Утром нас разбудили тихие шаги.
— Это папа встал. — Потянувшись сказала моя обнажённая любовница. — Он всегда без пятнадцати шесть встаёт. Спи ещё. Может он Зиночку на прощание ещё потрахает.
— Я писять хочу. В халат пока оденусь.
В туалете мне захотелось не только пописать... Так что подмываться однозначно пришлось. Из душевой, облачённый в банной халат, вышел Даниил.
— Доброе утро, Вера. Вы чего так рано?
— Доброе утро. Физиология. А вы видимо по флотской привычке?
— Конечно. Идите досыпайте. Через час всем подъём.
Вера опять посапывала, я пристроилась к ней под бочок. Паша вспомнился. Сейчас у него под боком Ника спит. Девять месяцев, и я стану тётей. Как её принимать? Как племянницу или как ребёнка супруга? Ладно там решится само, главное не зацикливаться и принимать действительное как дар судьбы.
Вот дала ведь она Вере мужчину, который вырастил её и может взять в жёны с уверенностью, что она будет верной ему. Ведь даже если однажды изменит телом, то душой она так и будет его дочкой.
А вот и мамины шаги. Пошла в туалет. Мама. Я, наверное, никогда не пресытюсь этим словом. Вот Вера называет свою маму сучкой, я родительницу тварью. А про Зину я даже подумать не могу плохое. Да, она честно рассказала о своей жизни, о своей склонности потрахаться с малоизвестными мужчинами. А я её из-за такой аморалки ещё сильнее люблю.
Да, она вчера правду сказала, что мораль придумали люди. В основном власть имущие. Для подавления инакомыслия. А я какую мораль придумала бы? Начнём с рождения. Вот мой ребёнок растёт, пытается залезть куда-нибудь, проглотить гадость, упасть с высоты. Я конечно буду беречь его от боли. Оберегать от падения, приучать осторожничать. А он всё равно будет стремиться совершить опасное деяние. Мне уже нужно одёргивать его. Он будет плакать, просясь отпустить его к опасности. Это не ломка его психики? Подчинение его своей морали. Нет, подруга, ты путаешь мораль животную с моралью человеческой.
Ох ты! Знакомый вскрик — сильно мамочка забылась в оргазме. Сейчас захихикает... точно! Что, я, неопытная в вопросах секса, могу сказать? Про Даниила. Будем считать, что ночью у них был один коитус. Тогда за последние десять часов мужчина смог трижды удовлетворить мамочку. Для пожилого организма это, наверное, нормальное количество.
Как я его вчера не заметила. Чуть меньшего размера чем мой, который остался дома в Р-во. Сейчас поласкаю Верочку, доведу до состояния истины. Спрошу, баловалась ли она, как я.
Целую молодую любовницу в губы, всасываю их до боли. Сосок выстреливает твёрдостью. Грудка не помещается в жменю, но поддаётся сжатию. Открыла изумрудные глаза, прохлопала несколько раз коровьими ресницами. Обняв руками, раздвинула ножки. Щелка резко увлажнилась, едва не облив меня струйкой влаги — несколько больших капель омочили простыню в десятке сантиметров от промежности.
Запах ночного пота, возбуждает меня необычно — окунаю в межножье лицо, трусь щекой о места где пот наиболее запашист. А любовница уже извивается, пальчики на ногах сжимаются в судороге. Пора. Пора применить мои проворные персты для ласк двух труб. Во влагалище пальцы проникают легко. Вера изгибается в пояснице. Указательный протискивается в попу. Всё. Детектор лжи настроен.
— Любимая, тебе сейчас хорошо?
— Да-а-а.
— Ты любишь меня?
— Да-а-а.
— Ты баловалась со своим плюшевым Мишкой?
— Да-а-а-а-а.
— Расскажешь, как?
— Да-аааааах!
Чуть отойдя от оргазма, Вера побежала голышом по нужде. Я размечталась услышать её пошлый, как свой, рассказ.
В рассказе на сайте, приехавшая погостить в деревню женщина, пошла на прогулку с двумя догами хозяев. Отдыхала на песочке у реки. Заснула и была сначала облизана кобелём, а потом и оттрахана. Она говорит, что псы взяли её силой. Описывала какие у них здоровенные члены.
Не помню, как назывался этот рассказ, но прочтя его, я не смогла удержаться и из Мишки сделала кобеля.
Я взяла расчёску-массажку. У неё круглая ручка, с двумя позолоченными кольцами на конце. Привязала к Мишке. Организовала «пляж» на ковре. Лежу, «загораю». Рука-пёс начала меня «облизывать». Мне сквозь «сон» кажется, что это мой любимый мужчина (в то время я мечтала о Толике Воронове) ласкает меня. Я «просыпаюсь» и что же я вижу? Мишка-пёс пытается вставить в меня член-расчёску. Я отбиваюсь от него, но он сильный, охватил меня за талию когтистыми лапами, сдвигает членом край моих трусиков и вгоняет рукоятку-член в мою дефлорированную Толиком вагину. Я «отбиваюсь» от похабного «животного». А он рычит мне в ухо. И я понимаю, что лучше перетерпеть. Расслабляю тело. Даже начинаю подмахивать, как это делала Ника. Ручка-член скользит по моим срамным губам, натирает клитор. И наконец Мишка-пёс, насаживает меня на свой «огромнейший член-ручку» до упора. Я вскрикиваю и теряю сознание.
Потом, когда я оставалась с Мишкой наедине, мы «ходили» в кино-телевизор, посещали ресторан-кухню...
Из коридора послышалось: «Ой, папа, извини!».
— Когда я возвращалась из туалета, папа меня голышом увидел. — Похоже она сама подстроила такой пассаж. — А ты готова к пыткам?
— Скоро подъём, как сказал твой папа. Я сама без пыток расскажу, как баловалась с Мишкой, изображая соитие с кобелём. Ты также?
— Ах ты ж извращенка, ты трахалась с игрушечным медведем?
— А ты разве не играла?
— Как все дети. Кормила там, причёсывала. Ой, как покраснела то. Давай, растли меня. Научи, как совокупляться с плюшевой игрушкой.
Когда я, под тихое ржание любовницы, заканчивала свой рассказ, в спальную вошла мамочка. Всё тот же банный халат на голом теле.
— Девушки, хватит лежебочничать. Папа там уже завтрак готовит.
— Мам, ты не подмывайся. Мы хотим полизать его сперму. Я ведь правильно поняла, что ты только отошла от оргазма?
— И заткнула влагалище своими трусиками, по заказу любовницы. Нате, оближите! — Мамочка вынула из влагалища свои красные трусики, кинула нам. Я была до того возбуждена, что лизнула сперму чужого мужчины, смешанную с соками любимой мамы. А молодая любовница облизала все заметные пятна. — Папа уйдёт, вы мне заплатите...
Завтрак был чисто армейским — овсяная каша на молоке, хлеб с маслом. Крепкий кофе выбивался из строя милитари. Ели, также, как, наверное, в солдатских столовых — молча. Даниил посматривал на дочь, на Зину.
— Выходи за меня. — Сказал он, остановив взгляд на маме.
Мама подняла глаза от чашки с кофейным осадком. Я думала, что она ждёт второго предложения. Слышала, как затаила дыхание Вера.
— Милый, давай останемся друзьями? — Подружка вдохнула.
— Ты же говорила, что у тебя никого нет.
— Тогда я не докончила предложение. Окончание может испортить наши отношения... Нет, нет! Не проси меня как продолжить, так и ответить на предложение. Даниил, мы с тобой друзья! — Верочка задышала спокойно.
— А жаль... Доченька! — До чего же быстра мысль. Вера, как и я уже придумали продолжение. «А ты, будешь моей женой?». — Женщин развлечь. Обедом накормить. Дождаться приезда Николая. Отвести их на объездную и сопроводить к нашему складу.
Рефлекторно стукнули пяточки друг о друга, прозвучало «Есть, та-а-ищ капитан!».
Через полчаса Даниил вышел из спальни, в одежде которая вчера была на нём. Рубашка в клетку и клетчатый галстук как новизна в наряде. Он и мама скрылись в сенях. Мы убирали со стола.
— Зина, почему ты не захотела стать мне мамой? — Вера начала разговор, как только мы поняли, что переделали все дела.
— Потому что такому мужчине нужна совсем не такая, как я, женщина. Он достоин преданности, которую я не могу гарантировать.
— Что принудит тебя изменить ему?
— Характер. Изменить который я не хочу. Вот жени его на себе. Будь ему максимально верна... Ну разве, что с девушками, но с его согласия.
— А если я, как и ты? Как мама? С сыном?
— У-у-у-у. Но ты ведь знакома с последствиями. Так что я тебе не советую даже помышлять об этом. Как мужчина он прекрасный партнёр, чувствует женские струнки. Так что напишешь нам отчёт о проделанной работе. Может в гости приедете в наш посёлок.
— И вы там... по-дружески... ?
— Если позволишь..., хотя он не позволит.
— Что он сказал о нашем акте вчера, когда вы смотрели на нас?
— Молчал, гладил мою спину. Вывод — это его возбудило. О его мыслях узнаешь сама, и напишешь нам.
— У него большой? — Детский вопрос прорвался наружу, Вера сразу прикрыла рот ладошкой, но было уже поздно.
— Первый раз был большой, утром достаточно ощутимый. — Вот как нужно сказать, чтобы понять — да член такой, какой приятен.
По этой причине мне захотелось поцеловать её. Сказав: «Зиночка, ты умница!», закрыла её уста своими.
— Сейчас я тоже отблагодарю тебя за все советы, ласки и нежность, полученные от тебя. Только ещё один нужен мне. Сегодня ночью к нему прийти или сутки-двое повременить? Так сказать, нагнать его голод, дать подзабыть тебя?
— Лучше будет, если это будет в безопасный период, чтобы ни ты, ни он, не заботились о предохранении.
— Эх! Сегодня как раз начинаются опасные дни. Значит, шесть дней придётся терпеть. За эти дни, пару раз попадусь голой после помывки. Помогу придержать меня на стремянке, когда буду протирать пыль на антресоли.
— На тебе естественно будут шортики без трусиков, верх — топик без лифчика. — Начала я ментально мастурбировать.
— Он тебя снимет со ступенек, подденет пальцами пуговку шортиков и останешься ты в том же виде, в котором он тебя заметит, когда ты, уже не прикрывая срама, попросишь прощения. — Мама тоже начала игру.
— А я буду стоять. Ждать продолжения его действий, возможно ведь, что он снимет с меня шорты, чтобы отнести их в стирку?
Мы трое стали треугольником, обняли талии друг друга. И так как к офицерскому столу нужно выходить в парадной форме, начали снимать её.
Промежность мамы пахла знакомым мне запахом мужчины. Слизь выталкивала из её лона сперму Даниила. Сначала языком, затем пальцами, мы с подружкой освободили влагалище старшей любовницы от мужского семени.
Я даже не заметила, когда к нам подтянулись помощники — флакон и бритва. Теперь уже Вера не уследила за флаконом — провалился в неглубокую вагину. Наманикюренные пальчики мамули спасли Даниила от неожиданного обнаружения своего парфюма во влагалище дочери в момент первого проникновения. А бритва, от которой вчера отказывалась мама, оставила на себе несколько её капель, после того, как презерватив порвался и ей пришлось держать псевдовибратор влажными пальцами.
Затем Вера возила нас по Омску, показывала известные ей исторические места. Особо рассказала о доме, где в гражданскую войну заседало омское правительство, во главе с адмиралом Колчаком. Время подошло к обеду.
— Пойдёмте в ресторан. — Предложила мама. — Пусть за нами поухаживают лакеи. Желательно парни. Знаешь такой?
— Я мало посещаю рестораны. Хоть у папы бизнес стабильный, но не сильно прибыльный. Последний раз была, когда был выпускной вечер. Пять лет назад.
В центре города нашлось несколько заведений, отметившихся в поисковиках. Мы выбрали ближайший. Швейцара на дверях не было. Но массивная дверь открылась сама, впустив нас в прохладу и чистоту как от пыли, так и от городского шума. Метрдотель приветствовал нас слегка поклонившись.
— Здравствуйте, уважаемый. У вас официанты мужчины?
— Да. Пройдёмте вот к этому столику... или желаете уединения?
— Уединения и мужчину в качестве официанта.
Мужчина показал наш столик с полукруглым диваном для сиденья. Ответил где дамская комната. В ней мы провели несколько минут, разглядывая красоту в зеркале. Каждая красота, поправила макияж, стряхнула еле заметные частицы пыли и выпавшие (увы) волосы.
Наши заказы принимал молодой человек, очень приятной наружности. Порекомендовал блюда от шеф-повара. Но мы отказались, выбрали то что предложено в меню. Выпить алкоголь Вере, как нашему водителю, не позволил закон. Я выпила и не заметила, как у меня в руке опять появился нож-член, который насиловал ростбиф и кусочки оргазма отправлялись в мой ротик. Как она умудряется и приборами пользовать и юбочку мою задирать?
— Ты хочешь, чтобы я перемазала своими выделениями все твои трусики? — Проглотив последний кусочек оргазма спросила я у Веры.
— Я уже дала понюхать твои выделения Гомеру, так что будь готова к совокуплению с ним.
— Фу, девочки, как не культурно беседовать за столом о зоофилии. Давайте хотя бы о гомосексуалах поговорим? Как по-вашему, мальчик, который обсуживает наш стол, он голубой? — Мама допила вино, вытерла салфеткой уголки губ.
— Что тебя навело на мысль, что он голубой? — Подружка нехотя переключилась с моего бедра на разговор.
— Его имя Эдуард. Оно у меня ассоциируется с Эдуардом Вторым, королём Англии. Девочки, прошу вас, постарайтесь изменить мои представления, что все Эдуарды пидорасы!
— Действуем как с Шуриком..., я тебе о нём рассказывала сегодня ночером. Мам, одну пуговицу расстегни. А ты, любовница, так как сидишь с краю, подними подол повыше... ещё, чтобы видна была резинка чулок.
— Говорить будешь ты. Когда ты выпившая, так приятно позвякивают твои колокольчики, что у меня встаёт... клитор. — Она достала из сумочки пудреницу, несколько раз мазнула подушечкой по моим щекам. — Вот. Я подчеркнула покраснения щёчек, чтобы ты выглядела совсем пьяной. М-м-м-ма! — Чмокнула меня в губы.
Мама уже нажала кнопку вызова.
— Маладой челавек, — начала позвякивать я. — Подскажите где такие прелестницы, как я и мои спутницы можем культурно отдохнуть.
— Вам, лесбиянкам, придётся переехать...
— С чего вы так решили, Эдуард?
— От вас на версту прёт женскими секретами, а так как мужчин среди вас нет, то я могу судить, что вы как минимум би.
— Которые раздражают вас, гомосексуалистов? — Подала голос старшая любовница.
— Я не знаю, что раздражает пидоров.
— Раз уж у нас такой откровенный разговор, — вибрация её голоса, политая белым вином, вошла в резонанс с моим клитором, я сильно сжала промежность, чтобы струйка не протекла через прокладку, — где и когда я смогу полностью осознать, что я ошибалась об Эдуардах как о сплошных гомосексуалах?
— Меня устроит ваш номер в гостинице, через три часа. Презервативы с шариками или с усиками?
Его баритон перекрыл вибрацию маминого голоса, мой таз дёргался от каждого его слова, я хотела, потом вымаливая прощения у супруга и любовницы, сейчас же ему отдаться.
— Благодарю, Эдуард. Я убедилась, что вы нормальный мужчина. Счёт принесите, пожалуйста.
— Фуф. — Выдохнула... Вера. — Девочки мне нужно в дамскую комнату, кажется я описялась.
— Эх, вы, ссыкушки. Я рассчитаюсь, приду туда. Понюхаю, чем вы там обоссались.
Сжимая ягодицы, мы с Верой дошли до туалета, начали сливать в унитаз влагу. Казалось, что она никогда не кончится, мы журчали, кряхтели, расслабляя сфинктер мочевого пузыря.
— Вот он нас сделал! — Проговорила подружка. — Без члена оттрахал. Пожалуй, я перед замужеством, устрою себе девичник.
— Я не знаю, как так случилось, может он волшебник какой-то, но вот, что стало с моей прокладкой. — Я передала под перегородкой свою Олвейс, впитавшую казалось Мёртвое море. Взамен приняла такую же от подружки.
Вытерев возбуждённые губки и клитор салфеткой с запахом ананаса, я простелила свежую прокладку на перемычку трусиков, натянула их на попу. Сухой материал, чуть успокоил меня. Выйдя из кабинки, взялась за красотку, отражающуюся в громадном зеркале. Подвела ей тени, накрасила уста бледно-розовой помадой.
— Зачем ты покрасила зеркало? — Спросило меня отражение мамы.
То-то я не ощущаю губами помаду. Скорее бы домой, к мужу, в тишину и покой. Крашу уже своё лицо. Слышу журчание маминой струи в чашу унитаза, этим успокаиваюсь окончательно. Поправив изъяны макияжа на уголках глаз, осознаю себя блондинкой.
Вера задерживается, кажется откладывает личинку. Автоматический спрей пшикнул, будто тоже учуял неприятный запах. Выхожу в зал. В нём ещё мало народа, слышится работа кухни.
Зазвонил телефон.
— Па, ну наконец то. Здравствуй, любимый.
— Верочка, здравствуй. Мне полсотни осталось до Омска. Где встречаемся?
— Я перезвоню, не уточнила, где лучше встретиться.
Мама и Вера выходят одновременно.
— Папа звонил, скоро подъедет. Вер, он со стороны Новосибирска едет, где лучше встретиться?
Она достаёт смартфон, ищет что-то. Минуты три проходят, и она говорит куда ему лучше подъехать. Я забиваю точку GPS в послание для папы. Отправляю. Он уже умеет пользоваться навигатором. У Веры в авто тоже есть навигатор. Через сорок минут целую папочку в губы, жмусь к родному. Он торопится отстраниться и целует мамочку. Двое суток не виделись — верно токсикоз разрывает мошонку.
До складов добираемся через полчаса. Мужчины знакомятся, грузчики приступают к погрузке.
— Зин, погрузка займёт час. Вы собираетесь на ночь глядя выезжать? Может переночуете у нас?
— Да, Зиночка, давай переночуйте у нас! — Вера вешается на плечо мамы.
— Честно сказать я и сама так хотела, но стыдно было напрашиваться. Коль, тебе нужно отдохнуть.
— Выезжаем в шесть. — Папа, наверное, мечтал доехать до того мотеля, хорошенько оттянуться с мамочкой. Может мне тебя ублажить, родненький? Нет! Это надо сделать в нашей бане, при Павле. Так будет честно.
Павел.
Похоже я адаптировался к утренним минетам, потому что только спазм таза, разбудил меня. Правда во сне исполнительницей была Верочка, в Омске научившаяся какому-то трюку. А наяву Ника, которая, не вытерев следов спермы, поцеловала меня в губы, улыбнулась чему-то, наказала просыпаться, бриться и тому подобное.
— Верного я уже покормила. Осталось нам покушать и можно приниматься за хозяйство.
— Ника, я прогуляюсь по лесу, разведаю окрестности. Возможно понадобятся ещё дрова.
— Не заблудись, любимый. Я тебе водички в бутылку приготовлю. Собак идёт с тобой!
— Его имя Верный. — Уже не пытаюсь исправить её речь.
Обычный деревенский завтрак, безо всяких изысков, с чёрным хлебом, с маслом которое нам предложила девушка на велосипеде, направлявшаяся в район на рынок. Меня тогда удивило — масло завёрнуто в простую бумагу, на ней ручкой написана цена, девушка сверила надпись и цифры достоинства купюры.
Ника попросила следующий раз привести молока и, если есть, сливки. Дала девушке стеклянную банку с крышкой и пластиковый контейнер для сливок. Тогда я торопился проводить постояльцев, поэтому даже не познакомился с селянкой.
Сегодня я пошёл пожелать счастливого пути отъезжающим. Как заведено — просьбы ставить лайки, рассказывать всем, что на трассе Пермь — Тюмень им можно остановиться в нашем мотеле. В это время как раз и подъехала сельчанка, и я успел подойти до того, как она собралась в путь. На ней мешковатая одежда из грубой ткани, чистая, но окрашена в грязный серый цвет. Юбка, скрывающая ноги. Верх толи рубашка, толи ночнушка лежит на бесформенных плечах, не позволяет оценить раз
мер грудей. Серый, но уже посветлей платок, плотно укутавший голову девушки, спрятал волосы.
— Здравствуйте, девушка. Меня зовут Павел, моя супруга Вероника. А это наш пёс Верный.
— Я Настя. — Не поднимая на меня лица, покраснела девушка.
— Настя, сколько мы должны за молоко и сливки? — Спросила Ника.
Девушка опять показала написанное на крышке стеклянной банки с молоком и на листке, прикреплённом к полиэтиленовой упаковки трёхсот граммового контейнера.
— Можно я уже поеду? Пока ещё дотелепаю до города... — Девушка опять сверила надписи и достоинства купюр. Я ещё подумал: «А если цена не кратна сотни? Если монеты?».
— Да, Настя. А на обратном пути остановитесь?
— Нет. Дома сёстры больны. Папенька больно строгий, сам не сидит и другим послабки не даёт. До свидания.
— Настя, мы хотим ещё сделать заказ. На полчасика остановитесь. Хорошо?
— Полчаса? Ладно. — И она быстро уехала в райцентр.
— Я думаю ей лет 18, такая хрупенькая, ещё тощее Веры. Откуда она ездит?
— Из леса вернусь к обеду, если она без меня приедет...
— Хорошо, родной. Я поняла.
Верному, судя по начавшим седеть брылам, лет семь. Потомственный дворянин, ростом с овчарку, хвост — метёлкой. Окрас серый с белыми и чёрными пятнами. Шёл рядом со мной, как телохранитель — чуть спереди и с левого бока. Он подчинялся закону природы — сердце самый важный орган, его в первую очередь захочет поразить противник. Бурелом начал попадаться практически сразу, как только вошёл в лес. Ель, сосна, осина. Ну, вот и разведал где можно брать лес на дрова. Походил ещё. Набрёл на большую плантацию... малины. Отметил на смартфоне точку GPS.
Я заметил, что во мне стали проявляться собственнические интересы. Когда я спросил у мамы об этом, она посмеялась и сказала, что это во мне кержацкая кровь проснулась. Вот и сейчас с малины, я перескочил на варенье, с варенья на сахар. Подумал пока не сезон заготовок, может закупить пару мешков. Нужны банки. Банки — это также соления. И процессор погнал меня в такие дебри, что тут требовалась помощь Верочки.
— Верный, помнишь дорогу домой? Веди!
Мой молчаливый друг, вильнул хвостом, повёл обратно. bеstwеаpоn Недалеко мы ушли — пять минут и показался мой хутор. Ника развешивала бельё, стоя к нам спиной. Верный подошёл к ней, вильнул хвостом, задел по ноге. Женщина вздрогнула, но не испугано, а от неожиданности.
— Быстро вы! Даже любовника не успела выпроводить. Сидит в доме, в шкафу. Там полиционер, тебя ждёт. — И шутки у неё получались не смешные, но нежные.
— Здравствуйте! — Офицер вышел из дома. — Старший лейтенант полиции Голиков Андрей. Я ваш участковый. Хожу знакомлюсь с жителями своего участка. Можно посмотреть ваши документы?
— Ника...
— Уже заварила.
— Пройдёмте в дом. — Пропустил вперёд Нику, зашёл сам. Городской этикет пропал с желанием покуролесить на дискотеках.
Я показал свой паспорт гражданина Украины. Ника подала свой паспорт. Лейтенант сверил фото с нашими лицами, записал в журнал наши данные.
Задал, как мне показалось, провокационный вопрос.
— Вероника Николаевна, вы в качестве кого здесь гостите?
— Она сестра моей жены, которая вместе с моей мамой сейчас в отъезде. — Решил не давать повода задать следующий вопрос: «А вы знаете что за совращение... ?». Но он всё-таки задал.
— Павел, вы официально расписаны?
— Мне как вы успели заметить через пару месяцев исполнится во18 лет лет. Какая-то проблема в этом?
— Мужчина, вам чай крепкий? — Ника сердцем почувствовала угрозу, поэтому решила пока действовать добром.
— Да, спасибо. Павел Петрович, я пока сам не знаю проблема ли это. В пяти километрах отсюда, в лесу стоит такой же хутор. Там всего один мужчина и шесть женщин. Все в кровном родстве. Матери, сёстры, дочери. Так вот этот мужчина является отцом пяти из этих женщин.
— Ну так это мать и её дочери...
— Старик сказал, что это все его дочери, но, если судить по возрасту, а самой старшей из них шестьдесят лет, и каждой последующей на пятнадцать-18 лет лет меньше. Напрашивается вывод — кровосмешение. Только две младшие возрастом под 18 лет. Паспортов ни у кого из них нет.
— Я сам с февраля месяца здесь живу. А мама родилась в этом доме...
Попивая чай, прикусывая его черничным вареньем, я рассказал о местной аномалии. Поэтому просил его не удивляться инцесту в данном районе. Возможно есть ещё такие же хутора-скиты.
— Ну значит и докладывать начальству не буду. А то понаедут инспекторы по делам несовершеннолетних. По шапке конечно получу, но как-нибудь выкручусь.
— Андрей у меня попутный вопрос... Здесь в лесах столько поваленного леса. Его можно использовать для отопления?
— Давай на «ты»... ? Павел, слушай. Всё что лежит в лесу и гниёт — государственное. Возьмёшь гнилой ствол — оштрафуют. Возьмёшь следующий раз — приду я и арестую. Значит выход такой. Идёшь к лесничему, оплачиваешь как за качественный пиломатериал. И бери на здоровье.
— И брать могу выше оплаченного?
— Ты этого не спрашивал — я это не слышал... Ника, спасибо...
Тут прозвонил велосипедный звонок. Ника, выйдя, пригласила Настю зайти в дом. Войдя в комнату, девушка, увидев икону, перекрестилась, прикасаясь к телу двумя пальцами, поклонилась образу. Я представил её Андрею. Видимо совсем затюканная девушка, мгновенно покраснела, смущённо опустила глаза.
— Настя, попей с нами чай. — Предложила Ника, не дожидаясь согласия, поставила чашку на стол. — Чего ты смущаешься? Эти мужчины такие же люди, как и другие, которым ты продавала свой товар.
— Папенька, не разрешает нам говорить с мужчинами. — Слегка заикаясь ответила девушка.
— Так вы из того хутора? — Андрей припомнил, что уже видел Настю.
Она кивнула.
— Он будет вам мужем? — Спросил Андрей.
Снова кивок.
— Вы согласны на это?
Кивок.
— Павел, ты что скажешь?
— Остальные женщины в таком же физическом состоянии?
— Старик и сам такой же. Одними молитвами сыт не будешь. Так что предложишь?
— Я? — Вот это задача! Для парня, который конечно грамотный, со своим жизненным принципом, решение вопроса о существовании такой семьи и разрешения её проблем, не под силу. — Андрей, я не в силах что-либо предложить. — Но появившуюся мысль решил развить. — Она самая младшая?
— У них нет паспортов. Настя, вам сколько лет?
— Маманя говорила десять, — мы аж глаза вытаращили, — и ещё семь.
— Получается 18 лет. Да как же ты торгуешь? Если счёта не знаешь? — Даже у Ники проявился интерес к такой грамотности.
— Папаня на бумажке пишет. Я отдаю за такие же цифры на денюшках. Больше некому продавать.
— А читать умеешь? — Кивок. — Писать? — Кивок. — Кто учил?
— Сестра Анна.
— Анна? Это которая старшая?
— Призвал Господь её душу два воскресенья назад. А позавчера сестру Клавдию похоронили. Можно я поеду?
— А другая девушка не больна? — Спросил Андрей.
— Господь бережёт её и меня.
— Андрей, моё мнение такое. Он уже не способен на зачатие, так что вскоре, лет через надцать хутор совсем придёт в упадок. И как естественное, можно ожидать истории Агафьи Лыковой. Россия! Двадцать первый век! Как в амазонской сельве! Дикое племя. Мои родичи хоть воевали, грамоте обучены, а эти... !
— Настя, вы хотели бы другой жизни?
— Андрей, ну ты спросил. — Сказала Ника. — Она её видела другую жизнь? Но я считаю, чо их нельзя разлучать!
— И сообщать в органы тогда точно не стоит. Вообще не упомяну в рапорте.
— Туристов к ним нужно. — Предложение Ники.
— Давай завтра сходим с тобой туда, посмотрим. Может хоть самых молодых спасём. — Такая моя задумка.
— И куда их? Без прививок они сразу погибнут от современных болезней.
— Настя, ты давно торгуешь?
— С прошлого года.
— Во-о-от! С ней ничего не случилось. Возможно иммунитет крепкий. Может и другие такие же. Ты женат?
— А это причём... ? Ты хочешь, чтобы я взял одну из них в жёны? Сам возьмёшь?
— Возьму!
— Ты же говорил, что женишься на сестре Ники?
— И на Вере женюсь. Мне верные жёны нужны.
— А жить на что будешь? Многоженец, блин... ! Нет, я не женат. Но брать в жёны, не известно какую женщину не собираюсь.
— Настя, езжай домой, завтра будешь проезжать, остановись. Я посмотрю ваш товар.
— Завтра день молитвы. Торговать Господь запрещает. — Ответила Настя, перекрестилась, глядя на икону. Когда девушка вышла, я спросил у Андрея. — Как она тебе телом, лицом?
— Худа. Не люблю худых. Личико не разглядел толком — всё время в пол смотрела.
— Кости есть — мясо нарастёт! — Я сам удивился поговорке, которую никогда не слышал, но подсознание её выдало. — Что-то меня толкает заменить того старца..., нет, нет. Всего лишь как хозяина для заблудших овечек, божьих.
— Пашенька, а мама, а Вера? — Ника напоминанием о маме и Вере, намекала на себя.
— Вот с ними и посоветуемся, как приедут. Андрей, когда завтра встретимся?
— Часов в восемь. Не поздно?
— Да, так лучше.
Новый знакомый ушёл. Я подошёл к глазам, которые намокли слезами. Поднял лицо, уперев в подбородок Ники указательный палец, поцеловал в губы. Соль уже оросила их, прибавив смака. Третья жена ещё сильнее заплакала, уже судорожно всхлипывая, не обнимала, не выказывала желания.
— Что с тобой?
— Паш..., вс..., зачем тебе ещё..., вс..., жена?
— Если откроем столовую, то будет работать в ней. Мне её жалко. Если она там останется, то так и не узнает радости соития, материнства. Умрёт старой девой. Ты бы хотела для себя такого?
— Только Настя? Вс...
— Сделаем так. Верного оставим за сторожа, и втроём с Андреем поедем туда?
— Я-то зачем тебе?
— Посмотришь, как живут те женщины. Может позавидуешь им. А пока... я напомню тебе как живёшь ты!
С последними словами принялся раздевать мать своей дочери, которая вот этими пышными грудями вскормит её, вот этими губами будет целовать в лобик, в щёчки и пяточки. Верочка будет находиться вот в этой утробе, уже сейчас обжигающей блаженством продолжения рода.
Нет, Ника, всё по-моему сценарию, не нужно пока сосать. Я твой муж, я твой хозяин и буду позволять тебе делать, что хочу сам! Не волнуйся, родная, я помню о вознесении тебя на вершину блаженства. Обилие твоих ручейков, снабжающих обе ляжечки влагой, соблазнительно. М-м-м-м, упоительно! Ляг, родная, на постельку, я хочу лакать влагу, как Верный воду из миски...
А теперь, милая моя жёнушка, вспомни, как в тебя вошёл мой фалдус, вспомни, как ты его принимала, подмахивая не хуже балерины. Вспомнила!!! Уже не плачешь? О-о-о-о! Да ты уже согласна со мной, что я в состоянии обрюхатить всех женщин в округе? Конечно я и тебя не забуду, дурочка. Буду наполнять тебя вот таким..., вот таким..., вот таким семенем!
Ника, восстановив дыхание, уже не такая грустная. В глазах задор. Хочет ещё. И теперь по её задумке. Сейчас предугадаю. Подмыться моей мочой, походить во дворе обнажённой и воспользоваться мной как мужчиной, для услады своего молодого тела, на молодой траве за домом.
Что она и озвучила с точностью до точки. Обнажёнными мы пошли за дом, женщина присела. Поймав первую струю ртом, сполоснула зубы, выплюнула. Оросив, щёки и шею, подставила груди, прося направлять струю на соски. Они опять окаменели, призывали сломать их. МочИ во мне скопилось много, поэтому хватило и на живот, и на промежность. Большие лепестки звучно чавкали, будто хихикали, напоминая о себе, как они входили вслед за пенисом в трубу, и боясь расставания, возвращались с членом наружу.
— Пашенька, извини, но кроме как — заебись, я ничего не могу сказать.
— Ты на животном уровне пытаешься закрепить на себе мои запахи, чтобы ощущать себя моей самкой. — Я снял капельку мочи с соска, слизал. Во мне тоже проснулся инстинкт самца. Я лёг на траву. — Теперь ты пописсай на меня.
Женщинам, чтобы помочиться стоя, нужен настрой. Поэтому Ника никак не могла начать, она хихикала, говорила, «Сейчас..., сейчас». И поток прорвался. Такой же широкий, как и влагалище, как и всё в этой женщине. Я подставил лицо. Горячая струя прорвалась меж моих губ. Ополоснул зубы таким ополаскивателем. Успел вылезти из-под Ники и помыть лингам.
— По-со-са-ть! — Теперь она ощущала себя самкой хозяина, которой наряду с деторождением, позволены маленькие радости.
Рот, изголодавшийся по массажу членом, жадно втянул его. Голод был до того силён, что он расслабился и принял весь член в себя.
— Так не удобно. Я на лавку лягу. — Ника вспомнила соревнование с Таисией, легла спиной вдоль лавочки, на которой мы сидели, коротая вечера. Свесила голову вниз. — Давай, любимый, оттрахай свою самочку в горло.
Такое я видел, но не пробовал. Ухватившись за большие груди, гонял пенис во рту Ники, которая обхватила ствол губками. Лавочка была не удобна для такой позы, мне приходилось сильно приседать, напрягать спину. Поэтому пару минут пошаркав гланды женщины, отказался от дальнейшего.
— Ника, вот на козлы, на которых брёвна пилят, ложись животом вниз.
Эротическая картинка — молодая женщина, подвергнутая истязанию толи розгами, толи вожжами, лежит на бревне. Алая от экзекуций попа в центре всей композиции.
Жена протискивается меж брусьев, держащих ствол, свесив ноги по разным сторонам бревна, открыла «чёрную дыру» и хитро поглядывая на меня, ждала моих действий. Я хлопнул ладонью по упругой ягодице. Видимо она подсознательно ждала этого. От следующего хлопка, начала стонать. «Покрасив» правую полупопенку, сменил, как и горящую от ударов ладонь, так и ягодицу. Десять отсчётов и алая прелесть взбудоражила мою похоть.
Омочил пенис в вагине, насадил анус на член. Уровень козел, полностью соответствовал необходимой высоте, когда не приходилось или приседать, или становиться на цыпочки. Станок мерно пошатывался, Ника мерно стонала, временами, в состоянии микрооргазмов, подкрепляла экстаз матерными словами.
— Туда не кончай! Бля, хочу, чтобы ты меня обвафлял, как сучку.
Заказ принят. На подходе к эякуляции, вынимаю член, подхожу к голове Ники, чуточку додрачиваю и наношу окончательные мазки на лицо жены. Она лежит, в изнеможении свесив конечности. Сходил за смартфоном. Солнце хорошо освещает картину. Делаю несколько снимков с разных ракурсов.
Ника поднимается с бревна — живот, груди, внутренняя сторона ляжек оцарапана древесиной. Целую её в губы и веду в дом, где собираюсь омыть женское тело.
Водитель проезжающей «Шнивы», засматривается на такую натуру и вылетает на обочину, где лежит блок билборда. От прямого столкновения увернулся, но правое крыло сильно оцарапал.
Ника спокойно идёт в дом, я накидываю на голое тело пальто, которое сушится на ограде. Подхожу к пострадавшему.
Мужчина, лет 25-ти, глупо чешет голову и осматривает повреждения. Вмятина на крыле заметная — бетон — это не перина.
— Чего вы голышом ходите? — Это не предъява. Интонация скорее означает удивление — он проехал нудистский пляж? Или издано постановление правительства об обязательном обнажении?
— Захотелось. Сам то ничего не повредил?
— И много здесь было подобных аварий? — А парень то с чувством юмора!
— Тебя, как первого, можем напоить чаем. Павел. — Я протянул руку.
— Василий. Я прошлой осенью проезжал здесь, никого, кроме старика и старушки не видел.
— Дедушка мой и тётя мамы, умерли этой зимой.
Ника уже ополоснулась, надела свободное платье на голое тело. Выработалась привычка — если я с кем-то разговариваю, то будет чаепитие. Мне тоже нужно смыть запахи мочи и пота.
Через пять минут начинаем пить чай. Василий и есть тот человек, который занимается лесоохраной.
— Если какая комиссия из центра нагрянет, я тебя предупрежу — тогда не ходи за дровами. А в остальное время расчищай лес от мусора. Но комиссии сюда заезжают редко, потому что зверья ценного осталось мало, так что можно не дрейфить. Да! Самое главное! С огнём будьте осторожны! И... если будете пилить бензопилой, то пили под самую почву и прикопай пенёк.
— Кстати. Нужно нашим позвонить, чтобы купили бензопилу.
— Не покупай. У меня на кордоне три лежит. Две из них списанные по причине поломки. Отвезти в город, из двух одну сделать.
— Да Ника у нас механик. Может быть и сама сможет. Слышишь, милая, не зря значит ты голышом ходила. Видишь какой хороший человек тебя заметил?
— А я тебе раньше предлагала. Может ещё какой хороший человек попался бы. Ха-ха! Вась, ты женат?
— Был! Ей не понравилась жизнь в лесу. Ну-у-у, вы то, не в лесу, каждый день новые люди. Видно, как вы весело проводите время!
— Долго прожили? Дети?
— Предохранялись два года. — Один ответ на два вопроса. — А вы?
— Мы с Пашей всего четвёртый день. Не предохраняемся. — Нике понравился простой дружелюбный парень. — Жену не подыскивал?
— Да надо бы. На кордоне животина осталась. Кормить, поить нужно. Постирушки...
— И согреться? Сбежавшая тёплая была? — Простота Ники, сняла остатки напряжённости с Василия.
— Да какой там... ! Хотя может я сам не сильно раскочегаривал.
— Паш, можно показать? — Я понял, чем она хочет похвастаться, кивнул. — Надо было вот так.
Ника повернулась к нам спиной, задрала подол платья. За полчаса красные пятна на ягодицах стали бордовыми — завтра это будут сплошные синяки. Постояв так несколько секунд, Ника поправила платье.
— Теперь сидеть не могу... Со следующей женой так делай. Ну и естественно дери её после учения.
— Хорошо, ребят. До того же пота, который от Павла шёл... А что, есть кто на примете?
— С участковым уже познакомился? Завтра с ним пойдём в скит к староверам. Идёшь с нами?
— Не-не-не! Я знаком с их, так сказать, отцом. Та ещё сволочь. Ежемесячными постами женщин до истощения довёл. С коровами и курами и то лучше обходится.
— Сколько ему на вид лет?
— За скудной бородой лица не разглядишь, но по моим оценкам, опять же сравнивая с другими дедами, то лет восемьдесят.
— Ну я так и предполагал. Настя, младшая из них, семнадцатилетняя. Если не учитывать, что кто-то из младенцев умер, то дед до шестидесяти пяти лет брюхатил дочерей.
— Дочерей? Я думал, что они добровольно к нему идут. Во дела!
— Возможно Настя и её сестра ещё девственницы.
— Вась, даже за целкой в скит не пойдёшь? Знаешь потом какая жена верная будет? — Ника даже глаза закатила, изображая работящую невинность. — И кормить много не нужно. Как Дюймовочка ползёрнышка съест и сыта. Ха-ха-ха. — Ника даже по плечу хлопнула Василия — он о чём-то замечтался.
— А-а-а, беру! Заверните две! Ха-ха-ха! — Он также хлопнул Нику по попе. Та взвизгнула.
— Больно.
— Вась, я ревную. Заимеешь жену, откормишь до такой упитанности, тогда может и поменяемся... на ночь, другую. Ника, согреешь Василия, если его жена будет греть меня?
— Баш на баш? Разве чо ради ксперементу. Ха-ха-ха!
— Ох! Ёп-понский городовой! Я и забыл куда ехал. Всё, друзья, я побежал. Завтра привезу бензопилы. Ника, благодарю за угощения.
142