Дорога шла через лес. Шофер дядя Федя уверенно вел машину по грязи и колдобинам, стараясь не съехать в колею, набитую лесовозами. Мотор натужено гудел, и вдруг неожиданно заглох. Дядя Федя выругался, вышел из машины, открыл капот.
— Пи...ец! — резюмировал он. — Трамблер полетел. Крышка треснула.
— Запасного нет? — спросил папа.
— Если бы…
— И что делать будем?
Это сейчас есть мобильные телефоны, можно позвонить, вызвать подмогу, а тогда…
— Далеко ещё? — поинтересовался папа.
— Километров пятнадцать.
Сгущались сумерки, близилась ночь.
— Вот что, — сказал дядя Федя. — Тут в километре отсюда заимка. Старушка там одна живет. У нее заночуем. А утром я в деревню сбегаю за подмогой.
Мы взяли свои чемоданы, и дядя Федя повел нас через лес. Вскоре мы вышли на поляну. Там стояла маленькая приземистая избушка и еще было несколько дворовых построек. Всё как следует не разглядеть, уже совсем стемнело. В окошке горел свет. Дядя Федя вошел в сени и кивком пригласил нас. Из сеней мы попали в комнату, единственную в избе. К потолку была подвешена керосиновая лампа, за столом сидела пожилая женщина и рядом с ней девушка. Или девчонка.
— Здоров, баб Нюр! — выпалил наш провожатый.
— Здравствуй, Федя. Чегой-то ты на ночь глядя?
— Машина сломалась. Переночевать пустишь?
— Вас троих?
— Ага.
— Да где ж я вас положу? Внучка, вона, к мине погостить приехала. А кроватей у мине тока две.
— Ничего. Мы с Николаем (так звали моего папу) на сеновале ляжем. Все равно я с рассветом в деревню пойду. А уж паренька пристрой как-нибудь.
— Ну ладно. Садитеся к столу, сейчас ужинать будем.
Баба Нюра поставила на стол чугунок с картошкой в мундире, плошку сметаны и кувшин с молоком. Папа достал из своего багажа поллитровку. Взрослые выпили и о чем-то беседовали, а девчонка изредка поглядывала на меня и украдкой показывала язык. Поужинав, стали укладываться. Папа с дядей Федей ушли на сеновал, баба Нюра принялась стелить постели.
Девушку звали Зина. Она была мне ровесница или чуть старше. Плотненькая, рыжеволосая, с веснушками на лице и с двумя косичками. Узкий сарафан вырисовывал её маленькую грудь, облегал талию и весьма аппетитную попку. Из-под подола торчали сбитые до ссадин коленки.
— Вот тута, обои ляжете, — сказала баба Нюра, закончив стелить на большой металлической кровати.
— Чего?! — возмутилась Зина. — Мне с ним спать?
— Ну не на пол же его класть. Дует, щели вона какие! Мышь пролезет. Ничего, валетом ляжете, ночь переспите. А то хошь, со мной ложися. Тока у мине кровать узкая, а ента вона — полуторка. Мы еще с твоим покойным дедом на ей спали.
— Ладно, — нехотя согласилась Зина.
Баба Нюра погасила лампу, легла на свою кровать за печкой, задернула занавеску.
— Отвернись, — велела Зина.
— Так темно же.
— Все равно.
Я отвернулся. Судя по шуршанию ткани, она сняла сарафан и надела ночную рубашку. Скрипнула кровать.
— Иди. С краю ляжешь.
Я снял рубашку и брюки, остался в майке и трусах. На ощупь добрался до кровати и лег валетом, то есть, головой к ее пяткам. Одеяло было одно. Зина почти целиком натянула его на себя, пришлось отвоевать у нее кусочек. Глаза привыкли к темноте, да и в комнате стало светлее — взошла луна. Я лежал тихо, Зина тоже не шевелилась. За занавеской послышался храп бабы Нюры. Я никогда еще не спал с девчонкой. Да и вообще, никогда не трогал их и не лапал. Близость девушки будоражила и возбуждала меня. Зина лежала на спине. Интересно, спит или нет? Я повернулся на бок к ней лицом, протянул руку и дотронулся до ее коленки.
— Осторожно, — прошептала она. — Там болячка.
Я убрал руку, а Зина повернулась к стене, поджала немного колени, а голова ее сползла с подушки и оказалась на уровне моих колен. Ее волосы щекотали мне ноги, а попой она упиралась мне в грудь. Это придало мне смелости. Я положил руку ей на бедро. А что, если…
Я начал потихоньку задирать подол ее ночной рубашки, оголяя ногу. Вскоре я коснулся голой кожи ее бедра. Зина не протестовала. Минут десять я поглаживал ее, при этом напрягался мой член, оттопыривая ткань трусов, и вскоре кончик его головки коснулся Зининой спины. Почувствовав это, Зина плотнее прижалась ко мне спиной, а я, осмелев, просунул ладонь между её ног. Зина «поймала» мою ладонь своими ногами, сжав их плотно и не давая мне в
озможность пошевелить рукой. Так мы лежали долгое время, мне даже показалось, что она засыпает, и я попытался высвободить руку.
Зина словно очнулась, она повернулась на спину, откинула одеяло и сползла еще ниже, просунув ноги между прутьев спинки кровати, при этом ночнушка ее задралась почти до пупка. Луна довольно ярко светила в окно. Я приподнялся, удерживая себя на локте, и тоже сдвинулся ближе к манящему меня месту, поджав колени и упираясь ими в противоположную спинку кровати.
В сумрачном свете я разглядывал оголенный Зинин лобок, покрытый редкими волосами, и щель плотно сомкнутых половых губ. Все это я видел впервые. Я смотрел, но не решался еще прикоснуться. Тем временем я почувствовал, как Зина через нижнюю прореху моих трусов извлекла на свободу мой возбужденный член. Меня охватила неловкость и даже стыд, я хотел убрать член обратно, но Зина уже крепко зажала его в кулаке. Она принялась подрачивать его, довольно умело, точь-в-точь, как это делаю я сам, занимаясь онанизмом.
Тогда я, осмелев, положил ладошку ей на лобок. Зина развела в стороны колени, давая возможность моим пальцам проникнуть в промежность. Я ощутил нежную кожицу складок внутри половых губ и влагу, сочащуюся оттуда. Все мое внимание было сосредоточено на Зининых прелестях, и вдруг я почувствовал, что головку моего члена сжимают уже не пальцы, а что-то мягкое теплое и влажное. Посмотрев туда, я увидел, что мой член почти целиком находится у Зины во рту. И снова неловкость и стыд чуть не заставили его сжаться, но приятная нега взяла верх, и он напрягся совсем до предела.
Зина посасывала его как леденец, прижимая языком к нёбу, а я, отдаваясь переполнявшим меня ощущениям, ласкал пальцами ее писю, и что-то толкало меня сделать ей то самое, что сейчас она делала мне. Я убрал руку и приблизил лицо к возбужденной и жаждущей, истекающей соками вульве. Словно почувствовав мои намерения, Зина еще шире развела колени, приподняв одну ногу, а другую свесив между прутьев спинки кровати. Я дотронулся языком до верхнего уголка щелки. Мой нос уловил возбуждающий запах, источаемый ее гениталиями. Пряный запах морской травы и тополиных почек.
Я провел языком ниже, углубив его меж половых губ в студенисто-мягкую нежность горячего лона. «Так вот она какая!» — радостным осознанием пронеслось в голове. Зина подалась тазом навстречу моему языку, не выпуская при этом изо рта мой член. Я провел языком обратно к верхнему уголку щелки и, судя потому, что Зина вздрогнула, решил, что, лаская ее в этом месте, доставляю ей наибольшее наслаждение. Я делал языком круговые движения вокруг твердого бугорка. Зина время от времени вздрагивала и все яростнее сосала мой член. Я почувствовал, как пальцы ее нащупали мои яйца…
Я постеснялся спустить ей в рот. Выдернул член, и началось извержение. Я плотно прижался губами к половым губкам Зины и попытался засосать в рот все, что было внутри между ними. Зина часто задышала и конвульсивно задергалась…
Я приподнялся и сел на кровати. Зина лежала, не двигаясь, с закрытыми глазами. Ноги ее свешивались сквозь прутья спинки, голова находилась на середине кровати. На лице, на шее её и на части груди, не скрытой ночнушкой, поблескивали капли моей спермы. Я переложил свою подушку и лег не «валетом», а «голова к голове»…
Когда я проснулся, уже рассвело. Зины рядом не было. Баба Нюра растапливала печь.
— Проснулся? — то ли спросила, то ли констатировала она каким-то ворчливым тоном.
Интересно, догадалась ли она, чем мы занимались с Зиной? Мне стало стыдно. Я покраснел и, стараясь не смотреть на бабу Нюру, быстро оделся и вышел во двор.
По двору бегали куры. В одном из сараев была приоткрыта дверь. Оттуда доносились звенящие звуки льющегося в подойник молока. Там на низкой табуретке сидела Зина, спиной к двери, и доила корову. Руки ее дергали вымя, молоко струйками текло в подойник. Я почему-то вспомнил, как эти руки ласкали мой член. Быть может, от дойки коровы у нее такой «профессиональный» навык обращения с членом?
Я прошел мимо, стараясь, чтоб Зина меня не заметила. Почему я стыдился ее? Сам не знаю.
Папа умывался у бочки с водой. Дядя Федя еще до рассвета ушел в деревню. Мы позавтракали творогом с парным молоком. Все это время я прятал глаза и молчал. Отец даже испугался, не заболел ли я.
— У молодых одна болесть — на кого б залезть, — проворчала баба Нюра.
Я покраснел еще сильнее, а Зина молча собрала посуду и вынесла во двор мыть.
«И на фига эти намеки? — подумал я. — сама положила нас вместе. Да и не сделали мы ничего дурного, подумаешь, пососали друг другу…»
Послышался шум мотора. Дядя Федя приехал на грузовике. Мы попрощались с бабой Нюрой, а Зина уже ушла на луг пасти корову.
e-mail автора [email protected]
319