ТРЕТЬЯ ГЛАВА
ПОЛЮБИТЬ
I
МАНИЯ
Доктор де Лайзе раздражённо встал. Он хлопнул ладонью по толстому тому, раскрытому на большом столе из светлого дуба. С твёрдым лицом он посмотрел в окно, где заканчивался серый день, и стал грузно расхаживать по огромному кабинету из угла в угол.
Был разложен длинный горячий пахнущий кусок. Можно было догадаться, что это женский доктор. Над книжными шкафами две картины украшали стены с вертикальными белыми и серыми полосами — вид на залив и ню в стиле модерн. Одна сторона была занята традиционным раскладным медицинским креслом, на другой в четырёх застеклённых витринах были выставлены тонкие инструменты полированной стали для интимных хирургических операций. Перед царившим посередине столом располагались два глубоких мягких кожаных кресла вокруг круглого полированного столика, придававших кабинету атмосферу некоторого уюта. Великолепный древний гобелен изображал Помону и Флору, двух вечных граций, среди закованных в латы рыцарей на огромных боевых конях.
Безразличный к этой причудливой обстановке, где иронично сплелись искусство и боль, доктор де Лайзе, насупив брови, метался взад-вперёд, как зверь в клетке.
Это был сильный и красивый мужчина. Его образ изнеженного подростка теперь превратился во властного Цезаря. Взгляд острый и твёрдый. Рот искривлён гримасой презрения. Голова с тёмными длинными волосами надменно поднята. Полнеющее тело оставалось ещё атлетичным: стройная талия, выпуклые мышцы на груди и округлых плечах заметно играли под одеждой. Он очаровывал всех женщин, и количество хорошеньких дамочек, которые боготворили доктора де Лайзе, превосходило то, что приписывали королю соблазнителей Казанове.
Между тем доктор подошёл к окну. Посмотрел на улицу. Широкая аллея, засаженная худосочными деревьями, отполированная шинами машин мостовая. Вдалеке поднимался туман. Наступали осенние сумерки. Напротив загорелось окно, золотистый свет притягивал взгляд. Как загипнотизированный, он постоял пару минут, уставившись на это яркое пятно, и снова бросился ходить.
Доктор де Лайзе был влюблён.
Три года назад он собирался жениться на подруге детства дочери маркиза де Беске. Ме де Лайзе, его отец, нотариус семьи Тимо де Беске д Йр, имел влияние в замке, где жил маркиз, крупный финансист и директор Центрального банка. В 18 лет было решено, что Луиза де Беске должна выйти замуж за Жака де Лайзе. А потом, через несколько дней после сцены, на которую, думал доктор, он имел полное право как жених, когда смог приложиться губами к интимной плоти очаровательной Луизы, и обнаружил удовольствие, она вдруг тайно покинула семью, и никто не знал её судьбы. Где она? В Париже, уехала из Франции или умерла? Де Лайзе мучительно страдал. Чтобы побороть страдания, он погрузился в научные исследования. Он пытался забыть…
Сейчас доктор де Лайзе стал одним из самых известных врачей всех пяти континентов. Он заработал миллионы. И вот любовь, беспокоившая его, спавшая в течение стольких лет напряжённого труда, вдруг проснулась. Он чувствовал себя закованным в цепи каторжником. Нежный образ Луизы де Беске, печальный и холодный, восстал теперь и преследовал его, как суккуб (демон в женском обличье — АК). Он страдал. Он, может быть, известный врач, один из тех, слова которых жаждут тысячи несчастных, которые творят чудеса, просто сказав больному: «Иди!» Можно ли занимать в обществе якобы суверенное место и быть пожираемым, как труп червями, наваждением с полустёртыми в памяти профилем женщины, её силуэтом, быть одержимым этим день и ночь? Да, можно.
Чья-то чудовищная насмешка сделала это светило медицины жертвой самого глупого и смешного на свети зла — любовь…
Доктор де Лайзе любил. Он больше не мог приказать своим мыслям бросить этот объект и выбрать другой. Он был не в состоянии направить рассуждения в желаемом направлении, необходимом для душевного спокойствия.
Поверх всех идей и образов, которые умственный труд вызывает в его сознании, непрерывно всплывает призрачная переспектива парка с гигантскими деревьями, балюстрада вдалеке, женский силуэт на переднем плане, два огромных глаза, овал лица, увенчанный светлым ареолом рыжих волос, небрежная и одновременно чувственная походка, эти полуобнажённые ноги под теннисной юбкой, эта хрупкая и гибкая талия, эти выпуклые нежные груди, этот живот, к которому он припадал губами…
Доктор Лайзе сжимал кулаки. Он чувствовал рождение кризиса, который не победить никаким лекарством. Он остановился перед старым гобеленом. Он не видел его. Словно легион демонов поднималась в нём глухая ярость. Память воскресила в этой привычной обстановке чистый и нежный образ Луизы де Беске. Закрутился ещё один фильм. Целый набор непристойных картин, сменявших друг-друга и доставлявших мучительную пытку. Он не мог избавиться и видел Луизу де Беске, всегда раньше прекрасную, утончённую, уникальную и такую красивую, теперь в грязном непристойном предместье на пути в Париж. Она выглядела довольной, но как вдруг…
Гримаса стянула мышцы лица. Челюсти сжались.
В жутком переулке внезапно появились бродяги, бандиты в кепках и кроссовках, они как буд-то гнались за прекрасной рыжей юной девушкой, которая случайно им подвернулась. Они схватили Луизу де Беске и потащили добычу в сторону одноглазой ночлежки.
Доктор испугался, хотя хорошо понимал, что это кошмарный сон, и пошёл вслед по скользкой вонючей лестнице в ночлежку. Он вошёл в ужасную комнату, с изношенной кроватью и привязанным верёвкой щербатым кувшином с водой. Пьяные бандиты, похотливо гогоча, поставили Луизу в центр круга. Она стояла прямо, чуть более бледная, без удивления глядя на разнузданных дикарей. Тогда один из мужчин схватил девочку за бёдра и стал домогаться любви. Она дала ему пощёчину. Он набросился. Энергичная оборона милой Луизы не помогала. Их было слишком. Силой они поставили её в скотскую позу. Несильными ударами ножа в дюйме от кончика, чтобы причинить боль, но не нанести серьёзных увечий, они заставили её не двигаться. Пытка началась…
Подняв юбку, один из бандитов собрался насиловать сзади, как скотину. Она покатилась по полу, пытаясь избежать такой вероломной пытки. Её снова схватили. Один мужчина лёг под неё и схватил за талию. Она не смогла вырваться. Он был среди насмешников самый дикий и возбуждённый. Второй, тот, который всё время пытался безуспешно что-то сделать разными способами, наконец добился успеха. Это было ещё не всё. Один из обезумевшей своры с ножами лёг спереди на Луизу де Беске. Ему было плевать, что это лицо. Он старался сделать это. Тут жертва потеряла сознание и повисла на руках этих мужчин, которые по инерции продолжали крысиную возню и терзали её плоть.
Доктор де Лайзе провёл рукой по лбу. Пот катил градом. Эта картина позора повторялась в его голове с разными интервалами, и он был не в состоянии прогнать её или изменить ход событий.
Он упал в кресло. Пружины мягко прогнулись под ним. Он почти лежал, оказавшись в каком-то эластичном облаке. Посмотрел на руки — они дрожали. Закрыл глаза. Жестокая картина оставалась с ним. Он не мог от неё избавиться. «Скоро в палату для сумасшедших…» — пробормотал он с мрачной иронией.
Он ненавидел их. Его трясло от ярости и едкой злости. Что это? Быть мэтром и тем не менее поддаться игре безумного воображения, как влюблённая барышня, мечтающая об очаровательном принце, как школьник, который с восторгом бредит о большом парижском фестивале, как Бовари, Индиана, бедный маленький Жюльен Сорель, Люсьен де Рубемпре…
Однако, надо было вести свою партию, надо было справиться с одолевшими его демонами, надо было выжить с этими похабными шутовскими мучительными призраками.
Доктор де Лайзе охватил череп обеими руками. Что произошло там внутри, что он не в силах обуздать безумие? Какая скрытая сила управляет этими извилинами
, этими клетками, этими тайнами человеческого разума?
И вдруг как будто начал прокручиваться новый фильм, он увидел другое:
Луиза де Беске, вечно тоже самое, входит в комнату с голыми мужчинами и женщинами и тотчас, как они, начинает лихорадочно раздеваться. Доктор де Лайзе внезапно увидел, как она срывает предметы одежды и разбрасывает их повсюду. Сначала были тонкие руки, стройные ноги, потом завертелось. Теперь стало видно правильную округлую грудь, зад из двух сфер, гармонично дополняющих выпуклые бёдра и очаровательные изгибы тела.
Теперь она была обнажённой с руками, поднятыми, как у статуи, вверх. На тонком пушке подмышками влажно поблёскивали капельки пота. Живот был подобен изысканной форме изящной вазы. Доктора, как магнитом, тянет к тому месту женского тела, где прячется зверёк желания. Только от одной мысли об этом месте краска приливает к лицу, на лбу вздуваются вены, перехватывает в горле, и даже известный учёный становится животным, у которого течка. Так его внутренний взор спустился к линии, поднимающейся между ног.
Воистину, это была геральдическая картина. Герб Тимо де Беске: золотая рогатина на фоне горностая. Выгода и невинность… Воспоминания трагичны и мучительны… Две ветви, расходящиеся вверх в паху Луизы, обрамляют рыжее руно. Оно было настолько тонким и прозрачным, что бугорок Венеры просвечивал сквозь него, как лицо прекрасной дамы сквозь траурную вуаль. Маленький сосочек был прикреплён там к промежности с изящными изгибами по обе стороны, как у цветка раскрытого тюльпана. На изгибе мясистая плоть была сплющена с двух сторон и соединялась, что, казалось, говорит о невинности. Розовая ложбинка с двумя складками в конце. Это была вульва.
Доктор де Лайзе, глядя на всё это, мечтал оказаться среди тех мужчин вокруг неё с торчащими к небу ослиными членами, длина и размеры которых пугали новую жену.
Но он знал, что эти его жалкие стремления совсем напрасны. Особенно его мучило то, что он, учёный, позволил одолеть себя кошмарам. В его мыслях знания, поступки, сны о любви перемешались самым безумным, абсурдным образом, какой только может вообразить мистика.
Мечта. Неясная и расплывчатая. Не смущает, что вряд ли она исполнится. Но у этого известного врача кошмары становились даже научными. Его мозг с точностью воспроизводил акушерские познания, и вот — де Лайзе почувствовал, что стал вульвой женщины, вульвой Луизы де Беске. Он с идеальной точностью понимал всё, что испытывает этот орган. Какой бред!
Де Лайзе стал вульвой. Мыслящей вульвой. И мужской член входил в эту вульву. Крепкий и твёрдый половой орган, вокруг которого смятые слизистые оболочки образуют тесное кольцо плоти. Наконец головка бьёт по задней стенке вагины, по капсюлю, который закрывает матку, и чья утончённая чувствительность — ключ к женскому наслаждению. Оболочка снимается и одевается, трёт нервную мужскую кожу в складках горячего лона. Непередаваемый восторг. И с каждым глубоким проникновением клитор снаружи вибрирует от ударов, как колокол. Вибрации эти распространяются по телу и вызывают обморок.
Ах, этот крошечный пенис женщины! Сколько чувственных наслаждений он таит в себе и каким могуществом обладает в своём укрытии между половыми губами, его сияние распространяется, как электричество!
И вот движение двух половых органов, вставленных друг в друга, ускоряется под воздействием нервного возбуждения. Сильная вибрация потрясает пенис от прохода короны в поперечных сборках оболочки около шейки, расширяются вены, чтобы проносить кипящую кровь в самый конец красивого набухшего тела, ставшего красным и очень твёрдым, как сук Приапа, какие прибивали в Риме на ворота публичных домов.
Наконец член погружается совсем глубоко в попытке яростного отчаянного штурма и замирает на дне вульвы. Тогда титанические толчки сотрясают орган, и горячий ликёр тяжёлыми густыми каплями проливается на наружный зев шейки матки, вызывая в женской плоти взрыв колоссального удовольствия. Ещё сильнее открываются губы, бьётся клитор. Серозная жидкость, отфильтрованная железами яичников, смешивается с мужской эякуляцией, дрожь пробегает по нервам спинного мозга, разнося в тесном сплетении боль и наслаждение.
Это было сексуальное удовольствие женщины, которое де Лайзе воссоздал в себе. То же самое, что Луиза де Беске испытывала без него. Он никогда не мечтал так о ней. Он бы всё отдал, чтобы увидеть её, владеть ею. Теперь он возрождал подробности той сцены, где ощущать её тело было верхом наслаждения, и где он был мужчиной, который разбудил в ней радость секса. Они были бок о бок. Член постепенно опадал, восторг ослабевал. Луиза, она по-прежнему открыта неудовлетворённая. На его лице читался призыв ко всем приапам мира из всех возможных наслаждений попытаться найти то нечеловеческое счастье.
Де Лайзе почувствовал интимную влагу, он в этом кошмаре получил оргазм и как мужчина.
Он произнёс:
— Старина, ты много работал последние годы, ты замкнулся, твои теперешние навязчивые призраки надо изгонять. Душ? Почему бы не пропарить спинной мозг пирооксидом азота, не принять бромиды, валерьянки? Посмотрим, я не из тех идиотов, которые…
Он остановился:
— Как понять, у меня психическая или нравственная болезнь?
Он подумал о теории Фрейда для своего случая.
— Этот австриец всё же… Я его осуждал, отвергал, раз чуть не обидел. Не так уж и глупы его идеи. В общем…
Он старался рассуждать логически.
— В общем, короче, это правда. Я сын юриста в пятом поколении. Это были люди сдержанные и полные достоинства. Они наградили меня механизмом для постыдных занятий, но не оставили этических запретов.
Он потёр руки:
— Вот где собака зарыта. Я ношу в себе моральные ограничения этих предков, но не саму мораль. В итоге я культивировал любовь к бедной Луизе в сфере квази-безболезненной, автоматически придя к сентиментальной любви. Тот самый случай. Я проявляю романтизм неосознанно.
Он стал рассуждать:
— Но какого чёрта?! Всё же эти сцены похабные — они совсем не романтичны. Как это объяснить?
Он продолжать:
— Ты целомудренный? Нет. Ты ханжа? Нет. Эти сны — фантазии монаха. Или монашки. В чём объяснение? Собственно, в том ли дело, что я такой похотливый, или в том, что мне нужно обладание Луизой? Нашёл! Я человек, который любит подсознательно, невежественно. Это привело к сильным плотским желаниям, обуревающим меня, и эти желания, пытаясь найти, как проникнуть в мои мысли, утоляются непристойными образами. Лечение? Я дурак, что не додумался раньше. Я должен найти Луизу. Она в Париже, мне ещё писал де Беске.
Или она спокойно живёт на скромной работе, одной из тех простых скучных работ, которые, согласно Верлену, заставляют много любить. В таком случае я наставлю её любовнику рога. Если мне так сложно вылечиться. Если она захочет свадьбы, я щедро одарю Бога, и он соединит нас. Если вдруг выяснится, что Луиза в науке любви не моя маленькая Тея, я сразу порву контакт. Если она сладострастная, я сделаю её своей госпожой. Вот и всё, очень просто. Фрейд не додумался бы до такого лечения. Я буду лечиться пресыщением до отвращения.
Наступил вечер. Серость сумерек постепенно наполнила комнату, перспектива дороги за окном сузилась и заитенилась, машины мчались, развозя тысячи людей по их жилищам, тут и там включались фонари. Доктор де Лайзе улыбался, он успокоился.
— Может быть она сейчас в одной из этих машин страстно прижимается к возлюбленному?
Он зажёг сигарету:
— Я собираюсь поужинать на Монмартре, сходить в какой-нибудь мюзик-холл посмотреть на кривые голые ноги и сиськи с торчащими сосками, а потом, после полуночи, начну экскурсию по ночным клубам. Луиза де Беске, берегись! Я заставлю тебя платить по счетам.
Он улыбнулся:
— Если я, например, окажусь перед ней беспомощным, как бывает у сильно влюблённых, у меня будет вид глупого идиота! Нужно этого избежать. Надо вспоминать свои амурные сны, свой персональный кинотеатр. Это поможет пережить мне их в жизни. Идём!
181