... Она проходит мимо, и я чувствую, как плавится воздух. Испаряется, исчезает, и мне будто нечем дышать. Я стою, мальчишка, каких сотни в нашей школе, и знаю, что у меня нет силы повернуть ее взгляд. Взгляд на меня. Я не решаюсь на него претендовать. Марина смотрит всегда вперед — уверенно и целеустремленно. Весенний ветер разогнался на школьной площадке и донес до меня ее запах. Мягкий, ароматный, создание духов и чистой девичьей кожи, он щекочет мне ноздри и заставляет замереть на месте. Никто из друзей не поверит, что я чувствую, как нежно пахнет Марина с расстояния пяти метров. Но я верю себе. Я словно флюгер, который всегда поворачивается в ее сторону. Она — комсорг школы, и я для нее — один из многих. Среднеуспевающий кандидат в комсомол, без успехов в учебе и общественной работе. Мои легкие вбирают воздух, а глаза вбирают ее след. Ножки, изумительно стройные, в короткой, как для комсомольской активистки юбке, стучат каблуками по аллее, направляясь в классы. У входа ей едва улыбается Огнев — он приходит на работу одним из первых, как настоящий хозяин. Школа — его территория, он — ее директор, а Марина — его дочь. Она вежливо здоровается с папой, словно они не виделись сегодня утром дома. Павел Сергеевич Огнев доволен. Марина — его гордость и опора. Он любит свою работу и любит свою дочку. Образцовая школа и образцовая семья.
— Сучка! — услышал я за спиной и обернулся. Ваха, крепкий десятиклассник, торчавший в последних классах по два года, ухмыляясь, смотрел на Марину. Его одноклассница, она постоянно на сборах критиковала его выходки. На последние такие собрания Ваха уже откровенно «забил», не появляясь, и, рассчитывая на аттестат, буквально «дотягивал» учебу.
— Че пялишься на нее? — Ваха щелкнул мне по уху, без злости. Мой взгляд на Марину не остался без его внимания. Ваха имел репутацию трудного парня, хулигана, по которому плачет колония, но был моим товарищем, опекал меня и «учил жизни». Смелый, всегда говорил то, что думал и делал то, что хотел. Никто в тот момент не вызывал у меня подобного восхищения. На районе меня никто не трогал, вся шпана знала, что я — «пацан Вахи», а своих друзей он в обиду не давал. Я учился на два класса младше и вечера проводил с Вахиной компанией, парнями постарше. Все они жили по соседству и считали меня «своим». Я уважал их за дерзость и свободу, они меня — за то, что я хотел быть похожим на них.
— Он на нее по ночам дрочит, — добавил весело Аслан. Он стоял рядом с Вахой и был его закадычным другом, а также соучастником по многочисленным проделкам и учету в милиции. Смуглый и жилистый кавказец, Аслан умел «подколоть». Смущение краской окатило мое лицо.
— Заткнись, — смело решил я поставить кореша на место. Аслан хотел щелкнуть мне по уху, но Ваха остановил его.
— Ша, — сказал он, великодушно улыбаясь, — Ты че, не видишь, как Малыш на нее запал?
«Малыш» — так они называли меня, несмотря на развитое для своего возраста телосложение. Все же разница в годах с моей компанией определяла такое отношение. Я не обижался.
— Да нужна она мне, — заявил я с напускным безразличием, скрывая стеснение.
— Красивая, — одобрительно отметил Аслан. Я отвернулся, но Марина, ее фигурка, стояла у меня перед глазами. Пора идти на уроки. Я подавил в себе вздох. Мне так и суждено было лишь смотреть на нее со стороны.
На третьем уроке, перед началом, вдруг вошла наша «классная», и не одна. С ней были девчонки из 10го класса, будущие выпускницы. ОНА была в их числе! Я почувствовал, как застучало сердце. Буквально вцепился взглядом в ее голубые глаза, которыми она уверенно осматривала класс, лишь скользя ими по лицам учеников.
— Ребята, — начала «классная». — Через месяц начинаются годовые экзамены. В порядке шефства вам помогут подготовиться ученицы старших классов. По тем предметам, по которым каждый из вас отстает больше всего.
«Классная» начала представлять, кто из девчонок какой предмет будет подтягивать с такими балбесами, как мы.
—... Лена — алгебру, Таня — физику, и, наконец, Марина — русский язык. Теперь я распределю вас.
Дошла очередь до меня.
—... Саша — в группу алгебры, — объявила «классная» мой приговор. Меня будто ударили мешком по голове. Необходимость что-то сделать, изменить несправедливость жизни сию минуту словно взорвала меня изнутри.
— Наталья Николаевна, — вдруг решительно встал и отозвался я. — Я по русскому больше всего отстаю.
Мне показалось, что сейчас весь класс разразится хохотом, просекши причину моей просьбы «о переводе» в другую группу. К девчонке с красивыми голубыми глазами.
Но ребята молчали, никому не было дела до моей успеваемости. «Классная» задумалась на миг, мысленно отметила, что между моими двойками по математике и русскому нет никакой разницы, и согласилась. Марина впервые посмотрела на меня, и мне показалось, что она улыбнулась. Едва заметно, лишь уголками своих алых губ, но я это видел.
Марина, после того как распределение закончилось, сразу объявила своим подшефным, что занятия будут проходить индивидуально, по 2 раза в неделю с каждым.
— Твои дни — вторник и пятница, с пяти до шести, — озвучила она мне мой график и отметила у себя в блокноте. Больше она не обращала на меня внимание. Вскоре девушки ушли, начался урок, а я еще пытался придти в себя. Мысль о том, что мне предстоит несколько часов провести в обществе Марины, пусть и в качестве ученика, взбудоражила меня. Я не слушал «классную», не в состоянии сосредоточиться на теме занятий. Я думал только о ней.
Наступил вторник. Не буду описывать все тяготы и волнения своих ожиданий. В это утро я особенно тщательно прогладил рубашку и школьные брюки, причесавшись, долго рассматривал себя в зеркало, как девчонка. Это заметила мама, с усмешкой спросив, с кем это на свидание я собрался, и заставив отвернуться от нее, пряча глаза. Уроки тянулись мучительно медленно, еще три часа до индивидуального занятия я болтался по улице, не желая идти домой и поглядывая на часы.
Я ждал ее в классе языка и литературы, когда она вошла. Точно, минута в минуту. В белой школьной кофточке, под которой выпирали два мячика девичьей груди, короткой юбке Марина смотрелась сногсшибательно. И даже русая коса, заплетенная за спиной, подчеркивала ее стройность.
— Ну что, грамотей, — с добродушным смешком начала она. — Будем заниматься.
— Меня Саша зовут, — нашел в себе силы твердо проговорить я. Старался выглядеть непринужденно и уверенно, подавить предательское волнение.
— Красивое имя, — отметила девушка. — Так звали Пушкина и Блока. Ты будешь писать так же грамотно, как и они.
Она надиктовала мне короткий диктант, я старался вслушиваться в ее голос и интонации, чтобы избежать кучи ошибок, но буквы путались, а запятые словно проваливались на бумаге. Я пытался сосредоточиться изо всех сил и ощущал себя в ее тени, которую она отбрасывала, пока стояла надо мной и проговаривала текст. Ее голос звучал, как песня.
Марина быстро проверила написанное.
— Ну, Саша, есть над чем работать, — лишь сказала она. — Садись ближе, будем учиться.
Мы сидели рядом за партой, одни в классе. Я почувствовал, как вспотели подмышки, когда она, наклонившись ко мне, рассказывала об очередном правиле. Она была совсем близко, и я знал, что не было ощущения прекрасней этого. Ее коса свисла мне на плечо, когда Марина, увлекшись, проходилась со мной по написанному. Это было первое прикосновение к ее телу. Я старался и вправду запоминать все, что она мне говорила, но мысли смешались, а голос повторял все автоматически. Мне стало стыдно, когда я поймал себя за тем, что уставился на ее оголенные ноги, пока она зачитывала очередную строчку с моими ошибками. Но я знал, что сделал всего одну ошибку. Я вдохнул в себя ЕЕ запах, теперь настолько близкий, насколько убивающий своим ароматом. Так пахнет первая в жизни страсть, и я понял, что худшее — это оторваться сейчас от Нее. Время промчалось стремительно.
— Что ж, на сегодня конец, — объявила Марина, резко встав из-за парты. — Ты все понял?
— Все, — выдохнул я утвердительный ответ. Действительно все.
— Тогда до четверга, грамотей, — улыбнулась Марина, и не дав мне ничего ей сказать, быстро выскочила из класса. Она всегда куда-то спешила. Я мысленно поклялся себе, что в следующий раз я не дам ей так быстро уйти. Хоть попробую завязать о чем-то разговор.
В четверг я был уже не такой скованный. После занятия мы даже немного поговорили — о школе, предстоящих экзаменах и планах на будущее. Марина готовилась поступать этим летом в институт.
— Ты тоже когда-то поступишь, — сказала она.
— Если ты мне поможешь, — осмелился заявить я. Заниматься с Мариной русским языком и всеми остальными предметами я был готов круглосуточно.
— Помогу, — легко пообещала она и снова ушла из класса. Одна.
Вечером, когда наша компания собралась, Ваха, узнав, что я посещаю дополнительные занятия со старшеклассницей, и не с кем-нибудь, а с Мариной, с усмешкой спросил:
— Как занятия, Малыш? Такая деваха тебя учит уму-разуму. Ты хоть рассмотрел, какого цвета у него трусики?
Я знал, что Ваха Марину терпеть не может, но цеплять меня такими вопросами показалось обидным. Мне захотелось потребовать, чтобы он не говорил о ней в такой форме, и вообще вел себя по отношению к ней уважительно, но не осмелился. Нет, не испугался. Скорее застеснялся.
— Перестань, — осек я его, — При чем здесь трусики?
— А все при том, — продолжил Ваха. — Пора тебе чьи–то девчачьи трусы записать в коллекцию. Или ты будешь до конца школы «колокольчиком» звенеть?
Все старшие пацаны громко рассмеялись. «Колокольчик» — по-нашему девственник. Мне пятнадцать, и отношений с девчонками, как у них — ребят, выросших на улице и рано узнавших запретное, у меня еще не было. Так, только целовался. Я молчал, благо в темноте вечера никто не рассмотрел цвета моего лица. Ваха был в авторитете, и имел право стебануться над каждым из нас. Без обид.
... В понедельник случилось событие, повлиявшее на все дальнейшее в этой истории. Я никогда впоследствии не удивлялся, что так произошло. Это ДОЛЖНО было произойти! Просто не могло быть по-другому, когда два лидера — Марина и Ваха, существуют на одной территории. Школа была территорией, где каждый подросток выражался как личность. С самыми разными последствиями для себя.
Утром кто-то кинул дымовую шашку в пионерскую комнату. Пожара не получилось, но запах дыма повалил в коридор и сорвал уроки. Эта выходка мигом прогремела на всю школу, а вскоре, на перемене, во дворе Марина, окруженная старшеклассниками и прочими ребятами, тусившими там в тот момент, стояла перед Вахой. Она выглядела грозной.
— Я знаю, что это ты устроил, Ваханенко! — громко заявила она. Ее голубые глаза гневно искрились, она была принципиальной и безжалостной. — Тебе это так не пройдет!
— Точно я? — с издевкой улыбаясь, переспросил Ваха. — Ты меня за член держала?
Хамство парня вывело девушку из себя, либо она действовала хладнокровно, я не смог рассмотреть из школьного окна. Но Марина резко влепила Вахе пощечину. Жестко, наотмашь. Те, кто знали этого отчаянного и гордого хулигана, грозу улиц, ахнули. Ваха, не теряя улыбки с лица, потер щеку.
— До встречи, красотуха, — твердо проговорил он и, повернувшись, зашагал прочь. Все понимали, что Ваха этого не забудет.
— Ага, до встречи на собрании. Мы тебя пригласим, — так же строго заявила Марина. На угрозы моего товарища ей было явно наплевать.
Через день я узнал, что вчера вечером на комсомольских сборах обсуждался поступок Ваханенко, и что актив вынес решение рекомендовать исключение его из школы за позорящее статус ученика поведение. Утром, на линейке Огнев объявил приказ, подтверждающий мнение комсомольского актива. Ваха был исключен — за месяц до выпуска. В нашем кругу, среди своих товарищей, он никак не выказал своего расстройства, насмехался над решением директора — «старого олуха» и утверждал, что «плевать хотел на аттестат». И все же мы ощущали подавленную Вахину злость. Исключение — «волчий билет», с которым было трудно в то время продолжать жить.
... Марина уже собиралась, закончив занятие, когда я решился:
— Я провожу тебя до дома, — предложил я. Неделю назад я бы провалился от волнения на месте, сказав такое Марине, но сейчас...
— Еще не так поздно, я и сама дойду, — улыбнувшись, сказала она.
— И все же провожу... — Самой сильной в тот вечер была моя настойчивость.
Мы медленно шли до ее дома, я развлекал ее, как мог, рассказывая смешные истории, она смеялась. Обсуждали последние фильмы, книги. Она удивилась, узнав, сколько я читаю при репутации отстающего в учебе ученика. Марина общалась со мной, как с равным, несмотря на разницу в возрасте. Мне было очень хорошо с ней рядом. Я любовался ее красивым живым лицом, когда слушал ее слова. Единственное, о чем я жалел, так это о том, что не мог добавить пару километров дороги к ней домой.
Вдруг я заметил, как по противоположной стороне улицы шел по каким-то своим делам Аслан. И где он только взялся? Чувство досады пронзило меня. Не видеть нас он не мог. Я отвернулся в сторону Марины, лишь бы не встретиться с ним взглядом в этот момент.
— Ты — интересный мальчик, — признала Марина, когда мы уже почти пришли.
— А ты... — я запнулся.
— Что я?
— Ты — красивая, — проговорил я. Сказал, глядя ей в глаза. Изумительно блестящие, они смотрели мне в ответ тепло и даже признательно.
— А я думала — умная, — рассмеялась Маринка. Ей наверняка приходилось слышать комплименты от парней, но от меня — она его будто не ожидала.
— Я всего лишь сказал правду, — промямлил я в ответ, смутившись.
— Ты — тоже симпатичный, — добавила Марина, легко, по-дружески касаясь моей руки. — Даже очень. Влюбится любая девчонка.
И после этих слов она, попрощавшись, пошла к себе во двор. «Влюбится? Только не любая» — стучала в голове мысль. Я остался стоять. Изящная выпуклая попка и голые ножки магнитом приковали мой провожающий взгляд. Внизу набухло и пульсировало живое желание, которое я испытывал и раньше, и был рад, что Марина не видела в этот момент предательского бугорка в моих брюках. На руке горел след Марининых пальцев, самый теплый на свете. Мне понадобилось минут пять, чтобы уйти от ее двора.
На следующий вечер, когда я появился в своей компании, сходу собрал на себя внимание парней.
— О-па, кто пришел! — громко объявил Ваха. Я уже понял, что Аслан рассказал, с кем он меня видел. — Наш влюбленный джигит!
Я молчал, приготовившись к издевкам. Пацаны весело ждали моей реакции.
— Малыш нашел, к кому в хахали записаться, — продолжал Ваха вещать. — К такой цаце! Выперла меня из школы, а сама соблазняет малолеток.
— Ваха, хорош прикалывать, а? — Я старался успокоиться. Все же все они были моими друзьями. — Я просто провел ее домой.
— А ты чего межуешься? — спросил Аслан. — Подумаешь, телка понравилась. Кому такая не понравится? Я бы и сам ее...
— Она — не телка! — зло проговорил я. В тот момент я готов был заехать Аслану в морду.
Ваха не унимался. Он был настроен сделать меня гвоздем вечерней программы.
— Так погулял бы с ней по-нормальному. Цветы там всякие, за ручку, понты любовные погонял бы. Уже пора. Глядишь, срослось бы.
— Это мое личное дело, Ваха, — объявил я. Жестко. — Не лезь в него, хорошо? Я не хочу с тобой ссориться.
— Наоборот, мы с пацанами помочь тебе хотим. Или ты сцышь?
Я снова молчал, не желая реагировать. Иметь репутацию труса я не хотел.
— Сцыкун?! — чуть не крича, спросил Ваха.
— Нет, — отвечаю.
Ваха хлопнул меня по плечу.
— Если не сцышь, то докажи нам всем. Пригласи ее на свиданку, на Остров. Когда там у вас следующее занятие?
Кто-то подсказал ему, что в пятницу.
— Так вот, — объявил Ваха. — В пятницу ведешь Маринку на свидание — на Остров. И чтоб с поцелуем. Если нет, то я и вся братва будем считать тебя сцыкуном. А таким среди нас — не место!
Он сказал все это категорично, в приказном тоне. Я заметил, как его мнение возвышает Ваху над всеми. Настоящий авторитет.
— Докажешь, что ты мужик? — спросил Ваха.
— Нравиться ведь тебе девчонка, — добавил Аслан. Он уже не обозвал ее «телкой».
Меня зацепило все сказанное, и вся ситуация в целом. Действительно, чего я боюсь?
— Не вопрос, — вдруг твердо ответил я. — В пятницу иду с ней на свидание.
— Вот это то, что мы от тебя ждали, — спокойно проговорил Ваха. — Одним мужиком среди нас будет больше.
Больше меня насчет Марины в тот вечер не трогали...
... Как пригласить девчонку на первое свидание? Об этом писалось в книжках, которые я читал, об этом часто говорили мои товарищи из компании, описывая свои подобные опыты, но все известные способы не имели для меня никакого значения. Все потому, что этой девчонкой была Марина. Самая популярная девушка в школе. Старше меня. Чем я ее мог заинтересовать? И как ей об этом сказать? Как громко она рассмеется, услышав мое предложение? Я понял, что не смогу перенести ее смех. Что угодно, но только не такой отказ.
Вечером посмотрел по телику фильм, в котором влюбленный пацан, стесняясь признаться в своих чувствах в глаза, писал девчонке записки. Так они и общались через клочки бумаги, не решаясь говорить о любви вслух. Выход был подсказан киношным героем, таким же неловким мальчишкой, как и я, но которому все же ответили взаимностью. А Марина? Уж лучше она откажет, когда прочтет записку. Ведь меня в тот момент не будет рядом и мне не будет так обидно. Но я хотел написать так, чтобы она не отказалась. Во-первых, обещание Вахе. А во-вторых, я просто хотел быть с ней.
«Марина. Извини, что пишу тебе эти слова. Просто не решился сказать их вслух.
Мне хорошо, когда ты рядом. И плохо, когда тебя рядом нет.
Я приглашаю тебя на свидание. В пятницу, в девять вечера, буду ждать тебя возле мостика на Остров.
Если ты не придешь, не обижусь. Но я все равно буду ждать».
Я перечитал написанное сотни раз, перед тем как свернуть в маленький квадрат лист бумаги — лист с моей надеждой. Ничего другого я не смог придумать. Вычурные выражения из книжек мельтешили в голове, но пропадали, как только я пытался перенести их в текст послания. Остались лишь мои слова — простые, наивные, но мои.
Записку я передал через знакомого третьеклассника Маринке на следующий день. Он отчитался, что письмо доставлено в руки. Я не видел ее лица, когда она раскрыла его. Я не подписался, понимая, что мой почерк она узнает, как свой. А я — узнаю завтра ее решение. Оно может быть любым. Но я был счастлив, что решился на этот шаг.
... Практическое занятие в пятницу Марина закончила похвалой в мой адрес.
— Отлично. Мы здорово продвинулись, ошибки практически исчезли. Написал грамотно. Диктант должен сдать на «пятерку».
— Это благодаря тебе, — скромно ответил я. Сегодня я действительно старался, как никогда. Но сейчас думал о записке. Что она решила?
— Знаешь, — вдруг сказала Марина, — меня один парень пригласил на свидание...
Сердце замерло в груди. Биение его остановилось, отдав всю паузу Марине.
— Как думаешь, — улыбаясь, спросила она, — ему важно, что я надену?
После паузы сердце застучало с сумасшедшей скоростью. «Согласилась».
— Тебе все к лицу, — уверенно отвечаю. Я уже ничего не боялся. Меня не отвергли!
— Тогда до встречи, — сказала Марина. До девяти еще было время.
Я был окрылен предстоящим вечером с Ней. Решил зайти домой переодеться. Кода я подошел, в моем подъезде на стене какой-то малолетка выцарапывал фразу: «Малыш + Марина =... «. Он не успел дописать — я прогнал его, влепив подзатыльник, но недописанное я стеснялся договорить даже себе. Хотел стереть, но слова были вычерчены гвоздем, будто навсегда. Информация распространялась по нашему району очень быстро...
Остров Влюбленных, так называлось место на окраине города, где я ждал Марину уже полчаса. Здесь часто гуляли молодые парочки, назначались свидания, а молодожены в день свадьбы цепляли на мостике символические замочки. Темнело, и кроме меня, возле моста на остров никого не было. Уже на небе засияли первые звезды, когда на тропинке появилась еще одна звездочка. Минута в минуту. Короткое белое платьице светилось в охватившей парк темноте. ОНА.
— Здравствуй еще раз, — сказала девушка. Ее приветствие прозвучало как-то по-особенному, словно она видит меня впервые. Выглядела она прекрасно, яркой сформированной красотой молодой девчонки, захватившей мое сердце. Такой недоступной ранее, и такой близкой в этот миг. Мои ладони снова вспотели. Марина действовала на меня магически.
— Спасибо... — проговорил я.
— За что? — усмехаясь, спросила она.
— За то, что пришла ко мне.
— Захотела, и пришла, — сказала она. Мне показалось что Марина пытается скрыть стеснение. Не знаю, приходилось ли ей раньше ходить на свидания с парнями, но факт, что она сейчас со мной, словно вырвал меня из плена собственных ограничений.
Мы вошли в парк на Остров, двинулись по узкой аллейке. Вокруг никого, и мне стало легко и свободно. Мы разговаривали, делились историями из жизни, впечатлениями и планами на будущее. Я хотел подвести разговор к личному, настолько присутствие Марины пробудило во мне искренность. Наши руки были совсем рядом, и я незаметно сцепил ее тонкие пальцы своими... Она не вырвала их. Мы шли по тропинке, и пустая тишина стала идеальным фоном для нашей искренности.
Я показывал ей наверху звезды, проговаривая их имена, а Марина восхитилась моими астрономическими познаниями. Мы стояли близко. Я вдыхал аромат ее шейки, и возбуждение нарастало в моем неискушенном близостью теле. Мне захотелось поцеловать ее...
— Нравлюсь тебе? — вдруг спросила Марина, по озорному сверкнув глазами — ярче любой вечерней звезды.
Я почувствовал, как задрожали колени.
— Очень... — ответ прозвучал одними губами, язык перестал слушаться. Марина лишь сжала мою ладонь. Нужно решиться на поцелуй.
Мы подошли к зданию заброшенного старого тира. Было поздно, но идти из парка не хотелось.
— Марина, — обратился я к ней, —. .. Ты не жалеешь, что пришла ко мне?
Черт, ну я совсем не это хотел сказать, а она улыбнулась и ответила вопросом.
— А ты всегда доводишь желаемое до конца?
— Всегда, — на этот раз убежденно сказал я. Трепетно обнял ее за талию, медленно прижимая к свой груди. Она не сопротивлялась. «Ну же, сейчас» — мысленно приказал я себе. Ее головка была совсем близко. Мои губы потянулись к ее...
— Это я довожу все до конца! — услышал я громкий знакомый голос. Меня словно ударило током. Мы повернулись в сторону. Ваха и еще трое парней стояли сбоку и уставились на нас. Аслан, Сима и Федот иронично улыбались, словно моя встреча с Маринкой была каким-то приколом. Я похолодел. Эту компанию я желал видеть меньше всего.
— Привет жениху и невесте! — насмешливо поздоровался Ваха.
Догадка, откуда взялись мои товарищи, вмиг пролетела в мозгу. Я вдруг вспомнил, что место для нашей с Маринкой встречи выбирал именно он — Ваханенко. Парни двинулись к нам.
— Я же сказал, что встретимся, — сказал Ваха, обращаясь к одной Марине. От теплого вечера повеяло холодом. Что-то грубое и неприятное приближалось к нам. Я крепко держал ее за руку. Девушка молча прижалась ко мне.
— Ваха, оставь нас! — жестко потребовал я. Страх за Марину перерастал в решительность.
— Малыш, мы только поговорим с ней, — пояснил Ваха. — Ты сделал свое дело, можешь рулить домой.
Марина, услышав это, вырвала свою руку. Зло посмотрела на меня.
— Ты?... Саша, ты заманил меня сюда? — голос девушки звучал с отчаяньем. Обвинение в предательстве! Вся ситуация выглядела отвратительно. Ваха развел меня, как малолетнего пацана, чтобы свести с девчонкой свои счеты.
— Марина, нет. Я не хотел... — начал оправдываться я. Компания оказалась совсем рядом. Я загородил Марину спиной.
— Ребята, пошутили, и хватит, — я все еще пытался решить нарастающую неприятность мирно.
— Тебе сказано идти домой, — уже твердо, с нажимом проговорил Ваха. — Она останется с нами.
— Нет! Ты не посмеешь ее тронуть.
Насколько можно быть смелым, чтобы защитить девушку от напористых подростков, мне предстояло проверить совсем скоро. Но я знал, что буду бороться до конца.
— Ребята, — произнесла Марина. Она хотела казаться спокойной. — Мы вас не трогали. Уходите. Аслан протянул руку к Марине, но я толчком отбил ее. Стоять стеной между ними и ей! Аслан потер руку и недовольно насупился.
— Малыш, — настойчиво повторил Ваха. — Последний раз прошу, отойди.
От него исходила злость и нетерпение. Так чувствует себя охотник, когда слишком долго выслеживает жертву.
— Я считал тебя своим другом, — с укором сказал я.
— У этого подлеца нет друзей, — услышал я за спиной ответ Марины. Я обернулся к ней. Увидел ее лицо, грустное, но для меня такое родное.
Все случилось молниеносно. Ваханенко подсечкой сбил меня с ног, и я упал на траву, раскинув руки, и больно ударившись головой. Скорее услышал, чем увидел, как парни схватили Марину. Началось.
— Тащите ее в подвал, — скомандовал Ваха. Я приподнялся, заметил, как Аслан зажал девушке рот, а Сима скрутил ей руки за спиной. Марина хотела закричать, но смогла издать лишь писк, абсолютно беспомощный в ночной тишине. Федот поднял Маринку за ноги, задрав белоснежное платье, и вся троица потянула ее в заброшенный тир. Ваха неторопливо пошел за ними.
Тир был местом, где мы иногда собирались. Помещение без окон, с одной дверью, уже давно не применялось по назначению. В такое время ни одна душа не додумалась бы оказаться в нем просто так. Место для разборок Ваха выбрал, как для себя — идеальное.
В подвале слышались звуки и голоса, когда я нашел в себе силы подняться. Пошел к нему, насколько мог быстро после такого падения, и спустился по ступенькам вниз. Помещение освещалось двумя фонарями, принесенными пацанами. При их свете моему взгляду открылась ужасная картина.
Марина была усажена на табуретку и привязана за руки к огромной трубе у грязной стены. Ее рот был плотно обернут какой-то тряпкой, и на ее лице я мог различить лишь глаза, своим блеском передававшие ощущения безысходности. В белом платье она выглядела, как облако, случайно залетевшее в мрачное ночное небо. Парни стояли рядом, а Ваха, как командир, сидел на ящике. Все мое сердце сжалось от того, как мою девушку довели до такого состояния.
Что они задумали?
— А вот и наш малолетний друг, — озвучил Ваха мое появление.
— Ваха... — я был готов просить, умолять, лишь бы они ничего с ней не сделали.
— Ну что, влюбленный Ромео, — обратился Ваханенко. — Будешь первым? Заслужил.
До меня за мгновение дошел смысл его дерзкого замысла.
— Иди сюда, она тебя уже ждет, — добавил Сима. — Ты же хотел ее.
— Давай, а то мы уже в очереди, — заржал Аслан. Я вдруг возненавидел их всех. Марина отрешенно смотрела в стену, в глазах сияли слезы. То, чем с ней собирались заняться, подвело ее к бездне отчаяния.
Ваха встал с ящика, я подошел к ним. Стремление, дикое и возбужденное, все исправить, все изменить, охватило меня.
— Сейчас ты отымеешь ее, — приказал Ваха. — Не сцы, она — твоя! Или тебе показать, как?
— Ага, — ответил я. Неожиданно для него, жестко, с остервенением ударил ему кулаком в лицо. Ваха покачнулся, но не упал. Я недооценил этого крепыша. Он по жизни твердо стоял на своих ногах. Меня снова сбили с ног подскочившие подельники. Аслан ногой уже лежачего дал мне поддых. В глазах потемнело. Воздух оказался на минуту недоступен. Силы ушли. Меня оттащили в угол.
— Поднимите его, — проговорил Ваха, вытирая кровь с губы. — Этот сученок будет смотреть. Я ему устрою кино!
Сима и Федот подняли меня на ноги, вывернув руки за спину. Я опустил голову, но Сима, вцепившись пятерней в мои волосы, принудительно поднял ее в сторону, где связанная сидела Марина. Ваха оказался рядом с ней. Резким движением задрал платье вверх, до трусиков. Белый цвет нижнего белья предстал взглядам окружающих. Марина запротестовала стоном, задергалась, когда Ваха развел в стороны ее стройные ноги. Аслан одобрительно присвистнул. То, что произойдет дальше, не укладывалось в моей голове. Я никогда не видел сцен секса, не говоря уже об участии в них. Но факт, что объектом насилия будет Марина, поверг меня в исступление. Я рванулся, но меня держали крепко. Бессилие и надвигающее издевательство над близкой для меня девчонкой окрасили реальность в черные тона. В цвет подвала.
— Ну, милая, я твой, — сказал Ваха. Его голос был уже другим. Из насмешливого он сделался сиплым. Я понимал, что этот подонок возбужден и сейчас использует ситуацию так, как решит его фантазия. Лицо его оказалось вплотную с Марининым, и она отвернулась, не желая видеть эти наполненные дикостью глаза.
— Аслан, подсвети ее снизу, — скомандовал Ваха, и Аслан подвел фонарь к трусикам девушки. Ваха протянул руки, нащупал их и медленно стянул вниз. Оголенная промежность вызвала у группы похотливые вздохи и возгласы. Вид девичьего влагалища с легким пушком волос наверху приковал и мой взгляд. Я не мог отвернуться. И поймал себя на мысли, что не хочу. Я был словно заворожен происходящим. Марина пыталась кричать, но тряпка давила звуки и мольбы прекратить. Ее никто не слышал. Ваха тем временем расстегнул ширинку брюк и вытащил из них свой оголенный член. Длинный и напряженный конец этого парня был готов к принудительному сексу. Он наклонился над Мариной, подвел член к ее щелке, по-девичьему узкой, и надавил на нее...
Если бы мне перед сегодняшним вечером, который так прекрасно начинался, сказали, что я стану свидетелем изнасилования, я бы не поверил. Не имея сексуального опыта, я сейчас становился наблюдателем чужого полового контакта с девушкой, о которой мечтал сам. Марина вскрикнула, когда Ваха надавил в нее членом, а затем замер, упершись в невидимую преграду. Он забирал ее девственность — зло, не по праву, но уверенно и бесповоротно. Марина разрыдалась, задергалась тазом, пытаясь вытолкнуть насильника из своего тела, и Ваха, прижав ее за ноги, вогнал член резким толчком. Девушка закрыла глаза...
Ваха входил в нее раз за разом, пока Марина, подняв голову, безучастно смотрела в потолок. Тихий писк девушки и постанывание насильника были фоном этой печальной картины. Свет фонаря освещал, как тоненькая струйка крови стекала, капала у Марины с ног, знаменуя несчастливый конец ее невинности. Ваха уткнулся лицом в Маринину шейку и что-то бормотал, рукой поглаживая ее оголенную попку. Я молчал, все слова потерялись у меня внутри, и я не обращал внимания на комментарии державших меня пацанов. Понял, насколько я далек от
Марины сейчас, в момент, когда ничем не мог ей помочь. Месть Вахи достигла своей цели.
Вдруг Ваха дернулся, громко застонал, и выдернув член, брызнул белой струей на голые Маринины ноги. Я, уже знающий, что такое семяизвержение, понял, что он закончил. Ноги были разведены, и девушка даже не пыталась их свести. Влагалище было испачкано кровью.
— Целка... — прокомментировал Ваха. И добавил, — Была... Только, пацаны, в нее не спускайте.
Ваха отошел, удовлетворенно застегивая ширинку, а его место моментально занял Аслан. Эти подонки, как я услышал, решили изнасиловать ее все.
— Ну комсомолка, принимай, — бодро сказал Аслан, и, приподняв ножки девушки, закинул их себе на плечи. Сунул торчащий член во влагалище и стал покачиваться сверху вниз, сперва медленно, затем, войдя в раж, быстро. Марина снова рыдала, дергала руками за спиной, тщетно стараясь разорвать крепкие веревки. Аслан стонал, абсолютно никого не стесняясь, посылал комплименты ее телу.
— Узенькая дырочка... то, что надо... мягонькая попка...
— Ты же активистка, активно подмахивай! — со смешком сказанул Ваха, наблюдая половой акт со стороны. Марина повернула глаза в его сторону, полные ненависти и презрения. Аслан опустил бретельки ее платья, обнажив упругую девичью грудь, провел по соскам пальцами. Я вынужден был все это видеть.
— Хорошо... — прошептал Аслан, выпуская сперму на лобок своей жертвы. Федота, здорового недоумка из нашей компахи, не нужно было упрашивать. Ваха сменил его на посту, теперь он держал меня. Федот отвязал Марину от трубы и положил прямо на пол, на какой-то подстеленный грязный мешок. Опустил брюки и навалился сверху. Я видел только раскинутые ноги девушки и голый зад этого подонка. Федот ерзал на ней, охал и стонал, получая удовольствие от ее тела. Кончил он быстро.
— Сима, давай ее раком. Аслан — подержи ей руки, чтоб не рыпалась. — Ваха отдавал приказы, как режиссер кино. Но это был ужасный фильм.
Марине освободили руки и поставили на четвереньки. Я понимал, что они сделают. Сима оказался сзади, пока Аслан держал ее за руки спереди. Сима схватил Марину за попку и резко вогнал свой член во влагалище. Пошли очередные толчки, резкие и настойчивые. Жажда удовольствия и грубой страсти вылетала со рта у Симы в звуке, похожем на рычание. Марина не сопротивлялась, лишь раскачиваясь головой вперед, и ударяясь о плечи Аслана. Они облепили ее с двух сторон, и это было четвертое и самое долгое изнасилование. Наконец, Сима издал крик и спустил Марине на попку. Девушку отпустили, и она обессиленно упала на пол...
«Закончилось», — подумал я. Ваха снова заметил меня.
— Ну что, решил за нами? — с гаденькой улыбкой обратился он ко мне. — Давай, пока она еще тепленькая.
— Ты тварь, — лишь проговорил я в ответ тому, кого когда-то считал своим другом и наставником. Как давно, мне казалось, это было. — Я тебе этого не прощу.
— Ах вот как наш дружок заговорил, — весело объявил Ваханенко. — Ну ладно. Тогда вторая часть программы.
Меня сдавили в груди его слова. Эта группа еще не закончила.
— Эй, красотуха, — Ваханенко подошел к приподнявшейся на локти Марине. Она уже сорвала со рта кляп. Распущенные волосы закрыли ее лицо. — Еще с тебя причитается. Ради своего милого.
О чем он?
— Сейчас напоследок отсосешь у меня, — объявил Ваха. Прозвучало, как приговор. Только не это.
— Мразь... — услышали все. Я не узнал ее голоса, он был взвинчен и полон тоски. Это был ответ Марины.
— Не хочешь? Захочешь. Еще просить будешь... Держите как следует ее хахаля, пацаны.
Сима и Федот крепко сжали мне вывернутые руки. Ваха вдруг достал что-то из кармана. Свет фонарей показал на зажатый в руке блестящий перочинный ножик. Он близко подошел ко мне. — Или отсосешь, или он истечет кровью, — заявил Ваха, повернувшись к Марине. Та молчала.
Ваха резко разорвал мне рубашку. Надавил на грудь острием ножа. И все ж, я не боялся боли.
— Что за послание ей написать? — спросил Ваха у своих подельников.
— Напиши ка, «Малыш + Маринка = Любовь», — посмеявшись, подсказал услужливый Аслан. Знакомая фраза. Аслан всегда был Вахиной «шестеркой». Как и вся компаха.
— Отлично, — отметил Ваханенко. — Подсвети, Аслан, пусть она убедится, что я не шучу.
Аслан подвел фонарь к моей груди, и Марине все было видно. Ваха провел ножом, я сцепил зубы от острой, пронизывающей боли. Опустив голову, разглядел появившуюся кровавым следом букву «М»... Первую букву. Вытерплю ли я остальные?
— Стой, — остановила его Марина. Она, уже поднялась с пола, поправила платье и смотрела на нас. Взгляд без капли страха. — Не тронь Сашу.
— Ну вот и согласилась, — злорадно произнес Ваха. Он убрал нож, но его след в виде «М» горел на моей груди. Снова эти слова остались недописаны, мелькнуло в мыслях у меня. Ваха подошел к Марине.
— На колени, — сквозь зубы промолвил он. Я понял, что он не оставит Марину сегодня в покое, пока не сломает полностью. До конца.
Я замер. Я ждал ее неповиновения.
— Марина, нет! — мой крик утонул в стенах подвала и ушах присутствующих. Безрезультатно. Она медленно опустилась перед Вахой на колени...
В своих самых сокровенных подростковых фантазиях мне приходилось представлять, как девчонки делают мне минет. Но сейчас сцена предстоящего орального изнасилования Марины перечеркнула все сладости пережитых некогда воображений. Ваха расстегнул ширинку и вытащил эрегированный член. Подвел его к Марининому рту, обхватил ее затылок и потянул на себя. Она не сопротивлялась, приоткрыла ротик и ввела торчащий конец вовнутрь.
Я не мог, даже боялся предположить, о чем она думала в те минуты, пока Ваханенко, толкая ей в рот членом, стонал под одобрительные возгласы своих друзей. Марина водила головой, обхватив его губами, и, казалось, стала абсолютно безучастна к происходящему. Так продолжалось время, определить рамки которого я, раздавленный наблюдаемой картиной, не смог. В какой-то момент Ваха задрожал, взвизгнул и в экстазе поднял голову вверх.
— Глотай, членососка... — прошипел он. Рука насильника не отпускала ее затылок, его член так и оставался у Марины во рту. Только капли спермы стекли по губам, когда он, наконец-то, ее отпустил.
Потом по очереди с этим же самым прошли и остальные. Двое держали меня, сменяясь, и я уже отрешился от текущего кошмара. Марина молча минетом удовлетворила всех. Сима разрядился прямо ей на лицо, глаз девушки затек от высвобожденного семени, но ей не дали его вытереть. Аслан кончил ей на голую грудь. Я видел все, не в силах оторвать глаз. Когда застонал последний, я лишь надеялся, что это уже окончательно.
— Поднимайся, — велел Марине Ваха. Он помог ей встать. Отвел к стене, своим торсом плотно прижал девушку. Одна его рука потянулась вниз под платье, нащупала у Марины сокровенную точку, другая рука — зажала ей рот. Нижняя безжалостно сдавила, ее глаза расширились от боли и ужаса, и она закричала, утопив крик в Вахиной ладони.
Мозг захотел отключиться. Я словно исчез из этого жестокого фильма...
... Пришел в сознание уже на улице, возле тира. Чернота неба с мириадами звезд подчеркнула, что время — глубокая ночь. Пацаны стояли рядом с местом, где я лежал. Марины не было.
— Что будем с ней делать, Ваха? — услышал я голос Аслана. Смысл сказанного сразу подсказал мне, что Марина — еще в подвале.
— Ваха, она на нас в ментовку заявит, — озвучил Сима.
— Не сцыте, не заявит, — спокойно ответил Ваханенко. Он курил, щелчком скидывая в темноту кусочки пепла. Его вид говорил о том, что своей цели этот авторитет — достиг.
— Да ну как не заявит? — продолжал выказывать сомнения команды Федот.
— Я с ней добазарюсь, — уверил Ваха, не моргнув глазом. — Сумею ее убедить.
— Убедить? — недоверчиво пробурчал Федот. — Как?
— Тебя интересует как? — прикрикнул на него Ваханенко. Федот заткнулся.
Все подельники молчали, словно представив что-то неизбежное, близкое и устрашающее своим исходом.
— Все по домам. На сегодня — развал, — скомандовал Ваха.
Я поднялся на ноги. В очередной раз.
— Малыш пришел в себя, — с показной радостью воскликнул Ваха. Подошел ко мне.
— Ты же никому не скажешь, — произнес он. Я молчал. Он заявил уже громко. — Ты ведь один из нас!
Я вдруг понял, но скорее почувствовал, что сейчас с ним спорить нельзя. Этот парень был, словно зверь, вырвавшийся из клетки и способный сожрать все и всех вокруг. И что тыкать ему в пасть — это верное дело быть съеденным. Съеденным окончательно.
— Да, Ваха. Я — ОДИН ИЗ ВАС!
Ваха обнял меня за плечи, и я сдержался, чтобы не ударить ему в живот, когда он был так близко. Но я думал о Маринке в подвале.
— Извини, что ударил тебя. — сказал я. Голос прозвучал уверенно.
— Это ты меня прости, брат, — ответил Ваха.
— Уходите, — приказал он всем. — Малыш, — снова обратившись ко мне. — О прошедшем — ни слова. Не злись, ты помог мне. И не переживай. Этих «телок» у тебя будут тысячи.
Я лишь кивнул в ответ.
Ваха остался, а я и другие — ушли к мосту. Перешли через мостик, покинув Остров. Они двинулись по центральной аллее, а я — решил свернуть влево, на тропу.
— Мне так ближе, — пояснил я. — Пока, парни.
— Помни о том, что обещал, — сказал на прощанье Аслан. Он словно раздумывал, отпускать меня или провести домой.
— Конечно, помню. Все нормально, Аслан.
И ушел по тропинке в парк. Они двинули в другую сторону. Я из-за дерева убедился, что их фигурки исчезли с поля зрения, и мигом буквально рванул обратно на Остров.
... Подобравшись к тиру, я заглянул вниз. Там горел свет, создаваемый одним фонарем. Значит, Ваха еще там. Тихо, на носочках пробрался вниз. Осмотрел лестницу, углы. Нашел то, что мне нужно, аккуратно подобрав с пола и засунул за пояс, за спину. Прошел в зал.
Картина, открывшаяся мне, была следующей. Ваха стоял рядом с Мариной. Она была снова привязана руками за спиной к трубе. То, что предстало взгляду, повергло меня в оцепенение.
Я не видел ее лица. На голове у Марины был плотный целлофановый мешок! Он сотрясался от ее дыхания. Я не опоздал. Но мои ноги задрожали. «Давай, — приказал я себе, — соберись, никакой паники».
Ваха обернулся. Даже не удивился, увидев меня.
— Это я, — отзываюсь. — Ваха, я вернулся.
— Зачем? — спокойно переспросил он. Испугать его было невозможно.
Мысль, сидевшая внутри, но единственно правильная, высказалась наружу. Самым важным было отвлечь его внимание.
— Хочу попробовать ТОГО ЖЕ.
— Ну я же говорил, что ты — такой же, как и я. — удовлетворенно улыбнулся Ваха. Резко сорвал мешок с Маринкиной головы. Она жадно глотнула воздух. Будто камень упал с моих плеч. Я вернулся вовремя.
Подошел совсем близко, став между ними — Мариной и Вахой. Посмотрел на девушку. Марина была без сознания и плавно дышала, успокаивая меня своим дыханием. Жива... Надежда, что все получится, придала мне сил. И Маринка была так красива.
— Что делать, понял? — спросил Ваханенко. Похотливо оскалил зубы, предвкушая еще одну картину насильного секса.
— Да, — холодно ответил я. — Понял. После этих слов я быстро выхватил спрятанное из-за спины. Металлическая труба, просвистев в воздухе, впилась Вахе в висок. Все пережитую боль — мою и Маринки, я вложил в этот удар. Он не ожидал от меня такой скорости. Покачнувшись, упал навзничь.
Я связал ему руки за спиной ремнем, пока он лежал в беспамятстве. На эту ночь активность авторитета была закончена.
Марина, измученная, также была без сознания. Обхватив девушку, нащупал веревку у нее за спиной, попытался развязать. Туго завязанная, веревка не слушалась моих пальцев, или пальцы не слушались меня — я не мог разобрать в состоянии догнавшего меня волнения. Я почувствовал обнаженную девичью грудь, мое лицо уткнулось в Маринины волосы, пока я возился с узлом. Она была снова близко. Ее удивительный запах будоражил мои ощущения, я замер, оторвал руки от непослушной веревки и лицом прислонился к ее щеке. Страх, Ваха и пережитый стресс вдруг исчезли, улетучились в прошлое, оставив меня наедине с НЕЙ. Мои губы коснулись ее щеки, потом перешли к ее губам, создавая след моих чувств. Я ощутил удивительнее расслабление, а внизу — прилив желания. Член наполнялся твердостью и силой, его словно вытягивала в длину близость Марины... Я терял контроль над собой. Но бороться с этим не хотел.
Тело само нашло нужные ему действия. Член оказался за чертой ширинки — оголенный и упругий. Рука погладила ноги бесчувственной девушки, плавно развела их в стороны. Я проник языком в ее губы, нежно прижав фигурку девушки к себе. Сдержаться я уже не мог. Нащупал снизу ее маленькую дырочку, погладил пальцами, слегка введя их вовнутрь. Член уперся в мягкую плоть Марины и медленно, словно боясь ее разбудить, вошел вовнутрь. Расслабленное влагалище девушки не создало преград. Облегающее тепло обхватило член, я надавил глубже, вышел и вошел снова... Сладостные ощущения мурашками прошли по спине, внизу все горело, и я начал неторопливые толчки. (Порно рассказы) Только собственные стоны разряжали тишину подвала, когда я совершал первое в своей жизни сексуальное соитие. Никакой оценки моральности своих действий я в тот момент дать был не в состоянии. Мне было безумно хорошо. Я смотрел на закрытые глаза Марины, пока руки держали ее попку, и боялся, что она придет в себя — именно сейчас. Но Марина будто решила оставить мою страсть одну на одну с собой. Наконец, возбуждение достигло высшей точки, словно электроток прошелся по телу, и я, подавив в себе крик, разрядился в ее глубину потоком спермы...
... В будущем я старался не вспоминать этот первый раз, отгоняя картину совершенного сексуального контакта и пережитого оргазма. Ему тогда не было свидетелей. Нужно было осуждать себя за поступок, когда, воспользовавшись беспомощным состоянием девушки, я... далее шли фразы из комментариев к уголовному кодексу, и так далее. Но этот первый раз — часть моего мужского Я, которое невозможно было выбросить. И эта часть осталась со мной, какой бы аморальной она не была.
... Я поправил на Маринке одежду и, на удивление, легко развязал узел веревки. Освободил ее, поднял на руки и вынес из подвала наверх. Положил на траву и вернулся к двери. Ваха остался внизу, и я не собирался давать ему возможность самостоятельно оттуда уйти. Закрыл дверь и подпер ее тяжелым бревном. Уже светало, и рассвет завершал события этой беспокойной ночи.
Последним взглядом окинул тир, где я окончательно стал взрослым.
Я нес Марину, сперва через парк, потом через город, направляясь к ней домой. Никто не встретился мне на пути в это раннее время. Все дальнейшее происходило, как в коротком кинофильме. Огнев Павел Сергеевич открыл мне дверь, буквально бежав к ней, услышав звонок. Он выглядел несчастным, дрожа за судьбу дочери, впервые не пришедшей ночевать.
— Где ты нашел ее? — сотрясающимся голосом спросил он, вырвав у меня свою дочь с рук. По виду девушки директор школы понял все, что произошло. Марина была еще без сознания, и ее мама, уложив на диван, плача, приводила ее в чувство.
— В старом тире, — хмуро ответил я. И ушел. Заходя к себе в подъезд, заметил фразу, недописанную мальчишкой. «Малыш + Маринка =... «. Подобрал с земли ржавый гвоздь и дочертил последнее, отсутствовавшее слово. Самое важное для меня:
... Любовь». Все мысли нужно доводить до конца. Я поднялся к себе в квартиру.
Не буду описывать свои объяснения с родителями по поводу ночного отсутствия и об аргументах не идти в школу на следующий день. Скажу только то, что соврал обо всем. Вечером от знакомых узнал, что Маринка вернулась из больницы домой. Звонил Аслан и что-то плел о том, что «мы друзья и молчим все», и тому подобное — я просто послал его. Молчать я не собирался. А еще через день, утром, когда я все же одевался в школу, за мной заехали два милиционера и предложили «проехаться, поговорить». Мама не пускала меня одного, упирая на то, что я несовершеннолетний и меня не имеют право допрашивать без родителей, но я твердо ответил ей:
— Мама, я разберусь сам.
Я готов был к тому, что мне придется ответить за соучастие в изнасиловании.
В горотделе я рассказал следователю все, как было. Опустил только последнее, что я сделал с Мариной. Капитан милиции все записал. Уточнил, уверен ли я, что на голове жертвы был целлофановый пакет.
— Да, — убежденно сказал я. И добавил. — Посадите меня в тюрьму.
— За что? — усмехнувшись, переспросил капитан.
— За то, что не смог ЕЕ защитить, — серьезно ответил я.
Следователь кивнул на лист с моими показаниями.
— Судя по тому, что ты рассказал, парень, ты все же СМОГ ее защитить.
Он черканул пропуск, и объявил, что я могу идти.
— Где сейчас Ваха? — спросил я напоследок о волнующем меня.
— Там, где он будет еще долго, — ответил следователь. — Мы тогда утром забрали Ваханенко в тире, где ты его благополучно запер. А вообще ты — молодец. Все могло закончиться намного хуже.
... На улице сияло солнце и пахла весна. Отличный день встретил мой первый выход за стены милицейского отдела. Скоро экзамены, и мне предстоит показать все, чему меня научила Маринка. И я не мог ее подвести плохой отметкой. Я стал сильнее.
— Саша!... — Я обернулся. Она стояла в стороне, в летнем платье, безумно яркая и самая красивая на свете. Слегка изменилась после той ночи, стала взрослей, но это объяснимо. Юные девчонки быстро взрослеют, особенно когда в них влюблены.
— Марина... — проговорил я. Она подошла близко. — Ты ждала меня?
Ее голубые глаза смотрели, светясь неподдельной радостью. Она протянула руку, коснувшись моей ладони. Я сжал ее пальцами, такую близкую и любимую.
— Я рада, что тебя отпустили! — сказала она...
******
— Я рада, что тебя отпустили! — сказала она. Марина встретила меня у дверей нашего дома, когда я вернулся со службы. Сегодня — начало моего отпуска, и мысль, что три недели мне не одевать милицейскую форму, и отдых я проведу с семьей под летним крымским солнцем, согревала меня. Но теплей всего были объятия любимой жены.
Мы прожили с Мариной уже n лет, и никогда не вспоминали ни события той ночи, ни Ваханенко, чья судьба затерялась за высокой чертой исправительных колоний.
— Отпустили к тебе, — ответил я, нежно целуя ее в губы. Он ответила своими устами, и это был, как всегда, будто наш первый в жизни поцелуй...
206