Трисниан был наполовину эльфом, наполовину воздушным элементалем — так нередко случалось с детьми волшебников, чьи родители призывали элементалей для того, чтобы зачать от них детей, а затем их дети изучали магию под руководством своих родителей. Он был молод и столь же красив собой, сколь и искусен в магии — высокий и стройный, как кипарис, лёгкий, как ветер, казавшийся изящным даже по меркам эльфов, с белой кожей, голубыми, как небо, глазами и платиновыми волосами до лопаток. Молодой полуэльф был, как и многие его сородичи, красив той красотой, которая нравится и мужчинам, и женщинам, и не обделён вниманием со стороны представителей обоих полов — и с удовольствием отвечал на это внимание. Он ещё не назвал никого своим избранником или избранницей, но Адгурн слышал, что в крепости красавец-полуэльф редко спит один и не всегда — в своей, а не чужой комнате, и во время плавания, хотя на корабле любовникам трудно уединиться, некоторые из рыцарей не упускали возможности предаться любви с красивым полуэлементалем. Несмотря на любвеобильность полуэльфа, мало кто осмеливался отзываться о нём пренебрежительно: не только сам Трисниан был не последним боевым магом, способным достойно ответить обидчику, но и у него было множество воздыхателей и воздыхательниц, готовых заступиться за его честь.
По правде сказать, сам Адгурн иногда мечтал, чтобы Трисниана кто-нибудь дерзнул оскорбить, — тогда он смог бы заступиться за него и таким образом проявить свои чувства. Да, он был в числе тех, чьё сердце покорила красота молодого чародея, но увы — он даже не пытался подойти к нему и заговорить о своих чувствах. Дело в том, что сам Адгурн был хобгоблином — так в Гептатеоне назывались дети от союзов орков и гномов. Широкоплечий, но не слишком высокий, плотного телосложения, с зелёной кожей и выделявшимися на её фоне рыжими волосами, грубыми чертами лица и обильно волосатым телом — Адгурн ни в коей мере не считал себя красивым, а особенно — достаточно красивым, чтобы на него мог обратить внимание такой, как Трисниан. Вдобавок, сэр Адгурн не отличался ни происхождением, ни богатством — он в достаточно молодом возрасте получил рыцарское звание из рук королевы Аквилонии, но вырос он в кочующем отряде наёмников-орков — впрочем, разве Трисниан обратил бы внимание на рыцаря-хобгоблина, даже будь он богат и знатен? (На самом деле, Адгурн преисполнился бы презрения к своему возлюбленному, если бы тот готов был отдаваться ему, будь он некрасив, но с деньгами и со связями). И хобгоблину оставалось лишь любоваться красотой Трисниана, зная, что он никогда не сможет прикоснуться к предмету своего вожделения.
Собственно, именно этим Адгурн и занимался сейчас — молодой чародей стоял на корме корабля, одетый, поскольку на дворе было тёплое северное лето, лишь в набедренную повязку, сандалии и плащ, развевавшийся за его спиной на ветру, с волосами, собранными в хвост, чтобы не мешали, и не один Адгурн во все глаза любовался стройным и гибким телом полуэльфа, практически обнажённым, с серебряным пирсингом в пупке, который, казалось, делал его тело ещё более соблазнительным. Сам Трисниан не замечал пожирающих его взглядов, занятый тем, что создавал для кораблей попутный ветер, сжимая свой посох и сосредотачиваясь, — но, когда корабли, наконец, вошли в порт, Трисниан, перестав поддерживать заклинание, оглянулся и, заметив устремлённые на него взгляды, улыбнулся своим товарищам в ответ — и Адгурн поспешил отвести глаза, не желая становиться объектом насмешек.
Подали сходни, и экипаж корабля принялся спускаться на берег, радуясь возможности после нескольких недель в море вновь ступить на твёрдую землю. Среди стоявших на пирсе сэр Адгурн разглядел нескольких его с Триснианом общих товарищей и кое-кого из тех, кто ухаживал за чародеем-полуэльфом и явно жаждал возможности воссоединиться с ним вновь. При этой мысли хобгоблин окончательно погрустнел — пусть он всё время плавания, как всегда, осмеливался лишь смотреть на предмет своих чувств, то, что они были рядом, немного грело его душу, а теперь, когда юный полуэльф вновь окажется в окружении любящих его друзей и подруг, он совсем забудет о нём, некрасивом хобгоблине. Адгурн готов был окончательно пасть духом, но внезапная мысль вспыхнула в его голове — всё время плавания он не пытался заговорить со своим возлюбленным, и если он не сделает это сейчас, сию секунду, то неизвестно, когда ему представится следующая возможность это сделать. Он боялся, чувствуя, что красавец-полуэльф лишь посмеётся над его чувствами, а вслед за Триснианом над ними будет насмехаться весь Иверналь... но чем ближе Трисниан подходил к сходням, тем сильнее, как испуганная птица, билась эта мысль в голове хобгоблина — наконец, в последний собрав всё своё мужество в кулак, Адгурн почти бегом бросился вслед за полуэльфом.
— Ма... магистр Трисниан! — выкрикнул он, подбегая к полуэльфу. — По... позволите ли вы мне...
— А? — Трисниан обернулся к хобгоблину, а затем улыбнулся. — Можно без всех этих «магистров» и «позволите ли вы мне». Что вы хотели, сэр Адгурн? — в этом обращении Адгурну на миг послышалась лёгкая насмешка.
Хобгоблин на несколько секунд замешкался: вот он стоял напротив своего возлюбленного, глядя на него снизу вверх (хоть Адгурн был сильнее и крепче изящного и лёгкого полуэльфа, тот был выше него ростом), хватаясь за последнюю возможность сказать ему о своих чувствах, но не знал, какие слова произнести. Трисниан же внимательно смотрел на него, ожидая ответа, и Адгурн, наконец, собравшись с силами, заговорил:
— Я знаю... я не хорош собой, не знатен, не богат... Но я прошу... Что я должен совершить, чтобы заслужить от вас — хотя бы один взгляд, хотя бы один... поцелуй? Какой подвиг я должен совершить? Назовите его — и я сделаю это!
Адгурну стоило немалых усилий произнести эту речь, не опуская глаз, глядя прямо на своего возлюбленного, — и он видел, что молодой полуэльф опешил от такого признания. Теперь уже Трисниану пришлось собираться с мыслями — и, наконец, убрав с лица свою вечную улыбку, молодой чародей заговорил в ответ:
— Сэр Адгурн... Я не приз, который нужно завоевать... я не отдаюсь воинам за их наибольшую доблесть. Не нужно совершать подвиги, побеждать драконов или там переплывать море, чтобы добиться моего внимания...
Полуэльф собирался добавить что-то ещё, но Адгурн, чувствуя, как его сердце сжимается сильнее с каждым новым словом его возлюбленного, не дожидаясь продолжения, молча опустил голову и двинулся прочь, вниз по сходням, не оглядываясь на удивлённого полуэльфа. «Я спросил его и получил ответ», — думал он обречённо, — «лучше бы я обменял горькую правду на тщетную надежду. На такого, как я, он не обратит внимания, даже если я ради него убью дракона, переплыву море или сделаю что угодно — с таким, как я, он никогда не согласится быть вместе». На секунду, спускаясь по сходням, рыцарь почувствовал, что если бы он сейчас оступился, упал в воду и утонул, это было бы к лучшему... к счастью, он не настолько обезумел от неразделённой любви, чтобы бросаться в воду сам. Он лишь молча спускался на берег, повесив голову и желая, чтобы весь мир вокруг него исчез.
После схода на берег участников морского похода должны были ждать сытный обед и заслуженный отдых — товарищи Адгурна приступили к еде с аппетитом людей, основную часть рациона которых на протяжении нескольких недель составляли сухари, солонина и сыр, твёрдые, как подошва, но хобгоблин поглощал свою порцию без особого энтузиазма, хотя возможность впервые за много дней вкусно поесть незначительно улучшила его настроение. Адгурн старался избегать Трисниана, не встречаться с ним взглядами, не видеть, как полуобнажённого полуэльфа приобнимают за тонкую талию другие изождавшиеся его воздыхатели. Кое-кто из его товарищей удивлённо спрашивал рыцаря, что с ним случилось, почему он так подавленно выглядит (ведь обычно вернувшиеся из морского похода должны радоваться возвращению на землю, а не наоборот), но Адгурн, которому такие расспросы только причиняли ещё больше боли, отвечал односложно или уходил от ответа. После обеда, однако, вернувшихся мореплавателей должна была ждать ещё и баня — и хотя Адгурн всегда робел, когда ему приходилось оказываться обнажённым рядом с объектом своих воздыханий, ему, как и его товарищам, слишком хотелось впервые после нескольких недель морского путешествия оказаться в бане, и потому он пошёл вместе со всеми.
В предбаннике пришлось раздеться — что вызвало очередной приступ робости у хобгоблина, который всегда стеснялся своего полного, с зелёной кожей и рыжими волосами тела, считал его некрасивым, всегда старался носить как можно более закрытую одежду, в отличие от тех, кого боги не обделили красотой тела, как его возлюбленного. Даже тела мускулистых зеленокожих полуорков казались ему более красивыми, чем его собственное, что уж было говорить об изящных, стройных, безволосых телах эльфов и полуэльфов. В окружении такого количества обнажённых тел — мускулистых, с боевыми шрамами воителей и воительниц, более изящных магов и целителей, людей, эльфов, гномов, полуорков и представителей других рас, каждый из которых казался хобгоблину (ну, может быть, кроме гномов) в сто раз красивее него, Адгурн терялся и мог лишь надеяться, что на него, волосатого и некрасивого, никто не будет смотреть, пока он поскорее смоет с себя грязь и удалится.
На Адгурна действительно мало кто обращал внимание — а вот сам он не мог удержаться от того, чтобы бросать взгляды в сторону Трисниана, во все глаза разглядывая его теперь уже полностью обнажённое тело, такое стройное и изящное, гладкое и безволосое, с белой, теперь покрытой каплями влаги кожей, с рассыпавшимися по плечами распущенными волосами. Рыцарь, чувствовавший, как кровь приливает одновременно к его лицу и чреслам, разрывался между желаниями уйти как можно скорее и продолжать любоваться красотой своего возлюбленного. Тот иногда ловил на себе взгляды хобгоблина и с улыбкой оборачивался к нему, и тогда Адгурн, краснея ещё гуще, спешно отводил взгляд и прикрывал руками свою возбуждённую плоть.
Он был, впрочем, не единственным, чьи взгляды приковывал к себе обнажённый красавец-полуэлементаль, — когда мывшиеся в бане уже очистились от грязи и пота, и необходимость уступила место удовольствию, другие прикасались к обнажённой коже полуэльфа, поглаживали его стройное тело, от прикосновений переходили к объятьям и поцелуям, а потом уже и к неприкрытым ласкам... и вот уже молодой полуэльф, улыбнувшись своим любовникам, лёг на спину на деревянную лавку, а обнажённые воины обступили его, приготовившись овладеть им. На глазах у Адгурна мускулистая воительница-полуорк села верхом на изящный член полуэльфа, принимаясь двигаться на нём вверх и вниз, а Трисниан принялся губами ласкать член покрытого шрамами рыцаря-человека, а рукой поглаживать член атлетически сложенного полуэльфа, который сам тем временем расширял вход в попку полуэлементаля. Вскоре человек отнял свой уже обильно смоченный слюной член от губ Трисниана и овладел его попкой, руками обхватив упругие груди женщины-полуорка, а Трисниан принялся ласкать ртом естество своего любовника-полуэльфа, и все четверо принялись двигаться вместе, издавая стоны страсти. На секунду Трисниан, находившийся в центре этой оргии, бросил взгляд на наблюдавшего за ним хобгоблина и словно улыбнулся ему — от этой улыбки сердце замерло в груди Адгурна: «Почему он улыбается? Неужели он хочет сказать мне, что я никогда не смогу так просто подойти к нему и заняться с ним любовью? « — подумал рыцарь, похолодев даже посреди жаркой бани. — «Нет, этого не может быть, Трисниан слишком добр, чтобы так издеваться над несчастным влюблённым в него!» Хобгоблин желал одновременно сгореть со стыда, провалиться сквозь землю и исчезнуть — и продолжать смотреть, как трое рыцарей овладевают его возлюбленным, разрываясь между стыдом и вожделением и зная, что это самое интимное, что он сможет позволить себе с Триснианом...
Молодой полуэлементаль и его любовники были не единственными, кто предавался здесь любви, — вернувшимся из похода во время плавания не хватало многих вещей, в том числе и секса, и многие из них разбились по парам, тройкам или группам, лаская друг друга. Но Адгурн этого не замечал, хотя и слышал наполнявшие помещение страстные стоны — всё его внимание было приковано к его возлюбленному. Сам же он был один, наблюдая из своего угла за происходящей перед ним оргией, пока...
— Эй, тебе не досталось внимания? — услышал хобгоблин смеющийся голос. Вздрогнув и покраснев, Адгурн опустил взгляд и увидел перед собой Пеони — женщину-полурослика, бывшей одной из целительниц на их корабле. Он хотел провалиться сквозь землю от осознания, что Пеони видела, как он во все глаза смотрит на красавца-полуэлементаля, но целительница улыбнулась ему и спросила: — Хочешь меня?
Слова на несколько секунд застряли в горле молодого рыцаря — единственным, о ком он мог думать сейчас, был Трисниан, но он был совершенно недосягаем для него. Однако же, Пеони была по-своему красива, с обнажённым телом, маленькими округлыми грудками, упругими ягодицами и каштановыми волосами, но, увы, Адгурн всегда предпочитал высоких и стройных эльфов или эльфиек, нежели миниатюрных, с округлыми формами, полурослиц. И всё же... всё же он, чувствуя, что будет ненавидеть себя за это, кивнул в ответ, но затем неуверенно спросил:
— Я... не слишком большой для тебя? — при не самом высоком росте мужское достоинство хобгоблина и вправду было довольно большим, а полурослица была такой миниатюрной...
— Думаешь, я раньше никогда таких больших не видела? — Пеони слегка хохотнула. — Не бойся, я знаю, как доставить удовольствие любому мужчине... — соблазнительно проговорила она. — Сядь и доверься мне... — Адгурн, послушавшись её, сел на скамейку, расставив ноги, а Пеони припала ртом к его напряжённому естеству, принимаясь ласкать его губами и языком. Его член был слишком велик, чтобы поместиться во рту целительницы-полурослика, но Пеони умело ласкала его языком, облизывая то головку, то ствол, помогая себе маленькими ручками, и эти ласки были очень приятными. В голове Адгурна мелькнула мысль, что пока Пеони доставляет ему удовольствие, он может смотреть на Трисниана, представляя себе, будто на самом деле его ласкает его возлюбленный... и, повернув голову, он увидел, что воительница-полуорк уже слезла с опавшего члена полуэлементаля, сев на его лицо и позволяя ему ласкать её промежность, в то время как полуэльф страстно целовался с ней, позволяя Трисниану ласкать рукой свой напряжённый член, а рыцарь-человек с удвоенной энергией овладевал попкой полуэлементаля. Следя за оргией во все глаза Адгурн не видел, но чувствовал, как Пеони уже прижимается своим миниатюрным телом к его твёрдому естеству, как она трётся об его член грудью и животом, и как его член скользит между маленьких упругих грудок полурослицы. Его взгляд был прикован к его возлюбленному, а сам Адгурн тем временем чувствовал, как Пеони залезает на скамейку и принимается тереться об его член уже животом и промежностью, своими мягкими нижними губками... и в этот момент Адгурн кончил, забрызгав семенем живот целительницы. Пеони принялась с удовольствием облизывать его член, но рыцарь, как только возбуждение отступило от него, вдруг испытал нахлынувший приступ отвращения к себе: за то, что он так бесстыдно наблюдал за своим возлюбленным, не смея к нему подойти, за то, что он позволял маленькой красавице-полурослице ласкать себя, а сам даже не смотрел на неё и не думал о ней... у хобгоблина было множество причин презирать себя в этот момент. Пеони меж тем принялась с удовольствием облизывать его член, но рыцарь, переборов сковывавшее его смущение, осторожно отстранил целительницу и неуверенно проговорил:
— Прости, но... Но мне лучше уйти... пожалуйста... — рыцарь не хотел отталкивать целительницу, но сейчас ему слишком сильно хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, стать невидимым. И, встав, Адгурн поспешил уйти, оставив ошеломлённую и недоумевающую полурослицу, лавируя между занимающимися любовью парочками и спеша к выходу из бани. Бросив последний взгляд назад, рыцарь увидел, как Пеони обнимает уже другой любовник-гном, а Трисниан нежится в объятьях своих любовников, — и поспешил отвернуться и выйти, чтобы это зрелище не причиняло ему ещё больше боли...
***
Стояло лето, и это время года считалось у защитников северных границ относительно спокойным временем: больше всего нападений северян происходило осенью, когда варвары нападали на крестьян, желая отнять у них только что собранный урожай, и зимой, когда море замерзало, и варварские орды могли пересечь его пешком. Пока же гарнизон Иверналя проводил время во всевозможных развлечениях: азартных играх, состязаниях в удали и вызовах друг друга на поединки (разумеется, не до смерти — в действующей армии за этим следили строго), сексе друг с другом и посещении жриц любви и тому подобных вещах. Адгурн старался лечить свои сердечные раны вином и развлечениями, мечтая, чтобы с севера пришли, наконец, дикие племена, чтобы он мог в пылу битвы забыть о своей несчастной любви. Увы, его возлюбленный открыто сказал ему, что какую бы доблесть влюблённый в него рыцарь ни проявил в бою, он не заслужит этим внимания со стороны предмета своих воздыханий. Может быть — иногда думал рыцарь — было бы лучше пасть от вражеской руки в ближайшей битве, чтобы прервать эти страдания... трудно было ожидать таких мыслей от хобгоблина, выросшего среди орков-наёмников, но Адгурн всегда был непохож на своих товарищей по детским играм и именно потому оставил стезю наёмника, сумев дослужиться до рыцарского звания, — и сейчас он расплачивался за свою романтичность...
С Триснианом Адгурн старался не видеться лишний раз, но ему не удалось совсем увернуться от слухов, что за сердце красавца-полуэльфа активно сражается молодой рыцарь-полудракон по имени Деннент. Этого Деннента хобгоблин немного знал — всё-таки они служили вместе в Ивернале, и не раз сражались в одних и тех же боях — он был красив собой, горд и насмешлив и при этом был умелым бойцом — как грустно признавался себе рыцарь-хобгоблин, против красавца-полудракона у него не было никаких шансов. Ему оставалось лишь надеется, что со временем его несчастная любовь пройдёт, и он найдёт себе кого-нибудь другого...
После возвращения из морского похода прошло пять дней, и всё это время Адгурн страдал от безделья и тоски. Он как раз думал, чем заняться после дневной трапезы, когда во дворе крепости столкнулся с Пеони. Хобгоблин хотел было поскорее пройти мимо целительницы — он всё ещё ненавидел себя за то, что произошло между ними в бане на прошлой неделе, и думал, что у Пеони есть все основания его презирать, но полурослица схватила его за нижнюю часть рукава и, привстав на цыпочки и улыбаясь, доверительно зашептала ему:
— Эй, ты слышал новость? Деннент вызвал Тууму на поединок — сегодня в два часа пополудни они будут драться за холмом. Говорят, они собираются драться за Трисниана!
Адгурн замер в оцепенении, не понимая, что происходит, почему и зачем Пеони решила сообщить ему это. Неужели она догадывается о его, Адгурна, чувствах к Трисниану? Зачем она говорит ему это — она хочет над ним посмеяться? Или она на самом деле не презирает его, а жалеет? Каждая из этих мыслей причиняла рыцарю боль, заставляя его желать провалиться сквозь землю. Зачем ему вообще знать об этом поединке — разве он хотел бы помучиться ещё, глядя, как его возлюбленный достаётся другому? Или же — вдруг мелькнула мысль в его голове — это шанс для него скрестить мечи с соперником и завоевать своего возлюбленного с оружием в руках? Это была зыбкая, призрачная надежда — возможно, Трисниан откажет ему, даже если он вызовет на поединок Дреннента и одержит победу... но если он даже не попытается, он точно не получит и шанса.
— Спасибо! — с искренней теплотой поблагодарил рыцарь целительницу. И, не теряя времени, побежал к арсеналу, провожаемый взглядом улыбающейся Пеони, чтобы успеть перед поединком взять свою кольчугу и оружие. Если он скажет, что собирается потренироваться с настоящим оружием, — думал Адгурн, — это будет достаточно правдоподобно...
В назначенное время у холма за крепостной стеной уже собралась небольшая толпа: Деннент с секундантом, Трисниан и несколько зрителей — некоторые из них, как и Ангурн, тоже были при оружии, явно также намереваясь сразиться за внимание красавца-полуэльфа, и хобгоблин подумал, что ему придётся преодолеть свою робость, иначе судьба его возлюбленного решится без него. «Хотя ведь Трисниан мне говорил, что он не приз, который можно заслужить... « — в который раз уже подумал рыцарь, но вдруг, взглянув на полуэльфа, разглядел, что лицо Трисниано было чем-то озабоченным, будто красавцу-чародею совсем не нравилось происходящее из-за него. Боялся ли он того, что в сражении за него одержит победу кто-нибудь, кто ему не нравится (такой, как Адгурн)? Или он действительно не хочет выступать в роли приза? Или... или... разрешить свои сомнения рыцарь, наверное, мог, лишь подойдя к Трисниану и спросив его об этом, но он не решался это сделать и просто стоял, ожидая развязки.
Деннент, стройный, атлетически сложенный красавец-полудракон, тем временем горделиво прохаживался по месту предстоящего поединка, бросая взгляды и посылая улыбки в сторону своего возлюбленного — Трисниан улыбался в ответ на улыбки своего воздыхателя, но делал это словно через силу — и бросая снисходительные взгляды на вооружённых рыцарей, ожидавших своего шанса сразиться за красавца-полуэлементаля. На нём была лёгкая кольчуга, на поясе висели гранёная шпага и кинжал для левой руки, в стальном шлеме были две прорези для витых рогов полудракона, две прорези были на спине кольчуги — для его перепончатых крыльев, и ещё одна прорезь внизу сзади — для полудраконьего хвоста. Наконец, к месту боя подоспела вместе со своим секундантом Туума — высокая, мускулистая зеленокожая воительница-полуорк, облачённая в панцирь и вооружённая щитом и мечом. Соперники обменялись приветствиями, стали в позицию, достав своё оружие, и поединок начался.
Это был бой до первой крови — где-нибудь в диком и беззаконном Темноземьепоединки до смерти были обычным делом, и рыцарь, вожделеющий своего возлюбленного, мог переступить через труп соперника, чтобы добиться объекта своих воздыханий, но владычица Аквилонии, не имея возможности запретить дуэли полностью, но и не желая терять кого-либо из своих рыцарей, издала указ, «кроме исключительных случаев» запрещавший поединки до смерти под страхом наказания вплоть до смертной казни. Конечно, иногда этот запрет нарушался, но в действующей армии за его соблюдением следили строго, и сейчас от сражающихся требовалось лишь ранить соперника — достаточно было лёгкого укола или царапины. Деннент и Туума обменивались ударами — более ловкий полудракон парировал или уворачивался от меча воительницы-полуорка, но и ему долго не удавалось пробить более тяжёлую броню своей соперницы, и бой продолжался... пока, наконец, сдерживаемый, сквозь зубы, вскрик Туумы и окрасившийся красным кончик шпаги Деннента не возвестили о том, что поединок окончен победой полудракона.
Адгурн бросил взгляд на Трисниана — и с удивлением увидел, что тот вовсе не проявляет радости такому исходу поединка, будто на самом деле он желал победы Тууме... или не желал никому. Полуорчиха тем временем вынуждена была отступить, признав своё поражение, — а Деннент с ещё более гордым видом вскинул голову и насмешливо обратился к зрителям:
— Может быть, кто-нибудь ещё здесь хочет сразиться со мной за Трисниана? Не стесняйтесь — я готов с оружием в руках доказать каждому своё право на него! Кто первый?
Если Адгурн и медлил, что лишь долю секунды — обрадованный тем, что полудракон решил самоуверенно бросить вызов всем присутствующим, и торопясь, чтобы никто другой не успел оспорить это право, он выступил вперёд и громко произнёс:
— Я буду первым! Я желаю сразиться с вами, сэр Деннент! — однако полудракон взглянул на него с искренним удивлением, а затем громко, оскорбительно рассмеялся.
— Ты?! — спросил он со смехом. — Ты давно на себя в зеркало смотрел? Ты думаешь, мой Трисниан захочет быть с тобой — полуорком, полугномом — даже если ты победишь меня?
Слова язвительного полудракона подействовали на хобгоблина как удар бича — и самым худшим в словах Деннента было то, что он был прав, и Адгурн знал это сам. Рыцарь невольно отступил назад, отведя взгляд и втянув голову в плечи, а Деннент, видя его смятение, засмеялся громче.
— Впрочем, ты, должно быть, боишься собственного отражения в зеркале... Ну, что, может быть, кто-нибудь другой, более достойный, хочет бросить мне вызов?...
— Ден, прекрати немедленно! — вдруг с неожиданным пылом вмешался Трисниан, который всё время предыдущего поединка не проронил ни слова. — Не тебе решать, с кем мне быть, а с кем мне не быть!
Адгурн замер в удивлении, подняв взгляд на полуэльфа, от которого он никак не ожидал, что тот заступится за него. Остановился в удивлении и Деннент — обернувшись к своему возлюбленному, полудракон переспросил:
— Только не говори мне, что ты в самом деле готов был разделить ложе с этим уродом... — его слова сочились ядом, но Трисниан с пылом перебил его:
— Он не урод! — и Адгурн при этих словах почувствовал, как сердце замирает в его груди: он не мог ожидать, что Трисниан произнесёт их. — Да, он не красавец — но и не урод! Ты не имеешь права оскорблять его!
Адгурн не верил своим ушам — да и Деннент, похоже, был удивлён вспышкой своего возлюбленного. Тем временем из маленькой толпы зрителей выступил сэр Оуэн — могучего сложения воин с лицом, рассечённым несколькими шрамами, и повязкой на правом глазу — и суровым голосом произнёс:
— Мне кажется, сэр Деннент, вам следует преподать урок вежливости и уважения... — рыцарь положил руку на рукоять своего меча, однако Адгурн, которому слова его возлюбленного придали решимости, вновь выступил вперёд.
— Прошу прощения, сэр Оуэн, но я первый бросил вызов сэру Денненту и не намерен отступать! — заговорил он. — Вы уступите мне эту честь? — Оуэн немного подумал, но кивнул в ответ. Деннент же, переведя взгляд с украшенного шрамами воителя на хобгоблина, пожал плечами, усмехнулся и бросил:
— Ну, если ты так хочешь этого... Хорошо — кого вы желаете назначить своим секундантом, сэр Адгурн?
— Леди Туума, вы окажете мне такую любезность? — подумав немного, Адгурн обернулся к воительнице-полуорку, только что потерпевшей поражение в поединке с Деннентом.
— С удовольствием, — хмыкнула та. — Давай, покажи этому хлыщу, чего он стоит на самом деле.
Соперники встали в позицию друг напротив друга — Адгурн внимательно следил за полудраконом, который выглядел абсолютно уверенным в победе. Подали знак, и двое дуэлянтов бросились друг на друга, готовые скрестить клинки. Мир для рыцаря-хобгоблина сузился до узкого пятачка земли, на котором они с Деннентом вели бой, — он рубил и колол мечом, пытаясь достать своего соперника, отбивал щитом и парировал мечом его ответные удары, и чем дальше, тем яростнее хобгоблин атаковал полудракона, тем меньше думая о собственной защите. Надменный полудракон уворачивался от его ударов или парировал его меч своим кинжалом, но ему давалось это не без труда, и самоуверенная усмешка исчезла с лица Деннента — он тем временем пытался наносить ответные уколы шпагой, пользуясь запальчивостью своего соперника. Один раз он ударил Адгурна в бок — но рыцарь в горячке боя не почувствовал укола, решив, что шпага его соперника не пробила кольчугу, — второй раз он уколол его в плечо — и снова хобгоблин не обратил на это внимания, продолжая наступать на своего соперника.
— Остановите бой! Остановите бой! — крикнул секундант Деннента, но Адгурн, охваченный боевой яростью, не собирался останавливаться. Он снова ударил мечом — полудракон парировал его удар кинжалом, «связав» его оружие и тут же контратаковав шпагой, — хобгоблин отбил его удар щитом и следом, не раздумывая долго, этим же щитом ударил своего горделивого соперника в лицо. Деннент от удара отступил на шаг назад, и Адгурн увидел, как самоуверенность окончательно покинула его соперника, — он буквально взвыл от боли, потеряв самообладание, и тут же бросился на хобгоблина с яростью, достойной северных берсерков.
— Остановите бой!! — крикнула уже Туума, бросаясь к дерущимся. Дуэлянтов пришлось буквально растаскивать — Адгурна оттащили Туума и Оуэн, а Деннента — его секундант, Трисниан и ещё один рыцарь. Полудракон бился в державших его руках, пытаясь вырваться и снова броситься на своего обидчика, — он даже выдохнул в сторону хобгоблина драконье пламя, но, по счастью, струя пламени ударила Адгурну и державшим его по ногам, защищённым обувью и одеждой, хотя рыцарям пришлось поспешно сбивать пламя со своей одежды, а трава рядом с ними вспыхнула огнём.
— Пустите меня! — яростно вопил Деннент, растеряв всю свою гордость. — Ну всё, ты напросился, урод! Я буду требовать поединка до смерти!
Эти слова заставили присутствующих замереть, однако сэр Оуэн, потушив свою занявшуюся пламенем одежду, поднял глаза на полудракона и сурово произнёс:
— Сэр Деннент, вам напомнить, что по указу её величества за убийство королевского рыцаря на поединке, тем более в действующей армии, полагается трибунал?
— Плевал я на трибунал! — Деннент ощупал свой сломанный нос, из которого текла кровь, и застонал, буквально завыл. — Этот ублюдок заплатит своей жизнью за это!
Сэр Оуэн, нахмурившись, бросил на Деннента суровый взгляд своего единственного глаза, а затем произнёс:
— Так. Господа и дамы, прошу вас, помогите мне отвести участников поединка к господину коменданту, пока дело не дошло до смертоубийства.
***
По дороге к коменданту Деннент требовал зеркало, а когда получил требуемое и увидел своё отражение, завыл от отчаяния, словно волк — нос на его когда-то красивом лице был свёрнут на бок и распух. Полудракон готов был прямо на месте броситься на своего обидчика, но его удержали другие рыцари. Наконец, когда раненые в поединках были перевязаны лекарями (в том числе и Адгурн, раны которого оказались серьёзнее, чем он думал прежде), появился тот, кто должен был разрешить ситуацию, рассудив противников и наказав виновных, — комендант Иверналя, рыцарь-полугном сэр Руланд, крайне недовольный тем, что подчинённые ему рыцари решили устроить поединок, а он вынужден разбирать это дело. Тем не менее, сэр Руланд принялся расспрашивать участников и свидетелей поединка о том, как всё происходило, а те по очереди отвечали ему, а затем комендант стал задавать уточняющие вопросы.
— Магистр Трисниан, вы были в числе инициаторов поединка между леди Туумой и сэром Деннентом? — спросил он молодого чародея.
— Нет... господин комендант, — ответил полуэльф, который был явно испуган развитием событий — он побледнел бы, не будь он белокожим от природы. — Ден... сэр Деннент сообщил мне об этом только после того, как время и место были назначены.
— Это правда? — полугном посмотрел на Тууму и Деннента.
— Не могу знать, — ответила воительница-полуорк. — Но Трис, то есть магистр Трисниан не присутствовал, когда Деннент вызывал меня на поединок.
Полудракон же, бывший виновником всех этих событий, помедлил несколько секунд, словно не зная, говорить ли правду или нет, но затем утвердительно ответил:
— Да, Трисниан не знал о готовящемся поединке.
— Леди Туума, может быть, в момент вызова на поединок сэр Деннент оскорбил вас? — задал следующий вопрос сэр Руланд. — Или, может быть, вы оскорбили его?
— Нет, — уверенно ответил Деннент.
— Да, — помедлив секунду, ответила Туума. — Он назвал меня... в общем, он сказал, что такие «существа», как я, недостойны его возлюбленного.
— Что?! — скорее изумлённо, чем возмущённо, переспросил полудракон, обернувшись к воительнице.
— И вы совершенно правильно поступили, сэр Деннент, — с неожиданной весёлостью в голосе ответил комендант. — Потому что если бы оскорбление не было нанесено, я должен был бы счесть повод для вашего поединка ничтожным и подвергнуть вас обоих взысканию, а так — вы были в своём праве. Теперь вы, сэр Адгурн... Как я понял, во время поединка прозвучал приказ остановить бой — почему вы не остановились?
— Я... — хобгоблин запнулся и беспомощно развёл руками. — Я просто не заметил, что меня ранили. Я подумал, что приказ остановиться... это какая-то ошибка.
— И тем не менее, вы должны были остановить поединок, когда прозвучала команда, — ответил сэр Руланд. — Итак, за нанесение увечья королевскому рыцарю я назначаю вам десять суток ареста, — при этих словах коменданта Адгурн внутренне сжался, — и также вы должны будете выплатить сэру Денненту штраф, соответствующий полученному увечью.
— Что?! — возмущённо выкрикнул Деннент. — Я не приму от него никакой компенсации! Он должен кровью заплатить за то, что он сделал!
— Хорошо, значит, вы отказываетесь от компенсации увечья, — с ноткой удовлетворения ответил Руланд. — К сожалению, я не могу помешать вам вызвать сэра Адгурна на поединок — вы вправе считать, что он нанёс вам оскорбление действием, — однако, я должен предупредить вас, что если вы намеренно или «случайно» убьёте или изувечите его, вас ждёт трибунал, — полугном строго взглянул на полудракона, который под этим взглядом словно потерял дар речи. — Что касается вас, сэр Деннент, то вас ждёт суд чести, который должен будет рассмотреть ваше поведение и решить, достойно ли оно рыцаря её величества. Также я воспрещаю целителям Иверналя лечить полученную вами рану — пусть она останется у вас как напоминание.
— Ч... что?!! — на этот раз полудракон буквально задохнулся от возмущения. — Вы не имеете права! Нет такого закона, который бы это запрещал!
— Здесь закон — это я; вы желаете оспорить моё решение? — комендант сурово взглянул на рыцаря-полудракона. — Можете подать жалобу её величеству — а я, в свою очередь, опишу ей ваше поведение, — полугном смерил взглядом замолчавшего Деннента и повернулся к полуэльфу, из-за которого всё началось. — Что же касается вас, магистр Трисниан... Я не могу приказать вам это сделать, но считайте это просьбой: найдите себе уже, наконец, кого-нибудь. Мне совершенно не нужно, чтобы подчинённые мне рыцари передрались друг с другом из-за ваших прекрасных глаз.
— Да, сэр Руланд, — ответил полуэльф с поникшим видом. — Я... постараюсь... — в его голосе не было ни капли уверенности.
— Все свободны, господа и дамы, — произнёс комендант, обведя взглядом присутствовавших. — Сопроводите сэра Адгурна под арест.
Помещённый в карцер Адгурн пребывал в смешанных чувствах: с одной стороны, он был наказан, с другой — комендант крепости явно был на его стороне (по крайней мере, Деннентом сэр Руланд был недоволен больше, чем кем-либо ещё), и его решение казалось рыцарю справедливым, с третьей стороны, Адгурн беспокоился за своего возлюбленного, который, похоже, также вызвал неудовольствие коменданта, но вина которого заключалась лишь в том, что он слишком красив, и его красота привлекает слишком многих... Примерно такие мысли занимали голову хобгоблина, которому предстояло ближайшие десять дней провести в изоляции от своих товарищей и в вынужденном бездельи, наедине со своими мыслями... когда
вдруг дверь карцера, скрипнув, отворилась. Адгурн сперва подумал, что заключённому, то есть ему, принесли ужин, но замер, увидев вошедшего Трисниана. Молодой чародей кутался в плащ — в камере было довольно прохладно — увидь рыцарь его полуобнажённое стройное тело, скрытое плащом, он бы, наверное, умер от перевозбуждения, но уже то, что его возлюбленный явился к нему в месте его заключения, заставило Адгурна потерять дар речи, а его сердце — замереть в груди. Хобгоблин не мог произнести ни слова, а полуэльф лишь виновато улыбнулся своему воздыхателю... но, наконец, он заговорил:
— Мне разрешили навестить тебя здесь... надеюсь, это хоть немного скрасит твоё одиночество, — «Немного? « — подумал про себя рыцарь, но не смог произнести это вслух. — «Это лучшее, что могло произойти со мной сейчас, я не мог даже мечтать об этом!»
— Не подумай, что я пришёл сюда к тебе только потому, что ты победил в поединке за право обладать мной... — продолжил полуэльф. — Просто... я... — он тоже явно не находил слов, не мог закончить фразу, и тогда хобгоблин задал вопрос, который волновал его больше всего:
— Ты правда... не считаешь меня уродом? — спросил рыцарь с робкой надеждой — надеждой на то, что невозможноевозможно, и его прекрасный возлюбленный в самом деле может обратить внимание на невзрачного, некрасивого полугнома-полуорка.
— А разве это важно? — Трисниан слабо улыбнулся в ответ. — Я имею в виду... вот тот же Деннент — он красив, силён, храбр и так далее, но то, как он повёл себя сегодня... как он оскорблял тебя, как он пришёл в ужас от того, что его лицо изуродовано, — ты думаешь, я могу быть с ним после этого даже несмотря на всю его красоту и прочие достоинства? — полуэльф тяжело вздохнул, будто с искренним сожалением, но затем снова посмотрел на своего воздыхателя и улыбнулся. — Важно не то, что снаружи, а то, что внутри, — ведь правда?
Сердце хобгоблина забилось с надеждой при этих словах Трисниана, которые были словно бальзам для его израненной любовью души... однако затем перед глазами Адгурна встало воспоминание, как он наблюдал за своим возлюбленным, отдававшимся другим мужчинам и женщинам, сам в это время позволяя Пеони ласкать себя... как он много раз с вожделением смотрел на него, зная, что его фантазии никогда не станут реальностью... все, все те разы, когды рыцарь-хобгоблин презирал себя за свою робость. Не слишком ли он жалок? — подумал рыцарь, против своего желания опуская глаза.
— Возможно... — тихо проронил он, — где-то там, внутри... я такой же, как и снаружи... — он замолчал, не в силах поднять взгляда, молчал и Трисиан — но затем полуэльф заговорил: с упрёком, но в то же время мягко.
— Перестань. Прекрати... упиваться своей жалостью к себе. Если ты сам думаешь, что ты недостоин меня, то почему я должен думать иначе? — хобгоблин не ответил, опустив глаза ещё ниже, и тогда полуэльф подошёл к нему ближе и сказал:
— У тебя будет ещё возможность доказать мне свою любовь... если только ты решишься это сделать. Ты ведь спрашивал меня, что ты должен сделать, чтобы заслужить мой поцелуй? — при этих словах хобгоблин невольно поднял глаза на Трисниана и увидел его лёгкую улыбку. — Так вот: преодолей свою робость, — и с этими словами Трисниан, приблизив своё лицо к лицу хобгоблина, жарко поцеловал его в губы. Сердце замерло в груди рыцаря — он верил, что это происходит с ним, но хотел, чтобы этот поцелуй не прекращался, хотел обнять тонкий стан своего возлюбленного, прижать его полуобнажённое тело к себе, сбросить с плащ с его плеч, овладеть им здесь и сейчас... но он не решился бы на это, даже если бы не находился в камере, под стражей, — и рыцарю оставалось лишь наслаждаться поцелуем своего любимого, желая, чтобы он длился и длился... Наконец, после долгого поцелуя Трисниан оторвался от губ своего воздыхателя, улыбнулся ему — как показалось Адгурну, с лукавой ноткой во взгляде — и произнёс:
— До встречи... когда ты сможешь получить ещё больше, — и, запахнувшись в плащ, вышел из камеры, оставив Адгурна, пытавшегося унять рвущееся из груди сердце.
— Я буду ждать её с нетерпением... — сумел проговорить он лишь тогда, когда дверь камеры закрылась за Триснианом.
***
Вновь встретиться со своим возлюбленным Адгурн, однако, смог ещё не скоро: пока он отбывал наказание в карцере, Трисниан снова отправился вместе с северным рыболовным флотом — как маг, владевший стихией воздуха, он был очень востребован в морских походах. Участники того памятного поединка — Туума и Деннент — были, напротив, отстранены от участия в одном походе с предметом их обожаний и вынуждены были коротать время в крепости. порно рассказы Как узнал Адгурн, выйдя из-под ареста, рыцарский суд чести вынес Денненту лишь устное порицание, а та самая целительница, Пеони, в нарушение приказа коменданта вылечила его сломанный в поединке с хобгоблином нос — до Адгурна доходили слухи, будто полурослица ухаживала за красивым рыцарем-полудраконом, но, к её несчастью, Денненту, похоже, не нравились полурослицы. Очень скоро после того, как Адгурн вышел из-под ареста, Деннент стал искать встречи с хобгоблином, желая продолжить их дуэль.
— Сэр Адгурн, — звучал его вызов — слово «сэр» надменный полудракон произносил со странной иронической интонацией, будто желая указать, что хобгоблин не заслуживает это звание, — в нашу прошлую встречу вы нанесли мне оскорбление действием, и я желаю вызвать вас на поединок, чтобы вы смыли нанесённое мне оскорбление своей кровью.
— Я принимаю ваш вызов, сэр Деннент: ведь вы также нанесли мне оскорбление словом, — усмехнулся в ответ рыцарь-хобгоблин, глядя в снова красивое лицо полудракона, — лишь приглядевшись, можно было увидеть на нём след от перелома носа. — Однако я буду настаивать на двух условиях поединка.
— Я слушаю, — Деннент с ироническим выражением лица скрестил руки на груди.
— Во-первых, в соответствии с указом её величества, запрещающим поединки до смерти, это будет поединок до первой крови.
— Ох, вы, что, боитесь смерти? — с издевательской интонацией спросил полудракон, подавшись вперёд. Раньше, возможно, Адгурн мог бы смутиться под его взглядом, но не теперь — он уже видел, что его надменный соперник вовсе не так храбр и самоуверен, как кажется, и больше не робел и не отводил взгляда перед ним.
— Мне не будет выгоды ни в том, чтобы погибнуть на поединке, ни в том, чтобы убить вас и пойти под трибунал, — спокойно ответил хобгоблин. — Как и вам не будет выгоды ни в том, чтобы умереть, ни в том, чтобы взойти на эшафот.
— А я не боюсь смерти! — гордо выпрямившись, бросил в ответ полудракон, однако Адгурн, нисколько не впечатлённый его самоуверенностью, бросил в ответ:
— Трисниан не будет вашим ни если вы будете убиты на поединке, ни если вы будете казнены или сосланы далеко от Иверналя, сэр Деннент. А если вы знаете это и просто ищете смерти, то почему бы вам не искать её в бою с врагами королевства? Это будет гораздо более славная смерть.
Похоже, слова хобгоблина пробили брешь в броне из самоуверенности Деннента — красавец-полудракон плотно сжал губы, а затем коротко спросил:
— Вы говорили о двух условиях — каково второе?
— Второе — Трисниан не будет выступать в качестве приза для победителя в этом поединке, — ответил Адгурн. — Ни вы, ни я не будем иметь какое-либо исключительное право претендовать на его руку в случае победы. Во-первых, потому что он живой и свободный человек, а во-вторых, потому что мы не можем решать его судьбу в его отсутствие.
Деннент вынужден был принять эти условия, и на следующий день поединок состоялся — сперва Адгурну ударом меча удалось отломить полудракону кончик рога, и секунданты хотели остановить бой, но Деннент потребовал продолжения, настаивая на том, что поединок должен был идти «до первой крови», а кровь не пролилась из обломанного рога. В свою очередь, ему удалось ранить своей шпагой Адгурна в щёку — тот почти не сомневался, что его соперник намеренно метился ему в лицо (как будто хобгоблин считал своё лицо красивым). Быть может, будь у поединка меньше свидетелей, Деннент бы попытался в нарушение установленных условий убить своего соперника — но Адгурн, подозревавший такую возможность, пригласил быть свидетелями поединка как можно больше своих товарищей.
Формально победу в поединке одержал Деннент, но эта победа не принесла ему никакой радости: его соперник и обидчик был жив, а его возлюбленный так и не стал принадлежать ему одному — но поскольку формально повод для конфликта был исчерпан, Денненту оставалось лишь терзаться бессильной злобой. Адгурн же почувствовал, что отношение других рыцарей к храброму и доблестному в бою красавцу-полудракону заметно охладело после всех этих событий. Сам же он на краткое время получил свою порцию внимания и славы — к его удивлению, когда его чувства к красавцу-чародею стали известны, никто особенно не насмехался над ним — общее отношение выразила воительница-полуорк Туума, сама ухаживавшая за Триснианом, сказав со смехом хобгоблину, что «губа у тебя не дура — положил глаз на самого красивого юношу в Ивернале».
Больше всего Адгурну не хватало возможности хотя бы посмотреть на своего возлюбленного, насладиться его красотой — и рыцарь считал дни, проведённые в разлуке с любимым. Но, наконец, долгожданный день настал — корабли, ушедшие в море, возвращались в порт Иверналя, и Адгурн, едва услышав об этом, бегом бросился к причалу, торопясь успеть раньше других поклонников красавца-полуэльфа. Стоя на пирсе, Адгурн видел, как корабль подходит к берегу, как подают сходни, и команда начинает спускаться на твёрдую землю, и вместе с ними спускается Трисниан — уставший, но обрадованный возвращением и всё такой же красивый. Не мешкая, Адгурн поспешил ему навстречу, проталкиваясь среди спускающихся на берег моряков и боясь, что кто-нибудь из его соперников успеет к его возлюбленному раньше, завладеет его вниманием, и тогда он сам, возможно, так и не решится заговорить с ним. Трисниан же увидел своего воздыхателя в толпе и улыбнулся ему — открытой, совершенно естественной улыбкой.
— Здравствуй! — сказал он, и Адгурн сперва замешкался с ответом.
— Здравствуй, — произнёс он в ответ и замолчал на секунду, не зная, как продолжить разговор. Сказать «Я рад тебя видеть», «Мне очень тебя не хватало»? — Как прошёл поход? — наконец, задал Адгурн совершенно будничный, ни к чему не обязывающий вопрос.
— Мы встретились с кракеном, и он чуть не перевернул один из наших кораблей, — принялся рассказывать Трисниан. — К счастью, его удалось ранить из баллисты, и он ушёл на глубину, а выпавших за борт моряков мы успели подобрать — но четырёх или пятерых моряков он успел сожрать, прежде чем мы его отогнали, — полуэльф вздохнул, а затем снова улыбнулся. — Но рыбаки собрали богатый улов, и недостатка в рыбе в этом году не должно быть. Я вижу, пока мы были в плавании, вам тоже довелось сражаться с врагом? — он указал глазами на шрам на лице Адгурна — сейчас это была лишь небольшая отметина, но до того, как целители залечили рану хобгоблина, это была страшная кровоточащая рана, из-за которой рыцарь с трудом мог говорить.
— Нет, это... — Адгурн слегка замешкался, но затем сказал правду. — Это Деннент — мы с ним снова дрались на дуэли.
— Он всё ещё хочет, чтобы я принадлежал только ему? — полуэльф перестал улыбаться и нахмурился.
— Может быть, он уже оставил надежду... — хобгоблин оглянулся кругом, но против ожидания заметил рядом спешащего к ним полудракона. Подбежав к разговаривавшим, он с пылом заговорил, обращаясь к полуэльфу и начисто игнорируя хобгоблина:
— Трис, у меня не было возможности поговорить с тобой последние несколько недель... Я хотел... Словом... я люблю тебя! — при этих словах полудракон даже упал на одно колено перед своим возлюбленным. — Прошу тебя, будь со мной!
Трисниан удивлённо посмотрел на Деннента, произнесшего это признание, — и Адгурн со страхом подумал, что вот сейчас его возлюбленный обнимет красавца-полудракона, поцелует его и уйдёт с ним, оставив его одного... Однако полуэльф как будто не мог найти слова ответа, и Деннент продолжал:
— Пожалуйста, ты должен быть со мной! Ты достоин самого лучшего! — однако при этих словах Трисниан слегка отстранился от стоявшего перед ним на коленях воздыхателя и с мягким упрёком в голосе заговорил:
— «Должен»? «Самого лучшего»? Под «самым лучшим» ты имеешь в виду себя? Прости, Ден, но после всего того, что ты натворил в последнее время, я вовсе не считаю тебя самым лучшим. Перестань решать за меня, с кем я должен быть, а с кем не должен, и уж тем более прекрати оскорблять и вызывать на поединки всех тех, кто, по твоему мнению, меня недостоин, — это не тебе решать. Но если... если ты меня правда любишь... то если ты перестанешь считать меня чем-то, что должно принадлежать тебе по праву... то я обещаю подумать.
Деннент сперва опустил глаза, услышав такую отповедь своего возлюбленного, но при последних словах поднял взгляд с промелькнувшей в глазах надеждой — и снова отвёл глаза. Трисниан же, с грустью взглянув на своего воздыхателя, повернулся и двинулся прочь, оставив Деннента стоящим на причале, — Адгурн поспешил следом за полуэльфом.
— Ты... правда готов дать ему шанс? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Ну... мне трудно ответить «нет» человеку, который стоит передо мной на коленях и признаётся мне в любви, — Трисниан грустно улыбнулся и вздохнул. — Но, сказать по правде, Денненту придётся преодолеть свою... уверенность в том, что он самый лучший, наиболее достойный меня, если он хочет, чтобы я поверил в его чувства, — произнеся эти слова, полуэльф замолчал, а хобгоблин ощутил смутную тревогу: а что, если Денненту и в самом деле удастся убедить его возлюбленного в том, что он осознал свои ошибки и исправился? Но озвучить это вслух Адгурн не мог... вместо этого он спросил:
— Ты ещё не выполнил просьбу сэра Руланда — не нашёл себе кого-нибудь, с кем единственным ты хочешь быть? — рыцарь спросил это как бы в шутку, но на самом деле ответ на этот вопрос был важен для него.
— Ну не могу же я сделать это по приказу?! — Трисниан весело рассмеялся в ответ. — Я, правда, боюсь, что после того, как другие рыцари Иверналя узнали об этом распоряжении, они будут с удвоенным рвением сражаться за право стать моим единственным...
— Ты... не будешь против, если я присоединюсь к ним? — снова как бы в шутку спросил Адгурн, но внутренне он замер, надеясь услышать ответ «да».
— Я буду против, — со смехом ответил его возлюбленный, — если уж я должен выбрать себе единственного, то пусть это будет тот, кого я по-настоящему полюблю, а не тот, кто окажется сильнее всех своих соперников, — Адгурн при этих словах своего возлюбленного отвёл взгляд: всё-таки он больше верил в то, что ему удастся победить всех боровшихся за внимание красавца-полуэльфа в бою, чем в то, что ему удастся добить его настоящей любви... Трисниан же, видя смятение рыцаря, приобнял его за плечи и, улыбнувшись, сказал ему: — Но если ты захочешь доказать мне свою любовь... то вперёд — не робей!
Рыцарь же замер, когда его любимый обнял его, — он хотел сказать что-нибудь — и не мог, лишь желая, чтобы Трисниан не отпускал его. Наконец, собрав всю свою решимость, Адгурн осмелился обнять своего любимого в ответ и прошептал:
— Я так рад, что ты вернулся... мне тебя так не хватало... так недостовало возможности... увидеть тебя, насладиться тобой... — он замолчал, и тогда Трисниан, прильнув к нему, обняв его и прижавшись к нему, поцеловал его в губы. Рыцарь обнял своего возлюбленного в ответ, впиваясь в его губы своими, одновременно желая, чтобы этот поцелуй не прекращался, и смущаясь от того, что они с Триснианом целуются у всех на виду... возможно, на виду у других, тоже испытывающих чувства к красавцу-полуэльфу, и даже у Деннента... Наконец, Трисниан оторвался от губ своего воздыхателя и с лукавой улыбкой проговорил:
— После ужина мы собираемся в баню — не хочешь ко мне присоединиться? — при этих словах сердце рыцаря забилось чаще. Для красавца-полуэльфа любой поход в баню оборачивался сексом — обнажённый, Трисниан был слишком красив, чтобы его никто не попытался соблазнить, и сам получал удовольствие от этого — и его слова «не хочешь ко мне присоединиться?» были более чем понятны Адгурну.
— Хочу, — тихо ответил он, облизнув пересохшие губы. На самом деле он хотел сказать что-то вроде «Я мечтал об этом с того дня, как увидел тебя», но получилось лишь «хочу». Трисниан же, с весёлыми искорками в голубых глазах улыбнувшись своему воздыхателю, ответил:
— Тогда не опаздывай! — и, коротко поцеловав рыцаря в губы, поспешил к крепости.
Адгурн с нетерпением ждал окончания ужина, когда вернувшиеся из морского похода должны были отправиться смыть с себя пот и грязь, — и, когда они, закончив трапезу и слегка отдохнув, направились в баню, рыцарь-хобгоблин поспешил за ними. (Хотя он сам всего пару дней назад посещал баню, он не мог отказаться от приглашения присоединиться к своему возлюбленному). Войдя в жарко натопленное помещение бани последним, он увидел, что многие посетители бани, изголодавшиеся по сексу, уже разбились на пары и предаются ласкам, а его возлюбленный — с полностью обнажённым телом, достойным резца скульптора (Адгурн никогда не мог налюбоваться Триснианом, когда видел его обнажённым), с белоснежной кожей, покрытой капельками влаги, такой красивый, сидит в окружении других обнажённых мужчин и женщин, позволяя им ласкать себя. Ателтически сложенная человеческая женщина-воительница, устроившись между раздвинутых ног полуэлементаля, ласкала его член и одновременно расширяла пальцами вход в его попку, вызывая у Трисниана сладкие стоны удовольствия, сам он поглаживал твёрдые члены сидевших по бокам от него стройного полудракона-волшебника и изящного, как он сам, эльфа-целителя, улыбаясь обоим, — эльф прижимался к обнажённому телу полуэлементаля, то целуя, то нежно покусывая его остроконечное ухо. При виде этого зрелища хобгоблин уже не знал, так жарко ли ему от жара бани или от пламени, разгоревшегося внутри него, кровь бросилась ему в лицо, и его член тоже налился кровью от вида такого красивого, сексуального и манящего полуэльфа. Трисниан же, увидев Адгурна, соблазнительно улыбнулся ему и жестом поманил к себе — чувствуя робость, но вместе с тем не в силах противиться зову своего возлюбленного, рыцарь подошёл к нему.
— Я ждал тебя, — прошептал он, вставая навстречу Адгурну, и жарко, страстно поцеловал его в губы. — Что ж, пора нам начать... — он улыбнулся и опустился на колени перед своими любовниками, принимаясь ласкать руками и ртом твёрдые члены всех троих: хобгоблина, полудракона и эльфа — стараясь ублажать всех троих одновременно, чтобы никто не оставался без ласк. Воительница села на колени позади полуэлементаля, прижавшись грудью к его спине, сперва лаская его интимные места, а затем тоже принимаясь поглаживать руками и ласкать ртом естества его любовников, которым доставалось меньше внимания от Трисниана, — а полудракон и эльф меж тем без стеснения целовались друг с другом, позволяя Трисниану и воительнице ласкать себя внизу. Адгурн вновь чувствовал робость и смущение оттого, что его ласкает не только его возлюбленный — единственный, кто существовал для него, — и что рядом с ним ласкают друг друга его другие любовники. Он смущался, когда Трисниан отрывался от его члена, и воительница занимала его место, или когда полудракон, продолжая целоваться с эльфом, поглаживал его хвостом пониже спины, — но рыцарю было так хорошо оттого, что рядом с ним был его любимый, дарящий ему свои ласки, что он даже не думал прервать эту оргию.
Наконец, достаточно распалив всех трёх своих любовников, Трисниан лёг на скамейку, приготовившись отдаться им всем сразу, — Адгурн, преодолев секундную робость, пристроился к его попке и, убедившись, что она достаточно смазана воительницей, вошёл в неё, застонав от удовольствия в унисон со своим любовником. Воительница же оседлала торчавший вверх член полуэлементаля лицом к рыцарю, принимаясь двигаться вверх и вниз на члене, обнимая Адгурна и прижимая его к себе, — лицо невысокого хобгоблина оказалось примерно на уровне груди женщины. Рыцарь снова почувствовал приступ робости перед воительницей, но затем, отбросив смущение, принялся двигаться внутри своего возлюбленного, наслаждаясь его попкой, обхватывавшей его член, обнимая воительницу, чувствуя мышцы её тела, прижимавшегося к нему, и руки, блуждающие по его телу, и даже, отбросив последние крохи робости, лаская губами красивую грудь девы-рыцаря. Адгурн хотел увидеть своего возлюбленного, которым он сейчас овладевал, но могучее тело воительницы закрывало Трисниана от него почти полностью — рыцарь скорее угадывал, чем видел, как полуэлементаль ласкает естества полудракона и эльфа. Хриплый стон рвался из груди хобгоблина, с наслаждением стонала обнимавшая его воительница, почти задыхался от страстных стонов Трисниан, бывший в самом центре оргии, — эти стоны примешивались к стонам множества пар, занимавшихся сейчас любовью в бане.
Несколько минут спустя любовники сменили позу — теперь Трисниан встал на четвереньки, воительница легла под него, позволив ему войти в неё, Адгурн пристроился к своему возлюбленному сзади, вновь овладев его попкой, и все трое начали движения, стараясь попасть в ритм друг друга и издавая стоны страсти. Полудракон пристроился к Трисниану спереди, и полуэлементаль и человеческая воительница принялись то по очереди, то вместе ласкать его член, то и дело отвлекаясь на то, чтобы целоваться друг с другом. Адгурну теперь был открыт на стройную спину его возлюбленного, изгибавшуюся от страсти, когда рыцарь входил в его попку, и когда полуэлементаль ласкал свою лежавшую под ним любовницу, хобгоблин блуждал руками по точёному стану своего возлюбленного, вновь отдаваясь ощущениям в своих чреслах. Он вздрогнул от неожиданности, когда эльф-целитель, пристроившись сзади и снизу к совокуплявшимся любовникам, принялся ласкать массивный член хобгоблина, овладевавший попкой Трисниана, гладкий безволосый член полуэлементаля, входивший во влажное лоно воительницы, и само это лоно, — эти ласки должны были быть приятными, но Адгурн не ожидал этого — впрочем, не отталкивая эльфа, он позволил ему ласкать себя, сам продолжая овладевать своим прекрасным возлюбленным. Наконец, Трисниан первым с громким и сладким стоном излился в свою любовницу, обняв её напряжёнными руками, затем полудракон-волшебник, чью самую чувствительную часть вдвоём ласкали полуэлементаль и дева-рыцарь, со стоном удовольствия выплеснул семя на лица обоих любовников, и, наконец, и Адгурн, почувствовав приближение оргазма, уже не сдерживая себя, с силой овладел своим любовником, желая проникнуть как можно глубже в него, и, извергшись в его попку, остановился, тяжело дыша.
После жаркого секса в жаркой бане любовники чувствовали себя изнурёнными, и им хотелось передохнуть — они лишь нежно обнимали, целовали и ласкали друг друга, а затем воительница заключила в свои сильные объятья оставшегося неудовлетворённым эльфа-целителя, принимаясь ублажать его. Адгурн любовался обнажённым стройным телом своего любимого, когда тот холодной водой смывал с себя пот, которым было покрыта его кожа после горячего группового секса, и телесные выделения своих любовников, — и рыцарь не мог удержаться от того, чтобы время от времени приобнимать, прижимать к себе и целовать своего прекрасного возлюбленного, а Трисниан с удовольствием отвечал на эти ласки. Хобгоблин, однако, чувствовал странное смятение, когда тот волшебник-полудракон тоже обнимал его любимого, — но не мог сам понять его причину: неужели он ревнует Трисниана к другим мужчинам и женщинам? Но Трисниан, похоже, не хотел, чтобы кто-либо объявлял его своей единоличной собственностью, — хобгоблину пришлось бы очень постараться, чтобы убедить своего возлюбленного в том, что он достоин стать для него единственным...
— Я не... причинил тебе боли... во время секса? — шепнул Адгурн на ухо своему возлюбленному, когда вновь представился случай его обнять. Хобгоблин помнил о достаточно большом размере своего достоинства, и боялся в самом деле причинить боль нежной попке полуэльфа...
— Ничего такого, с чем не справилось бы немножко лечебной магии, — улыбнулся в ответ чародей, целуя своего любовника. — Нет, мне понравилось — мне было очень приятно. А тебе? — спросил он с улыбкой.
— Не... непередаваемо! — искренне ответил Адгурн. — Только... — он замешкался, — немножко смущало то, что рядом были Изабелла, Эмдот и Галан... Не пойми неправильно... — поспешил добавить он, — я вовсе не хочу, как Деннент, запретить тебе видеть с другими мужчинами и женщинами... — тут Адгурн на миг запнулся, подозревая, что сказал что-то не то, видя слегка изменившееся лицо Трисниана, внимательно его слушавшего. — Просто... я смущался оттого, что рядом были другие... И... мне никто не нужен, кроме тебя... я хочу быть только с тобой... — при последних словах рыцарь, преодолев смущение, посмотрел в голубые глаза своего возлюбленного, с замиранием сердца ожидая его ответа на это признание.
— Я понял... — задумчиво проговорил Трисниан, а затем, улыбнувшись, обнял своего любовника, прижимаясь своим обнажённым стройным телом к мускулистому, с рыжими волосами, телу рыцаря-хобгоблина. — Я ещё не определился с планами на сегодняшнюю ночь... — произнёс он, игриво улыбаясь. — Хочешь, я проведу её с тобой? Тогда рядом с нами не будет никого лишнего — я буду только твой...
Слова застряли в горле рыцаря, чувствовавшего, как сердце рвётся у него из груди, — у него не было слов, которыми он мог описать, как он мечтал бы об этом. Наконец, он из всех слов, которыми он мог бы ответить, произнёс одно:
— Хочу, — сказал он хриплым шёпотом и затем повторил громче, со страстью: — Хочу! Хочу! — он крепко обнял изящное тело полуэльфа, прижимая его к себе, и они оба, словно подумав об этом одновременно, слились в поцелуе.
Конечно, Адгурн и Трисниан не сразу поспешили в постель — у них было ещё много времени до заката, и они проводили его за разговорами — Адгурн, впервые в этот день осмелившийся заговорить с предметом своих воздыханий, за пару часов узнал о нём больше, чем за много месяцев, что они служили в Ивернале вместе: о городе, где он родился, о том, как он поступил на королевскую службу, что у его матери, волшебницы-эльфийки, кроме него, есть три младших дочери от элементалей других стихий, и Трисниан с удовольствием рассказывал о своих сёстрах. Адгурн тоже рассказывал внимательно слушавшему его полуэльфу о себе: о том, как он рос в отряде орков-наёмников, что у него тоже много всевозможных родственников, но он давно оставил их в прошлом, когда, насмотревшись на жизнь своих сородичей, решил, что не хочет быть наёмником, и пошёл на службу к королеве Аквилонии, и, наконец, получил из её рук рыцарское звание. Они обнимались, прижимались друг к другу, целовались, и каждый раз, когда его возлюбленный оказывался в его объятьях, Адгурн томился от желания сорвать одежду с изящного тела полуэльфа и овладеть им, но объятья любимого, его губы, его полуобнажённое тело, прижавшееся к нему, — всё это уже дарило рыцарю неземное наслаждение... Адгурн смущался каждый раз, когда Трисниан, гуляя вместе с ним по крепости, и встречая кого-то из своих многочисленных любовников и любовниц, улыбался им, — хобгоблина смущало то, что его видят в недвусмысленном положении с красавцем-полуэльфом, буквально в его объятьях, однако никто не пытался встать между ними (хотя случайно встретившийся им Деннент взглянул на своего возлюбленного так, будто его сердце разбилось от вида Трисниана в обществе хобгоблина, — однако он не произнёс ни слова, опустив голову и пройдя мимо). Наконец, когда солнце уже близилось к закату, любовники поднялись на крепостную стену и, обнявшись и не обращая внимания на время от времени проходивших мимо дозорных, смотрели, как закатное солнце погружается в море. Когда же дневное светило скрылось за горизонтом, они снова поцеловались и, взявшись за руки, направились в комнату Адгурна.
Комнаты рыцарей ивернальского гарнизона были не особенно велики, просторны или роскошны — ведь это была крепость, а не какой-нибудь дворец — да и сам Адгурн, выбившийся в рыцари из наёмников, был слишком беден, чтобы наполнить своё жилище роскошью, но постель в комнате, пусть и без пуховых перин или балдахина, была достаточно просторной, чтобы хозяин комнаты и его любовник могли уместиться на ней, прижавшись друг к другу. Впустис Трисниана в комнату, Адгурн ненадолго отвлёкся на то, чтобы зажечь лампу, — и, когда он обернулся, полуэльф уже успел скинуть с себя одежду, и свет лампы бросал золотистые отблески на его обнажённую белую кожу и распущенные платиновые волосы, и рыцарь не смог не подумать снова о том, как же прекрасен его возлюбленный. Шагнув к Трисниану, Адгурн обнял его, и они в который уж раз за этот день, но с ещё большим наслаждением оттого, что они одни и принадлежат только друг другу, слились в поцелуе. Всё же они вынуждены были разорвать поцелуй, чтобы Адгурн мог раздеться тоже, и Трисниан помогал своему любовнику освобождаться от одежды. Хобгоблин не мог полностью избавиться от смущения, что он предстанет со своим обнажённым, плотным и волосатым телом перед изящным и стройным, безупречным телом полуэльфа, но ни в глазах, ни в улыбке Трисниана не было ни намёка на то, что он сравнивает тело своего любовника со своим, и это немного придавало рыцарю уверенности...
Наконец, когда Адгурн тоже был раздет, он поднял своими сильными руками изящного, лёгкого полуэлементаля и положил его на свою постель — Трисниан, широко улыбаясь от удовольствия, попытался было приподняться, чтобы поцеловать своего любовника, но тот прошептал ему: «Позволь мне... поласкать тебя... «. Мягко, бережно уложив своего возлюбленного на кровать, Адгурн лёг рядом с ним, принимаясь ласкать его, — молодой рыцарь не обладал большим опытом в любви (хотя не был и совершенным девственником), но он старался доставить своему любовнику наибольшее удовольствие. Он целовал Трисниана в улыбающиеся губы, покрывал поцелуями его лицо, нежно ласкал остроконечные уши полуэльфа, целовал его тонкую шею, постепенно спускаясь ниже, прислушиваясь к сладким стонам удовольствия своего возлюбленного. Он старался поцеловать почти каждый дюйм тела полуэльфа, лаская его гладкие, безволосые подмышки, его нежно-розовые соски, такие соблазнительные, его точёный стан и достойный резца скульптора живот, так эротично сокращавшийся и расслаблявшийся под ласками рыцаря, его пупок с серебряным пирсингом, казавшийся таким возбуждающим, — иногда Трисниан в ответ на эти ласки смеялся от щекотки, но его стоны удовольствия стали громче, ещё более страстными — полуэльф раскинулся на своём ложе, позволяя своему любовнику делать с ним всё, что он захочет. Спустившись ниже, Адгурн бережно взял изящную ножку своего возлюбленного, и принялся ласкать её, покрывать её поцелуями, целовать каждый пальчик — Трисниан вновь смеялся от этих ласк, но не мог и не думал скрывать того, что они ему нравятся. Адгурн, продолжая целовать ногу своего возлюбленного, начал подниматься выше — к его соблазнительной попке и его члену между раздвинутых ног — гладкому, безволосому, похожему на вырезанный из слоновой кости. Взяв в руки этот изящный орган, Адгурн принялся ласкать его — робко, неуверенно, неумело, но стараясь доставить своему возлюбленному наивысшее наслаждение, открыть все приятные ему виды ласк, пробуя ласкать его всеми возможными способами, прислушиваясь к стонам удовольствия Трисниана, который изгибался всем телом от этих ласк, стоная уже в голос.
— Возьми меня... перестань уже дразнить меня... — прошептал Трисниан, не в силах скрыть выражение наслаждения на своём лице. — Только... я взял с собой масло — оно тебе пригодится... — с лёкгой неохотой оттого, что он вынужден прервать ласки, полуэльф приподнялся на кровати и, нашарив рядом со своей одеждой маленький флакончик с маслом, протянул его своему любовнику, сам подсунув под бёдра подушку, чтобы облегчить Адгурну доступ к его попке. Адгурн, взяв флакончик, вылил немного масла на пальцы и принялся этими пальцами расширять вход в желанную попку своего возлюбленного — нежно, осторожно, боясь причинить ему боль, беспокоясь, не слишком ли грубы пальцы хобгоблина для нежных ласк. Трисниан громко стонал, когда пальцы его любовника проникали в его попку, и Адгурн внутренне вздрагивал, не зная, стоны это наслаждения или боли, но полуэльф не думал прерывать его, и Адгурн продолжал подготавливать его попку к соитию. Он чувствовал, что его возлюбленный уже готов, когда Трисниан, пристав на кровати, прошептал:
— Дай я... поласкаю тебя... Всё-таки ты слишком большой, и мне нужно много смазки... — встав с постели, он опустился на колени перед своим любовником, а тот, помедлив, сел на кровать перед ним, откинувшись назад так, чтобы полуэльфу было удобно ласкать его. И Адгурн не смог сдержать стонов наслаждения, когда его возлюбленный принялся ласкать его член своими нежными губами, своим мягким языком, своими изящными тонкими пальцами, покрывая его могучий ствол своей слюной, но не забывая и о других чувствительных местах, — конечно, красавец-полуэльф был весьма опытен в ласках. Наконец, когда оба уже были готовы, Трисниан залез на кровать к своему любовнику и, оседлав его бёдра, медленно опустился своей попкой на его член — оба не смогли сдержать громких стонов, когда могучий орган хобгоблина вошёл к обильно смазанную попку полуэльфа. И они принялись двигаться навстречу друг другу — Трисниан, запрокинув голову, задыхался от стонов страсти, двигая бёдрами на члене своего любовника, а Адгурн старался двигаться ему навстречу, проникая в своего возлюбленного на как можно большую глубину. Однако эта поза — сидящий Адгурн и оседлавший его бёдра Трисниан — не доставляла хобгоблину максимального удовлетворения, и он, движимый плотским вожделением, легко, как пушику, поднял своего возлюбленного, уложив его спиной на кровать, сам пристроившись между его раздвинутых ног и вновь овладев им с удвоенной энергией.
— Трисниан... мой Трисниан... мой самый прекрасный... — шептал рыцарь, прерывисто дыша и чувствуя, как горячая плоть его возлюбленного сжимает его естество.
— Да... да... продолжай, не останавливайся... — шептал в ответ сквозь стоны сладкой боли Трисниан, раскинувшись на ложе и двигая бёдрами навстречу своему любовнику, который пожирал глазами его распростёртое перед ним тело в желтоватых отблесках лампы, выгибавшееся навстречу его движениям, такое притягательное, такое безупречное... Вскоре Трисниан, чувствуя приближение оргазма, схватился рукой за свой изящный член, принимаясь яростно ласкать его, — и кончил, забрызгав семенем свой живот, а несколько движений спустя и Адгурн, вонзив как можно глубже своё естество в попку своего возлюбленного, излился в его горячую плоть. Он лёг рядом с Триснианом, и любовники прижались друг к другу, целуясь и переводя дыхание.
— Тебе... было хорошо? — спросил Адгурн своего возлюбленного. — Я не был... слишком груб с тобой?
— Мне было замечательно! — улыбнулся в ответ Трисниан, прижимаясь к нему. — Ты был такой нежный, такой страстный, такой сильный... такой любящий... — он улыбнулся снова и поцеловал своего любовника в губы.
— Как бы я хотел, чтобы эта ночь длилась вечно... чтобы ты всегда был со мной... — улыбнулся в ответ Адгурн и слегка вздохнул.
— Боюсь, тогда у твоих дверей выстроится очередь из желающих сразиться с тобой и отнять меня у тебя, — Трисниан улыбнулся с лёгким сожалением во взгляде, но затем с озорной улыбкой сказал: — Но я обещал тебе, что я буду с тобой до утра, и у нас с тобой есть вся ночь... и всё утро!
Адгурн улыбнулся в ответ, прижимая такое хрупкое с виду тело своего возлюбленного к себе. Где-то в глубине души ему было грустно от осознания того, что завтра любвеобильный Трисниан будет так же обниматься и целоваться с кем-то другим... но сейчас он был с ним, только с ним, и Адгурн желал насладиться их ночью сполна. А потом... по крайней мере, у него была надежда, он верил в то, что однажды его возлюбленный оценит его любовь до конца и назовёт его своим единственным, — ведь Трисниан и вправду смотрел на чувства, а не на лица.
144