Прошмыгнув в комнату, она позвала через дверь Селесту — свою служанку — и велела принести воды, чтобы помыться. Получив, что хотела, Ширке кое-как стянула прилипшее к коже белье, отодрала уже подсохшую сперму, помылась и попросила принести еще воды. «Стирать я буду сама — если Селеста поймет... « Но служанка, казалось, что-то заподозрила — еще бы, даже через щелку двери она могла учуять запах мужского семени, который стоял в комнате госпожи.
Только к вечеру девушка смогла избавиться ото всех следов произошедшего и все равно ей казалось, что запах спермы к ней привязался. Еще раз хорошенько помывшись, надушившись, приняв на всякий случай травы от беременности — их она купила еще до замужества, просто из интереса, никогда не думала, что пригодятся — Ширке, вконец обессиленная, повалилась на кровать и зарыдала. «Что мне делать? Расскажу господину Роланду — до конца дней буду сносить его двусмысленный взгляд. Маме? Но ее нет... Шана... как же мне тебя не хватает! Ты бы сожгла мерзавца! Что я скажу Карену? Ничего! Решительно ничего! Он меня просто убьет... Боги, я испытала оргазм не с ним, а с этим чудовищем! Что же теперь будет?» Не найдя ответов на свои вопросы, графиня заснула беспокойным сном.
Весь следующий день она не выходила из дома, боясь высунуться за порог. Ширке подслушивала разговоры слуг, ожидая услышать какие-нибудь ужасные сплетни. Ничего не было.
Утром, на второй день после насилия, графиня поняла, что ее мочевой пузырь больше не выдержит — придется выйти на улицу. Крадучись, словно воровка, она прошла вдоль сада и встретила недавно появившегося здесь садовника — прыщавого худого юношу — Питера, кажется. Он отвесил ей почтительный поклон и куда-то пошел. Туалет в доме сейчас вычищали, поэтому девушка была вынуждена воспользоваться отхожим местом для прислуги — хлипким, не вызывающим доверия сооружением, с поворачивающейся щеколдой в роли замка. «Ужас, как можно пользоваться чем-то подобным. Между досками огромные щели... Может, для вентиляции... « Она постучалась — молчание. Дернула ручку — закрыто.
— Там есть кто-нибудь?! — ответа не последовало. Набравшись смелости, девушка заглянула в щелку и увидела. Что внутри пусто, но щеколда сама повернулась и заперла кабинку изнутри. — Ну вот! — не теряя надежды, Ширке отыскала тоненькую палочку неподалеку, просунула в щель между дверью и стеной, поддела щеколду и, наконец, смогла войти. — Ура!
Спустив трусики, ликующая девушка уселась поудобнее и, расслабившись, зажурчала.
Топ, топ — снаружи раздались приближающиеся шаги.
— Занято! — движение не прекращалось.
Тут кто-то подошел к двери и гвоздем проделал ту же нехитрую процедуру, которую сама Ширке использовала для открытия кабинки. Возмущенная и напуганная девушка только и успела натянуть трусики, не окончив свои дела. В дверях показался конюх.
Повисло молчание — Ширке просто потеряла дар речи. «Как? Почему? Зачем? Нет!» — вопросы сыпалиь один за другим, а тем временем мужчина вошел в тесное помещение и запер за собой дверь.
— Я буду кричать — полу прошептала, полу пропищала напуганная и съежившаяся графиня. Звучало это неубедительно и конюх придвинулся ближе.
Девушка в ответ забилась в угол. Он отрезал своей тушей все пути к отступлению, затем нарочито медленно, неспеша стал развязывать штаны, неприятно ухмыляясь. Ширке была так сильно напугана, что просто смотрела на происходящее и дрожала в своем углу. Штаны опустились и из них показался готовый к бою огромный по меркам девушки член. Шаг вперед и орудие уже упирается в живот миниатюрной женщине. Глядя ей в глаза, конюх молча нагнулся и стал поднимать юбку. Маленькие кулачки оказали жалкое сопротивление, не желая позволять мужчине добиться своего. Его огромная рука легла на промежность графини, скрытую одеждой. Она вздрогнула от прикосновения и конюх ощутил горячую влагу на своей руке — девушка описалась. Ухмыльнувшись густо покрасневшей женщине, он начал оголять нижнюю часть ее тела. В молчаливой борьбе прошла еще одна минута. С каждой секундой Ширке, не способная оказать должного сопротивления, сдавала позиции, пока ее трусики не порвались в отчаянной последней схватке. Эту битву она проиграла.
Конюх присел и придвинулся ближе, глаза женщины обратились вниз, где огромный скользкий набалдашник угрожающе приблизился к ее щелке снизу. Не отрывая взгляда от грозного противника, Ширке поднялась на цыпочки. Как же она сейчас сожалела, что не ходила учиться балету в детстве! А мама говорила... Приняв игру, мужчина приподнялся и упер член в половые губки графини. Поражаясь самой себе, она встала на пальчики. Член поднялся выше. Подрагивая, не имея сил удержаться так высоко и дальше, девушка медленно стала опускаться, половые губки раздвинулись... Нет! Она снова наверху.
На долго ее не хватило. Постепенно, сама того не желая, девушка, взмокшая от натуги, все ниже и ниже опускалась на член, пока ноги ее оканчательно не подвели — Ширке опустилась и детородный орган мужчины вошел в нее наполовину. Явно, устав от этой бесполезной игры, конюх при очередной попытке девушки занять высоту резко разогнул ноги.
— Ай! — этот вскрик ознаменовал окончательный проигрыш графини — она оторвалась от пола, нанизанная на огромный член и зажатая в углу. Огромный набалдашник больно упирался в матку.
Инстинктивно Ширке заскребла по стенам вокруг пальчиками, ожидая найти опору, способную помочь ей слезть с этого копья. Она чувствовала себя червяком на крючке.
Могучие руки мужчины подхватили ее за бедра и слегка приподняли:
— Великоват, а? Побольше чем у мужа?
— Мне больно! Прекра... Ай!
— Больше?! — он снова насадил ее на копье.
— Да-да! Прошу Вас! — заскулила девушка.
— Вот так-то лучше, — снова он ее приподнял. — Но ничего, скоро привыкнешь, потерпи чуток, — снова боль.
— Ай! Ах! Ай! — мужчина стал медленно в
саживать в Ширке свой член. На каждый толчок она отвечала вскриком.
Пытка продолжалась минуты две, вскоре она перестала чувствовать боль, ее киска стала мерно скользить по фаллосу, а соски предательски затвердели. Снова, вопреки всему, в этом грязном туалете, насаженная на член конюха, она стала возбуждаться. Это не ушло от внимательного взгляда насильника.
— Ну вот, видишь? Привыкла к размерчику-то.
— За-чем ты ме-ня му-ча-ешь? Ах! — она говорила по слогам из-за того, что конюх постоянно подкидывал ее на своем стержне. Сама того не замечая, девушка уже приобняла его за шею и неуклюже обвила широкую спину ногами.
— Мучаю? Ну что ты, крошка! Я тебе делаю приятно.
— Неправда! Ох!
— Говори, что хочешь — себе не соврешь. Ты ведь вся течешь. Думаешь, не чувствую твои соки на яйцах? Ха! Нет, сестрица, я тебе одолжение оказываю! И брось эти свои штучки! Ты классная баба, а твой муж — слабак, да и дурак, раз оставил тебя здесь одну. Сам виноват, что не досмотрел за тобой. Так что не сокрушайся — ты ничего поделать не могла... Ох... хороша... Вот так... да... А меня жена бросила — пока был на войне убежала к другому. Вот я и присмотрел тебя, крошка. Ты мне в самый раз. Маленькая такая... Люблю малышек... Ох... да... — он уже долбил ее со всей силы, вколачивая в нее свою дубину, от чего хлипкий туалет начал, скрипя, качаться. Ширке закусила руку, чтобы не стонать в голос, на большее ее не хватало — ноги сами собой пытались вжать мужчину поглубже. — А ты, дура, прятаться от меня вздумала! Если б брат не сказал, так и трахал бы твою Селесту.
— Что?! — она не верила своим ушам — Брат? Селеста? — ее служанка была ей близкой подругой и, на сколько было известно Ширке, до сих пор являлась девственницей.
— Ну да, Питер — садовник — мой брат. Он твою сисястую служанку еще вчера вечером на сеновале завалил. А сегодня дал ее мне. Сосет сносно, по крайней мере, когда братишка сообщил, где тебя искать, я был уже готов... Да! Да... да, крошка... Ух... хорошо... А ты что, не заметила что ли, как хуй стоял? Да и вошел легко, слюнявый-то!
«О Боги! Они... мою Селесту... Как же так?!» Но с уст графини срывались лишь стоны. Она обнимала своего насильника, а он подбрасывал ее словно пушинку на своем члене, сотрясая кабинку и оглашая ее чавкающими звуками.
— Ха, служанка у тебя что надо... Но все не то... мне приглянулась ты. И знаешь что? Я не отступлюсь — буду ебать тебя всегда и везде. Мужику нужна баба, моя ушла, теперь ты будешь моей бабой. А тебе тоже нужен мужик — не этот цыпленок с пестиком. Мы поможем друг другу. Ты получишь то, что хочешь и заслуживаешь, а я получу тебя. Так что решай... — с этими словами он снял с члена сотрясшуюся в последней судороге оргазма женщину, посадил ее на пол и стал дрочить, заливая ее голову и платье семенем. — А-а-а-аргх! Ох... ох... хорошо... Да... вот так... Ух... хорошо пошло... — он выжал ей на волосы последнюю порцию, заправил член в штаны, открыл дверь туалета и вдохнул свежий воздух. Затем сказал, оглянувшись. — Так что решай, крошка, где я тебя ебать буду — там, где нас могут заметить или у себя на хате — там нам никто не помешает. Приходи, короче.
Оставив вновь изнасилованную девушку сидеть в туалете, он ушел.
— Ну как, приходил кто? — донесся до Ширке голос конюха.
— Ну да, я их всех спровадил. Правда, думаю, они поняли, что там кто-то ебется — кабинка ходуном ходила, чуть в щепки не разлетелась, да и твоя девка не особо стеснялась стонать... — ответил Питер.
— Ладно, пошли, — дальнейшего графиня уже не могла услышать. Она занялась скорыми сборами. Использовала бумагу, чтобы хоть как-то утереть еще не засохшую слизь, а потом прошмыгнула в дом — ей предстоял еще один день в очистке от семени конюха. — А у тебя как?
— Что?
— Ну, эта, сисястая шлюха... Селеста, кажется...
— А, она... Ну, когда ты пошел ебать нашу госпожу, я не мог уделить ей должного внимания — на шухере ж стоял, твои яйца прикрывал...
— А вообще?
— Сосать ей еще учиться и учиться, а остальное... Ниче так, сойдет. Я ее успел даже в сиськи трахнуть.
— А в жопу?
— А как же без этого?... У тебя как?
— Что?
— Ну, как депрессняк по жене, наша крошка его сняла?
— Еще б не сняла — я бы сам ею снял...
— Думаешь, придет? Кажется, бойкая.
— Бойкая? Есть немного. Мне такие нравятся. Но знает, когда остановиться и отдаться. Придет, как пить дать придет. Могу поспорить, что она сама явится и попросит себя трахнуть.
— Ну, спорить не буду...
— Знаешь, очень мне она напоминает кое-кого...
— Кого?
— Ну, ту сучку, которую мы трахнули по пути домой — которая жрица.
— Ну ты осел!
— Чего?!
— Так это ж ее сестра!
— Да ну!
— Ты даже не понял, что ебешь ее сестру?! Ха, ну даешь... Хотя, пока ей об этом знать не обязательно. А как тебе ее мать?
— Мать? Да ну, старовата она!
— Сам ты «староват»! Она — женщина в самом соку, не то, что эти молоденькие неумехи.
— Тебе что, такие нравятся? А Селеста?
— Ну, Селеста никуда не денется, но я хочу засадить шикарной матроне. Это старик у нас целок любитель, да ты на молоденьких да маленьких западаешь.
— Ну, целки всем ломать любо... Но старик наш, конечно, спец по раскорчеванию.
— Ну, твоя жена — лучшее тому доказательство.
— Что?
— Что слышал.
— Папка... ее?
— А она сказала, что с тем кузнецом оставило девичество? Нет! Ее папа на секс развел, научил всему, что ты любишь — для тебя старался.
— А, ну и пофиг.
— Знаешь, может к нам скоро вернется наша рыжая жрица...
— Правда?
— Не плохо, а?
— Ну да, ее ебать мне понравилось — темпераментная баба!"С огоньком»! А ты что? Вроде на взрослых глаз положил.
— Не знаю. Запала она мне в сердце. Ее я всегда не прочь натянуть. Кстати, пора и Малого приобщать ко взрослой жизни. Подумай об этом на досуге. Ладно, пока, дел полно.
— Ну, бывай...
И конюх побрел в сою хижину.
180