Меня больше не волновали игры. Подруги звали меня порезвиться у старого фрегата, поиграть с блестящими штучками, высыпавшимися из истлевших сундуков. Дельфины предлагали прокатиться к коралловому атоллу. Но у меня из головы не шел человек. Что он делал там, на берегу, где сливаются две стихии? Наша, живая, легкая, такая разная, то застывающая и поддерживающая тебя в невесомости, то упругая, восхитительными потоками скользящая вдоль тела, и их, скучная, пригибающая ко дну, которое они называют «земля».
Тогда я увлеклась погоней за рыбками, излучавшими страх пополам с игривостью, и оказалась на мелководье. Мне даже не надо было всплывать, чтобы глотнуть воздуха, достаточно было лишь поднять над поверхностью океана голову. Вот тут-то я и заметила человека, мужчину. У нас нет мужчин. Когда приходит время, наш организм сам находит возможность понести, а плод рождается не таким беспомощным, как у людей. Но мне стало жутко любопытно. Наставница всегда говорила мне, что надо держаться от людей подальше, что их женщины, во многом похожие на нас, почти безопасны. Но вот мужчины... Они все хотят только одного... Но вот чего «только одного», я так от наставницы и не добилась. Еще, говорят, мужчины очень опасны. Так ли это, я не знала, ведь до этого момента вдолбленные в меня с молоком матери каноны говорили о том, что от людей надо обплывать стороной. Но...
От человека шел такой невероятный аромат эмоций! Мы любим веселиться, ведь в кругу смеющихся ундин так хорошо! Мы купаемся в положительных эмоциях, а запах страха и недовольства не переносим на дух. Поэтому и не спасаем людей, зачем-то топящих свои лодки или зачем-то пытающихся сражаться с акулами, не умея бить по ним ментально. От них идет такая ужасающая вонь ужаса! Зачем они лезут в нашу стихию, ходили бы по своей «земле»! Или, например, люди, собирающиеся вместе на длинных полосах пляжей! Гул их эмоций, пусть даже хороших, мы слышим за несколько километров, а вблизи он слышится нам, как оглушительный рев. И мы не понимаем, как они выдерживают в таком скоплении, как не сходят с ума от такой концентрации чужих чувств.
От мужчины же тянуло чем-то доселе мне неведомым и завораживающим. За его спиной находилось человеческое жилище с противно прямыми линиями и множеством сверкающих на солнце поверхностей. Такие же блестящие поверхности бывают в небольших озерцах коралловых рифов, вот только как люди заставляют их держаться вертикально? В этом месте от жестко устремленных вверх одиночных водорослей с верхушкой, похожей на невиданную морскую звезду, к морю подходила полоска пляжа, сжатая по бокам скалами. Здесь было тихо и уютно... В воде, имеется в виду.
Мужчина устроился на одной из скал, совсем рядом с водой и что-то делал у себя между парой хвостов, которые они называют «ноги». Дела у людей все дурацкие и глупые. Особенно уморительно то, как они плавают, нелепо и смешно. Обычно, если кто-то из ундин замечает отдельного человека, плавающего в воде, то зовет остальных. На зов сплываются все, кто его слышит, ведь так прикольно хохотать над их неуклюжими движениями.
То, чем занимался человек, не было смешно, и я бы уплыла, забыв через пар минут о нем, если бы не его эмоции. Они были завораживающими и ни на что, слышанное мной до этого, не похожие. Тут была смесь агрессии, щемящей сладкой мечты, чувственного наслаждения и утоление престранного чувства голода. Не понимаю почему, но у меня сразу затвердели соски, а грудь мгновенно налилась, словно меня ласкала струящаяся вода, когда я на огромной скорости пронзала ее своим телом, наслаждаясь невесомым полетом сквозь прозрачную стихию. Еще подобное возникало, когда мы, загорая на солнышке, начинали дурачиться и ласкать языками и губами тело другой ундины. Конечно, с полетом сквозь толщу воды это не сравнить, и поэтому такие ласки обычно кончались дружеским потасовками. Вот что-то подобное чуялось и от мужчины, только усиленное до таких пределов, что мое сердечко волнительно затрепетало, и я, не в силах бороться с любопытством и запахом чувств, забралась на скалу с другой стороны и, уложив хвост так, чтобы в любой момент соскользнуть воду, осторожно выглянула из-за гребня.
Вблизи чувства мужчины были еще острее, и моя грудь стала взволнованно подниматься, глотая воздух так часто, как это редко бывает с ундинами. Но еще более странным было занятие мужчины. Он был абсолютно обнажен, а между его «ногами» восставал странный предмет. «Какая красивая штучка!» — подумала я. Вся увитая венами, устремленная ввысь с какой-то невероятной мощью, она венчалась крупной, похожей на гладкую раковину, багровой головкой. Откуда-то из глубины памяти возникло название. «Член», так, кажется, называлась эта штука, поразившая мое воображение. Раньше меня мало интересовали сведения про людей, которые пыталась донести до меня наставница, но теперь я во все глаза смотрела на манипуляции, производимые мужчиной со своим органом. Его рука, зажатая в кулак, скользила по стволу, то стягивая кожицу вверх, совсем закрывая головку, то оттягивая вниз, так, что она раздувалась до неимоверных размеров, а из крохотной дырочки показывалась серебристая капелька. Мне вдруг так захотелось слизнуть эту капельку шустрым язычком, а потом с замиранием сердца прижаться пухлыми губами к этой головке, наверняка пышущей жаром...
Член в руке мужчины дергался, ходил ходуном, гордо восставая над порослью жестких волос, а под ним в такт волнительно вздрагивали два тугих шарика, налитых и которых тоже хотелось целовать, катать во рту и лизать языком.
А потом мужчина взорвался восторгом и наслаждением, которого не испытывала ни одна из ундин, ни ныряя со скал, ни мчась наперегонки с дельфинами, ни преследуя надоедливую испуганную акулу...
Я распахнувшимися от удивления глазами смотрела, как из маленькой дырочки фонтаном забила белесая жидкость, окропляя камень скалы, и почему-то в этот момент, едва не стоная, терлась о твердый шершавый камень полными грудями, хватала открытым ртом воздух, словно рыба, забавы ради вытащенная на солнышко рядом с загоравшими ундинами. Что со мной? Какие чувства я испытываю? Как можно так реагировать на человеческие эмоции, словно тебя раздирает изнутри пополам и все никак не может разорвать?
Мужчина вдруг поднял голову, и наши глаза встретились!
— Кто ты? — он явно испугался, но не за жизнь, а за неудобство, словно ундина, попавшаяся на экстазе от прикосновений щупалец актиний.
Я быстро нырнула и понеслась прочь, стремясь утихомирить разгоряченное солнцем тело, но через несколько километров поняла, что прохлада воды не дает обычного облегчения. Что-то во мне бурлило и требовало выхода, но словно закупоренный подводный вулкан, приносило только муку и отчаяние. Я умру, пришло понимание, если этот вулкан все же взорвется низвергающей все живое лавой, и я умру, если это что-то не найдет выхода. Хуже того, я совершенно забыла первое правило ундин — заставлять людей забывать о встрече, раз уж каким-то образом получилось так, что не удалось отвести им глаза изначально.
И я забыла про игры и смех, и на следующий день снова поплыла к той крохотной бухточке, где приютилось человеческое жилье под нелепыми водорослями. Я снова хотела услышать мужские эмоции и страшилась этого, так как боялась, что утихомирившиеся за день чувства снова станут рвать душу и, как ни странно, тело.
На этот раз я подобралась к полоске пляжа ночью, не желая, чтобы человек меня увидел, все же отводить глаза — нелегкий труд, требующий многих душевных сил. Но все пошло не так. Едва мои груди коснулись песка, а хвост безвольно заколыхался на ласковом прибое, как я услышала голоса двух человек. Нас учили человеческим языкам, не знаю для чего, ведь они такие скучные и мертвые, хотя как утверждала наставница, их заучивание очень полезно для тренировки мозга. Впрочем, как я убедилась, с излучаемыми людьми эмоциями, достаточно ощущаемыми в ночном соленом воздухе, человеческий говор становится небезынтересен.
Людей я не видела, они скрывались за странной водяной поверхностью, установленной вертикально и сейчас почему-то светящейся. Чуть мешали электрические и магнитные поля, наполняющие человеческий дом, сродни тем, по которым мы ориентируемся в океане, но гораздо более насыщенные.
Один голос принадлежал мужчине, второй, по всей видимости, женщине. Я так решила, потому что он был более похож на звуки, издаваемые нами иногда — во время веселья или увлекательной погони друг за другом. Почему только люди не хотят транслировать свои эмоции, желания и образы сразу? Это было непонятно, но мне уже стало не до размышлений над человеческой глупостью.
— Ты меня ждал? — женщина транслировала грусть, боязнь за какие-то безделушки наподобие тех, которыми мы играли у затопленного фрегата, «одежду», в которую зачем-то заворачивались люди, и еще за странное сверкающее сооружение на четырех черных округлых предметах... А еще в ней чувствовалось то, от чего я мучилась больше суток. Наверняка ее соски напряглись, груди налились, а хвост нетерпеливо... Впрочем, какой хвост?... Несмотря на помехи, я чувствовала совершенно точно ее непонятное возбуждение, так же как и мужские чувства, похожие на давешние. Мои груди инстинктивно прошлись по песку под тонкой прослойкой живой воды, и соски вдруг продернуло такой сладко щемящей болью, которую иногда не почувствуешь и от удара эклектического ската, во всяком случае удовольствия в электрическом разряде мало, а тут я просторазомлела от наслаждения. Никогда язычки и губы подруг-ундин не доставляли столько радости моим затвердевшим бугоркам.
— Я не знаю, — сказал мужчина, ощущавший наряду с возбуждением горечь и боязнь чего-то неизбежного. — Понимаешь, еще вчера я думал, что наши отношения зашли в тупик. Я мастурбировал на пляже, и вдруг почувствовал такое возбуждение, какое ни разу не испытывал с тобой, да и с другой женщиной. Мне даже привидалась русалка... после...
— Ты онанировал? — к страху женщины перед расставанием с почему-то дорогими ей предметами и опасению потерять хорошего «самца» («Что бы это значило?» — удивилась я) примешалось презрение, похожее на то, что испытывают ундины к подруге, в одиночку стрескавшей акульи капсулы.
— Погоди не перебивай! — мужчина испытывал досаду. — Когда ты приехала, я тоже не почувствовал к тебе особенных чувств, не более чем к любой ухоженной, красивой кошечке, которых полно на материке. Но сейчас я хочу тебя так, как не хочет накаченный тестероном бык-производитель свою коровку.
— За коровку ты еще ответишь! — настроение женщины резко пошло вверх, а меня одновременно захлестнула волна их эмоций.
Раздался треск материи, по всей видимости, они рвали друг на друге те вещи, которые так любила женщина, а потом пришло чувство обладания и наполненности, какого-то животного экстаза и нежной ярости...
Когда на пике этих эмоций все кончилось, я поняла что катаюсь и извиваюсь в песке, мой рот распахнут, а сердечко несется вскачь, как угорелое. Я перевернулась на спину и, выгнувшись дугой на берегу, впилась ногтями в соски, требующими чего-то жесткого и ласкового одновременно, потом стиснула налитые щемящей упругостью груди, сжала их в пальцах, а потом вновь принялась за соски, вытягивая их в звездное небо так, что, казалось, они сейчас лопнут от натяжения... Но все было бесполезно, той бешенной разрядки и восторга, которые разделили только что люди, я не получила, оставшись с неутоленной страстью и болью.
— Пойду окунусь в океане, — сказал мужчина, безмерно счастливый, чуть уставший и довольный всем светом.
Пришлось быстро нырять, ведь мне не хотелось, чтобы меня застали с вытянутыми сосками, прогнувшуюся на песке и молотящую хвостом воду там, где она лизала прибрежный песок... В ту минуту я напрочь забыла о магии, которой обладаю...
Но на следующий день, едва солнце зашло за край моей стихии, я снова кралась в воде, придерживаясь скалы рукой. Мужчины не было, а я так надеялась, что он снова будет забавляться со своей штучкой! Но за жилищем я услышала едва различимые голоса и потухшие, скучные эмоции.
— Когда вернешься?
— Думаю, завтра-послезавтра.
— Ну, пока...
— Пока...
— Кэп, — мужчина хотел казаться веселым, но им владела скука и безразличие, — доставишь Кристи? Только чтобы в целости и сохранности.
— Все будет хорошо, разве такую конфетку можно не доставить? Да и путь даже ночью безопасен — вон он материк, огоньками светится, — и голос, и эмоции третьего человека были совсем тусклы и неинтересны. И напоминали чувства рыбы, которой только бы набить брюхо и спрятаться от более крупных хищников.
Затарахтел мотор человеческого вонючего катера, и мужчина направился в дом, чтобы через минуту выйти к морю.
Не знаю чем я себя выдала: то ли бурно вздымающейся грудью, то ли неосторожным всплеском плясавшего хвоста... Но мужчина остановился, вглядываясь в темную воду, на которой покачивалась моя голова.
— Кто здесь? Это ты?
Я немного забеспокоилась: откуда он меня может знать? Да и глядел он прямо, словно знал, где я дрейфую, а ведь, судя по урокам наставницы, люди очень плохо видят в темноте, и им никогда нас не обнаружить, если мы того сами не захотим.
— Кто ты? Та девушка, которая подглядывала за мной два дня назад?
Не обращая внимания на слова, я подплыла поближе — полюбопытствовать, так ли хороша та штучка, что я видела накануне. Несмотря на мешающий свет, бьющий из поверхностей, которые раньше напоминали вертикальную воду, мне удалось рассмотреть, что член сейчас совсем маленький и уныло висит на пушистых шариках. Да и особенных эмоций мужчина не транслировал. Я недовольно фыркнула.
— Я знал, что ты здесь! Я чувствую твое присутствие!
Ой, кажется, попалась! Впрочем, нас учили, что показаться на глаза одному единственному человеку — в этом нет ничего страшного, главное, чтобы у него в руках ничего не было, а ты находилась в своей стихии и не забывала о правилах ментального обрезания человеческой памяти.
— Ты забавный, — улыбнулась я, старательно, словно на уроке, выговаривая слова одного из человеческих языков.
— О! Оооо!... Я тебя вижу! — мужчина сильно обрадовался, а в его эмоциях появились те восхитительные нотки, которые сводили меня с ума. — Кто ты? Как тебя зовут?
— Я — Виториа, — пропела я, пытаясь подобрать аналоги звуков человеческой речи, чтобы они напоминали мое имя.
— А меня зовут Марцио... Послушай, в прошлый раз я увидел у тебя странную конструкцию ласт.
— Ласт? Ласты — у тюленей, а у меня хвост, — засмеялась я и ударила хвостом, щедро плеснув брызгами в Марцио.
— Так я и думал! — мужчина тоже рассмеялся, пытаясь дурашливо стряхнуть воду со своего тела. — Значит, ты русалка?
— Да, русалка... Но мы называем себя... — я пропела наше самоназвание, а потом попыталась воспроизвести его звуками чужой речи, — ундина, по-вашему.
— Подплыви поближе, я хочу тебя рассмотреть, — в мужчине зарождалась смесь его прежних чувств, которые он проецировал теперь прямо на меня, уперевшись взглядом чуть пониже ключиц, где у меня снова начали наливаться груди и твердеть соски.
— Ну, уж нет! Наставница говорит, что вы, люди опасны, особенно в своей стихии.
— Я разве страшен?
Я оглядела фигуру мужчины, которую теперь можно было рассмотреть во всей красе, т. к. свет за его спиной стал мешать меньше. Он был привлекателен. Широкие плечи, отчетливо перекатывающиеся мускулы под гладкой загорелой кожей, лицо, если и не прекрасное по нашим меркам, но отличавшееся характером и волей. И красивые ноги. Не хвост, конечно, но было приятно на нах смотреть и чувствовать, с какой твердостью и устойчивостью они попирают «землю». И притягательный даже сейчас член... Впрочем, он стал больше? Или мне это показалось от перенапряжения чувств в последние дни?
— А можно тогда я поплаваю с тобой?
— Разве я могу запретить? Океан — он общий. Но только плаваю я, а ты будешь барахтаться! — я засмеялась вновь, вспомнив, как смешно люди «плавают».
Марцио разбежался и неуклюже бухнулся в воду. Если на берегу его движения еще можно было признать где-то грациозными и даже исполненными мощи, то в воду он нырнул, как сумасшедший кит. Через мгновение он вынырнул и блеснул в улыбке белыми, даже в полутьме зубами:
— У нас считается, что поймать русалку — к удаче! — и протянул руки ко мне.
Я позволила ему всего лишь дотронуться, а потом ошеломленная этим прикосновением, словно еще одним электрическим ударом, легко ускользнула. Что со мной происходит? Почему прикосновения человека так приятны и в то же время так болезненно стегают по нервам? И мне снова захотелось, чтобы уверенные, даже жесткие, пальцы коснулись моей кожи. Когда я немного привела свои раздраенные чувства в порядок, мужчина, несмотря на всю нелепость своих движений в воде, был уже рядом. Я снова позволила ему дотронуться, а потом, смеясь от счастья и невыразимого напряжения, резко ушла на глубину. Ненадолго, на 5 кратких минут.
Мужчина был обеспокоен, но не тем, что я исчезла, а тем, что могу больше не появиться. Улыбаясь, я подплыла к нему и ущипнула за пятку. Он смешно подскочил на полкорпуса из воды, а потом грянул в нее, кашляя и хлебая морскую воду. Такой забавный!
Постепенно мы отплывали в открытое море. Я то ускользала от его неуклюжих попыток меня поймать, то кружила вокруг, словно акула, выбирающая момент для атаки, а он смешно крутился в воде волчком, пытаясь хоть что-то разглядеть в темной воде. Мы плескали друг в друга, брызгались и хохотали...
А потом он меня поймал. Вернее, я, не в силах вынести разрушающее психику желание прижаться к его телу, вдавиться в него всеми выпуклостями, позволила заключить себя в объятия. Это было какое-то безумие! Меня просто ошарашила собственная реакция на его тело, мне хотелось, ударив хвостом, взлететь в небо и кувыркаться там, словно в толще воды. Но Марцио этого было мало. Его сильные руки продолжали крепко прижимать меня, а голова склонилась, и наши губы слились в поцелуе. Это не было невинным поцелуем подруги, его рот властно накрыл мои губы, жестко завладев ими, да и всеми моими помыслами, а потом я ощутила, как мужской язык протискивается между зубами и начинает хозяйничать в моем рту. Я сначала несмело, а потом все увереннее стала отвечать, чувствуя, как человек загорается от моей ласки, как в нем растет неистовство, жадность и ярость голодной акулы. Только это было не страшно, а упоительно.
А еще его член вырос и теперь упирался в хвост чуть ниже живота, наполняя меня восторгом и наслаждением, даримым мужчине, когда он слегка терся по моей шкуре.
— Ты такая красивая... желанная... лучшая на свете... — шептал мужчина между поцелуями, а я понимала, что сегодня умру, потому что меня разорвет от невозможности разрядиться, но покорно чуть наклоняла корпус, чтобы неумолимым мужским пальцам было удобнее пружиняще сдавливать мои груди или выкручивать до стонов соски.
— Если хочешь, то можешь сделать со своим членом, что делал с ним там, на берегу, — обреченно пролепетала я, понимая, что мужчине уже очень хочется ощутить тот восторг, который он испытывал сам с собой и с людской женщиной. Как и понимая, что готова для него на все, благодарная за эти мгновения, которые он подарил мне своим ртом и руками, даже если после нашего расставания вода вокруг меня закипит и сварит, как это бывает с ундинами, попавшими в эпицентр извержения вулкана. А что со мной еще может быть, если я не могу испытать то окончательное наслаждение, присущее людям?... Вот оказывается, чем они опасны, вот чем несут гибель ундинам. А ведь меня предупреждали!... Но я ни о чем не жалела.
Между тем мужчина как-то странно на меня посмотрел и чуть улыбнулся:
— Мне было приятно, если бы это сделали твои руки... Или губы...
— Губы?! — подняла я вопросительно бровь, понимая, что мои пальчики незамедлительно вцепились в толстый ствол, ощущая, как восхитительно бьется на нем какая-то жилка.
— Губы? — повторила я, неспешно двигая рукой, наподобие того, как это делал Марцио тогда.
— Да, — прохрипел мужчина, полностью ушедший в ощущения от моих нежных пальцев на своем члене.
Я улыбнулась, наслаждаясь властью над мужчиной, а потом нырнула, заботливо подхватив его под бедро и чуть подрабатывая хвостом для того, чтобы человек, непривыкший надолго задерживать дыхание, чувствовал себя комфортно. Полная луна над водой давала достаточно света для глаз ундины, и его член во всей красе предстал передо мной. Я даже засмеялась от счастья, пуская пузырьки. Может, я и умру потом, но сейчас мне подарят восхитительное наслаждение, и в моей жизни будет несколько минут обладания органом, чувственно подрагивающим в моих пальцах.
Марцио уже неистово желал ощутить мои губы на своем члене, и я не заставила его дальше ждать, накрыв ртом тугую головку. О, это упоительное чувство полной принадлежности мужчине, когда его твердая плоть заполняет ротик! Все мое существо зависело от колебаний настроений человека, и я, повинуясь его эмоциям, принялась играть с его членом. Когда он этого хотел, я скользила плотным колечком губ вдоль ствола, почти глотая толстую головку. Когда ему мечталось об утонченной ласке, мой шустрый язычок быстро-быстро порхал по твердой плоти. Иногда ему нравилось, чтобы я посасывала его яички, но при этом я не должна была оставлять без внимания член, и мои крепко сжатые пальцы жестко ему дрочили. А потом все повторялось по кругу. Я наслаждалась эмоциями Марцио и наслаждением своих губ, постоянно находящихся в плотном контакте с мужской плотью. Контакт был таким изумительно чувственным, что, казалось, я сейчас засвечусь разными цветами радуги, словно каракатица, в тон своим искрящимся чувствам.
А потом я уловила новое желание мужчины, и, чуть всплыв, поместила его твердый горячий отросток в ложбинку между гр
удями, а потом сдавила их ладонями, чтобы член попал в упругий тесный плен моих округлостей. Но останавливаться на этом было нельзя. По-прежнему сдавливая шары грудей на великолепном отростке, я стала совершать ими такие же движения, как только что совершали мои пальцы, а показывавшуюся из плотного плена головку периодически забирала в ротик. Иногда мне тоже хотелось взрывной ласки и, продолжая удерживать ствол, я, умирая от наслаждения, терлась о головку безумно затвердевшими сосками то одной груди, то другой.
Наконец, я ощутила, что мужчина готов взорваться восторгом и хочет, чтобы мой ротик вновь был оккупирован его членом. И едва мои припухшие от всех манипуляций губки сомкнулись на раскаленной головке, как в горло ударила горячая волна чего-то терпкого и ароматного. Мужская жидкость била прямо в горло с такой силой, что я едва успевала глотать ее, впервые в жизни захлебываясь... Захлебываясь этим восхитительным лакомством и восторгом Марцио, сосредоточившегося на своих чувствах и наслаждающимся моей покорностью, с которой я принимала его семя.
А потом мы долго качались на неспешных волнах. Мужчина целовал мои губы, шептал какие-то безумные слова, а я плакала, потому что знала: даже если я выживу, я не вернусь к нему. Та безудержная страсть, которую он разбудил во мне, требовала выхода, но я не знала какого. Сначала я думала, что вулкан взорвется во мне одновременно с его вулканом, ведь так и происходило между ним и человеческой женщиной. Но она кричала во время этого, а как я могла это сделать, если в этот момент старательно оттягивала кожицу к основанию ствола, а мой рот был так занят наслаждением, принимаемым им от мужчины?
Я плакала и радовалась, что слезы не видны, сливаясь с морской водой на щеках, ведь я не могла показать счастливому и довольному мной мужчине, что едва сдерживаюсь от щемящей тоски и разрывающего пополам чувства неудовлетворенности. Я, собрав всю волю в кулак, экранировала свои эмоции, как не экранировала даже на выпускном экзамене перед наставницей. И в благодарность получала льющиеся на меня потоки счастья, нежности и восхищения.
— Как бы я хотел, чтобы у тебя были ноги! — в какой-то момент услышала я и автоматически ответила:
— Наш хвост превращается в ноги, если вокруг достаточно сухо.
Мужчина вдруг замер, и я ощутила, как тону в мужской надежде, хотя мне и не было понятно, к чему она относится.
— То есть, на берегу ты превратишься в человека?
— Нет! Морской воздух весь пропитан влагой и солью, мы можем стать человеком, так нам рассказывали наставницы, только очень далеко от берега. Но ненадолго, через час-другой мы погибаем от недостатка увлажнения и магии океана, высыхаем до состояния плавняка за несколько минут, если не успеваем вернуться в воду.
— Подожди-подожди, — мысли мужчины стали где-то далеко-далеко, словно он решал задачу о том, как достать лакомого моллюска из раковины, — у меня в бунгало включен кондиционер, он сушит воздух! А значит, этого будет достаточно, чтобы ты обрела ножки!
— А чем тебе не нравится хвост? — рассмеялась я. — Ведь он гораздо практичнее, и с ним я чувствую себя полноценной. Ведь с ногами разве можно сделать так?!..
Я с усилием ударила хвостом, и мы буквально вылетели на метр из воды, чтобы потом рухнуть обратно, смеясь и не собираясь разжимать объятия. Но Марцио, излучающий сейчас хитрость и лукавство ундины, прячущейся за скалой, чтобы неожиданно выскочить и напугать подруг, отфыркался, загадочно улыбнулся и сказал:
— Надеюсь, это будет для тебя приятным сюрпризом, главное, чтобы ваши наставницы не ошибались, и твой хвост действительно стал ногами. Ты чувствуешь, что моя эрекция полностью восстановилась? — посерьезнел вдруг Марцио, лучившимися от вновь вспыхнувшей страсти глазами заглядывая в мои.
Моя рука, протиснувшись между основанием моего хвоста и животом мужчины, цепко ухватилась за «эрекцию», а я улыбнулась и просто сказала:
— Я согласна пару часов побыть с ногами, если тебе так хочется и если магии «кондиционера» хватит для этого.
При этом я осознавала, что не смогу снова пережить то, что испытывала последний час. Может, мужчина согласится только на мои пальчики? Ведь мое сердечко разорвется в бешенном ритме, если мне придется вновь испытать сладкую муку, возникающую где-то внутри, когда ставшие такими чувствительными губки смыкаются на члене. Впрочем, я была согласна и на это, благодарная Марцио за счастье, которое он мне подарил. Главное, чтобы он не испугался сильно, когда я умру от его экстаза и невозможности испытать такой же экстаз самой.
— А у меня появиться такая же штучка? — я шаловливо двинула пару раз рукой туда-сюда.
Мужчина вздрогнул от вспыхнувших противоречивых чувств. После моих игривых действий и слов сознания коснулась ярость голодной акулы, готовой растерзать в сладких муках меня саму, и непонятный секундный страх за свое почему-то готовое исчезнуть возбуждение.
— Мне бы этого не хотелось! — криво усмехнулся он и добавил, словно пытаясь убедить в чем-то именно себя: — Но это невозможно, все будет по-другому!
— Жаль! — вздохнула я.
Безумная надежда во мне вспыхнула на мгновения, когда я подумала, что поняла мысль Марцио — с ногами у меня появится член, и я, наконец, смогу испытать то же, что и он. Но...
— Поплыли скорее, — сказала я, стараясь не выдать разочарования. — Держись, поплывем очень быстро!
Я разомкнула объятия и выскользнула из уверенных мужских рук, чтобы повернуться к человеку спиной. Вопреки моим ожиданиям, он ухватился не за плечи, а обняв меня подмышками, стиснул мои груди в безжалостных пальцах, захватив заодно между ними набухшие столбики сосков, и весь путь потихоньку мял и стискивал и то, и другое. В результате к берегу я подплыла в том состоянии, в каком каталась вчера на этом месте во время экстаза людей.
— Ты чуть не утопила меня! — засмеялся Марцио, когда я со своей ношей, словно касатка за тюленем, выскочила на мелководье.
— Это не мешало тебе наслаждаться моими грудями! — чуть сердито ответила я, чувствуя, что распалилась еще больше, хотя надеялась, что гонка по поверхности ночного океана немного меня отрезвит.
— А тем более ничто не может мне помешать наслаждаться ими на берегу!
Мужчина придавил меня к песку, а его губы сомкнулись на болезненно защемленном соске, занывшим сладкой, продергивающей все мое существо, болью.
— Впрочем, отложим это немного на потом, — к моему дикому разочарованию Марцио оторвался от неимоверно набухшего твердого столбика, и я осознала, что изо всех сил прогибаюсь навстречу, буквально встав на песке дугой и опираясь только основанием хвоста и затылком. Мужчина оглядел меня восхищенным взглядом и вдруг подхватил меня на руки. Надо признать, на суше он был очень силен и уверен. Конечно, я немного опасалась того, что может произойти, все же мало кто из ундин мог похвастаться, что когда-либо имел ноги, но в его могучих руках мне не был страшен даже кракен, обладавший защитой от ментальных ударов. Впрочем, кракены по земле не ходят, и я, обвив руками шею мужчины, доверчиво втсиснулась грудями в его торс, чем вызвала судорожный вздох широкой груди.
Я с трудом воспринимала происходящее, так мне было хорошо в объятиях, но помню, как меня пронесли мимо странного квадратного озера с мертвой, пронзительно голубой водой. Марцио при этом, придерживая меня одной рукой, подхватил кусок пушистой тряпки с какой-то нелепой конструкции, а потом внес меня в свой дом. Наверное, в другом состоянии, я стала бы выспрашивать обо всем, что в нем находилось, но сейчас мне было не до этого. Сознание отметило только непривычные глазу прямые линии и широкую лежанку, на которой могли бы поместиться пять ундин, утомленных игрищами и желающими, замедлив потребление организмом кислорода, отдохнуть, и которая была накрыта непременной для людей тканью.
Впрочем, мне быстро стало не до любопытства — Марцио поставил меня на хвост и принялся вытирать меня пушистой материей, восхитительно ласкающей мое разгоряченное тело и заставляющей постанывать, когда она терлась о соски. При этом я не забывала при каждом удобном случае вцепляться в твердый мужской отросток пальчиками. Это очень нравилось Марцио, да и меня продергивало наслаждением, словно я схватилась за электрического ската, только острой была не боль, а восторг. Разжимала я пальчики только тогда, когда приходилось послушно поворачиваться, чтобы человек мог вытереть мне спину. Но и при этом я заводила руку назад, чтобы вновь ощутить в ладони трепещущий, пышущий энергией, жесткий ствол... Ведь мужчина так жаждал этого!
Я не знаю, когда это произошло. Мы целовались на удивительно мягкой лежанке, мужские руки путешествовали по моему телу, а мои пальчики — по его члену, и вдруг я почувствовала, что у меня больше нет хвоста, превратившегося в две ноги! Тут уж мое любопытство пересилило даже неописуемый восторг, который мне дарил мужчина.
Я села и широко раздвинула «бедра», склонившись над промежностью, образовавшейся на месте монолитного хвоста. При этом градус нежной агрессии, владевшей мужчиной, подскочил почему-то еще выше, хотя это и было невозможно. Пришлось строго взглянуть на него, т. к. мне показалось, что он собирается наброситься на меня, словно осьминог на зазевавшуюся рыбку.
Между моих новых конечностей не было ничего, напоминающего член. Я увидела лишь расселинку, похожую на невиданную раковину нежно розового цвета, с чуть разошедшимися и чуть увлажненными краями. Мужчина же был так восхищен открывшимся зрелищем, словно не никогда в жизни не выдел ничего более красивого — ни кораллового атолла, ни разноцветных рыбок, ни сверкающего всеми цветами рассвета над океаном. Для меня же «там» вдруг сосредоточились все те ощущения, которые мне хотелось испытать последние несколько дней. И я коснулась створок раковины пальчиками. Краем сознания я успела отметить, какие они нежные и совсем мягкие, но остальные мои чувства были сметены ураганом наслаждения. Все мое существо пронзила резкая чувственная боль, которой совсем немного не хватало до экстаза. Меня выгнуло на лежанке, мои бедра взлетели вверх, словно для того, чтобы рукам было вольготнее распоряжаться увлажненными складочками. Я, стоная и едва не плача от восторга, раскрыла раковину пальчиками одной руки, а другой принялась ласкать ее створки, дико чувствительную твердую жемчужинку между ними, а потом, обнаружив тесный вход и проникая в него то одним пальцем, то двумя. Экстаз был так близок! Но никак не шел...
— Позволь мне! — услышала я голос позабытого человека.
— Ой! Как же сразу не сообразила! — обрадовалась я, поспешно освобождая место для мужских рук.
Однако Марцио удивил меня, мощным рывком перебросив свое сильное тело между моих ног, и со страстной яростью набросился на мою расселинку ртом. Может быть, собственные пальчики знали лучше, где отыскать чувствительные местечки, но тогда мне не хватало мужских эмоций. Теперь же ощущая ярость обладания моей щелкой, чувствуя, как входит в дырочку его язык, не так давно также по-хозяйски распоряжавшийся в моем рту, зная, как он наслаждается моей покорностью перед захватнической атакой, я быстро дошла до пика и взорвалась наслаждением, брызнувшим во все стороны осколками гаснувшего сознания...
—... Ох-ох... Вот как, оказывается, проводит время мой жених, пока меня нет рядом! Так я и знала, что он развлекается со всякими шлюшками. Решила вот проверить и упросила капитана развернуть катер на полпути... Возвращаюсь, и что я вижу?
По ментальному образу я давно узнала Кристи, с которой Марцио испытывал экстаз, когда я каталась по пляжу, подслушивая их эмоции, но, во-первых, мне было не до этого; а во-вторых, откуда я могла знать, что заставляет человеческую женщину ждать, притаившись за створкой, закрывающей вход в жилище? Наверняка она хотела напитаться наэлектризованным животным возбуждением, пронизывающим пространство вокруг нас с мужчиной. Только непонятно, почему дойдя до грани экстаза от наших чувств, она пыталась говорить язвительно и укоряюще. Тем более что ее голодные глаза перебегали со стоящего члена выпрямившегося Марцио, ощущающего странную вину одновременно с вызовом, на мою увлажненную моими соками и мужской слюной промежность между широко раздвинутыми ногами.
Кристи была прекрасна. Высокая, с длинными стройными ножками, своеобразную красоту которых (в отличие от изящного хвоста) я, кажется, начала понимать, с тонкой талией и притягательными бедрами. Ее высокая грудь вздымалась в такт бурному дыханию, а полные чувственные губы волнующе приоткрылись, показав полоску ровных зубов. И еще я, наконец, поняла, для чего людям одежда. Она провоцировала, заставляла искать открытые участки тела, чтобы представить восхитительные виды под ней, а потом поиграть, снимая все это, и добираясь до тех местечек, которые без прикрас демонстрировала всем я. Не знаю уж, мое существо это все прочувствовало, или эти эмоции излучал Марцио, но я сейчас разрывалась между восхищением и перед ним, и перед Кристи.
— Она не шлюха! — наконец выдавил из себя Марцио, почему-то смущенный своим страстным желанием обладать нами обеими.
— Я знаю!
Непонятная борьба женщины самой с собой, наконец, прекратилась. Она поняла, что должна покориться своим желаниям, иначе ее попросту разорвет пополам, как это едва не случилось со мной, и, сделав шаг вперед, наклонилась. Ее пухлые губы накрыли жесткий торчащий вверх член и заскользили почти до самого основания, даря ей наслаждение и чувство покорности.
Марцио сначала был определенно удивлен, но потом отдался на волю умелого рта, творившего с его органом совершенно восхитительные штучки. Их страсть, рожденная агрессивным чувством обладания одного и покорной принадлежности другой, захватила и меня. Мои пальчики сами собой поползли к промежности, где все требовало немедленного внимания и участия. А потом по одному моему бедру заскользили изящные нежные пальцы Кристи, а по другому — уверенные неумолимые пальцы Марцио. И когда все три руки встретились на моих складках и принялись их теребить, проскальзывать в дырочку, ласкать горошинку, я поняла, что снова близка к экстазу.
— Девочка ждет, — сказала Кристи, оторвавшись от члена, только что дарившего ей восторженное наслаждение, и даже не пытаясь умерить высоко вздымавшуюся упругую грудь. Ей хотелось увидеть, как меня проткнет твердый кол, как будет таранить мое беззащитное «влагалище». Такие чувства вызывали опаску, ведь кому хочется быть пронзенной, словно бивнем нарвала? Но я была готова для этих людей на все, к тому же, несмотря на всю свою жесткость, член, который рисовался Кристи протыкающим мое распростертое перед ним тело, все же не обладал прочностью и остротой бивня. Впрочем, все опасения и соображения мигом улетучились из моей головки, как только женщина раскрыла мои складки перед органом подтянувшегося вперед мужчины и, взявшись за твердый ствол цепкими пальчиками, направила его в меня.
«Так вот что значит — быть пронзенной! Так вот что значит — таранить мою дырочку!», — мимолетно подумала я, когда толстый поршень, растянув до предела мое влагалище, принялся под аккомпанемент моих криков совершать поступательные фрикции внутри. Я мгновенно улетела в пучины блаженства, которое дарил мне мужчина, мои чувства были обнажены и распростерты перед ним, так же, как и мое тело. И он брал их, как и меня саму, торжествующе и властно, умело управляя и мной, и моими чувствами, заставляя то бешенным напором едва не терять сознание, то медленными и рассудительными движениями — выгибаться навстречу в попытках самой насадиться на член и умолять о новых резких атаках.
Наконец, мои губы накрыли мягкие нежные губы Кристи, успевшей скинуть мешавшую теперь одежду, а ее груди втиснулись в мои так, что я чувствовала, как взаимно впиваются в нежную плоть наши набухшие соски. И я ухнула в водоворот повторного экстаза. Так хорошо мне было между людьми — агрессивно владеющим мной мужчиной, желавшем порвать меня на две части, и женщиной, нежно и тонко ласкающей мои губы своими губами и сплетающей свой неугомонный язычок с моим.
Когда сознание прояснилось, Кристи и Марцио, все еще слегка ворочавшийся во мне, смотрели друг на друга смеющимися глазами.
— Я кончила, — улыбнулась Кристи, — когда эта девчонка забилась под тобой. Без всего — хлоп! — и кончила.
— А я уж тем более!
Я вспомнила, как меня выжигала сперма мужчины изнутри, продлевая и многократно усиливая экстаз и не давая выбраться из него, чтобы хотя бы вдохнуть немного сухого воздуха. Было немного жаль, что Марцио не накормил меня своим лакомством, впрочем, горячая струя внутрь — дарит и вовсе сногсшибательные ощущения!
— Теперь ты! — сказала я Кристи, укладывая ее рядом с собой, потому что чувствовала, что ее экстаз был неполным без ощущения горячего толстого органа внутри. Да и Марцио совсем был не против продолжить обладание нами.
— Неугомонная девчонка! — улыбнулась женщина, раздвигая однако ножки перед переместившимся к ней мужчиной.
Так же, как и Кристи, я раздвинула пальчиками ее раковину, отчего она хрипловато и возбуждающе застонала, а потом, любовно огладив толстый, весь скользкий член, направила его в раскрытую дырочку женщины. Распахнувшимися глазами я с восторгом наблюдала, как багровая головка раздвигает, растягивает нежные складки и начинает в них тонуть, а они в свою очередь любовно и туго ее охватывают. Уловив желание Кристи, я чуть переместилась и с силой толкнула Марцио чуть ниже спины, от чего он резко засадил женщине по самые яйца.
— Аааах! — закричала Кристи, а мне показалось, что головка длинного члена вот-вот прорвет ее живот в районе пупка. Я даже выглянула из-за широкого плеча, чтобы посмотреть, так это или нет. (Эротические рассказы) Но конечно, это были лишь восхитительные ощущения женщины, которую пронзили сразу на всю глубину.
Впрочем, ей было этого мало. Она только что испытала экстаз, хоть и не слишком сильный, а теперь ей хотелось «извращений», чтобы достичь пика. Что такое «извращения» я не совсем поняла, но, повинуясь, прижалась к крепкой мужской груди и потянулась к нему губами. Марцио восхищенно зарычал. Он по-прежнему обладал Кристи, а меня на ее глазах тискал, зажимал в тиски нарочито грубых пальцев соски, а ртом жестко пользовался моими губами. Когда он начинал интенсивно брать женщину, я ласкала пальчиками его грудь, живот, жесткие завитки волос на лобке, а иногда моя рука незаметно соскальзывала на треугольничек щелки Кристи. А потом едва я слышала запаленное дыхание, словно мужчина гонялся наперегонки с дельфинами, я целовала его маленькие напрягшиеся соски и ласкала намокшие от наших соков яйца.
Постепенно я распалялась эмоциями и действиями людей все больше, пока женщина не подумала, что хочет доставить мне удовольствие. Я сначала не поняла, каким образом, но потом догадалась перенести одно колено через ее тело, и ее шустрый язычок принялся слизывать с моих складок выливающееся до сих пор семя мужчины. От каждого мимолетного прикосновения мое тело порывисто вздрагивало, из горла рвался тоненький стон, но мне надо было подумать и о мужчине. Я подняла голову, и наши губы встретились. Теперь я находилась между двумя страстными ртами, которые вытворяли со мной совершенно непотребные вещи — один сверху, другой снизу, пока я не уловила новое желание Марцио. Тогда я наклонилась, и его мокрый член был сразу забит прямо в мое горло. Теперь меня имели одновременно — мужчина в рот своим органом, а женщина языком — в дырочку, совершенно синхронно, словно давно общающиеся между собой ундины, связанные крепкой ментальной связью.
А затем мы все втроем, в унисон подумали еще кое о чем. Марцио тут же перебрался за меня, и через мгновение я почувствовала, как его толстый орган резко задвигается внутрь, до предела растягивая влажную дырочку. Меня выгнуло, моя попка вздернулась, а мои груди вжались в плоский живот Кристи. Потом я, выполняя наше общее желание, опустила голову и обежала язычком мокрые розовые складки вокруг незакрывающейся после члена дырочки, чтобы, в конце концов, прильнуть ротиком к ней и запустить туда язычок так глубоко, как только могла. Иногда мужчина меня покидал, и я чувствовала, как его член входит глубоко в горло женщины, упирающейся в лежанку теменем. Затем Марцио перебирался в исходное положение, и его член неутомимо сновал между моими губами и щелкой Кристи, в то время, как ее рот терзал мои истерзанные складки.
Все повторялось снова и снова, пока мы с Кристи, уже немного уставшие от неимоверного количества экстазов, раз за разом пронзающих наши тела, не уселись на колени по желанию Марцио и не приняли его густое и обильное семя в ротики. Мы еще долго целовали постепенно мягчеющий член, целовались друг с другом, передавая друг другу лакомство, иногда забирали орган губами и посасывали его в надежде получить еще несколько капелек...
А потом мы лежали — я и Кристи положили головки на плечи мужчины, иногда нежно целуя его в грудь, он нас уютно обнимал, — и разговаривали обо всем. Им хотелось узнать побольше про ундин, а мне — про людей. Мы пообещали друг другу, что никому не откроем секретов и, судя по той общности, которая в нас зародилась, это и не могло быть иначе...
В конце концов, меня, совсем сонную и ощущающую, что скоро ноги снова станут хвостом, Марцио отнес в ночной прибой, Кристи шла рядом и держала меня за руку.
— Ты еще приплывешь? — спросили меня люди в один голос.
— Конечно! Завтра, как только солнце сядет, договорились? — сказала я, мимоходом позвав дельфинов, чтобы они отбуксировали мою малоспособную на передвижение тушку домой, и пытаясь слипающимися глазками разглядеть буруны от их плавников. — Только, чур, без меня не начинайте!
— Мы без тебя уже не сможем, — самую-самую чуточку грустно ответила Кристи...
250