— Родился мальчик! - И отец счастливый, как черт, безумно улыбался, еще бы - ему есть кому передать дело! Управление автомойкой, руководящая должность, ты могла продолжить отцовский бизнес!
Но что то пошло не так...
Ты быстро начала взрослеть, гораздо быстрее своих сверстников. Рано научалась ходить, говорить, считать. Отец с матерью нарадоваться не могли на свое чадо, счастливые они хвастались всем кому могли золотым потомком.
Только вот в семь лет все завертелось, у тебя, моя девочка, начала активно расти грудь. Бугорки оформились, налились первое свежестью незрелых цветков в саду. К восьми годам ты уже обзавелась первым размером и скрыть от родителей свою странность становилось все сложнее.
Потом твое тело словно сошло с ума - кожа стала гладкой, пальцы стали тоньше, голос и без того нежный и мелодичный стал еще звонче, тоньше, а потом...
Твой юный, незрелый членик, который так сильно зудел, когда тебе моя девочка, хотелось в туалет и ты спешила облегчиться получил себе соседку: у основания члена, над самыми яйцами, что двумя шариками слегка покачивались, когда ты ходила нагишом по ванной, наблюдая за красотой своего нагого тела образовалась маленькая, но сильно зудящая щелочка, красненькая, быстро налившаяся кровью. И она тоже очень зудела. Даже когда тебе в туалет не хотелось. И членик тоже зудел в такт ей. А ты, стесняясь родителей но не себя, садилась на постели голенькой, сжав ножки по- турецки и терла, терла, терла так сильно зудящие части тела. Сжимала ладошкой членик, надраивая его и вводила мизинчик в нежную щелочку, пытаясь унять зуд, что жег твое юное, быстро взрослеющее тело. Ты падала на колени, затем на четвереньки и выгибалась, прижимаясь к одеялу, представляя себя кошечкой Элли, когда она звала кота в дом; ты выпячивала свою попку с бархатной кожей на ней и, смотря на себя в зеркало быстро-быстро играла с собой, подаваясь вперед-назад, падая на одеяло и ворочаясь в нем играясь так, чтобы твой ночной друг такой мягкий и огромный объял своей мягкостью твое горячее, вспотевшее тело.
Эти игры были прекрасны!
До первых месячных все удавалось скрыть.
Но в тот злосчастный день мир словно отвернулся от тебя - на улице были тучи, солнца почти не видно, а все твои друзья как по команде разболелись и кашляли и чихали в трубку говоря:
— Ихвини, у меня грипп... Но самое страшное случилось утром, когда в твоей постели на уровне ножек, крепко сжимавших ком одеяла было влажное, мокрое, липкое красное пятно.
Ты кричала громко, твой нежный голосок сорвался на фальцет, походя на визг столь громкий, что твой верный друг - зеркало, что всегда давал тебе посмотреть на себя во время твоих жарких игр треснул и трещина на зеркальной поверхности словно перечеркнула твое отражение. Резко, по диагонали, так что трещина прошлась по твоему паху, будто перечеркивая твое будущее, а все из-за этой крови!
На крик первой прибежала мать. Охнула, двумя глазами - блюдцами глядя на тебя, плачущую. Тебе крутило живот, было больно стоять на коленях, а одеяло открывало постыдное тело, где капля крови срывалась из твоей щелочки. Медленно, раскачиваясь эта капля предательски сорвалась и капнула. Тебе показалось, что звук падения капли крови был похож на хлопок и ты вновь залилась слезами.
Ты помнила немного: объятия матери, её нежный шепот тебе в ушко, ласковый, как раньше.
Суровый и тяжелый взгляд отца, в котором было трудно что - либо рассмотреть и понять.
И голос врача, спокойный, рассудительный, трескучий и шершавый, как старая бумага и лицо такое же - желтое, нарочито спокойное, с множеством морщин у глаз:
— Ваш... Сын - Короткая пауза перед наименованием, словно доктор проглотил слюну, - обладает редкой мутацией. -Снова пауза, - Гермафродизм, причем полноценный, половые органы развиваются параллельно практически с одинаковой скоростью...
Дальше стало шумно. Отец прервал доктора,
что то кричал, до хрипоты в голосе, потом хрипел, потрясая кулаком в воздухе:
— Увы, - говорил врач, пожимая плечами, - если бы мы узнали об этом раньше -семь-восемь лет, то возможно все реально было бы предотвратить, но теперь... Увы..
А после, как картинка в калейдоскопе: страшное, черное, злое лицо со взбухшими на нем венами:
— ТЫ ЗНАЛ?! -Шепот, что громче набата и слезы. Слезы. Слезы. Твои слезы, моя девочка..
Позже отец стал часто запираться на кухне и там звучало и пело навзрыд стекло.
Тебе уже четырнадцать, моя милая.
Грудь росла не в пример сверстницам - быстро наливалась кровью, сосочки вставали, она становилась мягкой и упругой без всяких лифчиков оформившись в аккуратный второй размер, твоя попка - нежный персик - была аккуратненькой и мягкой - в этом ты пошла в мать - она была миниатюрна, но попка на которую заглядывались и мужчины и женщины, её достояние, передалась тебе с полна и даже школьный врач молодой практикант Эдвард, ставя тебе профилактические уколы всегда печалился:
— Такое сокровище иглами колоть - кощунство! - и всегда нежно гладил и мял твою п
опку перед уколами, водя по ней пальцами в латексной перчатке. Украдено отсюда: https://bestweapon.ru Тебя, моя девочка, это всегда успокаивало и даже жар в твоей нежной щелочке, появлявшийся каждый раз перед уколом приятно согревал тебя изнутри и ты слегка выгибалась кошечкой на встречу тонким пальцам доктора, покачивая аппетитненькой сочной попкой. После чего доктор легонько шлепал тебя, так что ты пропускала вдох и ставил наконец укол. Доктор был вторым человеком в школе, не считая директора и классной руководительницы - Элизабет, кто знал твою тайну. . Всем остальным, кто проявлял любопытство всегда говорили: "Она особенный ребенок!"
Впрочем, это не было ложью, не так ли, моя девочка?
Это случилось на уроке физкультуры.
Ты влюбилась, моя девочка. Быстро, пылко, нежно...
Это случилось на уроке физкультуры.
Ты залезала на канат. Тебе всегда это нравилось, моя красавица. Ты залезала на канат быстро и ловко и споро, как обезьянка перебирала ногами и руками, или быстро полазала, прижимаясь к витому другу, оплетая его змеей, представляя себя тоже змеей, что сплеталась в танце нежности с самцом так, как показывали по телевизору. Ты даже шипела призывно, от груди, иногда забывая дышать.
В этот раз ты тоже играла, но необычно: твой член, тонкий и длинный в твои лета, натерся о тугие веревки каната и очень сильно зудел, почти до слез. Ты вжималась в канат, оплетая его ногами и руками, ища в нем спасения, а зуд превращался в жар.
Тебе в спину звонкой монетой летел голос учителя физкультуры, но ты не могла слезть. Не
сейчас! Ты терлась пахом о канат, хрипло стонала, кусая толстую пеньковую веревку, вжималась в него, даже пробовала тереться грудью, но это не помогало, только встали сосочки...
И тогда ты, моя милая умница, вспомнила, что на высоте кровь приливает к голове, ты ведь читала о таком в книжке. Ты крепко сжала ногами канат, перекрестив лодыжки, прижалась пахом и вставшим члеником к канату и оттолкнулась что есть сил.
Зависнув подобно летучей мыши ты чувствовала как жар отступает от паха, приливая к голове и туманя взор.
В спину тебе звенел монетой голос учителя...
Ты влюбилась. Сначала в эти глаза, цвета топленого шоколада, потом в голос, что лился в уши нежным шепотом, как у мамы, только сильнее, глубже, медленнее, такой что отдавался теплом под сердцем, заставляя комок плоти пропустить удар, навсегда, как тебе казалось, пропуская его в глубину.
Ты не узнала его имени.
Тебе это не было нужно, только крепкие руки, как у отца, которыми он прижимал тебя к своей могучей груди. Только стук его сердца, мерный, спокойный, под который хотелось заснуть.
Позже врач Эдвард, изображая наигранную ревность скажет, что во сне ты, милая моя, звала своего спасителя принцем, потом змеем, потом... Много кем, в общем
— Его зовут Викт, чтоб ты знала. - Скажет Эдвард и ты, не помня себя от счастья подбежишь к нему, подпрыгнешь, уперев нежные ручки в стол и, закрыв глаза
поцелуешь своего благодетеля в краешек губ.
Его губы будут горчить корицей и миндалем.
Позже, едва выйдя за дверь мед. кабинета ты услышишь шорох, стук, тяжелое дыхание и вой. Вой, что прошел через все тело волной. Ты побоишься обернуться, дитя мое, но навсегда, до конца жизни запомнишь сладкое томление по всему телу, от рта, что вмиг наполнится слюной, грудей, что нальются силой особенной сильно, до щелочки с членом, что заболят и за зудят почти одновременно, заставляя тебя упасть на колени,запрокидывая голову к потолку.
Ты найдешь его не сразу - под лестницу второго этажа ты догадалась заглянуть далеко не сразу. Он будет там - черноволосый, ссутулившийся. От него будет пахнуть тягучим и терпким, что будет щипать нос. Так вечерами пахло от мамы, когда она приходила баюкать тебя маленькую. да и под лестницей будет плавать такой же тягучий воздух, какой плыл за мамой,что твои руки по началу запутаются в кольцах.
Позже от друзей ты узнаешь, что Викт курильщик.
Тогда же, в сигаретном дыму, где у уст твоего спасителя чиркнул и за плясал огонь ты с замираньем сердца подумаешь:
— " Да он же дракон!"— И огонь его вспыхнет на твоих щеках, заливая лицо жаром, а душу благоговением.
Он будет смотреть на тебя долго и с интересом, словно пытаясь рассмотреть сквозь тягучий воздух.
— А-а, это ты, Алекс, да? -Спросит он, и сердце твое за трепещет "Он знает!". Ты кивнешь не в силах сказать не единого слова, такая красивая в своем смущении, а когда он спросит:
— Что же тебе нужно, парень? - Ты решишься. Закрыв глаза шагнешь в дымную тьму под лестницей и проговоришь громким шепотом, открыв глаза и утопая в шоколаде его глаз. -Ты меня спас и я открою тебе секрет.. - После, не дожидаясь ответа, боясь потерять решимость ты запустишь руку под водолазку, дернешь за бинт, что уже много лет сжимал в тисках твою грудь и он белой змеей упадет на пол. Ты томно выдохнешь и осторожно поднимешь черную водолазку к подбородку, обнажая аккуратные полусферы грудей. На них упадет тень от табачного дыма, оттеняя твои прелести покажется, что дракон выронил свой огонь...
— Таков мой секрет...
285