Ну, обыденно по меркам этого нового и необычного периода моей жизни. А вообще — если сравнить с тем, что я вкладывал в понятие «обыденный вечер» всего то полгода назад — то необычным было всё.
После бассейна и сауны я не поехал валяться на диване, а отправился в медцентр. У Татьяны Сергеевны была вечерняя смена, и так как мои процедуры еще не закончились, то по приходу я без лишних разговоров был поставлен в уже привычную позу на кушетке за шторой. И сегодня это была именно процедура, а не так как раньше. Смазка, сильные пальцы, уверенные и
умелые движения, пара минут самого массажа, а потом суппозиторий и вставленная анальная пробка. Только вгоняя в мой расслабленный анус пластиковую заглушку, Таня на секунду выпустила из под контроля эмоции. Мне прикусили мочку уха и едва сдерживаемым рычанием пообещали, что «это попка сегодня будет еще неоднократно оттрахана, а вот эти движения пробки туда-сюда — крооошечный авансик и разминочка».
После чего я получил чистое и незамутнённое эстетическое удовольствие, глядя как переодевается моя женщина.
Медхалатик — в шкаф, белый кружевной лиф — скинуть с плеч, провернуть на поясе, расстегнуть — и в тот же шкаф. Собрать ладонями волосы в высокий пучок, открыв точеную шейку — и полюбоваться собой в зеркале, висящем на внутренней дверце всё того же шкафа. Увидеть в этом самом зеркале мой восхищенный взгляд, и горделиво задрать носик, отставить ножку в чулочке, прогнуть спинку — и всё это так естественно, легко, без малейшего чувства фальши и наигранности. Оценить моё возбуждение от только что разыгранной сцены, довольно улыбнуться, и достать из глубин шкафа темно-синюю юбку до колен. Секундная заминка с крошечной змейкой, и юбка занимает своё место на роскошных бедрах, скрывая от моего жадного взора аккуратные белые трусики и прелестную упругую попку. Потом — обычная белая «офисная» блузка, туфельки на каблучке в пару сантиметров и, финальный аккорд, — снова поднятые волосы скреплены заколкой.
Её «Я готова» я прервал, схватив женщину в охапку и с жадностью впившись в мягкие губки, пахнущие мятой. Посопротивлявшись секунду, скорее для виду, чем по настоящему, Таня с удовольствием и не меньшей жадностью стала отвечать на мой поцелуй.
— Что, понравилось?
— Ты очень красивая. Вне зависимости от того — одеваешься или раздеваешься.
— Ха! То-то же!
По приезду к Татьяне я был отправлен в душ с приказом побриться всюду-всюду, а сама хозяйка шмыгнула в студию, собирать «реквизит» для будущей художественной сессии. Или не только художественной, если учесть, кого именно мы будем изображать.
Ноги мне брить не нужно — более-менее профессиональное плавание требует этого по умолчанию. Подмышки — тем более. А вот над окрестностями мужской гордости пришлось потрудиться, благо у Тани был очень хороший гель для бритья.
Через несколько минут в ванную зашла сама Татьяна, в костюме «от Евы», и, поставив меня во всё ту же коленно-локтевую, занялась бритьём в самом труднодоступном для всякого парня месте. Я, конечно, гибкий, но побриться качественно там — выше моих возможностей.
Прохладный гель был качественно растёрт в области «рядом-с-бикини» в окрестностях спины, хех, и я замер, превратившись в статую. Пусть у Тани в руках и безопасная бритва, но шевелиться — это слишком большой риск. Мужчины меня поймут. Ага.
— Во-от, теперь будешь чистенькая, как и положено хорошеньким девочкам! А то навыращивала тут кустов, прям Летний сад какой-то. А ну ка... — быстро смыв остатки пены, Татьяна пробежалась язычком по только что выбритому анусу, вызвав во мне волну сильной дрожи. Контраст сухого прохладного воздуха и горячего влажного языка — мрррр, как же классно!
А язычок тем временем и не думал останавливаться — он порхал вокруг, пытался пробраться вовнутрь, разминал и гладил, заставляя меня стонать и дрожать.
— Рррр, шлюшка, хватит крутить своей соблазнительной попкой! — с явным трудом увлёкшаяся женщина оторвалась от ласк, отстранившись от меня. — Так и просишься, чтобы тебя натянули, да?
Разумеется, этот вопрос ответа не требовал. Распрямившись и надавив на руки геля для душа, я стал намыливать возбужденно-возмущенную Таню, стараясь не намочить её прическу. И почти сразу поймал себя на том, что ни сколько мою обнаженную пенно-рождённую красавицу, сколько ласкаю её, уделяя особенное внимание груди и попе. Правда, стоило мне только попробовать пробраться к сокровенному, как тут получил шлепок по руке.
— Мне, конечно, хорошо, мррр, даже очень хорошо, и очень хочется чтобы ты продолжала, ага, именно вот так, но... но нас с тобой ждут. — убрав с груди мою ладонь и сполоснувшись, женщина выскочила из ванной, на ходу заворачиваясь в большущее белое полотенце.
— Милая-сладкая, быстрее давай.
— Ехать нам куда?
— К «Пяти углам». И быть там надо к восьми
— Оу. Тогда да, надо поторопиться.
Пока я вытирался, в ванную снова проскользнула Татьяна, уже в белье и чулках.
— Девочка моя, а ты ничего не забыла?
— Хм, вроде бы нет!
После чего мне кивком указали на сиротливо лежащую на бортике ванной пробку.
— И, хорошая моя, сделай это сама — а то я точно сорвусь. — в её подрагивающем голосе слышалось нешуточное возбуждение. Значит вот эту игру с душем, гелем и пеной надо будет обязательно продолжить.
— А где... ? — мне ответили даже раньше, чем я успел закончить проговаривать вопрос.
— Смазка на тумбочке!
Дорога к студии не заняла много времени. Проспекты были загружены в основном нам на встречу, а набережные и мосты в центре немного освободились к восьми часам. Место для парковки во дворе-колодце мне указала Таня, оно, мол, под Виктора зарегистрировано, паркуйся спокойно. Скрипучие входные двери, решетчатая шахта лифта, запыленные окна, высоченные потолки — классическая парадная в старом, еще дореволюционном доме.
Поднимаясь на самый верх по стёртым бесчисленными жильцами ступеням, поймал себя на том, что нервничаю, и мой анус непроизвольно и, разумеется, безрезультатно, пытается сжаться на упругом пластике пробки.
Сам «виктОр», который с ударением на «О», какой он? Этакий колобок, с буйной нечесаной шевелюрой, в заляпанном красками фартуке поверх прокуренного растянутого свитера а-ля бомж из «Брата», и с коротким толстым членом под круглым животиком? Суетливый, неуклюжий, потные ладошки, сальные губки, пухлые, плохо бритые, щёчки? И похотливый, пачкающий, взгляд, бегающий то по Таниной фигуре в алом латексе, то по моей оттопыренной, поблескивающей смазкой, заднице?
Или бледнокожий нагламуренный пижон, вот только из салона с сеанса пилинга, шугаринга и прочего лифтинга? Длинные пальцы, узкие джинсы, тонкие, искривленные в вечном презрении к окружающему быдлу, губы, обязательно подведенные темной помадой? И трахать меня он будет так скучающе, не торопясь, с этакой барской ленцой, параллельно шкворча папироской в длинном мундштуке (чтобы пальцы потом не пахли табаком, это пошло) и обсуждая с Таней влияние художника Тищенко на киевских абстракционистов? Ну, в Танюше я сомневаюсь, она и не такое обсуждать вполне профессионально сможет, ага. Я же — точно даже слова вставить не смогу. И чувствовать себя буду из-за этого соответственно. Ради чего, собственно, этот козёл и заведёт такой разговор — дабы всякие пассивные четче и контрастней прочувствовали своё положение и место.
Вот сейчас мы поднимемся, зайдем, и что? Как дальше? Как говорить, что делать? Меня что, сразу в позу и вперед? Буквально в прихожей, дав только опереться на стойку для обуви да еще уткнуться в пальто, с весны висящее на вешалке, чтобы во время фрикций об стену не больно лбом бился?
Или для знакомства хоть кофейку попьем, чтобы расслабился в незнакомой обстановке, а потом вместо обувной стойки будет кухонная табуретка, и головой я буду биться об холодильник с обязательным китайским пластиковым календарём с котятами?
О боги! Что за чушь мне в голову лезет!?
Это же Таня. А значит — всё будет легко, просто, само собой, и обязательно — приятно. Даже когда она была в роли госпожи, мне было страшно, я не мог понять, что происходит, но, буду честен с собой, мне нравилось! Мне нравилось происходящее, и то, что должно было произойти! Оно пугало до дрожи в ногах, адреналин плескал в кровь, страх мешал думать, но предчувствие неизведанного — заводило и возбуждало.
Дверной звонок, причем совсем древний, механический, врезанный в серединку полотна, с выбитыми буквами «прошу повернуть», очень даже мелодично, пусть и глухо, прозвенел, стоило только Тане выполнить «просьбу». И почти сразу нам открыли.
Ну что ж, переживал и нервничал я, конечно же, совершенно зря.
Виктор оказался обычным мужчиной, лет сорока, явно видящим спортзал не только по телевизору. Чуть ниже меня ростом, подтянутый, аккуратный, седые виски, жесткий подбородок, с уверенным твёрдым рукопожатием. И с располагающей открытой улыбкой, в которой не было ни похоти, ни скуки. Были интерес и нетерпение.
— Ну наконец то! Мне Таня все уши прожужжала, «ах, у меня есть для тебя такая модель, такая модель». Проходите скорее!
— Виктор, у меня же работа...
— У тебя всегда работа! А у меня — свет!
— Да, да. Я помню, что свет — это главное.
— А раз помнишь — то почему опаздываешь?
— Сейчас без трёх восемь. Я не опаздываю!!!
— Как же, как же, я посмел усомниться в чувстве времени великолепной Татьяны! Горе мне!
Под эту дружескую пикировку мы прошли по длинному коридору в большую, светлую комнату. Огромные окна от пола до потолка с шикарным видом на лоскутное море крыш и дворов. Потолочная лепнина в трайбалистском стиле, наборной полированный паркет, кое-где застеленный широкими полосами бумаги. Вдоль стен — многочисленные этажерки и узкие шкафы, заваленные рулонами и листами бумаги, с рисунками и без, разнообразными тюбиками и баночками краски. Сами стены белые, ну... были когда то белыми, а сейчас почти каждое свободное место зарисовано всё теми же трайбл-узорами, и «краской», судя по фактуре, служил сигаретный пепел. На удивление, в комнате не пахло табаком, а может просто табачный дым не мог перебить насыщенного аромата красок и растворителей.
Стопки разноцветных карандашей в стаканчиках, кисти, отмокающие в чашках, небольшой столик с палитрой и горячим, еще дымящимся кофе в гранёном стакане с ажурным серебряным подстаканником. Ну и главное — мольберты с работами в самых разных стадиях готовности, но в основном на тему «обнаженная женщина в интерьере». Сейчас они были составлены под дальнюю от окна стену, освобождая центр комнаты под низкий широкий диван без боковых спинок.
Показав нам вешалку, Виктор умчался на кухню, варить кофе.
— Эй, милая красивая, а вот эта штука тебе зачем? — стягивая футболку, я заметил, что Татьяна достала из сумки толстенный черный фаллос и с хитреньким прищуром его рассматривает. Причем демонстративно так переводя взгляд то на «властелина», то на мой зад.
— А что? Боишься?
— А не стоит?
— Ну не зря же я над тобой трудилась эти дни. Надо проверить, прочувствовать, узнать насколько глубока кроличья норка. — поигрывая страпоном как дубинкой, она всё ближе подходила ко мне танцующим, лёгким шагом. Проказливая улыбка не сходила с её губ, а голос был полон предвкушения.
— Сейчас мы смажем этого красавчика, и всё будет просто шикарно. Белый диван, черный страпон, твой загар, моё бельё, блестящая смазка... Контраст, свет, вспышки фотокамеры, ммм... Эти кадры будут согревать меня долгими зимними вечерами.
— А я? Разве не я буду тебя этими самыми вечерами согревать?
— После «Джорджи»? Оу, милая, не хочу тебя расстраивать, но...
— «Джорджи»? «Джорджи»!!? — вообще я пытался сделать ужас в голосе притворным. Пытался. Ага.
— Правда, он хорош? — подойдя вплотную к пятящемуся мне, Таня страстно облизнула огромную, не меньше шести сантиметров в диаметре, черную головку. — А ну ка, шлюшка, открой пошире ротик и скажи «а-а-а-а», тётя доктор посмотрит твоё горлышко! — при этом она уже обняла меня свободной рукой, не давая отстраниться или удрать
— Так, это что еще за игры? — голос Виктора, вернувшегося с парящим дразняще-горьким ароматным паром кувшином кофе, прозвучал как глас божьего спасения. — Вы почему до сих пор не переоделись? Время же!
— Да, да! Мы уже переодеваемся! — вывернувшись из Таниного захвата, я поспешил к вешалке. Правда, слово «переодеваться» ко мне относилось постольку поскольку, ибо моделью мне быть сегодня в костюме Адама. Ну, смазка и масло для кожи — не в счёт.
Притворно тяжело вздохнув, мол, выскользнул, стервец, Таня вернулась к сумке. Безо всякого стеснения туда полетела юбка, блузка, лиф и трусики. Причем последние она снимала явно красуясь. Повернулась к нам спинкой, сильно прогнулась и медленно медленно стянула тонкую кружевную полоску ткани к щиколоткам.
Я так и застыл с полуспущенными трусами, любуясь этим изысканным зрелищем. Все же фигурка у моей женщины — невероятно хороша. Краем взгляда увидел, что и Виктор тоже замер, не в силах отвести взгляда от крутящей попкой красавицы.
— Ну что застыли, а? А потом будут кричать «Таня, быстрее! Таня, свет!». — и только возмущенно-весёлый голос женщины вернул нас в реальность.
А потом... потом началась работа.
Татьяна перестала нас провоцировать и практически мгновенно создала образ «госпожи» — собранные волосы, алые ошейник и корсет с матово-черными заклёпками, латексные перчатки до локтей, чулки в крупную сетку, сапожки на высоченных шпильках, холод взгляда и презрительно искривлённые готично-черные губы. Ну и конечно же — ремешки крепежа и болтающийся между бедер монструозно-черный «Джорджи».
Смотрелась она совершенно сногсшибательно. В своих наивных убогих фантазиях и страхах я не смог даже наполовину воспроизвести всей мрачной жестокой сексуальности, которой так и дышал образ женщины. При этом, в отличие от вечера, когда она меня за волосы затащила в бдсм-студию, сейчас она именно играла и изображала, «включая» образ «на полную» только в моменты, когда Виктор фотографировал. В процессе же постановки сцены она успевала шутить надо мной, дразнить художника, делиться планами на выходные (мы, оказывается, идём в театр) и вообще поддерживать совершенно а-сексуальную, рабочую атмосферу. Я, как только разделся, был немного напряжен — всё же не каждый день меня фотографируют голым, да еще и со страпоном в заднице, но уже к третьему фото расслабился и даже включился в Танин трёп, рассказав пару хохм в тему разговора. Не смотря на то, что фото были предельно откровенны и открыты, я совершенно не ощущал возбуждения.
Это была работа, просто интересная необычная работа с интересными яркими людьми.
Один образ сменялся другим. Виктор пробовал разные формы, пытаясь найти наиболее открытые и чувственные. Начали с классики — я на локтях-коленях, Танюша сзади. Привычно, удобно, уже неоднократно отработано, как в медцентре, так и в уютной постельке.
Следующая серия кадров поначалу тоже казалась совершенно обыкновенной — я лёг на спину и поднял ноги так, что колени оказались у плечей. Танечка затянула на моих запястьях и щиколотках широкие кожаные манжеты, соединив их коротенькой цепочкой с кольцом на ошейнике, фиксируя широко разведенные ноги и руки у головы и полностью откры
вая доступ к анусу. Но как только моя прекрасная пленительница начала подтягивать тихонько звенящую в стальных колечках браслетов и ошейника цепочку, я ощутил, как меня захватывает яркое, кристально прозрачное чувство полной беззащитности. Еще мгновение — и у меня не будет возможности вырваться, прекратить игру, я полностью окажусь во власти стоящей надо мной женщины с шестисантиметровым в диаметре фаллосом длиной почти в локоть.
В сознании полетели чередой образы пристраивающегося ко мне сально улыбающегося Виктора. Следом за ним — Татьяны, неспешно, с садистской неторопливостью, заталкивающей в залитый спермой зад сначала собранную лодочкой ладошку, а потом и «Джорджи». Следом — пяток гориллообразных абреков, которые с гортанными «вай, какой красивый дэвочка» пускающие по кругу и раздолбанную до крови задницу, и осипшее от криков горло.
Это пугало до дрожи во всё более напрягающихся мышцах. Это будило страх, инстинктивный страх живущего в глубинах подсознания зверя, попавшего в ловушку, и готового отгрызть себе лапу — но вырваться. Этот страх всё больше захватывал меня, готовый вот-вот превратиться в унизительную панику. Скорее всего, почувствовав моё напряжение, Таня поймала мой мечущийся взгляд. Поймала, на мгновение задумалась над его причинами, и тут же одним взглядом спросила — «ты мне доверяешь?». Отчаянно борясь со сжимающим ледяной хваткой внутренности животным ужасом, я прикрыл глаза, глубоко вдохнул и, так же, одним взглядом кивнул, соглашаясь. Соглашаясь и принимая её власть надо мной, над моим телом, над моим сознанием, впервые по-настоящему полностью отдаваясь ей, без игр и притворства.
Улыбнувшись, Таня затянула цепь, легонько прикусила мне мочку и, лизнув горячим влажным язычком, отстранилась, как ни в чем не бывало, спрашивая у Виктора, как ей лучше на мне расположиться. А мой страх почти мгновенно ушел, смытый ласковой волной тепла, идущей от связавшей и сковавшей меня женщины. Переход от дикого внутреннего напряжения к чувству полной расслабленности был таким ярким и всеобъемлющим, что я чуть не кончил.
Не знаю, вряд ли фотограф поймал этот момент обмена взглядами, этот молчаливый диалог, но после съёмки сцены мне пришлось идти отпиваться кофе и даже просить у него сигарету, чтобы хоть немного перестали дрожать пальцы. И теперь я, похоже, понял, по-настоящему прочувствовал нутром, естеством, до звенящих в напряжении нервов, до жара плещущего в кровь адреналина, до холодной липкой испарины на затылке, за что именно отвечает буква «B» в аббревиатуре BDSM.
Дальше всё было просто. Я спокойно и с удовольствием отдавался в уверенные Танины руки, затягивающие на моих запястьях наручники, или длинным, тончайшим снежно-белым шарфом стягивающей мне за спиною локти. Я спокойно и с удовольствием принимал в себя один за другим её игрушки — несколько пробок разного диаметра, шарики, страпоны, позволял крутить и вертеть собой так, как ей только было удобно.
Время летело незаметно. Смех, щелчки фотоаппарата, шлепки ладошки по моему заду, её и мои стоны, если для снимка нужно было естественно изобразить процесс, кофе для меня и Виктора, и что-то сухое итальянское для Тани. Как она только пьёт эту кислятину?
Сцен пять или шесть назад расставленные фонари и отражатели заменили наконец-то нырнувшее за горизонт лениво-летнее питерское солнце. Таня давно сменила толстенный черный страпон на тот, что использовала дома — небольшой, анатомический. Так же ремешки были заменены на привычные трусики с парой фаллосов для её вагины и попки. И теперь она не упускала возможности подольше «поизображать», а то и специально, с хитрой улыбочкой, запороть кадр — чтобы продолжить это самое «изображение и имитацию». Ну и я, не особо стесняясь, активно включался в эти её игры, старательно подмахивая и сжимая ягодицы.
В последнюю серию кадров свершилась давняя Танина мечта — белые чулочки, что преследовали меня в страшных фантазиях, наконец-то были натянуты на мои мослы. О, надо было видеть, с каким превосходством и самодовольством она расправляла эластичные резинки на моих бёдрах. В итоге, к моему немалому удивлению, они гармонично смотрелись с тем самым шарфом на стянутых локтях и заклеенных белым, непрозрачным скотчем, сосках.
Еще несколько фрикций, щелчки фотоаппарата, и вроде бы финиш.
— Ну, думаю достаточно! А то сейчас наша «госпожа» войдёт в раж, и вместо эротики начнётся порно. — Виктор снял с шеи фотоаппарат, и стал просматривать сделанные кадры. — Идите сюда, посмотрите, что получилось.
Ответом ему был моё возмущенное «Ай», потому как в этот момент мою ягодицу обжег сильный, размашистый удар многохвостой плётки-флоггера.
— Поздно, шлюшки, оно уже началось! — в Танин голос добавилось рычащих ноток, и моя попытка разогнуться была остановлена слепяще-огненным ударом плети по спине. Прежде чем утихла боль, женская ладонь с совершенно неженской силой схватила меня за волосы и вдавила лицом в пахнущую табаком и смазкой кожу дивана. — А ну не двигаться!
Знакомый холодок пробежал у меня по позвоночнику, сковывая движения и буквально парализуя на несколько секунд. Магия голоса нашей Госпожи работала безукоризненно.
Словно сквозь вату, услышал быстрые щелчки фотоаппарата — пусть у Виктора явно был шок, но профессиональные привычки срабатывали даже без участия разума. Удачный кадр требовал запечатления.
— Эй, а ты чего это там щелкаешь? В стойку, живо! — пусть приказ был адресован увлёкшемуся фотографу, но шипящий, с неприкрытой угрозой голос заставил и меня еще больше прогнуться. Чего уж говорить о растерявшемся Викторе, который едва не выронил дорогущий «никон» на пол, спеша выполнить приказ стегающей плетью Немезиды в корсете.
— Э... я... — хм, узнаю реакцию. Я так же, помню, мямлил в такой же ситуации.
— Живо, я сказала! — с некоторой отстранённостью я подумал, что бедняга художник, видимо, впервые видит свою «ах, Танечка, вы такая милая» в таком вот режиме неотличимого от реального доминирования. Сейчас для его растерянного сознания то, что он считал просто маской умелой актрисы, оказалось натуральным, естественным, въевшимся в голос, в мимику и жесты настоящим лицом. Причем дико пугающим своей искренностью, глубиной и силой.
Рядом со мною в диван уперлись сначала ладони, а потом и седоватая шевелюра Виктора, причем плечи его подрагивали. Плачет?
Предупреждающий свист взвившейся в замахе плети заставил сжаться, но удар достался не моим голым, уже алеющим тонкими длинными полосами от предыдущих ударов, ягодицам, а оттопыреной заднице соседа по несчастью.
— Я что, прямо в одежде тебя трахать буду, шлюшенок?!! Раздеться, быстро! — и тут я тоже получил удар, правда, не очень сильный, почти без замаха — видимо, чтобы не расслаблялся.
Пока Виктор торопливо сдирал с себя одежду, что было весьма сложно сделать, оставаясь в положении «лицом в диван», Таня раскрыла гель и стала смазывать пристёгнутый страпон.
— А сейчас, сучечки мои, я вас оттрахаю! Сначала ту, которая потуже да понежнее, — стыдливо-белые ягодицы Виктора заалели от прошедшейся по ним плети, — а потом и другую, помоложе да позагорелей. Весь вечер ими передо мной крутите — терпеть уже невозможно!
Уже приставив к сжавшемуся в «математическую точку» анусу художника поблескивающий смазкой член, Таня на секунду изобразила задумчивость.
— Хмм... или немного все-таки поразвлечься? Раз уж тут вас двое. Точно. Ха! Мы поиграем в одну веселую игру. Называется она «кто лучше вылижет госпоже ножки», и можете мне поверить — приз за победу будет очень хорош.
Сползя с дивана на пол, я торопливо выкрутился из всё еще держащего локти шарфа, и стал стаскивать с Тани сапог и чулок, слева так же старался Виктор. И вот, через минуту борьбы с застёжками, цепочками, змейками, тугой кожей и тончайшим нейлоном, аккуратные женские пальчики с покрашенным зеркально-красным лаком педикюром оказались у меня во рту.
На несколько минут в студии воцарилась тишина, прерываемая только тихими женскими стонами и чуть более частыми ударами плети по согнутым спинам. Хотя, ударами это назвать было назвать сложно — так, поглаживания, скорее для антуража, чем для наказания.
— Достаточно, слюнтяи. Жаль, опыта у вас не много, но старательность мне понравилась. Опыт, правда, дело наживное, и уж не сомневайтесь — совсем скоро каждый будет отличным специалистом, ха! — госпожа довольно посмотрела сверху вниз на сидящих у ног мужчин. — И сейчас мы узнаем победителя... Кто же им станет? Молодость или зрелость? Левый или правый? — перебор вариантов сопровождали всё те же легкие шлепки-поглаживания.
Наконец женщина приняла решение, и нам был оглашен вердикт.
— Так, молодой и пассивный, на диван и в коленно-локтевую. А ты, круглозадик — пристраивайся к нему сзади. Сделаете друг другу хорошо, а то мне что-то стало лень над вами потеть, ха!
И только после этих слов до меня полностью дошел смысл происходящего. Ну, Таня, ну мастерица да умелица. Я видел, что она играет, но никак не мог понять зачем. А, оказывается, она заметила, что и меня и, как ни странно, Виктора, смущает предстоящий интим. Заметила, и, конечно же, решила нам «помочь» преодолеть стеснительность таким вот экстравагантным методом.
Не могу похвастаться, что научился четко улавливать настроение и эмоции этой невероятной женщины, но сейчас, почти со стопроцентной уверенностью могу сказать, что из режима «госпожи» Танечка уже вышла. Да, она по-прежнему цедит слова, будто выплёвывает что-то мерзкое, всё те же искривлены презрением губы, и так же посвистывает плётка, но — это уже игра. Что-то такое появилось в её глазах, неуловимое, лукавое, теплое. «Ты мне доверяешь?». Да, Танечка, я тебе доверяю.
Только вот судя по нервно дёргающемуся кадыку Виктора — он этого еще или не заметил, или не почувствовал. Вот как подрагивают пальцы у меня на бёдрах — неуверенно, смущаясь и стесняясь.
— Ну, ты это... извини, я не... Ай! — попытка всё еще не вышедшего из состояния шока художника промямлить извинения была пресечена размашистым ударом. И мне даже показалось, что я услышал усталое Танино «о, боже, и с кем приходится работать?», с этаким закатыванием глаз, прямо как на известном меме с Дауни-младшим. Я, по крайней мере, подумал так же. Ну чисто телок несмышлёный, ну! Сорок лет мужику!
— Ты мне тут поразговаривай еще! Будешь тормозить — сам в позу станешь! А мой милочек такие неразработанные круглые задочки, как у тебя, ой как уважает! Не говоря уже про то, как по тебе скучает «Джорджи»! — похоже, что жесткий непререкаемый тон подстегнул нашу «творческую личность» к активным действиям даже лучше, чем удар. Хотя, дело могло быть и в «Джорджи», этот монстр может промотивировать кого угодно и на что угодно.
Разумеется, он тут же попробовал вставить мне в анус.
Разумеется — не получилось.
Слишком торопился, слишком нервничал. Причем, на удивление, член у Виктора был практически в полной боевой готовности. Видимо, тщательное вылизывание ножек нашей «мучительницы» настолько его завело, что даже окрики и удары не смогли сбить возбуждение.
Тут в сознании совершенно самостоятельно всплыл так поразивший меня антикварный дверной звонок, и я представил, что сейчас вокруг моего поблескивающего смазкой приоткрытого ануса, по аналогии со звонком, проступает надпись «прошу войти».
Как я не расхохотался в этот момент — до сих пор не понимаю. Сдержался только потому, что не хотел ломать партнёру эрекцию, а Тане — развлечение. У неё же во взгляде вовсю плясали весёлые черти, и только окончательно растерявшийся человек мог не заметить их. Вот такой как Виктор сейчас, ага.
Но наконец-то он справился с переживаниями. Наконец-то взял себя и член в руки. Наконец-то приставил его к моему заду и, резко подав бедра вперед, наконец-то вошел.
Уфф!
А хорош размерчик у нашего стесняшки. Может, у него был и поменьше чем тот, которым Таня меня имела в медцентре — но не намного. Ну и спешка еще конечно добавила впечатлений. Танечка, все же, входит всегда очень аккуратно, неторопливо, давая возможность привыкнуть и расслабиться. Если бы не обилие смазки, да еще заранее вставленная пробка и Танины забавы во время фотосессии — я бы сейчас выл и хныкал. А так — просто «уфф».
— Вот так вот! Выдери его как следует, чтобы в следующий раз над моими пальчиками работал, как следует! Давай, давай, загоняй в него поглубже! — приободрённый похвалой и азартными понуканиями, Виктор начал двигаться, с каждым движением входя во вкус и в меня всё быстрее, увереннее и глубже.
Вот горячая головка полностью вышла из ануса, позволив ему на чуть-чуть сжаться, но уже через мгновение снова начала раздвигать податливое колечко мышц, даря нам обоим ни с чем не сравнимое удовольствие от тугого скольжения.
Вот всё та же головка, войдя на всю длину ствола и как следует промассировав простату, упирается во что-то внутри, вызывая в нас обоих тягучий, рычащий стон.
Где-то в середине процесса разобрал очень характерный звук, влажный такой, сосущий, чмафф, с которым пара прикрепленных к трусикам дилдо покидают Танины вагину и попку. Перестук шпилек, и вот, ровно перед нами, на высоком барном стуле, устраивается наша прелестная госпожа. Широко раскинув затянутые в чулки божественные ножки, она полностью раскрывается перед двумя жадными взглядами.
Изящные пальчики пробегают по влажным горячим лепесткам, лаская, гладя, массируя особо чувствительные точки, иногда ныряя щепотью вовнутрь. На губах — довольная улыбка, во взгляде — веселые развратные черти, возбужденно торчат сосочки, пальчикам на помощь приходит еще и аккуратный вибратор. Хм, до чего же запасливая женщина. Или она сразу так всё планировала? Ну да какая разница!
От такого зрелища Виктор даже остановился на мгновение, почти полностью выйдя из меня, и мне пришлось проявлять инициативу, самостоятельно насаживаясь на упруго-твёрдый член.
Движения фаллоса в Таниных руках задавало ритм — она словно дирижер управляла игрой нашего своеобразного трио.
Шлепки бёдер о ягодицы, поскрипывание кожи дивана.
Цветочный аромат смазки и тяжелый запах пота смешиваются с пьянящим ароматом тягучего женского возбуждения.
Строенные стоны, контрастные тени софитов, сбивчивый шепот.
Напряженные мышцы Виктора, мой расслабленный анус, выгнутая Танина спинка и уже подрагивающие ножки.
Жесткая хватка держащих меня пальцев, всё быстрее ныряющей в вагину фаллос, в одном ритме с которым в меня входит все более и более твердеющий член.
Прикрытые глаза у нас и горящий возбуждением взгляд Тани, которая, не отрывая глаз, наблюдает за нами.
Предвкушение, напряжение, желание, страсть, и очередная лужица натекшего с моего члена секрета.
Вогнав в себя дилдо до упора, Танечка сжала клитор свободными пальчиками и на мгновение замерла...
Вогнав в меня до основания превратившийся в камень обжигающе горячий член на мгновение замер Виктор...
... её коленки судорожно дернулись, и с тихим «ай» Танюша обмякла.
... и под довольный рык в меня хлынула сперма. Короткими толчками порция за порцией вливалась в мою основательно за сегодня раздолбанную задницу, но интересовал меня только Танечкин взгляд — сытый, удовлетворённый, усталый. Словно это не Виктор кончает в меня, а она сама наполняет меня тягучей, белёсой, пахнущей корицей, солоноватой спермой.
293