Коле Чемоданове – совершенно аморальном малом.
Коля Чемоданов
Как пелось в одной блатной песенке:
Я в детстве был примерным мальчиком,
Послушным сыном и отличником.
Гордилась мной моя семья.
Всё шло по накатанной дорожке – школа, да не одна, ещё в музыкалку по классу скрипочки дедушка записал, мотивируя:
– Эйнштейном можешь ты не быть, а на инструменте играть обязан!
Эта дорожка свернула в сторону, когда появились первые прыщи и пробились жидкие усики, а то, что ботаничка называла пестиком у цветков, почему – то росло не по дням, а с каждым утром. Пытался замерять, к сожалению, школьного транспортира не хватало. Единственное, что оставалось постоянной величиной – угол наклона относительно горизонта. Скажу честно, я стал долго завязывать шнурки, наклонившись за упавшей резинкой, и сквозь призму столов и стульев разглядывал какие панталоны у той же ботанички. Но до окончательного разложения личности было ещё очень далеко.
Спасла армия. В начале восьмидесятых в институте отменили военную кафедру, и нас молодое поколение, выбравших: "Машину времени", секс и сигареты "Родопи", забрили в армию. Особенно тяжело было таким, как я. Что давал институт на первом курсе, кроме высшей математики и начертательной геометрии? Это первоначальный сексуальный опыт. Потом, часто кимаря на боевом посту с карабином, я представлял, как вместо цевья, тискаю худую зеленоглазую сокурсницу Люську. Но опять до окончательного разложения было далеко.
Два года не прошли бесследно, организм от воздержания окреп. Прибавилась мышечная масса, и от бритья появилась сексуальная синева, лишний раз подчёркивая мужественность студента.
Студенческая жизнь текла размеренно, как и у всех студентов того времени. Полгода били баклуши, а месяц перед очередной сессией зубрили пропущенные лекции. В конце четвёртого курса меня вызвала к себе в кабинет проректор по воспитательной работ Татьяна Ильинична. Татьяна Ильинична представляла собой сочетание строгости, переходящей в отточенную грацию. Сто процентов, что даже сейчас много любовных стрел ломалось об каменное сердце этой дамы, а что было лет 30 назад? Остаётся только посочувствовать тем товарищам, которые пытались закадрить столь неприступный бастион, пропитанный французским парфюмом.
После того, как до меня дошёл шлейф аромата Татьяны Ильиничны, я растворился в своих сексуальных фантазиях. И только после третьего упоминания моего имени стал потихоньку "спускаться" на паркетный пол.
– Молодой человек, администрация ВУЗа поручает вам организовать досуг студентов в клубе института "Парфенон". Вы товарищ положительный, на скрипке в детстве поигрывали, да ещё и после службы. Ну и вообще, вы мне нравитесь, – сказала она как – то смущённо.
После таких доводов – с косвенным намеком на сдачу многих предметов экстерном – я готов был возглавить даже строительство нового канала "Кара – Кум".
Тут меня судьба и подловила.
Я рьяно взялся за дело с Олегом, таким же студентом, как и я. Но, при появлении в клубе, нас ждало разочарование. Вместо оборудованного под дискотеку "Парфенона", в котором мы на первом курсе выплясывали под "БОНИ М" и "АББА", – нас встретила столовая на двести посадочных мест, пропитанная тяжёлым запахом квашенной капусты.
Олег сказал:
– Не беда, я знаю администратора областного драмтеатра Колю Чемоданова, хороший мужик, но немного со странностями. Он должен нам помочь с аппаратурой, светом и декорациями. Только позже я понял про какие странности говорил мой товарищ.
Зайдя в кабинет администратора без приглашения, мы уселись на два обшарпанных стульчика, он же восседал в кожаном "купеческом" кресле. Чемоданов четверть часа говорил с кем – то по селектору, активно жестикулируя и явно игнорируя наше общество.
– Что надо!? – обронил хозяин холёных ручек. Работник искусства был с откровенно не выспавшейся физиономией, на которой крупным планом читалось: "этой ночью такое вытворял".
– Здравствуйте, Николай Николаевич! Мы у вас хотели бы кое – что попросить в аренду. Вот, общественное поручение выполняем, создаём молодёжный центр на базе студенческого "Парфенона", – промямлили мы.
– Студентки! Первокурсницы! Свеженькие! Сотни в одном месте!
Лицо администратора на наших глазах стало гладким, мешки под его глазами вмиг исчезли, а на голове пушок, покрывавший залысины, встал в боевую позицию.
Разговора нет, что надо – берите! Сам вам завтра помогу. Хотел бы сегодня, да не могу, дела! Надо на обед к одной даме заскочить, накормить. (Я только позже узнал, почему на обеде не кушают, а кормят) Я ведь по образованию филолог, – выдал Николай Николаевич. – Даже в школе два дня проработал, на третий меня выгнали. Мы с директором той школы не сошлись в учебновоспитательном процессе. Меня больше десятиклассницы волновали, а того старого козла – только геморрой и садовый участок за городом. А недавно к нам Московский балет приезжал, – не делая паузы, продолжал явно взбодрившийся администратор. – Что они вытворяли, какая растяжка! Я с четырьмя в гостиничном номере закрылся, они такие дрессированные: синхронно по команде, то "лицом к стенке", то "в позу эмбриона", хлопок в ладоши – "все на меня"! Какая выучка, одним словом, Московский балет! Ну ладно, я побежал, завтра в семь утра у меня дома. Первый курс, не может быть! Балет на льду! Ха – ха – ха!!!
И машина с администратором областного драмтеатра, обдав облаком выхлопного газа, умчалась на обед – кого – то "кормить".
Рано утром мы примчались на квартиру, где жил
Коля Чемоданов. Я, конечно, не знал, что в дальнейшем в этой холостяцкой "берлоге" буду желанным гостем в любое время суток. А Коля Чемоданов, несмотря на большую разницу в возрасте, – моим лучшим другом. Полгода работы в студенческом клубе и родство душ с Колей заметно проявились в моём отношении к прекрасному полу. Женский контингент я для себя разделил на три группы.
Первая: которые теоретически не против, вторая: которые против всегда и третья: которые готовы всегда. Из второй выделил две подгруппы: круглые дуры и однолюбки, что в принципе – одно и то же.
Приближались майские праздники, и деканат института решил сделать с нашей помощью несколько тематических вечеров для студентов. На одном из таких вечеров я представил администратора драмтеатра Татьяне Ильиничне.
После вечера Коля подошёл ко мне и выдал:
– Проректорша ещё в форме, давай, дерзай! Чувствую, "наш человек". Сколько лет на себя надо лить духи, чтобы благоухать, как парфюмерная фабрика "Красный Октябрь"?
– Думаю, она "Францией" пахнет, – возразил я.
– Возможно, я бы на твоём месте разобрался.
Балакирев
Прошло пять лет с того момента, как я познакомился с Колей Чемодановым. К тому времени на страну обрушились реформы, всё приватизировалось, народ обнищал, а жулики с проходимцами строили виллы и ездили отдыхать за кордон.
Мой друг превратился в респектабельного бизнесмена; на визитке чёрным по белому значилось:
Председатель Областного п Профсоюзного комитета
Чемоданов Н. Н.
Многие коммерческие банки с удовольствием спонсировали профсоюзного босса льготными кредитами, а мой друг переправлял эти кредиты "под свисток" производственным фирмам; некоторые из них после его "услуг" обанкротились.
Как – то утром Коля разбудил меня телефонным звонком:
– Срочно приезжай в офис!
– Что, опять девочки утром? Девульки поутру – это признак жлобства, – я спросонья хотел отмахнуться.
С меня было достаточно вчерашних девушек из хоровой капеллы. У двоих было что – то не то с физиологией: ноги росли от "коренных зубов", а ещё одна из них, наверное, в цирке до этого подрабатывала глотательницей шпаг.
– Нет, есть идея, арендуем пароход! Будем туристическим бизнесом заниматься! Я уже договорился с начальником пароходства.
Думаю, вот молодец! Только в три часа ночи мы расползлись по домам, а Чемоданов после нашего рандеву вместе с вчерашней хористкой в пароходство поехал, решал дела с начальником этого ведомства в парилке.
Пароход оказался стоявшим на приколе речным туристическим судном – "композитор Балакирев". Их сделали столько, сколько было композиторов в "Могучей кучке" и разбросали по могучим рекам бывшего Союза, дав соответственно имена музыкантов.
Распределив обязанности, мы быстро взялись за дело. Я выполнял техническую часть, Чемоданов занимался административной работой. Решили сделать из корабля бордель на воде. На верхней палубе разместили дискотеку, а машинное отделение определили под бар. Мешающие мачту, дым – трубу, дизели, насосы срезали автогеном и утопили в Иртыше. Обвешали корабль иллюминацией, нашли обслуживающий персонал и стали ждать сезона отпусков.
Я заранее пригласил всех своих знакомых женщин. Как тогда мы считали: контингент решает всё. В числе приглашённых числились стюардессы Пулковских авиалиний и путаны славного города Санкт – Петербург, с которыми я лично имел дружеские отношения. Да, да, три года назад я делил с девушками номер в гостинице турецкого города Трабзон, куда судьба меня забросила на заработки. Коля тоже подсуетился: отослал приглашение знакомым драматическим актрисам, а студентки музыкального училища были приглашены в качестве обслуживающего персонала. Но основная ставка делалась на денежных работяг с "Якут алмаз золота" и местных "братков", твердо пообещавших: " Бандиты со всей Сибири и Алтая приедут". Ведь пароход "Балакирев" считался нейтральной зоной и числился на балансе в МВД области, а до нас там была ментовская турбаза.
Быстро сделав косметический ремонт, уже в начале июня мы разместили первых отдыхающих. Широкий бревенчатый трап принимал на свой помост всех желающих, кто хотел днём, а особенно ночью, насладиться жизнью. Отпуска летние короткие, а хочется так много успеть.
Там у трапа, соединявшего грешный островок любви с твёрдой поверхностью земли, росла ёлка. Не помню, кто первым предложил делать зарубки на стволе растения, но для поварихи Клары осталась загадка: почему, то директор турбазы, то заместитель в разное время дня и ночи выбегают к бедной ёлочке с топором. На самом же деле, всё было предельно просто: одна зарубка – "победа на сексуальном фронте", две зарубки – общая победа, схема проста: два + одна. Мы склонялись больше ко второму варианту: во – первых – в групповухе можно "сачкануть", а во вторых – веселее.
Летний сезон был уже в разгаре, на стволе отчётливо просматривались следы дровосека, безжалостно надрубившего дерево. Но однажды произошло то, что спасло ёлку от полного истребления.
После обеда, рассматривая в бинокль противоположный берег, на котором находилась база отдыха моего любимого института, мой взгляд наткнулся на прекрасную женщину в купальнике бикини. Хорошая оптика не обманывала: в призме двадцатипятикратного увеличения я рассматривал своего проректора по воспитательной работе – Татьяну Ильиничну. Рядом с ней загорала блондинистая девушка, по всей вероятности, участвующая в показе мод города Таллинна или Тарту.
Только мёртвый мог бы спокойно наблюдать в бинокль. Я среагировал по – своему:
– Чемоданов в лодку! Вижу цель, идём на абордаж!
182