— У тебя хороший вид их окна... - тотчас отметила она. – Днем здесь Солнце, ночью – Луна... Как много Луны...
Я затих, слушая тембр ее голоса.
— Луна была на небе в день моего рождения. Она дала мне мое имя... Ты знаешь, что значит мое имя в переводе? «Подобная Луне», «Луноликая»...
На миг я оторопел. Вот ведь как!
Мохлико...
Против моего Марата, взятого с фамилии французского деятеля времен Великой Французской революции.
Но тут Мохлико удивила меня еще больше.
— А ты знаешь, что значит Марат у некоторых наших соседей?
Я покачал головой. Мать всегда говорила мне только про Жан-Поля Марата, того самого... И учительница в школе тоже. И меня всегда удивляло это, почему я-таки Марат, а не Жан-Поль! И тезка мой Башаров-Кошмаров, тоже Маратик...Уж лучше – Бельмондо! Тоже Жан-Поль, к слову...
— Это значит: «желанный»...
Я сглотнул.
Оказалось, я стоял близко к ней, и даже сам не понял, когда сумел сократить это расстояние.
Лунный свет бил в окна, отражаясь от ее лица.
Искрились звездами ее глаза.
— У нашего народа это не принято, но разве так плохо, когда девушка сама определяет своего желанного? Ты спросил, могу ли я придти к тебе, но не будь ты желанным, смогла бы я согласиться?
Это было нечто совершенно фантастичное.
Это ее признание, слова, которых мне не доводилось слышать.
Девушки, которые здесь порой «гостили», приходили за компанию, а уходя оставляли ощущение опустошения.
Не физического, морального...
А впрочем, кого я приглашал сюда и для чего?
Связь на одну ночку, без обязательств.
В этом вся взаимность...
И тут еще пойди разбери, кто кем пользовался!
Мохлико закинула мне руки на плечи, а я приобнял ее пониже талии... Но это был не тот хват, что с другими девушками. Все было иначе...
Ее поцелуй был столь влажным, что я даже покрылся испариной, а губы были столь упругими, что буквально втягивали мои губы в ее...
Я плотнее прижал ее к себе, и пальцы вцепились в ее ягодицы, словно силясь порвать легкую ткань платья.
Мохлико откинула голову, и лунный отблеск отразился от ее шеи, которую я тут же стал жадно целовать.
Мохлико обладала каким-то особым, пряным ароматом, не веданным мне. Я не мог понять вкуса ее кожи... Наши «славянки» подслащают себя духами и туалетными водами, а Мохлико была какая-то гречично-естественная со своим ароматом...
Я хотел изведать и вкусить ее всю...
— Ты... Разденешься?
— Погоди... - ее глаза отливали блеском неведанных мне созвездий. – Я пройду в ванную... Там есть полотенца?
Я отпустил ее.
В ожидании прошло совсем не много времени, но мое напряжение только росло, и когда мне снова явилась Мохлико, я как раз находился на пике внутреннего напряжения.
— Ты идешь в душ? – спросила она.
— Не сейчас... Сейчас... ты...
Я был «голоден», и едва мы сблизились, как я подхватил Мохлико на руки, и раскрутил, точно в невидимом танце, музыка которого звучала лишь в моих ушах.
На ней было все то же платье, а видимые участки кожи еще были увлажнены. Капельки воды особо ясно смотрелись в свете Луны, точно звезды на Млечном пути.
Я перенес ее на кровать, уложив на спину.
До сего момента девушки, как правило, сами выбирали себе место, пока я принимал быстрый душ.
Я же налег на Мохлико, принимая дар ее поцелуя.
Приподнявшись на руках, я смотрел на ее лицо. Лунный свет полностью скрыл ее природную смуглость, но придал ей удивительной красоты оттенок.
— Какая ты... не земная!
Я ощутил, как ее колено плотно уперлось мне в пах, словно изучая и пробуя его на силу и выносливость, и я приподнялся, став на колени. Мохлико оперлась на локти, выжидающе глядя на меня.
Что дальше?
Я буквально сполз по ее ноге, согнутой в колене, и очутился меж страстной парочки, мысли о которой так давно бередили мое сознание.
Помню, как в тот день, когда впервые подвозил ее, мысленно касался ее ног, а теперь – мог держать их в руках.
Я целовал ее колени, уловив стон удивления и восхищения содеянным, и вдыхал едва ощутимый аромат, который разбавила вода.
Блеск ее бедер манил меня дальше, и не в силах противостоять инстинктам и желаниям, я принялся выхватывать губами оставшиеся капельки воды с ее ног, от колена вдоль бедра правой, и обратно – вдоль левой ноги.
Мне нравилась тугая упругость ее ног, крепкие бедра, выгодные для обхвата икры и изящные щиколотки. Я настолько увлекся ими, что получил насмешливый упрек:
— Ты всем своим девушкам делаешь... это?!
Быть может, столь долгие предварительные ласки действительно вызывали некие подозрения, но я не мог противостоять себе же и своим желаниям.
— Только тебе...
Это была правда, и мне было все равно, поверила бы в нее Мохлико или нет. Но то, как она склонила голову и как посмотрела на меня, не оставляло сомнений, что она хотя бы доверилась мне.
Я чуть развел ее ноги в стороны, при этом Мохлико поджала их в коленях.
Вид ее женской прелести и доступ к ней был открыт и щедро озарен светом Луны.
Я тут же приник к ней ртом.
До сих пор мне не приходилось делать девушкам ЭТО, и в ответ я не ждал минета. Да, я много читал и слышал об оральных ласках, приводящих в экстаз даже больше и глубже, чем соитие, но, наверное, действительно в моей кровати оказывались не те девушки, на которых я хотел распалять себя.
То, что Мохлико определила в моем имени – Марат- желанный – делало мне честь и возлагало ответственность, оправдать которую я был просто обязан.
Я читал и даже порой смотрел порно, где доводилось наблюдать за кунилингусом, знал, что есть даже некие упражнения для губ и языка, но... все эти знания утратили для меня значение, стоило мне оказаться с девушкой, к которой я действительно питал чувства...
За ее улыбку...
За ее осанку...
За темный водопад волос...
За угощения в офисе...
За рассказы и обмен впечатлениями о нашем городе...
За тот танец, наконец!
И все эти «ученые» советы и инструкции, следуя которым, якобы, можно доставить своей избраннице незабываемое удовольствие, написаны теми и для тех, кто сам в поисках стоящего партнера.
Действуя интуитивно и опробуя на вкус створки ее губок и то и дело выпадающего клитора, я сам доходил и улавливал то настроение и ощущение, которое было присуще моей желанной.
Низ ее живота вдруг дернулся, и тут же это рефлекторное движение отозвалось стоном с ее губ, а значит, избранный мой путь был верным!
Я еще плотнее прижал губы к ее губкам.
У нее был совсем легкий пушок, но и он улегся, смоченный ее влагой и моей слюной. Ее запах еще больше дразнил меня... Уверен, у «славянок» он не такой...
Я почувствовал, как она положила ладонь на мою макушку и чуть пригладила волосы. Обычно так ласкают котика, который вдруг запрыгивает к вам на колени. Пусть это не входит в ваши планы, но прогнать животинку вы не можете, и начинаете поглаживать его, пока он и вовсе не ложиться к вам на колени.
Я млел от тепла ее руки, пальцы которой приглаживали мои волосы, и ее ласка подтверждала, что я делаю все верно, и что не стоит следовать советам «бывалых», если ты можешь делать все просто хорошо, и как это нужно!
Иногда, когда я хотел перевести дыхание и сглотнуть накопившуюся слюну, я отвлекался, но тут же переключал свое внимание и поцелуи на внутреннюю часть роскошных бедер Мохлико.
Какие же они были теплыми...
Я посмотрел на нее, лизнув выскочивший из створок клитор.
В свете Луны я отчетливо видел, как Мохлико запрокинула голову, взметнув вверх густые волосы.
При этом мышцы ее живота подернуло рябью, точно по воде пробежал ветерок, и клитор тут же поспешил спрятаться в теплые створки своей ракушки, если бы я не успел перехватить его губами, грея своим дыханием.
Мохлико глубоко ахнула, что только тонизировало меня!
Помню, как наблюдал за ней, глядя словно снизу-вверх, как Мохлико приспустила бретельку платья, высвобождая юную, еще стоящую торчком грудь. Этот вид заставил меня активней вторгаться в нее языком!
Она лежала на спине, приласкивая одной ладонью свою грудь, а второй оглаживая мои волосы.
Я целовал низ ее живота и доступную часть бедер...
Я даже не думал о себе...
Пусть пройдет хоть вечность, но лишь бы в ней Мохлико была удовлетворена!
А уж я как-нибудь смирюсь со своими желаниями.
Я вновь подлизывал, сосал и втягивал в себя расшалившийся клитор этой девушки, а она гладила меня по голове, доставляя эмоции и чувства, близкие по ощущения к половому удовлетворению...
В какой-то момент я почувствовал, как она достаточно цепко ухватила меня за затылок, не позволяя мне оттянуть голову или сменить ее положение.
Мой рот к тому моменту был полон слюны и ее вязкой жидкости, и этот сгусток я вынужденно проглотил.
Мохлико приподнялась на одном локте, глядя мне в глаза, в то время, как низ ее живота и таз двинулись мне навстречу.
Она сама буквально имела меня в рот, а поскольку мой язык был глубоко в ней, я не мог вытянуть его.
Мои ладони грели ее колени.
Мохлико не отличалась ростом, но ее ноги кажутся мне необычайно длинными в этом лунном блеске.
Она что-то нервозно, на фоне возбуждения, сказала на своем языке, и я лишь нахмурил бровь, вопросительно глядя на нее.
— Смотри мне в глаза... - повторила она.
Я не смел ослушаться, чувствуя при этом, как по языку в рот вновь набегает ее влага.
Глоток...
Мохлико сильно подалась мне навстречу бедрами, и, испустив какой-то полустон-полувскрик, наполненный блаженством и легкостью от освободившейся энергии, упала навзничь на кровать.
Грудь ее несколько раз высоко поднялась и опала, и лишь свет Луны высвечивал небольшое колебание ее кожи в районе диафрагмы, по которому можно было судить, что дыхание ее восстановилось до обычного...
. . . Я вымылся в душе, чувствуя, как с водой по лицу стекают ручейки ее влаги. Словно желая задержать их, я собирал их в ковшики ладоней и вновь втирал в нос и губы, точно желая насладиться запахом своей девушки.
Душ взбодрил меня, и когда я вышел, кутаясь в полотенце, Мохлико ждала меня, сидя на кровати. Ноги ее были поджаты, бретельки платья оправлены.
Ведомый ее обаянием, я целую ее губы, и повинуясь движению рук, сам ложусь на спину.
Мохлико отбрасывает полы полотенца, и я чувствую прикосновение ее ладони к своему органу.
Она не раздумывает, и за то внимание, которое я уделил ей, она благодарит меня глубоким захватом своих губ.
Мой член быстро принимает боевую стойку, а Мохлико стоит надо мной на четвереньках.
Она впустила мой член рот и в несколько глотков вобрала его на большую часть.
У меня уж отвисает челюсть...
Представить, что вечно улыбающаяся, чисто и немного наивной улыбкой Мохлико, могла делать своими губами ЭТО... О-о-о!!!
Мохлико нависает надо мной, оттопырив зад, и я вижу, как на видимой части ее бедер и ткани, плотно охватывающей ягодицы, плещется лунный свет.
Мохлико опускает голову все ниже, каждый раз захватывая мой член в себя, и дабы не пролиться в нее в самый неподходящий момент и не запятнать ее платье, я приподнимаюсь, беру ее голову в свои руки и пристально всматриваюсь в глаза.
Черные зрачки вспыхнули блеском далеких звезд.
Наплевав о всех предрассудках, я сочно целую ее губы, в которых мне было так хорошо...
. . . В отличие от остальных девушек, Мохлико сама спрашивает, как я хочу любить ее. Мне смешны и непривычны ее слова...
— Как ты хочешь любить меня?..
«Любить меня... Любить...»
Сравните это с похабными словечками Леры, к которой так сватала меня мать.
— Как будем трахаться? Я вообще-то не очень люблю, когда мужик сзади... Но могу и потерпеть, если тебя от этого прет...
Я вновь возвращаюсь к ней, к Мохлико.
Те слова, с которыми она обратилась ко мне, не позволяют мне отвечать односложно.
— Позволь я... хочу любить тебя сзади...
— Да, как скажешь, Марат...
При упоминании своего имени я задаюсь вопросом: назвала ли она имя, или «желанным» на языке народа-соседа?
Но ее слова подкупают, а та покорность, с которой она разворачивается ко мне, не позволяют использовать ее грубо и равнодушно.
Я как раз насадил на себя презерватив, а Мохлико, обернув головку, терпеливо ждет меня, не сводя глаза с облаченного в «мундир» члена.
— Такой большой... - слышу я.
Пусть я и более скромного мнения о «себе», но никто из прошлых девушек на это и вовсе не обращал внимания. Слова Мохлико, точно сироп, которым был пропитан ее «хворост»...
Я вхожу в нее сзади, и створки ее губок принимают меня.
Ладони я осторожно кладу на ее талию, и в несколько заходов начинаю углубляться в нее.
Свет Луны осыпает своим блеском ее спину и плечи, которые мне так хотелось разузнать
Она низко сгибается, удерживает вес на локтях.
Под моими толчками, ее волосы начинают колебаться, и их темный оттенок четко отражает лунные переливы небесного светила. Создается впечатление, будто бы я наблюдаю за всполохами северного сияния, не ведомого нам обоим.
Мохлико оборачивает голову назад, и я встречаюсь с ее взглядом.
Он увлекает меня в глубокий космос миропознания и самоощущений...
Да и какая там разница, у кого какая пятая точка?
Наша ось – здесь, точка опоры – кровать.
Я проникаю в нее, и она ничуть не препятствует этому.
Я едва касаюсь ее талии, словно боясь более жестким и крепким хватом нарушить зыбкую грань нашего равновесия.
Лишь в какой-то момент, когда мне понадобилось восстановить сбившееся дыхание, и я замираю, так и не покинув ее благодати, я чувствую, как Мохлико сама насаживается на мой член, делая движения назад, точно не желая терять взятого ритма.
Она готова дать мне передышку, но тут же уступить мне, когда я продолжу, а до этого она будет стимулировать себя и мой член.
Я наполняюсь дополнительным запасом энергии, и на сей раз достаточно властно закидываю ей руки на плечи, а сам загоняю ствол в ее божественное лоно почти до основания.
Три... Пять... Семь... Толчков-входов...
Я не спешу покидать ее, поскольку знаю, что презерватив выдержит всплеск давления и выброс жидкой массы.
Я уже не считаю, просто улавливаю внутреннее биение члена, сокращение мышц внутри ее.
Я жду, пока поток не ослаб, и пока внутренние мышцы Мохлико не ослабнут, выпуская меня.
Сама она, охая, опускается на кровать.
Лунный свет словно накрывает ее...
. . . О, наше утро!
Мое первое утро, когда я беспредельно счастлив.
Мы собирались провести эту субботу вместе, но начали ее раньше отмеченного.
Солнце в небе нам в союзники!
Мохлико жалуется, что кроме этого платья, которое было на ней вчера, ей нечего надеть, а вся остальная одежда в общаге... А это... помятое, точно простынь!
Я выдаю ей запасов свою футболку, в которой она выглядит столь эротично, и... джинсы!
— Но они же мужские? – удивляется Мохлико.
— Это не важно... Этого хватит, чтобы спуститься в магазин за углом... там продается «фирмовая» одежда! Купим тебе новую!
Мохлико падает мне в объятья.
Я целую ее и спрашиваю ее разрешения заняться любовью...
— Да, конечно...
Иного ответа я и не предполагал...
. . .Ее грудь озарена солнечным светом, но живым теплом, исходящим от ее тела.
Она с улыбкой наблюдает за тем, как я сосу ее сосок и приглаживает мою голову, прижимая к бьющемуся в груди сердцу...
. . . Два дня прошли для меня в едином порыве!
Привычный город ожил для меня в новом свете.
Изучая даже простые слова, которые так легко лились с ее губ, я представлял, насколько же сложно представителям этого народа овладеть русским. Но именно этот чужеродный язык я готов был слушать часами, и даже если бы Мохлико перешла на него в общении со мной, я бы, наверное, понимал ее без слов.
Это лишь глядя на гастербайтеров, мы можем брезгливо требовать от них:
— Что ты сказал, нехристь?! По-русски не умеешь, что ли?
Здесь мне хотелось одного: слушать и слушать...
Мое предложение заскочить в забегаловку на углу, Мохлико пресекла:
— Позволь, я сама приготовлю нам обед...
Чувствуете, как сказано? Найдите в этой фразе ключевые слова, и вы поймете, насколько тонко звучит предложение, от которого поистине невозможно отказаться.
— Хомшурбо! – и Мохлико ставит на стол дымящуюся кастрюлю.
— Хоумчто? – переспрашиваю я.
— Это «сырой суп»! Похож на шурпу, только все
ингредиенты добавляются в суп без обжарки...
Она ждет, чтобы я попробовал первую ложку.
— Как же вкусно!
Кажется, она знает это, и не без гордости заявляет:
— Наши девушки должны уметь готовить... Иначе – что же ты за хозяйка?!
А что за ужин из ее рук?
Если вы думаете, что восточные блюда – это традиционный плов, то ваши познания крайне скудны.
— Кавурдок! – и на столе уже дымящееся блюдо из мяса, овощей и... нашей картошки! Приправы раззадоривают мой аппетит...
Я стараюсь повторить за ней название блюда, но выходит какой-то «кувырок».
— Нет, кавурдок...- исправляет Мохлико.
— О, да...
И сама берется убрать со стола и вымыть посуду!
А ночью я любил Мохлико под свет Луны.
И лишь в воскресенье вечером Мохлико взгрустнула.
— Мне надо вернуться в общежитие. Завтра на работу...
— Завтра и вернешься... Но сразу на работу! Перевозим твои вещи ко мне...
Мохлико опустила глаза, и впервые на меня набежала некая тень подозрения.
— Что-то не то?
— Все хорошо, Марат... Я так счастлива с тобой, здесь... Просто... Просто скучаю по дому... Если бы мои родные знали, насколько я счастлива...
Мы все же приехали в ее общагу, откуда Мохлико забрала кое-какие личные вещи.
Еще ночь мы были вместе, и я любил ее, а утром в понедельник, «шифруясь», Мохлико попросила меня, чтобы я не вез ее на работу, а высадил где-нибудь по пути. Она объясняла это следующим:
— Я не хочу давать людям повод для сплетен. У нас такое не принято...Ведь все так быстро случилось...
Ее доводы показались мне смешны.
— Мохлико, ты – моя девушка, и мне все равно, что кто-то там думает! Мохлико воспряла духом, да и я шел на работу воодушевленный.
Я, конечно, понимал, что не стоило лишний раз тревожить в ее офисе, но усидеть на месте и не проведать ее я тоже не мог.
Однако когда рабочий день подходил к концу, и я, наконец-то смог увидеть ее, эта встреча не добавила мне радости.
— Марат, отвези меня в общежитие, - попросила она.
— Но могу я узнать, что случилось? – встревожился я.
Она опустила глаза.
— Я не хочу привязываться к тебе, и чтобы ты – ко мне...
— Что за девичий вздор! – хохотнул я. – Конечно, мы поедем ко мне...
В ее глазах я увидел слезы.
— Мохлико...
— Марат...
Она посмотрела на меня, как могут только очень преданные и любящие люди.
— Просто не спрашивай, прошу... Просто отвези меня назад!
Я не стал спорить и допытываться у нее правды. Зачем лезть в душу. Правда, сам я при этом терялся в догадках и мучился мыслями: что могло пойти не так?
. . .Ответ пришел во вторник утром, когда Мохлико заглянула ко мне в офис. Двойственные чувства обуяли меня – волнение и радость. С чем пришла Мохлико.
Она улыбалась, но как-то грустно. В руках было письмо, которое она протянула мне.
— Что это?
Письмо было на официальном бланке, но написано на чужом, не ведомом мне языке.
— Моя стажировка заканчивается... Заканчивается досрочно. Мне предлагают работу там, откуда я родом. В том же городе, представляешь? Такие предложения не делаются дважды...
Теперь я понял причину ее вчерашнего настроения.
Слова невольно сорвались с моих губ, хотя я и не хотел произносить их вслух.
— И ты... уезжаешь?...
— Я не думала, что все выйдет так, и что все сложится так быстро...Но я нужна своей семье там... Я должна помогать матери, братьям и сестрам, и когда у меня появится эта работа, я смогу сделать это...
Что сказать? Я был рад за нее, за возможности, которые перед ней раскрывались и за то, что выбранный путь оказался ей подвластен, но я говорю «Нет», осознавая, что теряю ее.
— Я не думала, что все сложится так, Желанный...Что у нас будет так мало времени...
Я пытаюсь найти антидовод.
— Но работу можно найти и здесь...
И тут же осекаюсь, вспоминаю разнорабочих у дверей ее общаги. «Чурки не русские» - вот кто они в нашем сознании...
Мохлико вторит мне, словно читая мои мысли. Но чтобы ее слова звучали проникновенней, она берет в ладони мою руку и заглядывает мне в глаза:
— Пойми, для ваших людей я все равно буду чужой, той, которая «понаехавшая» и чье имя даже не могут выговорить без ошибок...
Что правда, то правда...
Я вспоминаю перекошенную морду Марины-секретаря и слова Матвея, который называл ее Мохито...
— Я не смогу остаться здесь...
Мне самому следовало проявить мужество и принять решение.
— Когда у тебя... самолет?
Мохлико отпускает мою ладонь.
— Ближайший рейс... завтра днем...
Я опускаю глаза и лишь ее голос вынуждает меня посмотреть ей в глаза вновь.
— Ты... отвезешь меня в аэропорт?
. . . Тем вечером мы были вместе, перевезя вещи Мохлико ко мне домой.
В тот же вечер я позавидовал смертникам, которые не знают часа Х и просто ждут. Наше же время было ограничено ночью и истекало с рассветом...
— Я хочу любить тебя, - мое откровение не было признанием только лишь телесной близости, и именно Мохлико помогла определить эту разницу между сексом и любовью.
— Я сделаю все так, как ты пожелаешь...-пообещала она....
. . . Но Мохлико и сама хотела изведать то, что в будущем окажется ей недоступным. Хотя бы до тех времен, когда она не встретит нового «желанного».
Свет Луны бил к нам в окна, и обнаженный образ Мохлико буквально купался в бледном сумерке.
Она была сверху, но не в традиционной позе «наездницы», а повернувшись ко мне спиной. Моему взору была открыта ее ровная и натянутая спина, вдоль которой ниспадали волосы, и часть сочных ягодиц, которые буквально накатывали на меня, когда Мохлико оседала вниз с влажным причмокиванием.
Я держал ее за пояс, на сей раз крепко, точно боясь упустить, не дожидаясь рассвета.
Спина и ягодицы были скрыты от ночного светила, и казались темными, а ее лицо, шея, остроконечная грудь и живот, бедра, которые я так любил целовать, были залиты Луной, но оставались мне недоступны.
Обратная сторона Луны во всей своей красе...
Ирония судьбы, но в этот час мы использовали последний из имевшихся презервативов...
Я стиснул ее бока, чувствуя, что больше не могу сдерживаться, и Мохлико, наверное, от боли, а может, все осознав, чуть повернулась на мне.
Совсем чуть-чуть, даже не в четверть оборота, а скорее лишь подернув плечом...
Я увидел четкий силуэт ее лица с прикрытыми раскосыми глазами, приоткрытые губки, выпускавшие очередной стон-выход и горделиво приподнятую грудь, чей сосок трепетал.
Как же на меня накатило в тот момент!
Я рывком подорвался, желая целовать губы любимой девушки и ее дрожащий сосок, залитый лунным светом.
Попутно я чувствовал, что слетает презерватив и что излишки семени крупными каплями сочатся из моего ствола.
Мохлико, точно что-то ценное, поймала их в ладошку.
Жидкость в свете Луны отливала перламутром...
Я не знаю, на какое время я отключился, но когда я приоткрыл глаза, Мохлико сидела рядом, изучая меня взглядом.
Я приоткрыл было рот, но она тут же прижала к моим губам свою ладонь.
Она источала тот запах, который кружил мне голову, когда я ласкал ее между ног.
Я вдохнул его, чувствуя знакомый дурман в голове...
Зубки Мохлико рассыпались в улыбке, точно созвездия...
Лунный свет обтекал по изгибам ее обнаженного тела и от ее груди я никак не мог оторвать взгляд.
Она что-то сказала на своем языке, и слова показались мне знакомыми. Я напряг память...
Именно их я услышал в ту ночь, когда пил ее влагу, а она удерживала меня за затылок.
— Смотри мне в глаза...
Даже в темноте видно, что глаза моей любимой девушки расширены. Они поглощают меня, точно Черная бездна, но я абсолютно безволен перед ней.
— Смотри мне в глаза...
Ее губы приоткрыты в возбужденном и глубоком дыхании, и я лишь могу догадываться, какой маршрут сейчас и до этого момента проделывала ее ладонь. Я не спешу прерывать этого движения.
— Смотри мне в глаза....
И вот я вдыхаю теплый воздух ее выдоха, питаясь им, чувствуя, как гулко начинает стучать сердце в груди и отбивается оно пульсацией в паху...
Но я ничего не делаю, лишь не отвожу взгляда от ее глаз.
— Смотри мне в глаза...
С громким оханьем Мохлико припадает на кровать рядом со мной, прижимаясь лбом к моему плечу, но за мгновение до этого я вижу в ее зрачках отблеск Сверхновой...
И сам замираю, сраженный его взрывом!
Рассвет приходит неотвратимо, и я не могу помешать и что-то изменить в этом укладе жизни.
Кто-то ждет рассвета, кто-то радуется приходу дня и восходу Солнца.
Но рассвет крадет у меня любимую девушку, Солнце отсчитывает наши последние часы...
Луна уже скрылась, а я все лежу на краю кровати и целую ноги девушки, которая перестает быть моей. Своей лаской и теплом, своим отношением ко мне и гармонией в моем сердце, она заслужила это.
Она просыпается, мягко приоткрыв ресницы, и видит меня, а я не прекращаю своих действий, целуя каждый пальчик, подъем ступни и изящную щиколотку.
Ее губы трогает легкая улыбка, но стоит глазам выглянуть в окно, сквозь которые льются лучи солнца, и уголки губ тускнеют от осознания реальности.
— Нам пора...
Она приподнимается, вынуждая меня опуститься на колени перед ней и, обхватив поперек талии, прижаться губами к такому любимому лону...
. . . И вот я же везу ее в аэропорт.
Мы практически не говорим, а Мохлико смотрит в боковое стекло. Я слышу ее редкие всхлипы, платок в руках весь в пятнах, но у самого не хватает решимости взбодрить ее.
Все разговоры про мобильный вайбер, Скайп и письма в электроне – лишь дежурный треп, сахарозаменитель, муляж вишенки на торте...
Наш жизненный цикл не совпадает, и когда у нас в разгаре день, у них – глубокий вечер с переходом на ночь... Да и каково это быть он-лайн, изучая друг друга через экран монитора, но разведенным обстоятельствами.
Я не виню ее в выборе, и наверняка чувствовал бы себя предателем, если бы оказался на ее месте.
Каково же Мохлико переживать все это?!
В аэропорту она не снимает черных очков, разве что по требованию при паспортном контроле.
Звезды ее глаз поглотили черные дыры, в которых я вижу свое отражение...
Я держу ее руки, ощущая, как медленно они холодеют...
Солнце не греет.
Она обращается ко мне по имени, но я слышу «желанный».
— Марат (Желанный), пообещай, что будешь помнить меня... Даже если повстречаешь другую, люби ее так же, как это было со мной...
Я отвечаю лишь кивком головы. На слова не хватает сил и эмоций.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, и сделал счастливой свою избранницу...
Уже торопятся пассажиры на заявленный рейс.
— Помни меня и... прости...
. . . Я стою у окна аэропорта, провожая взглядом удаляющуюся фигуру и наблюдая за тем, как полуденное Солнце забирает ее тень...
Она лишь оглянулась у трапа самолета, но лучи солнца бьют прямо в стекла, не позволяя рассмотреть фигуры за ними...
Еще один шаг по трапу, шаг от меня...
. .. Матвей зарулил в мой офис по обыкновению без стука.
— Я тебе тут отчет принес на... цать страниц... Ты чего хмурый такой? Пятница же, мать ее, дождались!
Я вяло улыбаюсь, припомнив, что еще неделю назад был вместе с Мохлико в том самом клубе, куда сегодня наверняка подбивает меня пойти Матвей.
— Да так... - я не хочу делиться с ним сокровенным.
— М-м.-м... - он озадаченно треплет мочку уха. – Кстати, а где эта новенькая, которая уже совсем не новенькая? Мохито...
— Мохлико, - исправляю я.
— Ну да... Она...
— А то ты не знаешь? – почему-то компания Матвея начинает меня раздражать.
Матвей беспечно пожимает плечами.
— Ее стажировка подошла к концу, и она покинула нас в поисках лучшей доли...
Не отрицаю, что Матвей мог этого и не знать, но, кажется, он даже рад такому исходу.
Не получив ее внимания, он рад, что оно не досталось и мне.
— Грустишь?... – и вдруг заунывно затянул: - Другу моему не легко-о-о-о... Где же моя Мехито-о-о-о...
— Перестань, не смешно...
Матвей смахнул улыбку с лица.
— Ладно, ладно... шучу... Но ты хотя бы скажи: за задницу ее подержался?
Он смотрел на меня с той самой улыбкой, которая была присуща его лицу всякий раз, когда мы – в былые времена! – обсуждали пятнично-субботние посиделки. Но в этот раз он понял, что передал...
Понял по моему лицу и взгляду, и тут же стал серьезным.
— Да ладно, забудь... Ну, улетела, так улетела... Другую, что ли, не найдешь? Говорю же, пятница сегодня!..
И он уже было покинул мой офис, когда я нагнал его окликом:
— Матвей...
— Чего тебе? – оживился он.
— Я не приду...
Он ничего не ответил, прикрыв за собой дверь.
Я и не пришел. Ни в эту пятницу, ни в две последующие...
Отношения с Матвеем рушились, став подчеркнуто-деловыми, и мне было даже жаль, что так стало происходить с нашей дружбой.
Но поход в ночники словно бы требовал от нас ночных знакомств, чтобы вечер не превращался в пьянку.
А я не хотел приводить в свою квартиру, в которой мне было хорошо с Мохлико, случайных девушек-однодневок.
Не хотел, чтобы кто-то ложился в постель на ее место...
Особенно в лунные ночи...
Конечно, я писал ей, и Мохлико даже отвечала на мои электронные письма, но все это было какими-то традиционными записями, некими отчетами, а имя Марат в заглавной строке звучало именно «Марат», утратив значение «желанный», которое читалось с ее губ при встрече.
Иногда я отмечал в Скайпе или в Вайбере пропущенные сообщения и звонки Мохлико, и каждый раз это происходило, когда у нас стояла глубокая ночь.
А у них был день...
А когда я порывался позвонить ей днем, вспоминал, что у них стояла ночь, и Луна, должно быть, стерегла покой моей любимой...
. . . Несколькими неделями спустя я решил выйти из своего «затворничества». Не потому, что решил, мол, хватит, а лишь затем, чтобы наладить отношения с Матвеем, с которым уже дежурно здоровался да поручал что-то по работе.
Как раз была пятница, и я обратился к нему, перехватив на коридоре.
— Вот и пятница! Пора бы тряхнуть стариной, а?
Матвей пусть и улыбнулся, но в его глазах я не увидел былого огонька дружеского расположения и азарта. Ответ его звучал язвительно-горько:
— Ну давай, тряхнем, старик! Место знаешь, оно не изменилось...
И был таков...
Конечно, я приехал в срок, и быстро отыскал завсегдатая заведения. Матвей уже был в ударе, и компанию ему составляли две соски, любительницы провести вечер за счет других.
Возможно, из-за того, что Матвей уже принял на грудь, он и был преисполнен дружеского веселья.
— О, Марат! Давай, мы только тебя и ждали... Знакомьтесь, это Вика и Таша... Потому что Наташа! А это – Марат, мой друг!
Холодные и оценивающие взгляды на ботексных лицах.
— Марат, как Башаров...- уточнили соски.
— Ага, Кошмаров... - привычно отвечаю я.
. . .Мне скучно, несмотря на время и выпитое. Соски уже охладели ко мне, а Матвей интересен им лишь как спонсор заказов коктейлей на вечер.
Извинившись, я покидаю столик, отозвав Матвея.
— Слушай, ты уж извини, но... Пойду я, наверное...
Матвей, кажется, не удивлен, но наигранно пытается удержать меня.
— Да ты чего... Еще и не посидели толком... И эти, двое... как их...
«О, друг, - ловлю я себя на мысли. – Ты не только имя Мохлико путал. Ты и новых знакомы упомнить не можешь...»
— А ты представь, - перебиваю я. – Представь, что ты сразу с двумя! Это же твоя мечта!
Я пытаюсь навести настроение, но Матвей понимает, что это стёб, и даже не улыбнулся.
— Ладно, давай, двигай... До понедельника, короч...
Он даже не жмет мне руку...
. . . И вот я бреду по лунной аллее. Один, но полный спокойствия и удовлетворения.
И ночью я буду один, зато буду душевно чист и спокоен, не опорочив памятного места, на котором был счастлив со своей некогда любимой...
Или все еще...
Я смотрю на лик Луны и...
Меня вдруг пронзает мысль, и я отсчитывая время вперед.
Ведь если у нас глубокая ночь, то там, куда вернулась Мохлико – уже день! Не этого ли я ждал, чтобы хоть раз увидеть ее вновь, пусть и он-лайн, через экран монитора, и услышать ее голос, ее «Марат», что значит, «Желанный»...
Как ошалелый, сбивая дыхание и рискуя упасть на пути, споткнувшись о брусчатку аллеи, я бегу домой, рассчитывая опередить рассвет!
297