Закурив беломорину, я вытащил свой зад в осеннюю круговерть. На улице ровным слоем лежал первый снежок. Поблескивая своими вредными искорками хлестал по моим глазам. Голова пульсировала от боли, дым папиросы, попадая в лёгкие, усиливал её. Бросив недокуренный бычок в попавшуюся на пути моего следования урну, несчастный зашёл в магазинчик на остановке. Прямо перед моим взором оказался огромный стеклянный треугольный сосуд с кровавой жидкостью. Нет, это была не кровь, а я не вампир. Это был томатный сок. Достав мелочь достоинством в десять копеек из кармана, страждущий заполнил полыхающие адским пламенем трубы прохладной амброзией, сдобрив её щепоткой соли, предоставленной вместе с чайной ложечкой со стаканчиком, наполненным водой для её ополаскивания. В те благословенные времена спида не было. Жители не боялись пить сильногазированную воду из автоматов на улице, используя всего лишь один стакан на всех, ополаскивая его холодной водой перед употреблением. Об одноразовой посуде слыхом не слыхивали. Слово секс отсутствовало в лексиконе, но он был и назывался по-иному.
Женщин я подразделял на две категории. Первая — это те, с которыми следовало знакомиться, прогуливаться по улице, дарить им цветы, конфеты, читать стихи, томно вздыхая при луне. И провожая до дому, до хаты, мечтать о прощальном поцелуе. И если заполучил оный, бежать домой вприпрыжку, сияя от счастья.
Другая — это были те, с которыми можно было переспать безо всяких конфетно-букетных периодов. Они не считали это зазорным. И если чувак им нравился, с удовольствием приглашали его к себе домой или приходили в гости. Это был секс без обязательств. И предохранялись они не всегда, что не вело к вен заболеваниям. Да и микробы с вирусами тогда не были такими злостными и злобными, как сейчас. Грипп ещё не был птичьим, а продуктами питания травились редко. Водкой тоже, а вином — запросто. Вино было преотвратное и с некрасивыми этикетками. Зато в сигаретах и папиросах был настоящий табак, а не нарезанная бумага, как сейчас, пропитанная хрен-знает-чем.
Девушки носили кольца не из настоящего золота, а из окрашенного алюминия с камушком из покрашенных стекляшек. Откуда знаю? А у меня на правой руке, начиная от мизинца, было наздёвано три девчачьих кольца и на левой два. Будь они золотые или на худой конец серебряные, мне бы их никто не дал поносить, как залог нашей встречи. Нет, я не был грабителем. Да и кто же будет отбирать дешёвые колечки у прелестных созданий? Я любил знакомиться на улице, в парке, кинотеатре, в трамвае или автобусе. Быстро находя тему для разговора. Стоило только начать, мой язык молотил без остановки.
Мне даже не приходилось врать. В моей жизни произошло столько смешных историй, что их можно было рассказывать три года и три месяца. Будь это конкурсом болтунов, думаю, занял бы там не последнее место. Я даже родился смешно — восьмимесячным. Но сейчас-то мне было восемнадцать лет. Пропасть этих месяцев осталась позади. Прожил довольно много, и хотя не взирал на этот Мир свысока и не чувствовал пока ещё в нём себя хозяином, но ощущал себя достаточно взрослым, чтобы пить, курить, любить и даже сходить в армию, чтобы защищать свою землю от иноземных захватчиков.
Знакомясь с приятной во всех отношениях девицей, я восторгался её колечиком и просил дать посмотреть. Прелесть моих юношеских мечтаний кочевряжилась и подсовывала мне свою нежную ручку под нос. Но не проходило и нескольких секунд, как она всё же снимала дорогую своему сердцу вещицу. Теперь она попалась. Я надевал кольцо на мизинец и обещал его непременно вернуть, если она придёт завтра на свидание. Таким образом я не оставлял им выбора. Конечно, попадались такие, которые ни в какую не хотели оставлять залог своей души и сердца, закольцованные в кусочке блестящего металла. Но я не настаивал — возвращал им обожаемый предмет, стоимостью в две — три поездки на трамвае. Таких было меньше трети. Основная масса понимала, что это игра, и с радостью расставалась со своей побрякушкой на время. Теперь ничто не могло помешать им прийти на свидание. Ведь им хотелось получить назад свою прелестную вещицу, а у меня была стопроцентная гарантия, что она придёт. Память у меня была хорошая, я прекрасно помнил, чьё кольцо, принадлежит какой деве. Конечно, являясь на свиданку, снимал их с пальцев, оставляя только единственное и неповторимое, принадлежащее только ей...
Дверь в магаз открылась, запустив толику морозного, осеннего воздуха и прелестное создание примерно моего возраста, может, немного постарше. Прелестное создание, подойдя к прилавку, скорчила свой носик и покривила губки. Сообразив, что если поднести зажжённую спичку к моему рту, произойдёт взрыв от спиртовых паров, а запах перегара не является амброзией для сбежавшей из страны Эльфов и Дюймовочек. Девушка была миниатюрная, невысокого возраста и просто прелестная. Остаканиваться томатным соком она не стала, а затребовала целую трёхлитровую банку.
— Мои извинение, принцесса, — начал я разговор, — у меня намедни был день рождения. Я теперь взрослый мальчик. Пить, курить и знакомиться могу, не прячась по углам.
Глянув на мои колечка, дама моего сердца улыбнулась:
— Поздравляю! А колечки зачем нацепил? Ты цыган?
— Нет, — признался я, — люблю знакомиться с прелестными созданиями.
Мне почему-то не хотелось врать этой девушке. Рассказал ей всю правду. Она засмеялась и отдала мне тяжеленную сумку, потому что я сказал, что таким Дюймовочкам, как она, не пристало таскать тяжести. Для этих целей нужны мужчины вроде меня.
— Мужчина?! — рассмеялась Света, придерживая дверь магазина, — вот мой мужчина — это мужчина!
Затем она подумала, не обиделся ли я, и чтобы как-то загладить свою вину, внезапно взяла меня под руку. Думаю, ей это ничего не стоило, а мне было приятно. Впрочем, я не обиделся. Субтильного телосложения, невысокого роста, никогда не отличался хорошими физическими данными.
Взглянув на её руку и углядев не простое, а золотое кольцо, задал бесцеремонный вопрос:
— Ты замужем?
— Скоро n лет будет, а почему ты спросил? Ты ведь просто помогаешь мне донести тяжёлую сумку, — поинтересовалась Светлана.
— Ты слишком молодо выглядишь, Светик-семицветик, — признался оплошавший МЧ в моём лице, — я думал, тебе чуть больше восемнадцати.
— Юрочка, ты серьёзно? Или просто комплимент мне пытаешься говорить?! — рассмеялась женщина.
— И серьёзно, и комплимент, — ответил юноша взрослой женщине.
— То есть ты пытался завязать со мной знакомство с помощью кольца, как это делаешь со своими сверстницами?!!
— Верно, подмечено, — улыбнулся я, — но теперь не пытаюсь. У тебя золотое кольцо, а не эта бижутерия по три копейки за килограмм.
— А если я сейчас его сниму и отдам тебе, ты придёшь на свидание со мной?
— Обязательно приду, но лишь для того, чтобы его вернуть.
— Я слишком стара для тебя?
— Дело не в этом, — ответил герой-любовник, — у меня была и постарше. Дело в другом. Ты замужем. А это против моих правил.
— Какой-ты... Правильный. Ну, вот мы и пришли. Спасибо! — сказала Света перед своим домом.
— За что? — усмехнулся я, — мне не тяжело.
— За прогулку и за всё...
Света осторожно погладила мою щёку, забрала сумку и скрылась в подъезде.
***
— Ну, ты дебил! — сказал Валера, выслушав мой рассказ, — она тебе напрямую семафорила, что хочет, а ты не смог...
— Сам урод, — ответил я, — она замужем, а с замужними не связываюсь.
— А чё так? Боишься, что разъярённый супруг тебе навешает, если узнает?
— Не боюсь, потому что не узнает. Не моё это, повторяю для сильно тупых.
— Ладно, давай за твой день рождения. Только твою бормотуху пить не будем, давай самогоночки.
— Давай, — согласился именинник, которому предстояло ещё неделю праздновать свой день рождения.
Не я был таким. Друзья у меня были такие.
Валерик метнулся в комнату и вскоре вернулся с двумя серебряными рюмочками.
— Такой благородный напиток нужно пить только из серебряной посуды, — пояснил он и разлил по рюмкам какую-то бурду бурого цвета.
С особой осторожностью я залили в себя непонятное зелье. Вкус был странноватый, но крепость не ощущалась.
— Что это за хрень? — скривился я, — в ней совершенно нет градусов.
— Да ты гонишь, — возмутился хозяин напитка, — папа говорил, что там около шестидесяти.
— Спорим, я выпью целую кружку, не закусывая. Только воды дай запить. И через пятнадцать минут пройду по досточке?
Признаюсь, в соревнованиях по употреблению алкогольных напитков я занимал последние места. Но предыдущая неделя пьянства сильно закалила мой организм. Валера протянул руку для рукопожатия и разбил её. На столе образовалась зелёная кружка, наполненная доверху коричневой жидкостью. К ней присоседился наполовину полный или наполовину пустой стакан воды. Взяв кружку в левую руку и чувств никаких не изведав, я её выпил, будто это был квас или томатный сок. Ополовинив полстакана воды, даже не поморщился.
— Сильно! — не поверил своим глазам бывший школьный друг, — как воду. Посмотрим через пятнадцать минут, как ты будешь ползать по досточке. А на чё мы спорили?
— Ни на чё, — усмехнулся я, — я тебя развёл на кружку самогонки.
— Ха, для друга дерьма не жалко.
В это время в прихожей прозвенел звонок.
— Это Женька, — пояснил Валера, — только он так звонит.
Евгений жил этажом ниже. Был с нами одногодка, но учились мы в разных школах, а с Валерой — в одном классе.
— Чем занимаемся? — пожимая нам руки по очереди, поинтересовался сосед.
Валера рассказал.
— Целую кружку?!! — не поверил Женя.
— Ага и водой запил.
— Пошли ко мне, а то сестра ключ дома забыла, а я её жду.
Мы быстро собрались и спустились на нижний этаж. Женя тоже коллекционировал музыкальные записи. Включив роликов, так он обзывал группу Роулинг Стоунз, дал нам по сигарете Кэмела.
Валера отказался, он не курил. Я решил немного погодить. Курево могло спровоцировать на опьянение. А у меня пока не было ни в голове, ни в попе. В это время пришла Ольга — старшая сестра Жени. Ей скоро стукнет четверть века. Но выглядела она как восьмиклассница. Тоже маленькая, миниатюрная, почти как Света. Правда, у Светланы грудь была значительная, у Ольги едва угадывалась под свитером. Внезапно мне захотелось её приобнять и прижать к своему телу, чтобы ощутить теплоту и мягкость женской груди. Алкоголь отключил в моём мозгу все тормоза, но мозг не осознавал этого.
Встав с табуретки, на которой я восседал, двинулся к своему предмету страсти и вожделения. Друзья с ухмылками наблюдали за мной. Ноги не очень слушались своего хозяина, но вспомнив о споре, я прошёлся по досточке пола. Ольга с удивлением наблюдала за моими телодвижениями. Приблизившись к ней на достаточное расстояние, МЧ в моём лице буквально упал в её объятия. Обняв Ольгу, просто растворился в ней. Осторожно поглаживая её волосы, я начал шептать ей всякие благоглупости:
— Оленька, милая, я давно мечтал попасть в твои объятия. Наконец-то моя мечта сбылась!
Девушка отстранила парня от себя. В её глазах читалось искренне удивление:
— Ну, попал и что? — спросила она, усмехнувшись.
Её это совсем не напрягало, а скорее, веселило. Друзья просто покатывались от смеха, зажав рты. Я же всё это воспринимал всерьёз. До моего разума, сильно затуманенного алкоголем не доходила реальность происходящего. Будь я трезв, ни за какие сокровища мира не осмелился бы вот так, да ещё при всех приобнять с бухты-барахты достаточно взрослую для меня женщину. Она была старше наполовину, прожитых мной лет, и попросту выпадала из моего круга.
— Оленька, дозволь поцеловать тебя, — сказал неадекватный молодой человек.
— Дозволяю, — сказала Оленька, и заметив, что я, выпятив губы, потянулся к её губам, повернула своё прекрасное личико, сказав при этом, — но только в щёчку.
Пришлось подчиниться. Я осторожно прикоснулся к её сладкой щёчке, но бес, вселившийся в меня, заставил высунуть язык и провести им от подбородка до виска девушки.
— Ай! — вскрикнула Ольга, — Юр, ты с ума сошёл, зачем ты меня лизнул?!
Друзья, уже не могущие терпеть, расхохотались в голос. Валера схватился за живот и упал на диван, плача от смеха. Женя тоже был хорош.
— Оль, чё это они? — совершенно не въезжал в ситуацию начинающий алкоголик.
— Юра, ты пьяный, что ли? — поняла, наконец, Ольга.
— Да! — твёрдо ответил я, — у меня был день рождения.
— Какой день рождения? — возмутилась Женькина сестра, — у тебя в конце октября, кажется, а сейчас почти середина ноября.
Приобняв меня за талию, сильная женщина, чуть не волоком отвела на место.
— А он за месяц до и месяц после отмечает, — уже не имеющий сил смеяться, сказал Валера.
Я по пути следования всё порывался пройтись по досточке, но мне это уже не удавалось. Всё кружилось и вертелось колесом.
— Сходите-ка на улицу, — посоветовала Ольга, — ему же плохо станет, проветритесь.
Друзья ухватили меня под руки и потащили на верхний этаж. Прощаясь, я сказал:
— Оля, я тебя люблю.
— Я тебя тоже люблю, Юра.
— Мы ещё с тобой поцелуемся... В другой раз?
— Поцелуемся, Юрочка. Непременно... В другой раз.
***
Забегая вперёд, хочу сказать, что через недельку я встретил Ольгу на улице. Она, завидев меня, улыбнулась.
— Привет, Юра.
— Привет, Оля.
— Ты хоть помнишь, что тогда вытворял?
— Прекрасно помню. Я никогда ничего не забываю, каким бы пьяным ни был. Ты обещала поцеловаться, да?
— В другой раз, Юра, — вновь улыбнулась Оля, и мы пошли каждый своей дорогой...
***
Троица молодых людей поднялась к Валерику. Там я кое-как оделся, прошёл на кухню и зачем-то взял кружку, из которой пил самогонку, сунул её в карман пальто... Женя с нами не пошёл.
На улице морозный воздух вонзился в мои лёгкие вместе с дымом сигареты Кэмел и усилил действие алкоголя в несколько раз. Я ещё не дошёл до кондиции, а был, как говорят, чуток подшофе. Точнее, это я так думал. На самом деле я был пьян почти вдрызг. Странные мысли сексуально-эротического характера посетили мою голову. Я почему-то был уверен, что вся женская половина человечества нашего города от восемнадцати лет и старше, должна с радостью пасть в мои объятия и позволить их поцеловать и ознакомиться с гладкостью и упругостью их грудей, которые были упрятаны под зимней одеждой. Такие неадекватные мысли не были присущи здравомыслящему человеку. Но моё здравомыслие улетучилось вместе с винными парами. Поэтому я объяснил Валерику, чтобы тот не путался у меня под ногами, а шёл немного позади. Потому что я не должен был пропустить ни одной красавицы, идущей мне навстречу. Друг шёл позади и усмехался в юношеские усы над поведением пьяного в дым неадекватщика, поглядывая, чтобы я не нарвался на неприятности. Мои моральные установки не позволяли мне приставать к парочкам. Не потому что я мог огрести по полной от справедливо возмущённого кавалера за такое непотребное обхождение с его дамой, это просто не помещалось в мозгу, одурманенном алкоголем, а моральные установки помещались.
Первая девушка, которой я вознамерился изъявить свою любовь, была примерно моего возраста. Осторожно освободившись из моих объятий, она не позволила потрогать то, что было под запретом, и обойдя меня, продолжила свой путь как ни в чём не бывало. Следующая была постарше. Я просто упёрся ладонями в её грудь, за что огрёбся звонкой пощёчиной. Удивившись: «За что?!», — я так и не понял, почему. Третью пьянь приобняла за шею одной рукой, а левую ловко просунула под шубку, чтобы ощутить жар её сердца. Она вырвалась и сильно огрела меня по спине кулаком.
Мир в лице прелестных созданий почему-то не возлюбил меня. Впрочем, вру. Попадались те, которые были не против объятий с незнакомцем и даже позволяли потрогать их прелести. Одна прямо спросила: «Доволен?», — получив положительный отзыв, осторожно освободилась из моих объятий и пошла своей дорогой. Я прошёл таким макаром не более остановки, когда мне поплохело. Опьянение перешло в иную фазу. В фазу алкогольного отравления. Я стал спотыкаться и всё время терять кружку.
Подошедший ко мне Валера, отобрал её и поинтересовался, зачем я её взял. Не получив вразумительного ответа, он предложил вернуть меня в целости и сохранности домой, только если я буду себя хорошо вести. Я опять пробормотал что-то невразумительное, и он, ухватив меня под руку, потащил в направлении отчего дома. Обратная дорога была не в пример быстрее. Жил я на третьем этаже. Друг постеснялся довести меня до дверей квартиры и бросил на перепутье, между вторым и третьим. Меня растащило до невозможности. Упав на четыре кости, на карачках дополз до дверей. Попасть маленьким ключиков в щёлочку замка не получалось. Я тыкал им всё время мимо. Тщательно взвесив все за и против, алкаш понял, что нужно делать. Нащупав пальцем правой руки скважину, провёл по руке ключом и... оп, попал!
Наступила последняя фаза — тяжёлое алкогольное отравление. Маме пришлось вызвать врача. Нет, я не умер, а мог бы. Давление было около сорока. К тому же я ничего не ел и блевал чистейшей самогонкой.
После этого случая я почти полгода не мог смотреть ни на какие алкогольсодержащие жидкости. Но жизнь продолжалась. Какие же вечеринки без вина?
Часть — 2
Одуванчик
Матушка-природа, вероятно, ошиблась в выборе пола у Одуванчика. Он должен был родиться девочкой. Вся его сознательная жизнь проходила под градом насмешек и побоев. И изменить, казалось, ничего нельзя. Мамочку Вити, так звали Одуванчика, ещё до рождения бросил папаша. Мамочка души не чаяла в своём дитятке. И воспитывала его как... девочку. Отчего так? А оттого, что он рос плаксивым, избалованным ребёнком. В детстве мальчик часто болел. В школу пошёл не со своими сверстниками, а на год позже. Был он не только слаб здоровьем, но и слаб душой.
В очередной раз приходя из школы с синяками, плакал и чуть ли не лез под подол мамочке, ища защиты. Ксения Петровна, так звали родительницу битого судьбой и соучениками, вместо того, чтобы привить мужественность своему чаду, бежала в школу скандалить с учителями, директором и родителями сорванцов. К чему это приводило?
Витенька теперь шёл в школу, как на эшафот. Насмешки не уменьшались, а наоборот — усиливалась. На переменках его пихали исподтишка. И даже некоторые девочки считали для себя долгом ударить и унизить мальчика. Вероятно, подсознательно чувствуя в нём соперницу. Кожа у парня была, не в пример завистниц, гладкая без единого прыщика. У него имелась талия и широкие бёдра. Пухлые губки и голубые глаза с огромными пушистыми ресницами были, скорее, женскими, чем мужскими. А волосы? Светлые кудряшки образовывали шевелюру похожую на одуванчик. Именно из-за них мальчик получил своё прозвище.
Витя не был глупым, он мог бы учиться хорошо, но пребывание в школе являлось для него пыткой и каторгой. Он мечтал только об одном: «Скорее бы уроки закончились и попасть домой!». Поэтому на вопросы учителей отвечал невпопад. И если даже знал урок, отвечая у доски, путался, мямлил. Ведь перед ним сидел целый класс его мучителей, ненавистников тех, кто его презирал.
Попав, наконец, домой Одуванчик раздевался до гола и рассматривал себя в зеркале, проклиная природу, которая над ним усмехнулась. Он очень часто смотрелся в зеркала. Пытаясь представить себя более мужественным. И по сто раз на дню давал себе обещания заняться спортом. Пару раз мама за ручку приводила его в спортивные секции. Один раз Витенька сам, без посторонней помощи, пошёл в секцию по бегу. Но всё заканчивалось в первый же день...
Мальчик рос, мама меняла квартиры. Пару раз они переезжали в другой город. Одуванчик сменил бесчисленное количество школ. Но стоило ему прийти в новую, как его бессменная кличка тут же приклеивалась к нему. Кличка была мужского рода, но подразумевала под собой женственность.
В день своего восемнадцатилетняя, уже достаточно взрослый юноша, выпив немного вина с разрешения мамы, стоял по обыкновению голым перед зеркалом в её комнате и рассматривал своё женственное тело, поворачиваясь и так, и эдак. Матовая кожа без единого волоска должна была принадлежать женщине. Женщине должны были принадлежать бёдра, прекрасные голубые глаза с огромными, длинными ресницами, грудь более похожая на женскую с большими сосками. Врачи говорили, что у него гормональный дисбаланс.
«А как бы я выглядел будь, действительно, женщиной?», — подумал Витя. Он подошёл к маминому шкафу и начал преображение. Через несколько минут на него из зеркала смотрела весьма симпатичная девушка в ажурных чулочках, белых туфельках и мамином платье, которое она давно не носила — оно было ей мало, но мама надеялась похудеть.
— И давно ты так делаешь? — спросила мама, делая упор на слове «так»
Её срочно вызвали на работу с домашнего торжества, но она быстро управилась и прибежала скорее домой.
Витя сильно покраснел, пойманный с поличным за совершением постыдного преступления.
— Прости, мамочка, — пролепетал он, — нет, это в первый раз. Просто мне захотелось представить, как бы я выглядела, родись женщиной, — не замечая за собой, того что сказанное о себе было в женском роде.
— И как, — не рассердилась Ксения Петровна, — представила?
— Да, представила, — принимая игру, ответила девушка, — меня бы звали Виталина, я бы была первой красавицей в классе. Меня бы все любили. Почему же я родился мальчиком? — слёзы навернулись на глаза не девочки.
— Подожди, только не плачь, — попросила мама, — твой образ ещё не завершён. Присядь перед зеркалом спиной.
Затем она достала разнообразные женские штучки, неведомые юноше, преобразившемуся в девушку, и в течении часа сделала всё то, в чём она была профессионалом.
Теперь из зеркала на них смотрел совсем другой человек. Это была настоящая женщина. Макияж сильно преобразил черты Виталины. В них невозможно было узнать Виктора, если бы не причёска.
— Минуточку, — сказала мама и скрылась в недрах шкафа.
Вскоре в её руках появились два парика. Один для яркой блондинки, другой подошёл бы жгучей брюнетке
— Какой, думаешь, подошёл бы Виталине? — спросила она.
— Белый, конечно, ведь у меня голубые глаза, — ответила девушка.
В белом парике внешность Виталины сильно преобразилась. Черты Виктора-Одуванчика полностью растворились.
— Могу поспорить, никто из школьных друзей тебя не узнает, — улыбнулась мама.
— У меня нет друзей, — насупился Виктор.
— Неважно, — рассмеялась Ксения, — мы сейчас пойдём с тобой на улицу, в магазин за покупками или просто погулять. Кто-нибудь обязательно попадётся нам навстречу, и тогда посмотрим.
— Мам, ты такая! Ты просто замечательная! Я так тебя люблю! — внезапно Виктор обнял свою маму и поцеловал в щёку, — у тебя помада, — рассмеялась Виталина, — я думала, ты заругаешься, а ты вот так... даже довершила мой образ.
— У тебя ведь сегодня день рождения, мамочке хочется, чтобы он был радостным и запомнился на всю жизнь. Пусть другими это порицается. Но мы же не сделаем ничего дурного. Просто немного повеселимся и посмеёмся над жестокими людьми. Раз тебе это нравится и хочется представить себя в другом качестве, пусть так и будет. Я поддержу тебя... Только платье надо сменить. Оно слишком старомодное.
Оказавшись в неглиже Виталина выглядела довольно несуразно. На её теле была мужские трусы и смятый лифчик второго размера.
— Сними это, — показывая на трусы, сказала Ксения Петровна.
— Мама, я тебя стесняюсь.
— Глупости, — сдвинув брови в одну полоску сказала она, — я мыла тебя в ванной до четырнадцати лет...
— До тринадцати, — поправил её сын.
— Какая разница? — Если ты хочешь побыть в свой день рождения девушкой, ты не должна меня стесняться.
У мамы нашёлся специальный гарнитурчик со вставками в бюстгальтере и специальными прокладками в трусиках. Теперь в зеркале была видна стопроцентная блондинка с изящными формами и прекрасной грудью...
***
На улице пахло весной. Щепки в буквальном и переносном смысле лезли друг на друга. На выходе из подъезда Виталина чуть нос к носу не столкнулась с ненавистным ей парнем. Это был ученик из класса, в котором учился Виктор. Задира и забияка, острослов. Его злобные шутки всегда ранили девичье сердце парня. Но сейчас всё было по-иному. Навстречу парню шла девушка, аккуратно ставя ножки, одетые в красивые мамины туфли на высоком каблуке, одна перед другой, словно фэйшина на подиуме. Виталина была выше Одуванчика на семь сантиметров. Она шла гордо подняв головку, а не понурив плечи, как это делал Витенька.
«Какой мужчина!», — громка прошептала она, достала зеркальце и стала наблюдать за ошарашенным парнем, который не входил в подъезд, а стоял к нему спиной с откляченной челюстью, любуясь двумя женщинами.
Следует отметить, что Ксюша, тоже почувствовала себя женщиной, тому была причина. Она будто скинула двадцать лет своего возраста и шла, словно на свидание со своим новым любовником. Две женщины фланировали по проспекту. От них исходил невидимый свет чувственности и соблазнения. Пройдя пару остановок, Виталина попросила маму вернуться.
— Знаешь, Ксюша, — сказала дочь, — эти новые туфли ещё не разношены, кажется я натёрла себе ногу, давай вернёмся.
— Хорошо, — согласилась Ксюша.
По дороге им попались парочка одноклассников Витеньки, но и они не узнали в Виталине парня. Виталина просто ликовала. Это было приключение. Да ещё какое! И даже страх разоблачения не пугал её. Почти перед самым домом им навстречу попалась одноклассница Виктора. Её звали Виктория, а друзья — Вика. Вика была первой красавицей класса. Поздоровавшись с Ксенией Петровной, она протянула руку для знакомства незнакомке, произнеся при этом:
— Вика, а тебя как зовут?
— Виталина, — пытаясь изменить голос, отрекомендовался Виктор.
— Очень приятно, — сказала Вика.
Они поговорили о том, о сём, Мама рассказала придуманную ими заранее историю о племяннице своей сестры. Поднимаясь по лестнице, Виталина спросила свою маму:
— Как думаешь, она узнала?
— Вряд ли, — усмехнулась Ксения, — парик и макияж. Да и кому взбредёт в голову представить тебя девочкой?
Им было невдомёк, что Виктория стояла на первом этаже и подслушивала их разговор. Она узнала Виктора по голосу.
***
Праздник был в воскресенье, а сейчас было утро понедельника. Витенька чуть не вприпрыжку бежал в школу. Он вспоминал вечер и разговор с мамой. Ксения взяла с него клятву, что в её отсутствие он не будет переодеваться в Виталину. Но когда она придёт, то можно. Мама беспокоилась, чтобы у юноши это не стало навязчивой идеей. Но Виктор заверил её, что он не собирается менять ориентацию. Ему по-прежнему нравятся девочки.
— Я бы хотел встречаться с такой же девушкой, как ты, мама, — признался сын, — ты для меня идеал женщины. И фигура, и всё-всё.
— Как понять всё-всё? — улыбнулась мама.
— Ты добрая, мила, умная, красивая, — ответил сын.
— Это оттого, что я твоя мама, — улыбнулась Ксения.
Она поцеловала сына в щёчку, как это делала в детстве.
— Мама, поучи меня целоваться, — попросил Витенька, — я ни целовался ни с одной девушкой никогда в жизни.
— Ну, это же просто, — сказала учительница, — приоткрываешь рот, чуть наклоняешь голову и...
Они поцеловались и ещё. Потом он обнял маму за плечи и погладил её роскошные волосы. Витенька попытался просунуть свой язык ей в рот. Он порядком возбудился. Груди женщины упирались в его грудь. Но мама почувствовала неладное. Она ощутила своим телом эрекцию сына.
— Нет, — твёрдо сказала она, — это надо прекратить. Мы переступили грань.
— Поучишь меня в другой раз? — жалостливо попросил сын.
— Другого раза не будет, — с металлическими нотками сказала Ксения.
Когда надо, она умела быть твёрдой. Сын подчинился...
А сейчас он шёл в школу и вспоминал вчерашний вечер. Вспоминал тёплые мамины губы, её грудь, волосы. Это было так приятно, что юноша прокручивал эту картинку в своей голове вновь и вновь. Он прекрасно осознавал, что это попахивает инцестом. Но он уже вырвался из порочного круга нравственности, и разве не мама потакала его шалостям. Что такого что они целовались? Ему хотелось большего, и он надеялся разжалобить маму на это большее. Но нужно время. Немного больше времени.
Войдя в класс, он случайно столкнулся с Егором. Егор был как раз тот парень, которого первым встретила Виталина у своего подъезда.
— Смотри, куда прёшь, придурок! — обругал он Одуванчика.
Внезапно здоровяк ухватился за правую грудь Витеньки и сильно сжал её двумя пальцами.
— Нихрена у тебя сиськи, как у бабы. Можно помацать? — глумился парень.
— Отпусти его, — сказала Вика входя в класс, — и попробуй ещё только хоть раз тронь его, пожалеешь!
Егор тут же отпустил Виктора и что-то пробормотал себе под нос.
— Я неясно выразилась? — гневно сказала Вика.
— Да понял я, понял, — выставляя ладони перед собой, сказал Егор.
— Это всех касается, — обращаясь ни к кому, громко сказала Виктория, — кто его хоть пальцем тронет — пожалеет!
Затем она подошла к своему столу и сказала своей соседке:
— Поищи себе другое место, Виктор теперь будет сидеть со мной.
Одуванчик ничего не мог понять. Почему все слушались Вику? Даже задиристый Егор сразу согласился с её требованиями. Конечно, она была первой красавицей в классе. Но здесь было что-то другое. Похоже, парень боялся её. Все её боялись. Зато он теперь сидел рядом с самой красивой девушкой класса, а может быть, школы. От неё вкусно пахло, и можно было исподтишка любоваться её коленками в тёмных колготках. Витенька представил, как бы на нём смотрелись такие колготки, но мысли унесли его в другую сторону: «Вот бы увидеть, что у неё надето повыше коленей, то что скрыто под платьем». Девушка будто прочитала его мысли и нарочно, будто нечаянно оборонила ручку:
— Подними, — приказным тоном сказала она.
Ручка упала рядом с правой ногой Виктора, но девушка отпихнула её вперёд в свою сторону ножкой. Одуванчику ничего не оставалось, как лезть под стол. Он и не мог помыслить сказать: «Ты уронила, ты и поднимай». «Я рождён ползать...», — подумал он и пополз под стол. Когда он дополз до треклятой ручки, Вика раздвинула свои ножки, как бы приглашаю юношу полюбоваться на то, что у неё надето под платьем. Витю чуть удар не хватил от увиденного. На ней были надеты полупрозрачные трусики, сквозь которые была видна аккуратная стрижка волос над половыми губами. Губы, впрочем, тоже было видно распрекрасно. Когда дыхание вернулось к счастливцу, он выполз из-под стола и подал ручку Вике. Учитель неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала. Она видела, что парень достал упавшую ручку, но не более того.
— Ну, что полюбовался? — тихо шепнула соблазнительница.
— Полюбовался, — покраснел соблазняемый.
— Не отходи от меня ни на шаг, — приказала Вика, — а после школы пойдём ко мне домой.
Теперь Одуванчик таскался за девушкой, как овечий хвостик. Даже когда она отправилась в дамский туалет, Витя дожидался её у дверей. Потом когда приспичило ему, Вика встала возле дверей мужского, демонстрируя, что она рядом. Зайдя в кабинку, парень оказался невольным слушателем разговора двух курящих парней.
— А чё все её так боятся? — спрашивал курильщик из параллельного класса.
— У неё брат, бывший зэк, боксёр, любого сломает, — ответил одноклассник Виктора, — базарят, что он её... — голоса перешли на шёпот, но Витя догадался, о чём они.
***
После школы Виктория отдала свою сумку Виктору. Он очень сожалел, что не предложил этого сам. Впрочем, девушку это совсем не беспокоило. Её беспокоило, на сколько времени она сможет обладать Одуванчиком.
— Когда твоя мама приходит с работы? — спросила она.
— Часов в восемь, иногда позже, — ответил Витенька.
— Прекрасно, — обрадовалась Виктория, — целых шесть часов! Ты мне поможешь с уборкой?
— Всё, что угодно! — обрадовался юноша.
Ведь первая красавица сказала это не приказным тоном, а попросила.
— Тебя, наверное, интересует, почему я заступилась за тебя и хочу с тобой дружить?
— Конечно, интересует, — ответил юноша, — я теряюсь в догадках...
— Теряется он в догадках, — рассмеявшись, передразнила его одноклассница, — спроси ещё, почему меня все боятся.
— Вика, почему тебя все боятся? — спросил Витя.
— У меня двоюродный брат — детина под два метра ростом. Он борец и боксёр. Когда физрук в прошлом году некультурно себя вёл по отношению ко мне, Макс пришёл в спортзал и при всех пообещал того сломать пополам.
— Понятно, меня ещё не было в вашей школе тогда, поэтому тебя все боятся.
— Они дураки, Макс не будет связываться с детьми. Но они думают, что будет, а мне на руку.
— Зачем же ты мне это рассказала? — удивился Одуванчик.
— Ты меня не выдашь, — улыбнулась девушка, — потому что я тебя не выдам.
— В чём? — не понял парень.
— Потом скажу. Мы пришли.
***
Дом, в котором жила Вика, был в том же дворе, где жили Ксения Петровна и Виктор. Квартира состояла из трёх комнат. Немного обособленно была комната девушки.
— Мама заколебала меня с уборкой, — сказала она, заводя парня к себе в комнату, — сначала застелешь постель, потом аккуратно протри везде пыль. Не забудь верх шифоньера и под ним, я проверю, — давала она указания Одуванчику, — когда закончишь, помой здесь пол. Тряпки и инструмент в кладовке. Потом сделай уборку в туалете. Хорошенько почисти унитаз и помой там пол. Всё ясно?
— Вроде всё, — оглядывая комнату, сказал не смеющий перечить. — А можно я все игрушки аккуратно расставлю?
— Делай что хочешь, — разрешила хозяйка комнаты, — можешь в шкафу всё разложить, как тебе нравится, и на столе. Только чтобы я была в курсе где, что лежит. Короче, вопросы будут — я на кухне, готовлю нам обед.
Одуванчику часто приходилось делать дома уборку. Мама работала день и ночь. Она никогда не заставляла сына. Он делал всё сам. Даже ужин, чтобы когда мама, уставшая, пришла с работы, могла отдохнуть, а не заниматься готовкой. Но убираться в её комнате, да ещё в шкафу, она бы ни за что не позволила.
Витенька почувствовал сексуальное возбуждение. Он протирал пыль, предвкушая, что вскоре откроет шкаф и будет прикасаться к девчачьим вещичкам. Парень никогда не мнил себя фетишистом, но, может, просто случая не представлялось? Он представил, как бы тайком зашёл в мамину комнату и покопался в её белье, но это его совершенно не трогало и не возбуждало. А вот у Вики...
Вскоре пыль была протёрта, игрушки расположены так, как хотелось ему. На столе всё разложено. Одуванчик распахнул дверцу шкафа. За ней на вешалках висели всевозможные платья, курточки, пальто и прочая верхняя одежда. Полюбовавшись на весенне-осенне-зимнее великолепие, уборщик открыл другую створку шифоньера, изобилующую разными выдвижными ящичками и полками. Полюбовавшись на чулочки, носочки колготки, трусики и бюстики, он не притронулся к ним. Всё было аккуратно разложено и имело своё место. Закрыв дверку, он принялся мыть пол. Комнатка была небольшой, к тому же почти половина была заставлена неподъёмной мебелью. Он справился быстро. Виктор совершенно не задумывался, правильно ли он поступает и не унизительно ли это для него. Особенно драить железной щёткой чужой унитаз. И мыть пол в туалете. Он просто не осознавал, что в квартире кроме Виктории живёт кто-то ещё. Почему бы им не сделать это самим? У него даже мысли не возникало, что приведи Вика к себе девочку, не смогла бы ей приказать делать уборку у себя в квартире. Впрочем, он осознавал, что находится сейчас в статусе если не раба, то слуги. И поэтому делал своё дело молча, ожидая похвалы от своей хозяйки и ничего больше.
***
— Как успехи? — спросила Вика, выглядывая из кухни.
— Уже закончил, — ответил уборщик. Пойдём, покажу.
— Это необязательно, я тебе и так верю. Пойдём в ванную, я покажу тебе мыло и полотенце.
— А можно мне в душ? А то...
— Можно, только дверь не закрывай. Я тебе сейчас трусы принесу и маечку, а свои брось в стиралку.
Витя быстро разделся и задвинув плотную штору, стал поливать себя из душа. Вскоре вернулась Вика. Она принесла светлые женские трусики и явно девчачью маечку с вытачками.
— Но они же женские? — удивился Одуванчик, выглядывая из-за шторы.
— Оденешь их, — приказала Вика и сдвинула штору в сторону.
Парень, устыдившись, отвернулся, подумав: «Какая она всё-таки бесцеремонная?», но ничего не сказал.
— Хорошенько намыль мочалку и передай мне, — сказала бесцеремонная особа, — я потру тебе спинку.
Воспоминания детства нахлынули на взрослого молодого человека. Пять лет назад его также мыла мама. Но делала она это ласково. Вика, совсем не так, а скорее, по-мужски, сильно надавливая обеими руками, тёрла спину до красноты. Наконец, она добралась до попы. Витенька думал, что девушка постесняется прикасаться к ней. Но куда там! Вздорная девчонка восхищённо воскликнула:
— Вот это попец! Зависть многих девчонок! — и даже прищёлкнула языком.
Вместо того, чтобы использовать мочалку, она ласково провела по ореховой округлости рукой. Словно удар молнии пронзил тело девственника. Он сразу же возбудился. И хотя парень стоял спиной, девушка увидела это.
— О какие мы нежные, — рассмеялась соблазнительница и провела рукой по другой половине попы. Одуванчик залился краской, как ему казалось, с головы до пяток. Девушка, похихикивая, надраивала его попу мочалкой, будто так и надо. Закончив сексуальную экзекуцию, она с оттяжкой, не больно, хлестанула по попе парня мочалкой и сказав: «Остальное сам», — вышла из ванной.
***
Чистенький Витенька в Викиных трусиках и в её же маечке под своей одеждой заявился на кухню.
На столе стояли две бутылки вина, разносолы, салаты и дымящаяся картошка с мясом.
— Вот это, да! — не ожидая такого великолепия, — издал возглас удивлённый парень.
— Ты прибрался в ванной? Не обращая внимания, — спросила хозяйка.
— Да, конечно. Может, мне потом постирать своё бельё?
— Необязательно, — отмахнулась, Виктория, — мы всё равно завтра придём, и ты его заберёшь. А пока пообещай не снимать его до прихода сюда.
— А если мама увидит?
— Это твои проблемы, — жёстко сказала Хозяйка, — обещаешь? — уже ласковее.
— Обещаю, — ответил слуга, — стол довольно празднично выглядит, — улыбнулся он.
— Присаживайся. У тебя вчера был день рождения, а у меня неделю назад. Поэтому празднично. Мы это отпразднуем, и ты пообещаешь мне ещё кое-что.
— Что именно? — удивился именинник.
— Потом... Сначала я тебя немного подпою. Что предпочитаешь? Покрепче или послабее?
— Я не знаю, — признался молодой человек, — я вчера впервые в жизни выпил бокал вина с разрешения мамы. Я буду то же, что и ты.
Виктория разлила вино по бокалам, произнесла тост и приказала: «До дна!». Сама выпила тоже до дна. Они обедали, разговаривая ни о чём. Всё казалось очень вкусным. Виктор немного опьянел. Второй бокал они выпили наполовину. Заметив, что парень немного опьянел, Вика сказала:
— Ты знаешь мой секрет про брата и не выдашь его, потому что я знаю твой секрет и не выдам тебя.
— Какой секрет? — улыбнулся Виктор, — у меня нет секретов.
— Разве? — усмехнулась красавица, — ты вчера прогуливался со своей мамой в её одежде, представившись мне её племянницей Виталиной. Будешь отрицать?
— Неееет... — расстроился парень, не буду.
— Не бойся, — ласково погладила она его щёку, — я тебя не выдам, но ты должен мне рассказать всё подчистую, как давно вы это практикуете и было ли у тебя ещё что с твоей мамой. Ну! — став серьёзной и злой, — начинай рассказывать, — приказала она.
Что оставалось бедному и несчастному? Он начал свой рассказ. Вскоре ему пришлось признаться, как мама учила его целоваться.
— Теперь я понимаю зачем ты сделала-то с ручкой, — докончил он рассказ.
— Зачем же, — усмехнулась девица.
— Ты хотела получить власть надо мной.
— Получила?
— Да, — тихо сказал Витя.
— А я думаю не совсем, — положив свою руку на руку парня, сказала девушка, — а теперь пообещай мне кое-что...
— Наверное, я пообещаю тебе всё что угодно, — понурив голову сказал Одуванчик, — ты ведь знаешь мой секрет.
— Это не шантаж, — возмутилась Вика, — просто мы как два разных полюса притягиваем друга. Ты, вроде, парень, но должен был родиться девочкой. А я девушка, но должна была родиться парнем. В нашем тандеме мужик — это я, согласен?
— Да, — кивнул головой парень.
Когда мы будем вдвоём, я буду звать тебя Виталиной или Витой. Ты не против?
— Совсем не против. Вита звучит почти как Витя. Если тебе всё равно, называй меня так.
— Но когда ты будешь прогуливаться со мной в женской одежде по улице, почему бы мне не называть тебя Виталиной?
— Вика, но я же обещал маме...
— Маме ты обещал не надевать её одежду у себя дома до её прихода. Ты не нарушишь своего обещания.
— Хорошо, а что я ещё должен пообещать тебе? Что это кое-что?
— Полное и беспрекословное подчинение. Выполнение всех моих приказов, какими бы они странными тебе ни показались. Я уверена, ты сможешь. Ведь ты и так выполнял все мои приказы, не давая обещаний. Короче, я твоя госпожа, а ты мой слуга. Но только когда этого никто не видит, конечно.
— Обещаю, — не задумываясь, сказал слуга.
Для него это ничего не стоило. Он и так был слугой своей госпожи Виктории.
— Ах, как я рада! — воскликнула Вика, — иди ко мне.
Ошарашенный Виктор встал со своего места и подошёл к Вике. Она обняла его и они стали целоваться. Сразу же после того, как девушка просунула в его рот свой язык, у него встал. Она почувствовала это своим телом и отстранившись, улыбнулась:
— Ах, ты, шалунишка. У тебя стоит от поцелуев! Хочешь кончить?
Глаза шалунишки округлились. Он никак не ожидал услышать такого от девушки. Впрочем, в классе она повела себе тоже неадекватно. Это потому что она не боялась своего слугу. Но он не нашёлся, что сказать на это.
— Я обещаю, что сегодня ты кончишь. Идём ко мне в комнату.
— Убрать это? — спросил он, оттягивая минуты, которых страшился.
— Да убери, — сказала Виктория, — это и это в холодильник, это выброси, а тарелки помой и поставь вон туда, показала она на настенный шкаф.
Уборщик с радостью взялся за известное ему дело, боясь того, что ожидает его в неизвестности и в то же время желая это всеми фибрами своей души.
***
В комнате Вика полулежала на своей кровати. На сей раз на ней был надет коротенький халатик из цветастого шёлка. Он едва прикрывал то, что молодым людям не полагалось видеть. Увидев вошедшего парня, она сменила позу с кошачьей на обычную, поставив ноги на пол.
— Сядь на пол передо мной, — приказала она, — и разденься до трусиков, — увидев, что тот не до конца выполнил её команду, добавила: — Маечку тоже сними.
Вика нагнулась и стала поигрывать с сосками Вити пощипывая и подкручивая их, иногда поглаживая и подёргивая.
— Какие классные сисечки у моей Виты, — приговаривала она, — сладкие и мягкие, прямо как у девочки.
Жаркая волна прокатилась по телу юноши. Ему это определённо нравилось. Он сильно возбудился. В паху потеплело, стало горячо, его член встал, почувствовав недостаток пространства в женских трусиках. Казалось ему не хватает воздуха, от задыхался в тесноте комнаты из материи. Девчонка совершенно без комплексов протянула ногу и ласково погладила вставший член своей ножкой снизу вверх, сначала прикоснувшись к яичкам, нежно потолкав их. Витя чуть с ума не сошёл от такой ласки. Его член ещё сильнее напрягся и рвался на волю.
— Нравится? — хищно улыбнулась соблазнительница.
— Да, очень, — пробормотал счастливец. Он и мечтать не мог о таком.
— Трусики не снимай, — убирая ножку, сказала Вика, — но освободи его, а то материя треснет, — улыбнулась она.
Виктор перестал стесняться. Он приспустил трусики и быстро извлёк своего восставшего воина. Виктория взглянула на него, но ничего не сказала. Она Ласково провела своей ножкой по щеке парня, как бы погладив.
— Нравятся мои ножки? Хочешь их поцеловать? Начни с пяточек и пососи пальчики, — не дожидаясь ответа, приказала она и поставила правую ножку на плечо сидевшего подле неё Одуванчика.
Одуванчик радостно ухватил её лодыжку и со остервенением стал лизать её ступню проводя языком от пятки до пальцев. Он делал это будто покорная собака своей хозяйке из сказок.
Вика заливисто смеялась и попросила прекратить это:
— Щекотно! Хватит уже. Лучше пососи и оближи пальцы.
Парень с готовность принялся выполнять новое указание. Ему это нравилось. Сильно нравилось. Он очень хотел дотронуться до своего члена, полыхающего огнём, и поделать с ним то, что делал иногда, проснувшись у себя дома в ночной тиши. Пальчики Вики были такие сладкие, к тому же он чувствовал унижение от того, что делал. Ведь это происходило не между любовниками, а между госпожой и её слугой. Он выполнял приказы, совершенно не боявшейся и не стеснявшейся его девушки. Его мазохистская натура противилась этому, но в тоже время наслаждалась, получая огромное удовольствие. Обсосав все пальца правой ноги, он без разрешения принялся делать это с левой.
Вика томно вздыхала и, раздвинув колени предоставила приятный обзор своему слуге. На сей раз на ней не было трусиков. Её половые губы набухли, клитор напрягся. Киска была влажная. Несколько капель были на одеяле, Их поток увеличивался. Вскоре там будет лужица.
— Ты можешь поиграть со своим... — чуть замешкалась она, хитро сощурила глазки, сказала: — петушком.
Одуванчик тут же ухватился за своего петушка и стал осторожно поглаживать его, ему не хотелось быстро кончить. Он понимал, что Вика хочет большего. Не просто поцелуев ножек. Он готов был идти дальше.
— Продолжай, — томно вздыхая сказала госпожа, — поднимайся повыше. Надеюсь, ты знаешь, что делать?
— Знаю, — подтвердил слуга любви, целующий щиколотку.
Вскоре он добрался до девичьих коленок, продолжая нежно полизывать и целовать сладкую кожу. Он убрал свою руку от члена, беспокоясь, что не выдержит и разрядиться мощным фонтаном спермы. Вика прикрыла глаза и опёрлась спиной о стену. Она немного продвинулась вперёд, когда парень погрузился своим одуванчиком между её ног и страстно целовал внутри бёдер. Наконец, любовное восхождение закончилось. Прямо перед его глазами было самое прекрасное, что было даровано природой женщине. Он осторожно прикоснулся своими губами к губкам и слизнул их нектар. Волна экстаза, будто молния, пронзила тело девушки. Она дёрнулась, не открывая глаз, положила руки на одуванчик волос и притянула его голову к своей промежности. Рука Виктора непроизвольно опустилась вниз, а язык принялся лизать сладкие губки госпожи. Он двигал сжатой ладошкой по своему члену синхронизирую движения языком.
— Вита, пососи клитор... нежно, — приказала Вика, по-прежнему не открывая глаз.
Витя с радостью и удовольствием выполнил приказ. Он лизал с большей скоростью, усиливая нажим. Иногда просовывая язык в глубь щёлочки, пританцовывая там им. Вскоре Вику стало забирать, она периодически сжимала колени, но боясь, что лизетчик задохнётся отпускала их. Одуванчик с остервенением надрачивал свой член. Он чувствовал, что вот-вот... Ему очень хотелось вместе...
Свершилось! Вика стонала и, сильно сжав голову парня, резко двигала тазом. Он начал задыхаться. Между тем его оргазм был в сотни раз чувственен и сильнее, чем происходивший обычно. Находясь на грани асфиксии, Виктор не мог ни стонать, ни кричать от наслаждения, полностью затопившего его.
Вика разжала ноги и откинулась на кровать. Её лицо блестело от пота. Она улыбнулась сидящему напротив неё на полу, ласково погладила его шевелюру и спросила:
— Тебе понравилось?
— Это было божественно! — восторгаясь, ответил Виктор.
— Ты кончил? — нежно поглаживая его щёку, спросила Вика.
— Да! Вместе с тобой...
— Ты счастлив, что теперь будешь прислуживать мне?
— Да, счастлив! — сияя подтвердил счастливец, — я буду выполнять все твои приказы с радостью и удовольствием, какими бы дикими или унизительными мне не показались, — поклялся он.
Этого мне и хотелось, — ласково улыбнулась Вика, — теперь ты мой на все сто. А теперь поцелуй меня... в губы, — направляя парня, — с языками.
Они страстно поцеловались.
— А я, оказывается, вкусненькая, — сказала Виктория, опробовав себя на вкус с губ и языка Виктора, — а теперь ты должен убрать за собой. Нет не натягивай трусы. Сначала вымой и вытри его. Не надо их пачкать. Завтра я дам тебе другие...
***
Потом они учили уроки вместе. Вика приказала на уроке вести себя нормально:
— Как ты сейчас здесь мне рассказываешь, так и отвечай у доски.
— Я стесняюсь всех, — объяснил он
— Не смотри ни на кого, смотри на меня.
— Хорошо, — согласился прилежный ученик.
— А теперь я провожу тебя домой. Скоро восемь часов. Я пожалуй, зайду к вам, посмотрю, как ты живёшь.
— А если мама уже будет дома?
— Прекрасно! — обрадовалась Вика, — познакомишь её со своей подругой. Тогда торопиться не будем, сначала поужинаем.
После праздничного ужина без вина, парочка молодых людей отправилась к Виктору домой. Так как в их тандеме мужчиной была Вика, провожала она Витеньку, а не наоборот. Был уже девятый час. Мама оказалась дома. Она беспокоилась отсутствием сына, но завидев Вику, сразу успокоилась. Она знала, что Вика отличница, и о лучшей подруги для своего сына, ей и мечтать не приходилось.
Когда Виктория ушла, Ксения спросила сына, почему он не пошёл её провожать.
— Мам, это она меня провожала, мы были у неё дома, праздновали мой день рождения, я выпил немного вина, — признался сын, — ты не будешь ругаться?
— Нет, конечно, — улыбнулась мама, — ты уже достаточно взрослый и даже жениться уже можешь, — потрепала она сына по щеке.
— Мы ещё с ней это не обсуждали, — посерьезнев, сказал Витенька.
— Вот как? — Удивилась Ксения Петровна, — признаюсь, лучшей подруги в жизни я тебе не желаю.
— Отлично! — обрадовался сын, — материнское благословение я получил. Осталось дело за малым.
— Ну-ну, — рассмеялась мама, — я рада за тебя. Надеюсь, у тебя теперь никогда не возникнет желания переодеваться в девушку?
— Нет, мама! У меня возникают желания их раздевать. Но я больше не буду просить тебя поучить меня. Сам научусь, — твёрдо сказал парень.
Ложась спать он посильнее закутался в одеяло, сильно боясь, чтобы мама, заглянув в его комнату не увидела на нём девчачьей маечки и женских трусиков...
Коней второй части. Продолжение пишется.
Дорогие, читатели, если вы добрались до конца моей повести, не оставляйте её без комментариев. Оценки меня не интересуют. Напишите лучше всё, что думаете об этом рассказе плохое или хорошее.
Часть — 3
Чем занимались молодые люди в свободное от школы или работы время? Тем же, чем и сейчас. Ходили на танцы или собирались группами у кого-нибудь на хате, чтобы разгорячить младую кровь вином или водкой и танцами. Слово «дискотека» ещё не было в обиходе. Но с этой функцией прекрасно справлялось кафе. Со среды по пятницу туда набивались счастливцы, заранее купившие билет по семьдесят копеек, а в субботу и воскресенье цена была рубль или рубль двадцать. рассказы эротические Деньги у меня были, не было билетов. Мы двое оболтусов, я и Анджей (в миру Сашка), припёрлись в кафе с закрытыми кассами. Все билеты были проданы ещё в среду. Мне это было доподлинно известно.
— А там что? — показывая на холл справа, поинтересовался Сашка.
— Шахматисты, мать их, — ответил я.
— Ну, что есть идеи? — загрустил товарищ, которого я за каким-то хреном припёр сюда.
— Есть! — вспомнив детство, как я пролазил в кинотеатр по найденному оторванному билету, — давай двушку.
— На, — сказал друг, протягивая монетку для телефонного разговора, — кому звонить будешь?
— Толику, он живёт вон в той девятиэтажке. Мы у него оставим одежду и пройдём, будто вышли... Толян, — прервал я объяснения, — ты дома?
— Ага, а чё?
— Мы к тебе сейчас придём с Анджеем, оставим пальто до полуночи, а потом заберём, как ты?
— Приходите, да хоть до двух ночи... А зачем?
— Там скажу.
Толик, выслушав мои сбивчивые объяснения, сказал:
— Я тоже хочу.
— Пошли, только переоденься.
Парень вмиг переоделся, мы вышли в морозный воздух и, закурив по сигарете, двинулись в сторону кафе.
— Мне кажется, нас не запустят, канючал Анджей.
— Делай морду топором и при без остановки, — пояснил я, — остановят всё равно меня, а я найду, что сказать.
— Как это топором? — не понял друг.
— Ну будь увереннее, — объяснял Толик, — будто ты был там и возвращаешься.
Бросив сигареты, мы, расталкивая толпу курящих и зевак, протиснулись к стеклянным дверям. Войдя в холл, я подтолкнул парней в спины, шепнув: «Морды топорами, а я — за вами». Контролёры на входе попытались остановить троицу. Толик, не снижая шага, растворился в толпе. Анджей прошёл чуток и тормознулся, но завидев, что остановили меня, а не его, быстро побежал по лесенке наверх.
— В чём дело? — сделав удивлённое лицо спросил вышедший покурить, — я же вам говорил, что мы на улицу проветриться.
— Чёт я тебя не припоминаю. Покажи номерок от гардероба, и я тебя пропущу, — сказал парень на входе.
— Да, пожалуйста, — усмехнулся герой моего романа, и извлёк алюминиевый овал с дырочкой и выгравированной на нём цифрой семь.
— Проходи, — махнул рукой контролёр.
Номерок был настоящий. Как-то, уходя последним из кафе, я нашёл его на полу. Одежды на вешалках не было, поэтому я не стал отдавать его в гардероб, а на будущее задумал такой дерзкий план. Я был завсегдатаем кафе и мне было доподлинно известно, что билеты на воскресенье надо покупать в среду, отстаивая огромные очереди, или у барыг в последующие дни. Цена, порою, доходила до трёх рублей. Но Анджею это знать было необязательно. Он бы тогда ни за что не пошёл со мной на праздник души и плоти.
Сотоварищей по счастью я нашёл возле бара на верхнем этаже. Этаж представлял из себя кольцо опоясывающее весь зал, ограниченное перилами для удобного наблюдения за танцующими.
— Я позабыл взять филки, — сознался Толик.
Анджей промолчал. Мне и так стоило огромных трудов уговорить его составить компанию. Пришлось пообещать другу детства, что всё за мой счёт в разумных пределах.
— Я угощаю, — сказал щедрый парень в моём лице, — тем более, должны же мы тебе оплатить хоть морально безвозмездную помощь в сохранении нашей одежды.
— Точно-точно, — поддакнул Сашка, — чисто моральные издержки.
Я взял себе какой-то слабоалкогольный коктейль, являющейся помесью компота и портвейна с вермутом. Друзья — по бокалу вина. Горячего в кафе почему-то не подавали, напитки крепостью выше четырнадцать градусов тоже. Кофе был преотвратным, чай ненамного лучше. Но мы пока не готовы были их пить. Толик сказал, что заприметил своих знакомых и покидает нас, но в одиннадцать покинет кафе. Так что мы можем развлекаться хоть до двух ночи. Он спать ещё не будет.
— Пошли танцевать? — предложил я другу.
Тот с радостью согласился, и мы побежали по ступенькам вниз.
Внизу, неподалеку от лестницы, сидели приятные во всех отношения особы примерно моего возраста. Женская доля была незавидной. Они могли приглашать понравившихся им молодых людей редко. Тогда, когда объявляли дамский танец, и диджей (их тогда не так называли), объявлял во всеуслышание: «Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!»
Анджей, завидев, каких-то знакомых, свинтил к ним. Я же остановил свой взор на сидевших неподалёку от лестницы подружек.
Предыдущий танец ещё не закончился, я подошёл к симпатяжкам и изъявил желание потанцевать, но только с одной:
— Дамы, я растерян, как тот буриданов осёл, который оказался между двух копен сена и подох с голоду, не знаю какую выбрать. Помогите же мне не умереть.
— Мы, значит, по-твоему похожи на копны сена? — возмутилась шатенка.
— Но он же отрекомендовался ослом, — успокоила её блондинка.
— Всё равно мне не нравится такое сравнение, — заартачилась вреднюха, — Не хочу быть копёшкой, а он пусть побудет ослом.
— Однако, милая, Наташа..., — начал любезничать кавалер.
— Меня зовут, Вика! — перебила меня злюк
а.
— Ха-ха-ха, — расхохоталась её подружка, он тебя на крючок поймал, точнее на пушку.
— Ну, вот и славненько, — обрадовался я, — зовите меня Юра, а для друзей можно Юрочка.
— Юрочка, отгадай, как меня зовут? — спросила блонди, — с трёх раз и я пойду с тобой танцевать.
—. .. Три раза подряд, — продолжил опытный пожиратель женских сердец.
— Хорошо три танца. Начинай, — согласилась светловолосая, уверенная, что мне не отгадать ни в жизнь её имени. Ни с трёх попыток, ни с тридцати.
— Ирочка, — сказал я своё любимое женское имя
— Нет, — улыбнулась девушка, покачав головой.
— Ксюша? — спросил отгадчик, своё вторе имя, которое ему нравилось
— Последняя попытка, — сказала Виктория, усмехнувшись... — осёл, нет, ослик. Глупенький ослик.
— Клубничка моя, — начал я...
— Меня зовут, Виктория — перебила меня злюка.
— Ну, хорошо-хорошо, Виктория, а если я угадаю, согласна ли ты в горе и радости..., сделав многозначительную паузу предложил ослик, — станцевать со мной три танца подряд?
Девчонки захихикали. Вика, наконец, растаяла и согласилась. Музыка закончилась, возникла тишина, прерываемая перестуком каблучков и шорохом платьев, расходящихся парочек.
Я поклонился перед светловолосой дамой и произнёс:
— Принцесса, Ангелина, дозвольте милому вашему сердцу молодому человеку пригласить вас на танго.
— Как ты... Как он угадал? — удивилась темноволосая.
Ангелина встала и поинтересовалась:
— А если будет шейк?
— Неважно, — махнул я рукой, — танго — это пылкие объятья. А шейк — «трясучка»
Одинокая пара вышла на середину танцпола и, обнявшись, замерла. Музыки не было. Не было и всё.
— Тебе не кажется, что мы глупо выглядим? — шепнула Ангелина. — Музыку ещё не включили.
— Мы выглядим импозантно, — сказал я, — колоритно, но главное не в этом.
— А в чём?
— Мы своим поведением задаём тон. Они хотели поставить пластинку с шейком, а теперь поставят танго.
Кто эти «они», я не знал, но был уверен, что они нас видят, единственную пару посреди огромного зала. И они поставили танго.
Наобнимавшись вволю с Анжелкой, она не противилась, когда я её так называл, я протянул руку Вике со словами:
— Моя королева, несравненная Виктория, не соблаговолите ли вы снизойти до меня и подарить мне первый танец... из трёх?
— Соблаговолю, — встав со своего места и подавая мне руку, сказала королева, — но не раньше, чем заиграет музыка.
Это был вальс. Я поскучнел. Поняв, что я не умею его танцевать, Вика смилостивилась и, мы обнявшись, топтались танцуя танго.
Шесть танцев пролетели незаметно. Я сидел промеж двух красавиц, пытаемый ими, как я узнал имя Ангелины.
— Ну, хорошо, хорошо, — решил сознаться хитрец, — конечно же, я не телепат, но когда спускался по лестнице, слышал, как Виктория уговаривала Ангелину остаться.
— Вот бессовестный, — возмутилась Вика, — ты подслушивал.
— Моя королева, не надо так говорить! Я не подслушивал. Это претит моей романтической натуре... Лучше назовите меня ослом, но только не подслушивателем. Вы просто громко разговаривали, а я оказался от вас неподалеку, и невольно... услышал.
— Осёл! — ласково сказала Вика.
Признаться, она мне нравилась ничуть не меньше Ангелины. А может, даже больше. Она давала отпор навязчивому кавалеру. А это было слаще. Любой охотник не станет стрелять в притаившегося зайца, он ринется за убегающей от него лани. Но с двумя я же не мог закрутить роман. Увидев Сашку, взирающего на нас с верхотуры, кивнул ему головой. Вскоре Анджей спустился к нам и все перезнакомились. Он попросил меня составить ему компанию в туалет. Девчонки тоже решили попудрить носики. В туалете он поинтересовался, с какой бы я хотел продолжить знакомство.
— Ты выбирай, — сказал я.
— Мне больше нравится блондинка, ответил друг.
— Прекрасно! Иди к ним, а я пока покурю.
Анджей не курил, так иногда баловался. Девочки, скорее всего, занимались в дамском туалете тем же, распределяли парней. Ангелине понравился Сашка. И когда четвёрка молодых людей поднималась наверх, чтобы отметить новое знакомство, мы разбились на парочки. Выпив по бокалу вина за знакомство и потанцевав несколько танцев, девушки засобирались домой. Парни, как истинные кавалеры, решили их проводить. Пока наши новые пассии одевались, я и Анджей вышли на улицу покурить. Точнее, курил ваш покорный слуга, а Сашка стоял и думал, что им говорить, почему мы без одежды.
— Да не конявь, ты — успокаивал я дружбана, — я сам им всё объясню.
— А вы почему не идёте одеваться? — удивилась Анжела.
— Мы настоящие сибиряки, — объяснил подрагивающий от холода не настоящий сибиряк, — в любую холод и стужу ходим раздетыми.
— Мы с девочками медленно пойдём в сторону Толика, а ты, Юра беги бегом, — предложил Анджей.
Я быстро сорвался с места. Вскоре я бежал навстречу прогуливающейся троице с охапкой одежды в руках. Проводив девочек до дому, до хаты, мы с Анджеем побрели домой. Он признался, что Ангелина ему понравилась и даже согласилась встретиться с ним в среду.
— Рвёшь подмётки на ходу, — усмехнулся я, — а я как-то не обговорил этого с Викой.
— Она мне позвонит, я у неё спрошу. Может они придут вдвоём?
Девочки, как оказалось, учились в другой школе, в которой учился Женька, друг Валерика. Они собирались прийти на свидание вдвоём, но пришла только блондинка. Она передала мне пожелания Вики, что я ей не понравился и встречаться со мной она не намерена. Так было всегда. Знакомился я, друзья продолжали знакомство, а я оставался с носом...
***
Зима прошла скучно. Новый год я встретил с семьёй. Точнее, мама с папой сбежали на вечер, вверив мне сестру. И хотя я не пил, но у меня была припасена бутылка какого-то красного вина. Выпив полбанки в одного, сбежал в туалет и долго пугал унитаз звериным рычанием. Вылив туда же остатки, я сильно поскучнел, но телевизор меня спас. Я забылся в Голубом огоньке, а потом в пятисотый раз пересматривал отечественную комедию «Карнавальная ночь», потешаясь над глуповатыми, но в тоже время милыми героями.
***
Компаний я чурался, потому что сидеть трезвым и смотреть на пьяные рожи было противно. Когда все пьяные это норм. А в моём положение вспоминался тезис Павлова: «Пьянство — добровольное сумасшествие». Истину глаголил дядька. Потому что трезвым мне никогда не пришла бы в голову мысль тащится по проспекту и щупать все встречных и поперечных особей девчачьего сословья. Мог бы дюлями огрестись хорошенько.
Анджей увлёкся Ангелиной, но она его вскоре бросила, тогда я познакомил его со своей одноклассницей Люсей. Люся была маленькая конопушечная девица, но Анджей в ней души не чаял и влюбился по самую маковку. К слову, Сашка учился в другой школе в одном классе с Женькой, но не в том, где учились Вика, а потом и Одуванчик.
С Сашкой мы знали друг друга с младых ногтей, с самого детского садика. Но между нами пробежала серенькая кошечка по прозванию Люся, точнее, им было интереснее вместе, третий там был лишний, и это, конечно, же был я.
С Валериком мы общались практически только на уроках. Он пристрастился к водке. И однажды по пьянке переспал со своей двоюродной сестрой, причём накануне её свадьбы.
— Она меня сама на себя затащила, — жаловался дружбан.
— Чё жених слаб на передок? — вкладывая иное значение в эти слова, поинтересовался я.
— Откуда мне знать? Я не спрашивал.
— Ну и как? Весело было?
— Нет, приятно... — помолчав, сказал Валера, — хочется ещё с кем-нибудь попробовать.
— Ищите и обрящете, — выдал умную сентенцию я, — и дадут вам... а потом догонят и ещё дадут.
— Ха-ха, — рассмеялся друг, — точно! А у тебя как на любовном фронте?
— Пока никак, — помрачнел герой-любовник, — мои снаряды под их стволы не подходят. Не тот калибр оказывается, — вспомнив одну шлюху, сказал я.
***
Близилась весна. У молодых людей маслянели глаза. Девицы медленно, но верно скидывали с себя тяжёлые зимние наряды, сверкая своими прелестями, затуманивали соученикам мозги. Думы учеников были не о школе, а о том, как бы завалить какую–нибудь деваху из класса в укромном местечке. У себя дома или на её территории. Многие рассказывали свои мечты вслух, прямо на уроке, заседая на задних партах. Причём говорили они достаточно громко, что объект их внимания распрекрасно слышала, о чём они базарят, но делала вид, что её это не касается. Одну коснулось. Перед экзаменами она пропала. Я встретил её случайно на улице. Она была уже основательно беременна. Завидев меня она немного покраснела, но остановилась. Мы поздоровались, поговорили о том о сём. Люба, так звали будущую мамашу, была круглая отличница. Сдача экзаменов обошла её стороной по известной причине, а её будущий супруг, отъявленный хулиган и двоечник, окончив школу с горем пополам на тройки, пошёл работать.
— Когда свадьба? — поинтересовался я
— Намечали на осень, — улыбнулась Люба, — ты приглашён, я потом сама всем разнесу приглашения.
Мне казалось, что мои сверстники повзрослели, а я так и остался мальчуганом с рогаткой. Меня это чуток напрягало. Я решил найти себе ту единственную и неповторимую, чтобы с ней прогуливаясь по проспекту на зависть многим друзьям, демонстрировать, что я теперь тоже взрослый парень, и у меня есть пассия, с которой мы вскоре свяжем свои судьбы навеки, пока смерть не разлучит нас. Решив заняться этим окончательно и бесповоротно, я вышел в Мир. Но их было так много! Маленькие и высокие, худенькие и не очень. Я был не прочь завязать знакомство с немного полноватой. Глаза просто разбегались от великолепия проходивших мимо меня ножек, попочек и бюстиков. А какие у них были личики?! Так и хотелось целовать их губки, щёчки и шейки без устали.
Но кроме внешней оболочки, должен был быть и внутренний мир. Как его разглядеть? Я не знал и тогда я стал знакомиться. Колечки из стекляшек ещё не вышли из моды. Вскоре мои руки были увешены кольцами, как у цыганского барона. На некоторых пальцах были по два и даже по три. Я будто соревновался с кем-то в пикапе. Впрочем, такого слова тогда тоже не было. Да и мой пикап заканчивался ничем. Оскорблённая невинность забирала своё кольцо, выбрав его из блестючего великолепия, и гневно выговаривала мне, что я мерзавец, подонок и очень нехороший человек. А что мне оставалось делать? Я же не записывал и не фотографировал их. Я просто на просто запутался. Однажды я пригласил сразу двоих на то же место в тот же час. Девушки были очень злы на меня и собирались даже побить, но прознав, что я не смогу дать им сдачи, отказались от этой благородной затеи. Зато они потом подружились и что из этого вышло вы вскоре узнаете, мои дорогие читатели.
Раздав всем кольца, я избрал несколько другую тактику. По молодости ваш покорный слуга был неплохим фотографом, и меня даже хотели взять разъездным фотографом после восьмого класса. Однако я отказался от этой затеи, считая фотодело, скорее, хобби нежели основной жизненной специальностью, и поперся работать в пекарню. Но это другой рассказ, и он давно написан.
***
Бела весна, пахло летом. Девочки, девушки, женщины радостно брели по улицам кто куда. Я, вооружившись фотоаппаратом «Зоркий-4» и десятью кассетами с плёнкой 32 единиц, полный надежд пофотать не только природу, архитектурные достопримечательности города, но и его прекрасных представительниц, фланировал по близлежащим окрестностям неподалеку от отчего дома.
Навстречу мне плыли две знойные красавицы. Одна была приятная шатенка с изумительными формами во всех местах. В её глазах светился пытливый ум и в тоже время некая властность. Её подруга с прямыми длинными светлыми волосами и голубыми глазами, словно синь неба, была очень похожа на Светлану Светличную из нашумевшего отечественного блокбастера «Бриллиантовая рука». Помните момент, когда у неё отрывается пуговка от лифчика и разбивает торшер, а Светик кричит: «Не виноватая я! Он сам ко мне пришёл!»? Эта сцена была очень эротичная. Я тут же представил голубоглазку в неглиже и даже без лифчика. Поравнявшись с девицами, я открыл было рот, чтобы завелиричивить их по полной, но кареглазая шатенка не дала мне сказать ни слова.
— Я знаю, тебя зовут Юра. Отгадаешь, как зовут мою подругу, мы позволим тебе сделать десять снимков.
— Каждой..., — вспомнив другой фильм про трёх незадачливых оболтусов, поправил её я.
— Каждой, обеих, — согласилась шатенка, — я дам тебе десять попыток.
Оглянувшись по сторонам, я предложил им пройти в скверик мимо которого мы проходили.
Расположившись на скамейке посреди девиц, я внезапно вспомнил, увидев профиль кареглазки, что её зовут Виктория. Осенью я познакомился с ними в кафе. Тогда её подругой была Ангелина будущая подружка Анджея. Но не в это раз. Новая подруга была похожа только цветом волос и больше ничем.
— А почему ты не спрашиваешь, что будет если ты не угадаешь? — хитро сощурила свои прекрасные глазки Вика.
— И что будет? — поинтересовался отгадчик. — Что я должен сделать?
— Дать ей за щеку и совершить с ней половой акт в задницу, — простецки сказала подруга блонди.
Она это сказала, будто я должен буду сделать что-то совсем не из ряда вон выходящее, улыбнувшись при этом. Я был в шоке, ошарашен и находился не в своей тарелке.
— Охренеть! — округлив глаза сказал я и повернулся в сторону блондиночки:
— А ты как к этому относишься?
— Я сделаю это с удовольствием и очень постараюсь, чтобы тебе понравилось, — мило улыбнувшись, наконец, подала голос та.
— Но почему? Почему?! — спросил я у Виктории.
— Она провинилась и должна быть наказана! — выражение лица Виктории приобрело злое и властное выражение, — мы выбрали тебя. Ты как нельзя лучше подходишь для этого. Ты честен, справедлив и поклянёшься, что никому, ничего, никогда не расскажешь. Ну, что, наши условия принимаются, пари?
— Пари, — согласился я.
Ведь при любых условиях я был в выигрыше. Конечно, я не угадал имени блондинки.
— Ты проиграл, — усмехнулась Вика, — её зовут Виталина или Вита. Куда идём? К тебе или ко мне?
— К тебе, — быстро ответил я, — у меня сестра дома.
— Хорошо — сказала темноволосая, — у меня дома никого нет.
Троица молодых людей отправилась в пенаты королевы Виктории. Зайдя в комнату Вики, Виталина тут же уселась на пол подле кровати своей госпожи. Её госпожа села на кровать, нагнулась и ласково погладила по плечу свою рабыню. Так я себе это представлял. И хоть я не видел такого никогда в жизни и это претило моей сущности, но меня это почему-то возбуждало. Я даже представил их игрища в одиночестве. Представил, как рабыня ублажает свою госпожу. У меня возникла интересная мысль.
— Ты готова понести наказание за содеянное? — спросила госпожа.
— Готова, Вика, — опустив глаза в пол, ответила Вита, — я провинилась и должна быть наказана.
— Ты правда не злишься на меня? — вновь спросила Вика.
— Совершенно не злюсь, — подняв глаза на госпожу, ответила рабыня, — я тебя обожаю и боготворю!
— А можно я сделаю несколько ваших снимков, — попросил я Вику.
— Можно, сказала та, — только плёнку отдашь мне. Десять снимков...
Я попросил Виту обнять Вику за бёдра, стоя на коленях, и прижаться лицом к её промежности. Второй и третий снимок были на кровати. Вита — внизу, а на ней Вика и страстно целует её в губы. Я здорово возбудился, почувствовав себя порнофотографом. Следующие снимки были на полу. Девчонки встали в позу собачек по-современному — доги стайл. Потом я попросил Виту встать спиной, нагнуться и задрать юбку платья на максимальную длину, чтобы было видно трусики. Следующим номером моей программы была демонстрация лифчика из расстёгнутого отворота платья. Снимать она его отказалась. Я не считал количества снимков, но Вика сказала: «Стоп!» и протянула руку в мою сторону, требуя плёнку. Перемотав её обратно в кассету, я отдал её. Она усмехнулась и вытащила всю плёнку из кассеты на белый свет:
— Никаких фотографий! — грубо сказала королева, — шантажа не будет!
— Ты могла оставить их себе? — удивился я.
— Нет, — твёрдо сказала госпожа Виты, — ну! Чего вы ждёте?
— Я хочу, чтобы мы остались наедине, — твёрдо заявил я, — это твоя квартира, но ты же доверяешь свое рабыне?
— Она не рабыня, — сказала Виктория, — скорее, служанка.
— Пусть так, оставишь нас?
— Хорошо, — согласилась Виктория, — Вита, когда закончишь первый акт, позовёшь меня.
***
Я уселся на то место на кровати, где только что сидела госпожа. Я не знал, что мне делать. Попросить её: «Милая Вита, пососи мне, пожалуйста», или она должна у меня спросить. Но милая Вита решила по-своему. Она опустилась на колени подле меня. Как делала это перед госпожой, расстегнула мне брюки и извлекла на свет божий моего воина, который уже склонил голову, обидевшись на разрушенную фотосессию. Впрочем, для мастерицы минета, какой была Вита это не ставило препоны. Взяв двумя пальцами за головку, она оголила её и ласково лизнула уздечку. Мой воин тут же воспрянул ввысь. Поиграв пальцами с его сапогами, она ещё сильнее напрягала его к ратным подвигам. Воин по имени Член покраснел от удовольствия. Он радостно позволил сомкнуться сладким губкам Виталины на своей мощной шее. Со мной такое было не впервые. Но тогда это делала любящая меня женщина. А сейчас прекрасная незнакомка. У меня с ней не происходило конфетно-букетного периода. Судьбе было угодно, чтобы я оказался в нужном месте в нужный час. Я был наказанием для Виты, а она для меня подарком судьбы.
Почему бы и нет? Я прикрыл глаза, отдаваясь на волю наслаждения. Она сосала вкусно, приятно, поигрывая язычком и поддрачивая одной рукой мой сладкий, надеюсь, для неё член. Другой она шерудила мошонку, то перебирая мешочки, то сжимая шарики, упрятанные под кожей. Внося новые незабываемы и чувственные нотки в минет. Не прошло и пяти минут, как перевозбудившийся молодой человек начал впрыск белёсой жидкости в гортань женщины. Она застонала: «Ум, Умм, Ах!» и стала сосать сильнее, желая чтобы я получил более сильный оргазм. Ей это удалось. Проглотив всё до капли, и протерев специальной салфеточкой мой ствол от основания до верха, она крикнула: «Вика мы всё!». Я едва успел привести себя в порядок.
Вошла Вика с огромным подносом, уставленным разными вкусностями. Хозяйка времени даром не теряла. Как ей удалось приготовить всё это великолепие за десять минут, моя история умалчивает.
— Вам нужно восполнить потраченные калории, для второго акта, — сказал она.
Мы принялись восполнять калории. Вита всё время чему-то улыбалась. Когда трапеза была закончена, Виталина взяла поднос и ушла на кухню.
— Ну как, понравилась тебе моя девочка? — спросила хозяйка.
— Очень понравилась! — признался проигравший спор.
— Это были цветочки, сказала необузданная девственница, — ягодки будут впереди. Посиди здесь, а мы с Витой посплетничаем. Отдохни, наберись сил, — ласково говорила она.
Их не было минут двадцать. Признаюсь, я заскучал. Наконец, девушка вошла в комнату. На ней была прозрачная маечка, сквозь которую просвечивали небольшие грудки. Вероятно, первого размера. «Хитруша, похоже, напихала ваты в лифчик», — подумал незадачливый любовник. Бёдра обтягивали кожаные шортики с подкладкой. Сзади был разрез в виде сужающегося овала, демонстрирующий вход в пещеру страсти.
— Хозяйка приказал, мне чтобы я не позволяла тебе щупать себя ниже пояса, а выше можно, — сказала Виталина, — ты же не нарушишь её приказа? Мне бы не хотелось звать её.
— Не нарушу, — удивился я такому странному приказу, — подойди, — попросил я Виту.
Мои руки тут же ухватились за её похожую на мальчишескую грудь. И стали её мять и поглаживать, легонько пощипывая. Впрочем, грудь была округлая, а пуговки сосков были вовсе не пуговками, а симпатичными кружочками с виноградинками сосков. Вита постанывала и закатывала глаза. Немного погодя я это прекратил. Девочка достала смазку, принесённую заранее и хорошенько умаслила ею мой член, затем она раздвинула свои булочки руками, встав спиной ко мне и ррраз! Нанизалась своей попой до основания. Подозреваю, девчонки не только шептались на кухне. Вика подготовила свою служанку, чтобы наказание прошло не только безболезненно, но и приятно. Так, наверное, и было. Вита резво скакала на моём члене, то раскачиваясь из стороны в сторону, то нанизываясь на него, напрягая мышцы ануса. Ей было приятно, она наслаждалась, не заботясь о моих чувствах. Но мне тоже было хорошо. Вскоре я застонал, ухватил её за грудь и стал двигать своим торсом навстречу. Кажется, мы кончили вместе, она громко стонала и сокращала мышцы ануса в порыве оргазма. Соскочив, Вита убежала, вероятно, подмываться или ещё что...
Вернулись они обе. Вита была немного смущена, а Вика усмехалась от предвкушения своей мести.
— Юра, ты только не обижайся, но ты пидар, — сказала она, — я имею ввиду активный, а Витя, — она чётко произнесла имя Одуванчика и приказала тому снять сначала парик, а потом трусы, — пассивный. Хорошо наигрались мальчики? Вам понравилось? — ехидничала она, упиваясь своей местью.
Мне стало противно. Ничего не сказав, я ушёл из этого вертепа. Вдогонку она крикнула мне: «Ты поклялся о неразглашении нашей тайны!». Королева Виктория убила сразу двух зайцев. Она подставила Одуванчика. Тот из-за мазо-хищности своей натуры ожидал наказания, но не предательства. Впрочем, я не рассказывал о своём позоре долгие годы, ведь я поклялся этой твари, которой нужно было родиться в средние века и плести свои интриги при дворе тамошних королей, и сдержал свою клятву. Прошло уже много времени. Иных уже нет, а те далече...
***
Но это ещё не конец. Это конец третьей части. Ожидайте четвёртую.
Дорогие читатели, если вы добрались до этих строк, пожалуйста, напишите, что вы думаете о моём рассказе. Мне это важно, а не оценки.
Часть — 4
Одуванчик был влюблён в Викторию от пяток до макушки. Он очень боялся, что настанет день, когда хозяйка его сердца, мозга, печени и почек, полюбит настоящего мужчину, и бросит его с разбитым сердцем. Они по-прежнему проводили всё время вместе. Получив наказание за свой проступок, о котором моя история умалчивает, он только сильнее полюбил свою хозяйку, однако очень боялся её презрительного отношения к себе. Однако этого не произошло. Хозяйка хотела наказать меня через Одуванчика. Она добилась своего. Я был зол на весь Свет и на многих девушек, в частности. Теперь я подозревал чуть ли не в каждой второй переодетого парня. Это здорово нервировало меня. В конце концов, бросив прогулки на свежем воздухе, занялся чтением книг в душной комнате своей квартиры, задёрнув шторы и приглушив свет в люстре. Друзья редко навещала меня. Почти у каждого была своя половиночка, с которой он проводил время на пляже, в кафе или ресторане. Некоторые предпочитали у себя дома.
Вика и Вита предпочитали у себя дома. До шести вечера у Вики, а после Виталина переодевалась в Виктора, с неизменным бельём от Виктории, и они шли к нему домой, чтобы приготовить ужин для его мамы. Это была идея Виктории. У него дома она ничем не показывала своей власти над Витей. Вероятно, это происходило оттого, что он был одет в мужскую одежду, а её бельё просто символизировало её власть над ним. Деньги у Виктории были. Как оказалось, она подрабатывает в каком-то закрытом цветочном магазине. В подпольном магазине делали эксклюзивные букеты для сильных мира сего или занимались садовыми интерьерами, оранжереями внутри зданий. Виктория была на хорошем счету. Её половина зарплаты, которую она отдавала родителям, превосходила их вместе взятую. Поэтому она одевала и Виталину, и Виктора в то, что ей нравилось и считалось соответствующим для девушки и для парня.
Ксения Петровна, приходя домой, уже привыкла, что её встречал Виктор со своей неизменной подругой. И когда той не было по какой-то причине, беспокоилась, не поссорились ли они. Она делала вид, что не замечает обновок на сыне. Потому что ей это нравилось. Сын менялся на глазах, превращаясь из хлюпика и маленького сыночка во взрослого парня. Но случилось страшное. Как бы сынок не скрывал, что за бельё на нём надето, однажды мама увидела, когда во сне он раскрылся — было очень жарко. Утром она устроила грандиозный скандал и пыталась дознаться, почему он нарушил обещание, данное ей.
— Мам, я не нарушал клятвы, которую тебе дал. Я не переодеваюсь в твои вещи дома до твоего прихода. Это не твоё!
— Я вижу, что не моё, — возмущалась деспотичная женщина. — А чьё? Викино? Это она тебе дала?
— Я тебе больше ничего не скажу, — насупился сын, — есть другая клятва. Она посильнее твоей.
— Хорошо, сын, — погладив парня по щеке, как она это обычно делала, сказала: — Я приду вечером и вы мне всё расскажете.
***
— Когда-то она всё равно бы догадалась, — гладя по щеке Одуванчика, сидевшего перед ней на специальной мягкой подстилке подле её ног, сказала Вика, — она могла случайно увидеть нас на улице, когда ты одета в платье.
— Что же нам теперь делать? — обнимая и прижимаясь к прекрасным ножкам хозяйки, спросил её слуга.
— Нам — ничего, — ответила королева, — я сделаю всё сама. Я сама с ней поговорю. Но прежде ты сделаешь для меня одну вещь.
— Какую? — спросил парень, готовый абсолютно на всё ради своей госпожи.
После знакомства с ней он стал чувствовать себя намного увереннее. Его оценки в школе взлетели вверх. Никто более не надсмехался над ним. Он ходил по улицам, не сгорбившись, а прямо, гордо неся голову. Этому способствовало то, что надевая женскую одежду и туфли на высоких каблуках, ему приходилось держать осанку. Но переодевшись в свою одежду, срабатывала девчачья привычка. Он уже не выглядел жертвой. Хотя и до героя было далековато, но его жизнь круто изменила именно Виктория. Он боготворил её и, возможно, с радостью расстался бы со своей жизнью, если бы это потребовалось. Но потребовалось совсем иное. Вика попросила порвать ей целку. Так прямо и сказала:
— Витя, порви мне целку, хочу стать женщиной с твоею помощью.
— Как это? — растерялся девственник.
Он, конечно, не верил, что его госпожа спит со своим двоюродным братом, но был уверен, что она давно не девственница.
— Как, как, — передразнила Одуванчика Вика, — как это делает мужчина с женщиной. Раздевайся догола.
Парень быстро сбросил с себя женское бельё и предстал пред своей госпожой совершенно голым. Он сильно покраснел. Ведь он тоже был девственник.
— Подойди ближе, — приказала хозяйка.
Он сделал два шага в её сторону.
— Погладь мне волосы, — сказала девушка.
Член у парня был поникшим. Его хозяин боялся того, что должно было произойти. Это не удивительно. Ведь в их тандеме Витя был девочкой, а мужиком была Вика. Поэтому она взяла его член в руку и стала поигрывать с ним. Тот встрепенулся и немного приподнялся вверх, но этого было недостаточно. Тогда не мудрствуя лукаво, Виктория взяла его в рот и стала сосать с такой пылкостью и страстью, одной рукой поигрывая с мошонкой Виктора, а второй синхронно проводя по его стволу, что через несколько секунд тот затвердел, как камень.
Обняв руками за талию будущего любовника, не выпуская его член изо рта, необузданная девственница, уложила того на свою кровать. Затем она быстро разделась и стала тереться своими нижними губами о его член. Одуванчик возбудился ещё сильнее. Он верил и не верил, что его хозяйка, видевшая в нём только девушку-подругу, решила лишиться девственности с его помощью. Он считал себя недостойным такого важного события в жизни его госпожи. Это должен был сделать настоящий мужчина, а не мальчик-одуванчик, но Вика решила по-своему. Она нагнулась к готовящемуся потерять девственность, и стала страстно целовать его в губы, ласково прося его, чтобы он был понежнее с ней.
Это совершенно не лезло ни в какие ворота, но приказы вышестоящего начальства не обсуждаются, а выполняются. Парень удерживал её за талию и наслаждался происходящим. Он понял, что Вика на самом деле хочет этого. И всё это не сон. Он сейчас станет мужчиной с её помощью. Он даже не думал, что такие мысли должны были быть в голове у девственницы, а не у него. Ведь это у неё была девственная плева, а у него член.
Виктория присела над телом юноши на корточки и, заправив теперь хорошенько стоявший член парня к себе в вагину, резко присела, глухо вскрикнув. Она осторожно снизалась и, не обращая внимания на кровь, сочившуюся из её лона, стала любить своего слугу. Не стоит думать, что она желала получить удовольствие только для себя. Она прислушивалась к чувствам своего партнёра и старалась сделать так, чтобы они подошли к пику наслаждения вместе. Ей это удалось. Виктор положил свои ладони на грудь возлюбленной и ласкал их, наслаждаясь новым чувством обладания женщиной в полной мере...
***
— Сегодня неопасный день, — пояснила Вика, — а в следующий раз тебе придётся воспользоваться резинкой.
Виктор ликовал. Она сказала: «Следующий!». Значит, это не первый и последний раз, значит, это повторится.
— Нам надо обсудить кое-что, — вернувшись из ванны сказала женщина своему мужчине, — но сначала сядь рядом со мной, — Виктор встал со своей подстилки и сел рядом с Викторией, — тебе ведь хорошо со мной? — спросила она, обняв парня за плечо.
— Вика, ты же знаешь, зачем спрашиваешь? С того самого дня, как я сел за парту рядом с тобой, произошли большие перемены в моей жизни. Это самое лучше время во всей моей жизни. Ты изменила меня..., — немного помолчав он продолжил, — мама много раз меняла места где мы жили, пока я не встретил тебя. Думаю, больше этого не повторится.
— А хочешь, чтобы было ещё лучше? — спросила королева.
— Куда уже лучше? — не понял слуга.
— Мы будем вместе, навсегда. Виктор, я дам тебе минуту на размышление, — посерьезнев, сказала госпожа, — готов ли ты взять меня в жёны, и чтобы только смерть разлучила нас?
— Что? — чуть не теряя сознание, спросил парень.
— У тебя осталось пятьдесят секунд, — игнорируя его вопрос, ответила невеста.
— Да! Дааааа! ДАААААААААА! — закричал счастливчик, — да, я согласен стать твоим мужем. Любить тебя вечно, пока не умру.
— Ну, вот и ладненько. Время ещё есть, одевайся в мужскую одежду, пойдём в ЗАГС подадим заявление.
***
Мама пришла на полчаса раньше, она была готова задушить Викторию. Ну, по крайней мере, закатить грандиозный скандал. Но у неё ничего не вышло. Ей с порога сказали, что молодые люди подали заявление так, что нужно готовится к свадьбе, а не устраивать скандалы. Ксения Петровна с радостью передала из рук в руки своего сыночка. Теперь она могла начинать свою жизнь. Ведь после той прогулки псевдо тёти и несуществующей племянницы, она почувствовала себя женщиной — у неё появился любовник. Теперь ей не было нужды скрывать это от кого-либо. У ещё вполне молодой женщины начиналась новая жизнь.
На следующий день Виктор переехал к своей невесте. Родители с обеих сторон были не против. Виктория выдрессировала не только Одуванчика, но и своих родителей.
— Я не только содержу их, но и больную бабушку — мамину маму, — пояснила она своему жениху, — как я скажу, так и будет.
***
Я встретил Виктора-Одуванчика через много-много лет в другом городе, случайно. Он рассказал мне всю свою историю от начала до конца. Он счастлив...
— У нас двое детей, мальчик и девочка. Марина младше Мишеньки на два года, но уже командует им. Дочь в маму, а сыночек в папу, — рассказывал он, — я пять лет не работал — сидел дома с детьми. Потом Вика устроила меня в банк. Я счастлив, — повторил он, — но главное, что счастлива моя жена...
***
День был пасмурным. Мне нравилось. Я желал дождя, сильного проливного дождя. Тогда бы у меня была веская причина не ходить на улицу. Так я успокаивал самого себя. Дома никого не было. Мама с папой взяли сестру и укатили на неделю в дом отдыха в Сосновку. Они знали, что с голода я не помру. Готовил я вполне сносно. Но на всякий случай забили холодильник основательно и дали мне немного денег. Я не стал перечить, хотя в кармане у меня была сумма в десять раз превышающая их пансион. Им не следовало это знать. Открыв холодильник, я сильно задумался, чтобы приготовить. Углядев пельмени в морозилке, сварил себе двадцать штук. Насытившись решил предаться увлекательному чтению. Порывшись на полках с книгами, мой взгляд остановился на странном свитке.
Свитком оказалась книга, написанная от руки. Я совершенно забыл про неё. Это был запрещённый порнографический роман, который мне кто-то дал почитать давным-давно. Но тогда я ими не интересовался, а сейчас — самое время. С первых страниц я утонул в мире разврата и похоти. Там описывались такие вещи, о которых я даже в своих буйных эротических мечтах, предаваясь блуду, не смог бы представить.
Особенно меня увлекла история одной женщины, которая сексуально унижала своего слугу. Я сразу же представил Викторию и Одуванчика. Но там описывались средние века, а не социалистическая действительность. Там правил порок, а унижения были возведены в ранг добродетели. Я живо представил себя на месте слуги, но не так, как это было у Одуванчика и Вики. В книге госпожа порола своего слугу в конюшне, а потом заставляла лезть к себе под юбки и лизать там, доставляя ей наслаждение. Я представлял себя на его месте, упиваясь уничижительностью к себе, и представлял женщину, которая порола бы меня вожжами, но не Вику, а какой-то эфемерный образ. Точнее, мне мнилась Анидаг из кинофильма «Королевство кривых зеркал». Она меня порола вожжами, а потом, приспустив свой обтягивающий наряд до колен, грубо приказывала: «Лижи!». Отбросив свиток на прикроватный столик, укрывшись одеялом с головой, будто кто-то мог меня видеть, я прокручивал эту картинку в своём мозгу, предавался блуду...
Я едва успел сменить бельё, как меня сморил сон. Мне снилось, будто я девушка. У меня огромные сиськи и платье, как у гувернантки, с белым передником. Осознав во сне, что этого не может быть. Ведь я мужчина, стал пытаться снять его. Но не тут-то было! Оно не снималось. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась Анидаг в обтягивающем чёрном трико с блёстками и такого же покроя верхней одежде, с распущенными блестящими чёрными волосами. У неё в руках были вожжи.
— Берегись, — сказала женщина-змея, — они идут!
— Кто идёт? — не понял я.
— Скоро узнаешь! — гневалась сказочная женщина.
Она оказалась рядом со мной, как часто это бывает во сне, и стала хлестать меня вожжами. Больно не было. Но во сне не должно быть боли. Было унизительно. Нахлеставшись вволю, госпожа указала вожжами на свою промежность. Конечно же, я знал, что делать. Ведь перед тем, как уснуть, прокручивал эту сцену, добавляя разнообразные подробности. Мне нужно было пасть на колени, что я и сделал. Дотронувшись рукой до промежности королевы, я почувствовал какое-то шевеление. Будто там змея. Меня обуял страх. Так бывает во сне. До меня дошло, что там не змея, а член. Мне тогда ещё мало было известно о гермафродитах. Но это было что-то иное. Точнее, это был кошмар. Мне стало страшно. Кровь застыла в жилах. По коже поползли мурашки и... я проснулся, находясь всё ещё под впечатлением сна. Меня трясло под одеялом, но не от холода, а от перенесённого ужаса.
Постоянно мешал какой-то звук, отдаваясь трезвоном в ушах. Окончательно проснувшись, до меня дошло, что звонит дверной звонок. Кто-то пришёл, но я никого не ждал. Соскочив с дивана, быстро натянул на себя брюки и в майке пошёл открывать. За дверью стояло прелестное создание. Её симпатичное личико кого-то напоминало. Я силился вспомнить кого, но ничего не приходило на ум.
— Я, Маша, — изобразив на лице удивление, представился ангел, — Юра, неужели ты меня не помнишь?
— Я приспал чуток, — сознался сонный молодой человек в моём лице, — ещё не врубаюсь в происходящее.
— Днём? — спросила девушка, — а ночью, что будешь делать?
— Проходи, — отступая от двери, оставил вопрос без ответа невежливый засоня.
Маша прошла, поверчивая своей попой, будто красовалась на подиуме. Конечно, у меня язык не повернулся сказать ей, чтобы она сняла туфельки и надела тапки, коих в коридоре стояло превеликое множество любых размеров. Я замер, облокотившись о дверь, любуясь её трусиками, которые проглядывали через полупрозрачное платье, невзирая на чахлый свет, льющийся из моей комнаты. Всё ещё находясь под впечатлением от прочитанного свитка, мне представлялось, что я падаю пред ней на колени и, занырнув с головой под юбку её платья, начинаю заниматься там тем, что мне очень хотелось делать своим языком с её нижними губками. На сей раз в моих брюках зашевелился мой змей, но это не пугало меня, а было приятно. Усадив даму за стол, радивому хозяину захотелось узнать, что она желает пить.
— Чай, кофе или потанцуем? — спросил радивый хозяин, улыбнувшись.
Шутка удалась. Машенька встала со стула и протянула ко мне свои руки.
— Потанцуем, — рассмеялась она.
Клацнув клавишами магнитофона, из которого тут же полилась чарующая музыка битлов о серебряном молотке Максвелла, я обнял красавицу и мы слились в танце. Она выглядела довольно обольстительно в своём платье, а я, как портовый грузчик, в тапках на босу ногу, затрапезных штанах и майке, в которой недавно почивал. Но позабыв обо всём, отдался танцу, вкушая сладость её груди, сильно прижатой к моему полуголому телу. Её ножки изредка касались моих, создавая волнение в моём позвоночнике, которое волнами достигала моего паха и поднимало градусы в нём, заставляя змеиться что-то там. Всё-таки танец — это эротическое действо. Обнять просто так симпатичную девушку не представлялось возможным. Можно было быть не понятым. А в танце это выглядело естественным.
Танец закончился. Ухватив в охапку одежду более приличествую случаю, я сбежал в другую комнату переодеваться, по ходу включив чайник на кухне. Мария, чтобы не заскучать в моё отсутствие, взяла свиток со стола и пролистывала его, пробегая интересующие её места. Одевшись, хозяин квартиры быстро принялся варганить салат, налил в розеточки варенье, помыл чашки, порезал сыр и булочку на симпатичные ломтики. Вскоре, вооружившись угощениями, вернулся в комнату. Меня не обрадовало то, что Маша знакомилась с порнографическими трудами неизвестного автора, но поделать что-либо было уже поздно.
— Интересные книжки ты читаешь, — усмехнулась девушка, — да ещё написанные от руки.
— Такого ни вжисть не напечатают, — сознался я.
Она хотела что-то ещё сказать, но её перебил дверной звонок.
— Странно? — удивился хозяин, — я сегодня никого не ждал...
— Ты не рад, что я пришла? — нахмурилась обладательница праздничного платья.
— Что ты! Напротив! Я просто получаю искреннее удовольствие, — докрикивая из коридора, пояснил молодой человек...
Ещё одно ангельское создание стояло перед открытой дверью.
— Я, Таня, — запела она уже известную мне песенку, — здравствуй, Юра. Ты что не узнаёшь меня?
— Не узнаю, — признался Юра, уже не силясь вспомнить, откуда ему кажутся знакомыми эти черты, — проходи, — сделал я радушный жест хозяина и уже по привычке не предложил тапки даме в праздничном платье в тон её трусикам, которыми я тоже успел полюбоваться, пока она, поверчивая своей прелестной попочкой, проходила в комнату.
— Машулька, привет! — обрадовалась девица, — не ожидала тебя здесь увидеть? Как в тот раз, да?!
— Танюшка! Подружка, моя! — обрадовалась подружка. — Ага, похоже, всё повторяется.
Пока девочки зацеловывали друг дружку в щёчки и в губки, тогда это не считалось зазорным и не навело дурных мыслей у посторонних, меня пронзила молния. Я вспомнил всё! Как герой Арни из одноимённого боевика, просмотренного мной многократно в будущем. Я вспомнил, как, знакомясь с помощью колечек, попутал стрелы и назначил свидание сразу двум девушкам на том же месте в тот же час. Теперь я вспомнил и Машеньку, и Танечку. Я вспомнил, как они хотели меня побить, сначала устроив сцену сопернице, а потом объединившись в девчачье братство, решали вместе, как это дело сделать совместными усилиями. Я тогда сознался, что мои моральные установки мне не позволяют бить женщин, поэтому буду только защищаться и надеюсь на их благосклонность, попросил обойтись без синяков. Они надув губки, не получив должного сопротивления, ушли вместе, подружившись в последствии, а я остался по обыкновению с носом. Кажется, он стал чуточку длиннее после того случая.
Я понял, что всё это спектакль для одного актёра, то есть меня. Они сговорились. Для чего — нетрудно было догадаться. Это была месть, месть необузданных девственниц ветреному молодому человеку, который, по их разумению, менял девушек, как перчатки. Но что такого? Ведь все мои пикарпества не имели никаких продолжений. Редкий раз ограничивались робкими поцелуями при прощании в сладкие щёчки, иногда в сахарные губки. Я даже рук не распускал. А порою, очень хотелось пощупать ткань, из которой сработан лифчик, и то, что было упрятано под ним. Хотелось, но не получалось.
Мои размышления были прерваны. Чем же? Конечное же, третьим звонком. Пообещав девочкам, что скоро вернусь, несостоявшийся пикапер сбежал в прихожую.
Третьим небесным созданием была Рита. Она стояла, повернув свою милую головку на три четверти, почти в профиль. Это была её привычная поза. Оттого, что её миловидное личико с левой стороны было обезображено огромным родимым пятном багрового цвета. Точнее, так считала она. Я был другого мнения и, познакомившись с ней, встречался несколько раз в скверике, неподалеку от своего дома. У неё был мягкий и добрый характер. Она была сильно начитана, хорошо училась, занималась спортом. Короче, спортсменка, отличница и комсомолка. Понятное дело, что сказывалась её привычка избегать шумные компании и сидеть дома вместе с книгой. Ещё ей нравилась симфоническая музыка, в которой я не бельмеса ни смыслил. У неё была миниатюрная фигурка. Симпатичная попочка, элегантные ножки, красивые руки. Всё в ней было прекрасно, кроме лица, которое сильно портило родимое пятно. Но проводя с ней время, герой моего романа не замечал этого. Я помнил, что воду с лица не пьют. Её источник находится внутри.
— Рита, — не дав открыть рот прекрасному ангелу, сказал я, — проходи, я помню тебя.
Конечно, пора было догадаться, что необузданные девственницы сговорились. Сколько их будет ещё, оставалось только гадать.
— Ну, что все в сборе или будут ещё? — усаживая Риту на свободное место за столом и ставя чашку с ароматным напитком, пододвигая к ней вкусности, поинтересовался я.
— Он помнит меня, — доложилась Рита подругам, прихлёбывая остывающий чай, — это из-за моего рока.
— Вовсе нет, — попытался доказать обратное, любитель знакомиться, — я встречался с тобой продолжительное время, ты мне нравилась, как вдруг не пришла на четвёртое свидание.
Я подчеркнул, что встречался с ней целых три раза, а с остальными был едва знаком. Поэтому помнил её имя. Конечно, любой девушке обидно, когда её не помнят, как зовут, придя на свидание, но в данном случае они пришли ко мне прямо домой с гнусными намерениями, о которых я пока не догадывался.
— Я перестала с тобой встречаться, потому что Света, ты её, конечно не помнишь, узнала тебя в парке и открыла мне глаза на тебя.
Как оказалось, они все знали друг друга. Девственниц первоначально было пять, но пришли только три. Света приболела, а вторую Таню увезли на дачу. Конечно, современные молодые люди, читая мою повесть, будут не довольны. Типа я своими описаниями раздул из мухи слона. Вот если бы я их всех поматросил, а потом бросил, тогда понятно. Но в те благословенные времена мораль была несколько иная. Вероятно, оттого, что секса не было? Не знаю, не знаю. Но суть явления трёх необузданных девственниц к герою-любовнику в моём лице заключалась именно в том, что они собирались меня наказать. Доделать то, что не доделали Машенька и Танечка. Скооперировались (тогда такого слова не было. Было «объединились») на прошлом свидании, что бы меня наказать. В этот раз они прихватили Ритульку. Они были уверены, что впятером справятся со мной. Втроём, впрочем, тоже.
— Драться с тобой мы не намерены, — заявила Татьяна, — но ты должен понести заслуженное наказание.
— Какое же? — заинтересовался приговорённый.
Следует заметить, что я ещё не совсем отошёл ото сна и от эротической книги. Во сне всё же был элемент эротичности, когда прекрасная Анидаг, охаживала меня вожжами. Это было так сексуально, словами не передать! Жаль, что я не чувствовал боли. К тому же мне стала понятна её фраза: «Они идут!». Они, то есть необузданные девственницы, пришли с твёрдыми намерениями наказать меня. Я почему-то был уверен, что вожжами или их заменителем. Но после наказания по книге и даже по сну, я должен был получить эротическое наслаждение с одной или даже с тремя.
— Ремнём по голой попе, — ответила Мария, — десять ударов от каждой. Твой ремень, — показывая на ремень, который удерживал мои брюки, продолжила она, — как нельзя кстати. Впрочем, мы принесли свой.
Раскрыв дамскую сумочку она продемонстрировала суду присяжных в количестве трёх девиц, и приговорённого, свой. Это был женский ремень, широкий, с массой дырочек и огромной перламутровой пряжкой. Для экзекуции мой подходил, как нельзя лучше. Он был в два раза уже и удобнее.
— Хорошо, я согласен.
Возбуждение от предстоящего наказания, захлестнуло меня. В паху потеплело. Мой член напрягся, но пока этого ещё не было видно. Я потянулся к пряжке, чтобы расстегнуть ремень и вытащить его из брюк.
— Ты согласен?!! — удивилась Мария.
Они ожидали чего угодно, но только не моего согласия.
— Конечно, — сказал я, — я плохо себя вёл по отношению к вам и остальным девушкам, имён которых даже не помню. Я должен быть наказан. Я признаю это. И ещё я должен быть унижен, чтобы мне в будущем неповадно было.
— Как унижен? — подала голос Маргарита.
— Я готов встать на колени перед каждой и доставить ей оральное удовольствие языком, — сказал я им свою эротическую мечту.
— Как тебе не стыдно, такое нам говорить, — Рита соскочила со своего места и раскраснелась так, что пятно слилось с краской лица.
Она была прекрасна в своём гневе. Я сильно пожалел, что фотоаппарат заряжен не цветной плёнкой, а чёрно-белой. Впрочем, сказал другое.
— Тогда я не согласен. Я буду драться с вами с тремя до крови. И пусть милиция покарает меня!
— А как же твоя клятва самому себе? Твои моральные принципы? Никогда и ни при каких обстоятельствах не бить женщин, даже если они этого заслуживают, — процитировала она меня.
— Я её сам себе дал, сам и сниму. До крови... — соврал я.
Конечно, я бы не посмел ударить ни одну из них. И клятва была ни причём. А вот моральные принципы... но они-то этого не знали.
— Нам нужно посовещаться, — сказала судья по имени Мария.
За ней гуськом прошли в совещательную комнату — на кухню — прокурор Татьяна и адвокат Маргарита. А я остался в зале заседаний, такой одинокий, ожидать своей участи-неминучисти. Поигрывая с пряжкой ремня, ожидая сладости порки, даже если они не согласятся на требования об унижении, мечтал приговорённый: «Немного посопротивляюсь, пусть две удерживают, скажусь слабосильным, а третья пусть порет меня моим же ремнём. А потом можно и без удержания». Я представил, как возлежу с голой попой на коленях у Машеньки, а Танюшка, охаживает меня ремнём. В это время Ритулька гладит меня по голове и ласково увещевает: «Ну потерпи, Юрочка. Потерпи, миленький. Скоро всё закончится». Я так живо представил это картину, что сильно возбудился. Прислушиваясь к звукам в коридоре — не идут ли? — начал поглаживать своего твёрдокаменного змея. Было очень неудобно. Тогда я вытащил ремень из брюк, положил его на стол, символизируя свое согласие, засунул руку в трусы и начал играть с собой. Но напряжённость обстановки не давала мне кончить. К тому же как бы я выглядел с намокшими трусами перед экзекуцией? Прекратив это неблагодарное занятие, сложил руки на стол, как примерный ученик.
Совещались они минут двадцать. Перестук каблучков возвестил мне, что они идут. Никто не произнёс: «Встать! Суд идёт», — но при появлении прелестниц, я встал, ожидая приговора.
— Что ж, Юрочка, мы согласны, на все твои условия, — начала свою речь прокурор Татьяна, глянув на ремень, горделиво возлежавший на обеденном столе, — мы уверены, что дальше этой комнаты ничего не уйдёт. Тебе нет резона хвастаться об этом направо и налево, а нам рассказать о своём грехопадении. Давайте поклянёмся? — предолжила она.
Мы поклялись, что под пытками и даже под страхом смерти не расскажем никому и никогда, что произошло в этой комнате. Я с честью сдержал клятву. Прошла уже пропастина лет. Не думаю, что кто-то из троицы могли бы быть сейчас против моего этого рассказа.
— Заголи попу, — приказала судья Мария и, сделав рукой вращательное движение, пояснила, что я должен встать к стене, и немного прогнувшись, с поднятыми руками ожидать экзекуции.
Адвокат Маргарита взяла ремень, чтобы быть первой. Подозреваю, они тянули жребий или уговорили её. Встав спиной к стене, покорный слуга необузданных девственниц, предвкушая неземного удовольствия, спустил с себя брюки и приспустил трусы. Мой член горел адским пламенем. Такого стояка у меня не было очень давно. К тому же он удерживал трусы, чтобы они совсем с меня не свалились. Это было плюсом.
Оперевшись о стену руками, немного прогнувшись и чуть отклячив попу, я замер в ожидании. Конечно, я не так это себе представлял, но такое положение дел меня вполне устраивало и возбуждало ничуть не меньше. Рита начала хлестать меня ремнём, подсчитывая каждый удар. Делала она это не больно, а скорее, ласково, будто играла в эротическую игру с расшалившимся любовником. Следующей была Таня. Первый удар был довольно чувствительным, кажется, я даже ойкнул, но последующие не на много сильнее, чем Ритины. Отсчитав свою десятку, она радостно передала ремень Маше. В комнате стоял недюжинный накал сексуальных страстей. Я чувствовал, что девчонкам эта игра, меньше всего похожая на экзекуцию, нравилась, да ещё как!
Они упивались властью над мужчиной и текли, как сучки. Я вскоре убедился в этом, когда опустился на колени перед Ритой и попросил её задрать юбку. Сидевшие рядом с ней и ожидавшие своей очереди, конечно же, увидели её намокшие трусики. Но не подали вида. Ведь у них было тоже самое. Увидев такое, я вновь возбудился. Следует заметить, что я сидел со спущенными штанами, но трусы натянул, застеснявшись взглядов девчонок. Чего было стесняться? Я же стоял перед ними только, что с голой попой. Не раздумывая более, что и как, ухватил за бёдра первую девственницы и утонул лицом в её промежности, пытаясь слизать любовный нектар с её трусиков. Ритулька вскрикнула, как раненая птица, и попыталась соскочить со своего места и бежать без оглядки из этого алькова порока. Она была самой скромной из всех.
— Сиди! — сквозь зубы приказным тоном остановила её Танюша.
Девушка обречённо закрыла лицо обеими руками, будто ей это не нравилось, и она не хочет испытать удовольствия, но сопротивляться обстоятельствам более не в силах. Воспользовавшись моментом, лизетчик попытался стянуть со своей первой жертвы трусики. Ему это удалось! Жертва приподняла свою сладкую попу, позволяя показать всему Миру то, что Миру видеть не полагалось. А там было на что смотреть. О да! Я просто залюбовался венцом творения. Разве что-то ещё может быть прекрасней? Даже цветы в смущении, распускаясь, копировали это творение. Люди иногда называли женскую красоту, находящуюся между ног, цветком. Они не знали истину! Истина была в другом. Это цветы надо было назвать по имени... Но к несчастью имени для любовных откровений не придумали. Или они были похабными, насмешливыми, уничижительными.
Я даже в своих мыслях стеснялся назвать то прекрасное, к чему мне предстояло прикоснуться языком, и покрывать поцелуями её губы. Я просто сделал это. Я начал со всею страстью вылизывать сладкую куночку Ритуськи (Ну, пусть будет куночка. Не пи-и-и-и же мне её называть?). Она ахала и охала, постанывая. Убрав руки от лица, перестав стесняться, возложила мне их на голову и стала нежно поглаживать мои прекрасные волосы. Её киска сочилась со страшной силой, я даже стал причмокивать. Рита что-то шептала, совсем потеряв голову от страсти, охватившей её.
Ой, только, пожалуйста, не думайте, что я был таким супер-пупер профи в искусстве куннилингуса. Вовсе нет. Но моя девочка была слишком возбудима. Её либидо по шкале сексуалности было выше многих крыш. Я только начал, а она уже кончила, застонав и задёргавшись, и чуть не свернув шею незадачливому любовнику своими бёдрами.
Следующим номером нашей программы была Танечка. Она, задрав платье, сама сняла свои трусики. И уселась в ожидании. Я тут же пал на колени, но уже не перед жертвой, а скорее, перед палачом. Её цветок (ну, пусть так будет) был покрыт густыми зарослями, что оказывалось, вероятно, от восточных кровей, текущих в её жилах. Горделивая и самолюбивая дочь детей гор, совершенно не стеснялась ни меня, ни того, что происходило. Она тут же возложила свои красивые ладони мне на голову и приготовилась к получению удовольствия от моего унижения.
Ха! Унижения. Это я так поставил, чтобы они так думали. О каком унижении была речь? Мне это нравилось! Да ещё как! Но попроси любую из них доставить ей оральное удовольствие, получил бы категорический отказ, с непечатными выражения оскорблённой невинности. Нет, дорогие мои, читатели. Я хотел этого, возбуждался от одной только мысли. Я предавался блуду, укрывшись одеялом. Мечтая о куннилингусе не с актрисой, а героиней сказочной повести. А здесь были живые, тёплые, вкусные обольстительные девушки сладкие, как мёд. Их нежные молодые ещё не тронутые киски доставались мне по их велению, моему хотению. Я вкушал их нектар, путь обманом, но оно того стоило! А у меня стоял мой член, да ещё как! Я чувствовал, что вскоре кончу, даже не прикасаясь к нему, от одних только мыслей. Ведь всё это происходило в моей голове.
С поглотившим меня чувством радости и вожделения, раздвинув заросли девственного леса и припав губами к источнику девчачьего наслаждения, я не только пил нектар с его губ, но и незаметно опустил руку к себе в трусы, поигрывал со своим лучшим другом на текущий момент. Таня тоже была возбудительной особой и, ухватив меня за голову, тёрлась своей промежностью о мои губы, язык и нос. Мне там было тепло, влажно, вкусно и приятно. Фантастический запах вагины щекотал мои ноздри. Это было так здорово, что я чуть не кончил. Кончила она. Завалившись на спину, она ещё долго ойкала и подёргивалась не зажимая меня коленями, а напротив расслабившись. Вернувшаяся из ванной Рита и сидевшая возле нас Маша играли с собой, наблюдая за действом. Они уже отбросили ненужные стеснения и ублажали себя, словно находились в поронографическом театре.
Настала очередь Машеньки. Она уже была готова. Причём основательно. Более прохладная девственница заставила меня потрудиться. Мои губы раскраснелись и припухли от бесчисленных поцелуев. Язык слабо ворочался во рту. Высунув его и двигая головой, всё же твёрдо решил довести дело до логического конца. К счастью, их было всего три. Пятёрку я бы точно не потянул, но и с третьей пришлось повозиться. Совершенно не стесняясь, я засунул руку к себе в трусы и мастурбировал что есть мочи, синхронно двигая головой.
— Пососи ей секиль, — на ушко подсказала мне Танюша, присев рядом.
Я тут же воспользовался подсказкой, словно нерадивый ученик на уроке. Результат не заставил себя ждать. Машенька скорчила такую рожицу, будто сейчас расплачется и тоненько завыла: «Ой-ёё-ёй! Ой-ой-ой-ойё-ё-ё-ой». Я тоже не терял время даром и ускорил передёргивание своего затвора, намочив основательно свои трусы...
Скромница Рита, вдруг попросила меня:
— Юрочка покажи, пожалуйста, а?
Я показал с ещё сочившейся с него белёсой жидкостью.
Девчонки с огромным интересом разглядывали его. Но мой дружок предал меня и стал съёживаться, скукоживаться. Устыдившись своего поражения, я подорвался бегом в ванную.
***
Через небольшой промежуток времени четвёрка людей сидели за столом. Они немного смущались недавно происшедшего.
— Юра, ты не сердишься на нас? — наконец, нарушила молчание Мария.
— Нет, — признался счастливчик, — я понёс заслуженное наказание и был унижен, но мне это понравилось... очень. И вовсе не больно было.
Перецеловавшись со всеми, я распрощался с необузданными девственницами. Ах как сладка была их месть! К сожаление мы больше никогда не встречались...
Конец рассказа.
Дорогие мои читатели, если вы добрались до этих строк, покорнейше прошу, оставьте свой камент на мой рассказ. Для меня это очень важно! Да, мне нравится, когда меня хвалят, но пусть ваш отзыв будет даже обличающим или гневным, это всё же лучше, чем ничего...
206