Для раздумий я всегда отправляюсь на берег моря. Мне нравится тут размышлять. Ласковый прибой накатывает на босые ноги, легкий бриз шевелит волосы и остужает мозг, нагретый полуденным солнцем. Сиеста. Берег пуст, день будний. Погруженный в мысли, я смотрел лишь под ноги. И вдруг…
— Ой, простите, пожалуйста!
Легенькое платьице «сафари» — пуговки спереди и поясок. Большие серые, чуть карие глаза, темные волнистые волосы… Я не заметил девушку и налетел на нее, а извинилась, почему-то она. В руке она держала мороженое на палочке, но от жары лакомство сильно таяло. А от нашего столкновения несколько подтаявших капель попали ей на кожу в вырезе платья возле ключиц.
— Нет, это вы меня простите, — улыбнулся я.
— Нет-нет, что вы, это я такая рассеянная. Шла, замечталась…
Девушка лизнула мороженое. На ее губах остался шоколад, а еще одна крупная капля скатилась в вырез платья.
— Ой, — девушка смущенно посмотрела на меня. — Тает…
— А хотите, я вам помогу?
— В чем?
— Справиться с вашим лакомством, — ответил я и потянулся губами к мороженому.
Девушка, видимо, не ожидала и не успела отдернуть руку, а добрая половина порции оказалась у меня во рту. Прохладная масса устремилась в пищевод, а по телу наоборот разлилось тепло, словно я поцеловал мою случайную незнакомку. Девушка лизнула мороженое со своего края, а я откусил еще. И скоро, как говорилось в добром старом мультике, совсем-совсем ничего не осталось…
Босой ногой девушка вырыла в песке ямку и закопала бумажку и палочку. Она достала носовой платок и хотела стереть с кожи капельки сладкой массы, которые уже медленно сползали в лощину меж ее чудесных нежных холмов, но я остановил ее руку.
— Позвольте, я!
Бесцеремонно расстегнув верхнюю пуговку платья, я догнал языком ускользающую белую капельку. Проведя снизу вверх до самой шеи, я собрал с кожи девушки все следы сладкой массы и посмотрел ей в глаза. Она была явно смущена моей выходкой, но во взгляде я не заметил, ни возмущения, ни гнева. Взгляд ее был открыт и даже немного кокетлив. А губы все еще измазаны шоколадом. И я решил продолжить гигиенические процедуры. Облизав ее губы, я припал к ним своими, и мы надолго слились в поцелуе.
Волны слегка щекотали
ступни наших ног, которые постепенно все глубже зарывались в песок. А мы никак не могли оторваться друг от друга. Мои пальцы сами нащупали еще одну пуговку и еще одну. А вот им попался и поясок. Я развязал его и расстегнул две нижние пуговки. Оторвавшись от губ незнакомки, я постепенно опускался на колени. Когда два холмика оказались на уровне моего лица, я убедился, что они не прикрыты лифчиком. А проведя рукой под платьем по спине девушки и спустившись ниже, я догадался, что кроме этого платья на ней вообще ничего не надето.
А мои губы уже целовали ее левый сосок, а потом переключились на правый. Опускаясь все ниже, я облизывал ее тело точно так, как она недавно лизала мороженое. Вот и ямочка пупка, на ней я слегка задержался. А желание торопило меня туда, вниз, откуда уже исходил неповторимый аромат возбужденной женщины. Вот она, заветная щель вожделения и страсти! Источающая влагу, тягучую, сладкую, даже несравнимую с самым прекрасным на свете мороженым. Раздвигая губки, я нащупывал языком твердую кнопочку. Нажал на нее, и... Ура, заработало! Девушка подалась вперед, с тихим придыхом глотнула воздух, и ее ногти впились в мою голову, прижимая ее к волшебному месту.
Время остановилось. Ее бедра, мои щеки, подбородок — все было залито солоноватым, но таким сладким нектаром. Удерживая ее за ягодицы, я прижимал к себе эту сокровищницу наслаждения и радости, проникал языком туда все глубже. А ее пальцы хватали меня за волосы, за уши, словно боясь отпустить. Но я и не думал останавливаться, пока не почувствую толчки оргазма в ее теле.
И вот оно. Свершилось. Стоны сопровождали конвульсии, она билась в моих руках, словно птица, рвущаяся на свободу. Но ей в это время не нужна была свобода, ее устраивал сладкий плен…
Я выпрямился, обнял ее за плечи и крепко прижал к себе.
— Чудо мое, радость моя, как же зовут-то тебя? — прошептал я ей на ухо.
— Виктория…
— Вика. Милая. Дорогая. Победительница ты моя! Сделай и ты доброе дело…
По напряженному члену, который я прижимал к ее животу, она поняла, какое дело от нее требуется. Выпустив на свободу одноглазого змея, она облизала его со всех сторон словно мороженое, и, приоткрыв рот, впустила его туда, прижимая языком к нёбу и посасывая. Достигнув пика блаженства, я высвободил член, и Вика слегка отпрянула, не ожидая мощного напора струи, брызнувшей на ее щеки, губы и подбородок.
Зайдя по колено в море, Вика умылась морской водой, вышла на берег, застегнула платье.
— Спасибо тебе, — я еще раз обнял ее. — Теперь у моего романа есть замечательная концовка. А наш роман, надеюсь, только начинается…
224