать не стала. Пупсик пожала плечами и посоветовала поехать в другую область и снять там лярву помоложе. Кто хватится проститутки? А если и хватится, то искать не будет.
Так мы и сделали. Операция прошла без эксцессов. Девчонка попалась ещё моложе нас. Пупсик была за рулём, я и Натка жертву связали, заткнули рот и засунули в багажник. К счастью, — везёт же дурам, то есть нам! — нам попалась новенькая, только-только приступившая к работе, не успевшая ни сесть на дурь, ни чем-либо заразиться.
В ту же ночь мы и принялись за её обработку. Для начала мы её выпороли, обрили от макушки до промежности и, связав, засунули в клетку, где продержали двое суток под бубнение магнитофона. Похоже, мы сразу сумели нане
205