Вот и я, в свою очередь, хочу внести свою лепту в эту тему, рассказав тебе, мой заинтересованный читатель, о таких отношениях, нечаянно случившихся однажды между мной, совсем маленьким ребенком и моей… мамой и, продолжавшихся потом, по обоюдному желанию, в течение многих лет.
Часто, в драматических ситуациях, на фоне пережитого стресса, потерявшие любимых мужей женщины переключали свое внимание, любовь и заботу на сыновей, невольно становясь для растущих мальчишек объектом плотской страсти и настоящей любви, завершающимися даже физическими контактами.Обычно, в этих случаях, секс имел яркую эмоциональную окраску.
Моя родная мать умерла, когда мне было всего три года отроду. Отец, недолго погоревав, привел домой другую, с красивым, редким именем – Лора.
Лора была стройная, добрая, красивая, 23-летняя женщина, с копной густых, темных волос на голове. Она быстро заменила мне мать, а отцу – жену, объединив нас троих в дружную и крепкую семью. Через месяц, я не стесняясь, называл Лору мамой, полюбив и привязавшись к ней за доброту и ласку, совершенно забыв родную мать…
Мы жили в маленькой однокомнатной квартирке, на первом этаже обыкновенной хрущебы. В этом уютном «гнездышке», мне и пришлось, с измальства, познать многое такое, что другие парни открывали для себя в двадцатилетнем, а то и более позднем, возрасте.
Вечерами, уложив меня в постель, мама накидывала лоскут ткани на абажур ночника, и вся комната погружалась в таинственный, красный полумрак. Засыпая в своей кроватке, я часто, сквозь дрёму видел, как они с отцом, раздевшись до гола, тискали друг друга в объятиях, шепча, друг другу что-то на ухо.
Потом, вдруг, Лора падала навзничь на кровать и обхватывала отца ногами, а он, лежа на ней, мощно двигал своим задом. Кровать громко скрипела, а Лора в унисон ей стонала и вскрикивала. Иной раз, она вставала на колени, высоко задрав попу, и отец, вставлял ей сзади что-то длинное и толстое. Затем, схватив ее за талию, начинал резко двигаться всем телом, от чего ее груди колыхались в такт движениям, как маятники, а из горла вылетали подавленные стоны,
Конечно, по малолетству, я не осознавал и не понимал, чем они занимаются. Но спустя многие годы, восстанавливая в памяти, я могу описать те события для тебя, мой возбуждающийся читатель,
Вскоре отец, неожиданно ушел из нашей жизни. Сидя на кухонной табуретке, Лора плакала, вытирая краем фартука слезы. Я стоял, прислонившись к ее коленям. Заглядывая ей в глаза, вытирал ладошкой, скатывающиеся по щекам, слезы, пытаясь, по-детски, успокоить. Услыхав мое обещание, скоро вырасти и жениться на ней, она улыбнулась сквозь слезы, поцеловала меня в лоб и успокоилась.
Лора сильно переживала потерю моего отца. Часто по ночам, просыпаясь от ее всхлипываний, я быстренько перебирался к ней под одеяло, прижимался к ее горячему телу, обняв своими ручонками и, начинал всхлипывать в унисон, от чего она успокаивалась, прижимала меня к себе и, мы засыпали.
Скоро мне исполнилось пять лет. Я продолжал познавать уроки жизни, впитывая их, как губка воду. И что удивительно, эти уроки чаще всего имели эротическую окраску и сексуальную направленность.
В то время, мало у кого в квартирах были ванные комнаты. Небыло ее и у нас. Из-за этого неудобства, Лоре приходилось водить меня с собой в баню. Взяв в кассе талончики по 14 копеек, мы не спеша, проходили мимо кадок с огромными фикусами в большую раздевалку, с бесконечными рядами фанерных шкафчиков для одежды посетителей. Раздев меня и раздевшись сама, Лора брала жестяные тазики для воды, мыло, мочалку и мы входили, держась за руки, в банный зал. В зале было очень тепло и сыро.
Любой крик или звон металлических тазиков, отзывался под сводчатым потолком гулким эхом. Тусклый свет нескольких лампочек, пробивавшийся сквозь клубящийся пар, освещал голые, мокрые тела, на мраморных лежаках. Возле своих тазиков, наполненных водой, сидели и лежали, распаренные, толстые, худые и не очень, тетки. Пока я, стоя в нерешительности, озирался по сторонам, Лора набирала в тазик крутой кипяток и ошпаривала свободный лежак, подготавливая его для наших голых поп.
Потом, взяв меня за руку, осторожно вела в душ, по скользкому, выложенному метлахской плиткой, полу. Тугие струи горячей воды пугали меня. Обхватив обеими ручонками ее круглую попу, так как росточком был не выше ее пупка, крепко прижавшись к маминому животику, закрыв глаза, шагал с ней под колючий душ. Помокнув и распарившись несколько минут, мы возвращались к своим тазикам.
Усевшись на теплую, мокрую плиту лежака, Лора ставила меня между ног и принималась намыливать. Делала она это так усердно, что мой перчик, вскакивал и долго торчал, отчего купающиеся женщины, хихикали и отпускали в нашу сторону непристойные шутки. Лора посмеивалась, продолжая намывать меня.
Вечером, после бани, пили на кухне чай с вареньем. Потом, уставшего и разомлевшего, со слипающимися глазами, Лора укладывала меня в свою постель, предварительно раздев до гола и, скинув сама всю одежду, замерзая, ныряла под теплое, ватное одеяло. Обхватив меня руками и ногами, засыпала крепким сном.
Наши совместные посещения женской бани, продолжалось довольно долго, пока однажды, ей не сделали замечание. На тот момент мне уже исполнилось шесть и, строгая тетя в бане, громко, чтобы все слышали, сказала – «Что же это вы жэншина, водите большого парня в женское отделение? Не хорошо-о-о». Обиженная, до глубины души Лора, не найдя что ответить, взяла меня за руку и повела домой.
Теперь нам приходилось купаться дома. Мама-Лора вытаскивала из кладовки, большую, оцинкованную ванну, наливала в нее горячую воду и сажала меня в нее. Долго намыливала хозяйственным мылом, отмывая от пота и грязи, которой я успевал извозюкаться, бегая весь день с мальчишками по двору.
Усердные руки скользили по моему телу, вызывая приятные ощущения. Когда ее пальчики добирались до моего кончика, тот весело откликался на нежный массаж, тут же вскакивал и, торчал вверх столбиком. Лора смеялась и, смывая с меня мыльную пену теплой водой из кувшина, приговаривала – «Ах ты мой мужичок! Что же нам с тобой делать? Потом, глубоко вздохнув, повторяла, - «Вот выращу тебя и, женю на себе».
После купания, она укутывала меня в большую, махровую простыню и усаживала в старое, засаленное, провалившееся кресло, стоявшее на кухне. Потом, скинув халат, влезала в ту же ванну и долго мылась. Сидя как куколка, в теплом, сыром коконе, глядя на купающуюся Лору, я начинал дремать, под мерное бульканье воды и, вскоре засыпал. Искупавшись, она тащила меня в комнату и, уложив в приготовленную заранее постель, ложилась рядом. Я прижимался к, влажному, телу, закинув ногу и руку на нее и, засыпал.
Как-то ночью, я проснулся оттого, что Лора пыталась взвалить меня на себя. Не понимая, для чего она это делает, я, с детской непосредственностью, сам влез на нее. Расположившись на, чуть выпуклом, животике, как на матрасе, я опустил голову на ее мягкую грудь и замер, ощущая всем своим детским тельцем, теплую мягкую маму.
Она нежно гладила меня по голове, спине, попке. От нежных прикосновений, мой «мизинчик» вдруг отвердел и, вытянувшись, превратился в «указательный пальчик». Почувствовав, как он уперся в низ ее живота, Лора, глубоко и учащенно задышала и, я закачался на ней, как лодка на волнах. Согнув ноги в коленях, она развела их широко в стороны. Затем начала сильно и ритмично надавливать ладонями мне на попку, отчего мой, довольно большой уже «пальчик», вдруг захлюпал, провалившись во что-то горячее, мокрое и скользкое и хлюпал там до тех пор, пока мамочка вдруг, изогнувшись и задрожав всем телом, не испустила приглушенный крик-стон
. Не на шутку испугавшись, что, каким-то образом, сделал ей больно, быстренько соскользнул с нее, как нашкодивший проказник и притих, притворившись спящим. Мама встала с постели, откинув одеяло, прошла голышом на кухню и зажгла свет. Услыхав журчание воды, наливаемой в кувшин, я мигом уселся и стал разглядывать в слабом, скользящем свете из кухни, свой стоячий членик. Почему-то, мне казалось, что горячее, мокрое и скользкое, в чем барахтался мой кончик, не что иное, как кровь.
К моей радости, крови не оказалось и я успокоившись, улегся на подушку. Вскоре, закончив булькать водой в туалете, пришла мама. Скользнула замерзшая под одеяло. Обняв меня руками, притянула к себе, упершись в мою спину, мягкими грудями и чмокнув в затылок, замерла. Долго лежали, свернувшись друг в дружке калачиком, думая каждый о своем, пока сон не сморил обоих.
В последствии, мамины эротические игры со мной, стали повторяться регулярно, почти каждый вечер. Теперь, после купания, я бежал в комнату и укладывался не на свою, а на мамину кровать. Ждал, когда она, завершив все дела на кухне, и обмывшись, придет, и бросится ко мне под одеяло, в согретую мною постель. Прижимаясь к ее телу, сладко засыпал. Вскоре я просыпался от настойчивых Лориных действий и, все повторялось…
Иногда, она укладывала меня на свою грудь спиной, сгибала свои сомкнутые ножки в коленях, от чего мои, раскинувшись, свешивались по бокам ее бедер. Лорины руки касались моего перчика, от чего он набухал и увеличивался. Нежные пальчики, смазанные слюной, принимались усердно скользить вверх и вниз по моему отвердевшему кончику.
Через несколько минут, чувствуя мои нараставшие содрогания, уловив момент, она сбрасывала меня с себя, и, встав, надо мной, на колени, погружала мой маленький членик в свой мокрый рот. Замерев, ждала, когда из него брызнет струйка. Как только это происходило, глотала и судорожно вылизывала всю мою измазанную письку и мешочек под ней. Мне было очень хорошо, но интуитивно, я чувствовал, что происходит что-то запретное и от этого, лицо мое пылало и, было почему-то стыдно. Я отворачивался к стене, пытаясь скрыть сильную дрожь в теле, и подавить вырывавшийся из горла стон.
Прошло несколько лет. Наши ночные игры с мамочкой давно завершились. Не знаю почему? Вероятно, она посчитала, что это может отрицательно сказаться на моей психике.
Теперь, уже взрослый, я иногда вспоминаю те ночные забавы, но совсем не сержусь на нее за то, что она использовала меня. Этим, я невольно приносил ей удовольствие, а она мне…
В ту пору, меня, маленького мальчишку, совершенно не интересовало, как и чем живет моя мама, что у нее в душе, но теперь, когда мне исполнилось 15, я чаще стал замечать, как реагируют соседи на Лору. Возвращаясь вечером с работы, она «проплывала» как королева, по нашему двору цокая каблучками по асфальту, в обтягивающей, подчеркивающей всю прелесть ее форм, трикотажной, черной, юбке.
Из всех окон ей в след, пялились злые, завистливые женские и похотливые мужские глаза. В такие моменты, я гордился ею и, одновременно ревновал ко всем дворовым мужикам. Даже Петька, родной племянник Лоры, часто приезжая к нам на воскресные дни погостить, донимал меня своими обсуждениями внешности мамы.
Я и сам, быстро развивающийся юноша, не раз, тайком поглядывал на ее грудь, ножки, попу, от вида которой захватывало дух. В такие моменты, в моем взбудораженном мозгу, часто всплывали воспоминания о временах, когда Лора водила меня с собой в женскую баню, когда мы спали с ней вместе в одной постели.
Теперь, я давно уже хожу в мужскую баню, сплю на своей кровати, а Лора никогда не пытается заигрывать со мной. Мне было15 лет, и я заменял прежние женские ласки, банальной мастурбацией в туалете.
Однажды, племянник в очередной раз приехал к нам на выходные. После ужина Лора легла в комнате на диван отдыхать, а мы уютно расположившись на кухне, смотрели телевизор, с жаром обсуждая мелькавших в рекламных роликах полуголых, сексапильных женщин. Вдруг, после очередной рекламной красавицы, Петька, склонился к моему уху и страстно зашептал, с плохо скрываемой дрожью, в голосе.
«Ты знаешь братик, какие у твоей любимой мамочки и моей любимой тети классные ножки, сиськи и попка? «Я», - продолжал он с нервным смешком - «С удовольствием покувыркался бы с ней в постельке и засадил бы ей пару раз. А сейчас, перед ужином, пока ты сидел в туалете, я подглядывал за ней, и видел в замочную скважину ее пизду, когда она наклонилась, чтобы одеть трусы». «Знаешь, братишка» - мямлил он, растягивая слова – «У твоей матери такая классная пизда и задница, что я, пожрочив немного, сразу кончил...». Потом распалившись, принялся обсуждать все ее прелести так, будто, в самом деле кувыркался с ней и даже засадил пару раз…
Я молчал, с обидой думая о том, что не мог Петька видеть, как Лора одевала трусы, что в нашей комнатной двери нет замочной скважины, но слушал и молчал, боясь того, что тот поднимет меня на смех. Конечно, Славка все это выдумал, чтобы таким образом казаться старше и значимее для самого себя, ну и для меня заодно. Его фантазии возмутили до глубины души, оскорбили, но все-таки, от чего-то сладко щемило под ложечкой, а внизу налилось и набухло…
В ту ночь мы с Петькой долго не спали.
Ворочаясь на своей кровати, я обдумывал Петькины слова, мысленно представляя тело Лоры. Сняв незаметно трусы, я стал ласкать себя между ног, представляя, будто подсматриваю за ней в замочную скважину. Мне захотелось вдруг просверлить везде потаенные отверстия и подглядывать. Подглядывать, как она купается или писает. Подглядывать, как она раздевается, а затем моется.… В голове проносились видения одно ярче другого.
Вот, будто наяву, вижу через несуществующее отверстие в стене, как мама, широко расставив ноги, долго стоит, нагнувшись. Перед моими закрытыми глазами красивая попа, пушистые волосики между раздвинутыми, стройными ногами. Вдруг она поворачивается, и манит меня пальчиком. Я вхожу в комнату. Она медленно раздевает меня, касаясь нежными руками моего тела и, укладывает с собой в постель.
Вспоминаю теплое, обнаженное тело. Мысленно глажу ее ноги, живот, груди. Целую плечо, потом губы…От этих мыслей, мой довольно большой и толстый член напрягся и стал твердым, как камень. Невольно, мои руки начали мять его и теребить до тех пор, пока из него не изверглась струя, испачкав меня и всю постель до такой степени, что пришлось засыпать на мокрой простыне. Петьке было постелено на полу, где он, так же как и я ворочался пол ночи. Вероятно и ему эта же тема не давала уснуть.
На следующий день он уехал.
Тороплюсь сообщить заскучавшему читателю, что вскоре у меня, с моей любимой уже Лорой, произошли весьма прелюбопытные дела, перевернувшие всю мою жизнь, но все по порядку…
Как-то, вечером, устав от хлопот по дому, она прилегла на кровать. Сидя за столом, спиной к кровати, я делал домашнее задание, сосредоточенно штудируя учебник. Маленькая настольная лампа освещала комнату неярким светом. Было тихо, тепло и уютно. Вдруг, шорох за спиной привлек мое внимание. Я оглянулся и … сразу забыл про учебники.
Лора лежала в красивой позе, с разметавшимися по подушке волосами и, спала, Правая ножка ее была вытянула вдоль кровати, а левая, согнутая в колене, прислонилась к старому, застиранному гобелену на стене. Некоторые пуговицы выскочили из разбитых петелек, из-за чего полы старенького халатика разошлись, едва прикрывая соблазнительные части тела.
Повернувшись на стуле, я стал с мальчишеским любопытством разглядывать ее. Мой взор скользил по красивым изгибам, пытаясь проникнуть под ткань халата. Полуобнаженная грудь, едва не вываливалась и, чуть отклонившись в сторону, я видел в вырезе красный набухший сосок. Плотные, круглые бедра манили изяществом линий. Не в силах оторваться от завораживающего зрелища, я совершенно забыл, что передо мной моя мама. Предо мной лежала женщина, необыкновенной красоты, вызывающая приливы любви и необъяснимого желания.
Не выдержав, я убежал в туалет и разрядил накопившуюся энергию в унитаз и, бросившись в свою кровать, мгновенно уснул.
Школьные задания, я так и не выполнил, получив на следующий день в школе много двоек, что меня мало беспокоило. Мысли мои теперь утопали в эротических фантазиях с утра до утра.
Каждый день, с дрожью в груди, я ожидал приближения вечера, чтобы вновь, притворившись усердным учеником,тайком наслаждаться созерцанием любимой женщины. Если этого не происходило, я страдал и мучался не в силах уснуть.
Как-то раз, сценарий действия, некоторым образом, изменился. Услышав знакомый, призывный шорох за спиной, я обернулся и обомлел…. Пуговицы халатика почему-то расстегнулись все сразу и его полы упали по бокам тела. Я сидел парализованный, зачарованно глядя на волшебное видение.
Это потом, спустя некоторое время, Лора призналась, что специально, незаметно расстегивала пуговицы и обнажалась. Ей нравилось наблюдать, сквозь опущенные ресницы, за моей реакцией. Она получала удовольствие, от горящего взора, пытающегося проникнуть в самые потаенные места запретного плода.
Но тогда, не зная этого, я откровенно любовался спящей, полностью обнаженной, любимой мамой-Лорой.
Вдруг она глубоко вздохнула и пошевелилась. В мгновение ока, я уже склонился над столом, усердно делая вид, что читаю учебник, а когда через минуту, услышав спокойное посапывание, украдкой повернул голову в сторону кровати. Сердце мое забилось в груди, готовое выскочить, дыхание перехватило, на лбу выступила испарина. Лора лежала на спине, откинув левую ногу к стене, а правую свесив с кровати. Свет настольной лампы освещал широко раскинувшиеся ножки. Моему взору открылось захватывающее зрелище.
Между ног Лоры было так выбрито, что можно было рассмотреть каждую складочку ее промежности. Из, влажной щели выглядывали розовые нежные, набухшие лепестки, покрытые влагой, как лепестки розы, росой. От этого, мой, уже довольно большой член уперся в трусы, грозя разорвать их. Не в силах сдержаться, я скинул их с себя и, обхватив его ладонью, начал теребить, не отрывая взгляда от «розы», почему-то ставшей еще более мокрой и, от этого, еще более притягательной.
Через две, три минуты, бурный оргазм помутил мой рассудок. Не контролируя себя, я подскочил к Лоре и, в тот же миг, тугая струя облила ее лицо и грудь. Несколько минут, тяжело дыша, я стоял, тупо глядя на беловатую, липкую жидкость стекающую по груди на постель. В моей голове бумкал колокол, грозя расколоть ее. Вдруг Лора пошевелилась.
Выбежав из комнаты, со страхом представил себе, как сейчас она проснется, догадается о моих таинствах над ней, начнет кричать, ругаться и, может быть накажет. Было очень стыдно и страшно, но странно - все было тихо. Я с опаской заглянул в комнату. К удивлению, мама, так же обнаженно, спала, раскинувшись по кровати, но на ее теле не было и капельки моей жидкости.
Помню, что был очень удивлен, так как залил не только грудь и лицо, но даже попал немного в приоткрытый рот, не подозревая, что она притворялась спящей. Когда я, сидел в туалете, спрятавшись от неминуемой кары, она просто удалила следы моей бурной деятельности. Теперь, смутно догадываясь, что мама не против моих тайных пассажей над ней, я приободрился и, в следующий раз, кончал уже туда, куда заблагорассудится, обливая по два, три раза за вечер.
Как-то, выбирая в очередной раз, на какую часть маминого тела разрядиться, я вдруг увидел, что она, зашевелившись во сне, повернула лицо ко мне и широко раскрыла рот. Не долго думая, я направил тугую, тягучую струю прямо ей в глотку. В следующий момент, сделав глоток, она, поперхнулась и закашлявшись, проснулась. Застигнутый врасплох на месте преступления, я стоял перед ней испуганный, со
спущенными шортами, тяжело дыша, не в силах пошевелиться. К моему удивлению, она взглянула на меня с улыбкой, запахнула халат и, повернувшись на другой бок, уснула.
Теперь, уже совсем расхрабрившись, не задумываясь над тем, почему, засыпая в очередной раз, Лора, через несколько минут, оказывалась совершенно обнаженной, я раз за разом заливал ее спермой с ног до головы и всякий раз удивлялся, что она, проснувшись, даже не замечала этого. Поднявшись с кровати и застегнув халатик, Лора шла, как обычно, принимать душ, мурлыкая, под нос, веселую песенку.
Мой юношеский онанизм над спящей мамой-Лорой продолжался всю зиму, пока не произошли следующие события…
Скоро, в наступающем Апреле, маме исполнялось 35 лет, и она решила хорошенько отметить это событие. «Такое бывает раз в жизни», говорила она, вытягивая, дудочкой перед зеркалом, свои пухлые губы, накрашивая их ярко-красной помадой, - «я решила пригласить всех своих друзей и близких. Как ты на это смотришь, сынок?», - спросила она, загадочно улыбаясь.
«Нуууу» - промямлил я, стараясь говорить баском, растягивая слова – «Как хочешь, я не против, и даже очень рад». «Ну, тогда отметим с тобой этот день по-особому» - произнесла она, задорно подмигнув. «Как это, по-особому?» - выпучив глаза, удивился я. «Увидишь» - немного смутившись, ответила Лора.
Настал знаменательный день, предвещающий много интересного. Скоро нагрянут гости. Накрытый стол ломится от салатов и винегретов, а стулья и табуретки, взятые у соседей в прокат, заполнили тесную комнатку. Сидя на кухне, ожидая, когда Лора переоденется и приведет себя в порядок, я представлял, как сейчас приедут ее брат с женой и сыном Петькой, мамины сотрудники.
Начнется шумная гулянка. Все напьются, наедятся до отвала, станут громко разговаривать, орать песни, танцевать на маленьком свободном пятачке. Потом все разъедутся, а мы с мамой останемся. Интересно, размышлял я, что же мама имела ввиду, говоря, об особенном праздновании дня рождения? Как еще можно по особому?
В этот момент из комнаты вышла она и, я оторопел.…На ней была белая, полупрозрачная блузка, с глубоким вырезом, чуть скрывающая красивую грудь, не нуждающуюся в бюстгальтере. Коротенькая, обтягивающая юбочка с длинным разрезом, чуть прикрывала выпуклые ягодицы. Черные чулки в ажурную сеточку и черные лакированные босоножки на высоких каблучках, подчеркивали изящество ног.
Лора повернулась и, с достоинством леди, сделала пару шагов по крохотной кухоньке, затем, покачивая бедрами, «поплыла» в комнату, Я поплелся за ней, не в силах оторвать глаз от разреза на юбке, в котором мелькали, контрастируя с чулками, пухлые, чуть тронутые целлюлитом, белые ляжки. Это уже был взгляд не сына, а мужа, готового в сию же минуту усладить свою любовь, стоит ей только поманить пальчиком. Мне вдруг захотелось задрать эту юбку, облапить полные ляжки, развернуть лицом к себе и, впиться в пухлые, алые губы. Мама, оглянулась и, поймав многозначительный взгляд, улыбнулась. Наверное, в этот момент все было нарисовано на моем лице. Она прекрасно все видела и понимала, но, к моему сожалению, пальчиком не манила, от чего стало обидно и жалко себя.
Чуть не плача, запершись в туалете, я думал, думал, мечтал о ней, вытирая ладонями навернувшиеся слезы. С некоторых пор, мой юношеский максимализм, заставлял чувствовать эту женщину своей собственностью. Искренне полагая, что никто кроме меня, не имеет права прикасаться к моему божеству, я ревновал ее к будущим гостям, сознавая, что слишком откровенный наряд, для них, а не для меня. Ревность душила меня и я, сидя на крышке унитаза, глубоко страдал.
Скоро пожаловали, зашумели, зашуршали подарками и цветами, гости в прихожей. Сидя в туалете, я прислушивался, как мама встречает их, как мужские голоса восторгаются ею, отмечая ее сексапильность, как мамин племянник Славик, рассыпался в комплиментах. Потом гурьбой шумно продвигались в комнату, рассаживаясь за столом.
Мама, стукнув в мою дверь костяшкой согнутого пальца, произнесла в полголоса – «Ну хватит дуться сынок, вылезай, гости ждут. Потом обсудим все наши дела. Ладно?». Ее слова приободрили и успокоили. Я вышел. Лора чмокнула меня, оставив отпечаток губ на щеке и взяв за плечи, повела к столу, где уже гости, вовсю распоряжались закуской и выпивкой.
Долго пили и ели, произнося тосты в честь маминой красоты, возраста и здоровья. Вскоре, захмелев от выпитого, все присутствующие мужчины вконец осмелели и, не обращая внимания на грозные взгляды своих жен, стали по очереди приглашать маму на танец. Они плотно прижимали ее к своим круглым животам, стараясь по глубже просунуть свои колени между ее ног, влюблено смотрели ей в глаза, шептали на ушко сакраментальное… Жены, забеспокоившись, стали суетливо собираться по домам, собирая в салфеточки, оставшуюся нарезку. Закончился праздник. Все стали расходиться, целуя на прощание маму и меня.
И вот мы одни. Закрыв дверь за последними гостями, мама стала прихорашиваться, поглядывая на меня через зеркало, странным взглядом, а я стоял рядом, опершись о косяк двери и, молчал, не в силах оторвать глаз от ее груди, просматривающуюся сквозь полупрозрачную ткань блузки.
«Тааак! Сейчас попьем чай» - кокетливо улыбнувшись и подмигнув мне, сказала она – «А потом я лягу спать, так как совершенно пьяная и уставшая, а ты, сынок, можешь делать все-о-о, что захочешь. В такой день, как сегодня, я тебе разрешаю все, все!». От этих слов, уши у меня стали, как дольки спелого помидора и, я быстро отвернулся. Мама, сделав вид, что не заметила моего смущения, пошатываясь на каблучках, поплыла на кухню.
Расставив чашки, пирог и конфеты, налив чай, окликнула меня. С этого момента, мой друг, повествование будет происходить в настоящем времени. Вхожу, волнуясь и вижу, что она сидит, закинув ногу за ногу и, прихлебывает обжигающий чай. Присаживаясь, подвигаю чашку с налитым чаем. Вдруг Лора неосторожно дергает рукой и со стола падает ложка. «Ой, сынок»- деланно восклицает она, - «Подними, пожалуйста, ложечку».
Долго меня не надо уговаривать. В миг опускаюсь на колени и заглядываю под стол. Что со мной? Я опять теряю рассудок, и забываю обо всем. Предо мной, сияя матовой белизной, стройные ножки на каблучках. Чулок на них уже нет. Вижу их во всей красе. Коротенькая юбка задралась так высоко, что они целиком перед моими глазами. Не могу оторвать взгляда.
Чувствуя, что я разглядываю ее под столом, мама медленно разводит круглые коленки широко в стороны. Полуобморочное состояние. Передо мной, идеально бритая, красивая, притягательная и желанная промежность. Смотрю не отрываясь. Кажется, что знаю уже каждую складочку и ложбинку родного тела. Волшебство продолжается несколько минут.
«Что ты там так долго, сынок?», спрашивает Лора. В ее голосе чувствуется смешинка. Делая усердно вид, что ищу, пытаюсь фальшивым голосом объяснить, что ложка залетела под сиденье, а я не могу достать. «Ну и черт с ней, с этой ложкой, вылезай и садись пить чай, а то остынет». Нехотя, со вздохом, вылезаю из под стола. Бросаю мимолетный взгляд на мать. Она, прищуриваясь, пьет чай. В глазах беснуется озорной чертенок, а края губ подергиваются от плохо скрываемой улыбки.
Скоро чаепитие заканчивается. Мама, почесываясь, идет в туалет, а я располагаюсь в комнате, на своей кровати перед телевизором. В голове вертится мысль, про какое-то особое празднование дня рождения. Ничего особенного и небыло, все как обычно. Сейчас как всегда, мама разденется и уснет, и я опять буду наслаждаться, глядя на ее тело, а потом поонанирую и, тоже лягу спать. Меня эти мысли так занимают, что не замечаю, как мама входит в комнату. Скрип половиц. Поднимаю глаза и вижу ее в новом, легком, шелковом халатике который ей сегодня подарили. На ярко голубом фоне, среди диковинных растений, летают пестрые райские птички. В коротеньком, подвязанным длинным пояском халатике, она просто обворожительна.
«Ну, как я тебе?». .. - задорно восклицает мама-Лора и, вскинув, как балерина, красивые руки, кружится, стараясь не упасть. Онемев, не в силах оторвать взгляда, пытаюсь уловить момент, когда полы халата, по закону физики, разлетаются в стороны и становится заметно, что она совершенно голая. От возбуждающего зрелища, все во мне сразу набухает и твердеет, пытаясь вырваться на волю.
После очередного неудачного пируэта, мама теряет равновесие и плюхается, хохоча, прямо на меня. Невольно, обхватив за талию и животик, удерживаю на коленях, ощущая через тонкий шелк, трепещущее, от сильнейшего возбуждения, тело. Она и не спешит подняться, ощутив вдруг под собой, твердый холм. Поерзав, не больше положенного, по выпирающему бугру, наконец, встает с моих колен, видимо, стараясь не опережать события.
«Уфф, как я уста-а-а-ла сегодня и совсем пья-н-а-яааа», - потягиваясь, говорит она многозначительно, «лягу, пожалуй, спать, завтра рано вставать»… Склонившись надо мной, целует в лоб, не замечая бьющей меня конвульсии. Сзади, в зеркале шифоньера, отражается выразительный вид Лоры. Над моим лицом, в распахнувшемся вырезе халата, груди с торчащими большими сосками. Дав немного насладиться зрелищем, выпрямилась и, немного прогнувшись назад, опять потягивается, разводя руки вверх и в стороны.
От этого, коротенький халат укоротился еще больше, обнажая полностью стройные ножки. Кажется, еще чуть-чуть и я увижу все. Сижу как истукан острова Пасхи, не в силах пошевелиться. Слышу, словно из далека, чарующий голос - «Ну все, я спать, а ты как хочешь, сынок»…Потом, глянув на мое красное лицо со страдающими глазами, вдруг передумала. Присев на краешек кровати, произносит, «Давай-ка, выпьем с тобой еще винца и совсем расслабимся. А?... А что?... Мы с тобой самые близкие люди и можем себе позволить сегодня все, что хотим. Правда, сынок?» Подозревая, что имеет ввиду мама, я, смутившись и густо покраснев, буркаю, - «Угу».
«Налей-ка по бокалу, и давай чокнемся с тобой сегодня еще раз. Мне хочется»,- сказала она, немного запнувшись - «чтобы ты, сегодня стал мужчиной, поэтому тебе нужно расслабиться и опьянеть». Поднявшись с кровати, стесняясь выпирающего бугра в шортах, наливаю в бокалы вина и подаю ей один. Взяв его, Лора вдруг спрашивает, глядя пристально мне в глаза – «Сынок, ты можешь выполнить мою просьбу?» «Да, конечно, любую просьбу!» - восклицаю я с жаром, смутно догадываясь, о чем она попросит. «В этот день мамочка, я буду исполнять любые твои желания».
«Тогда разденься до гола, я хочу на тебя посмотреть», произносит она, почему-то шепотом. «Х-х-х-х-орошо-о-о», - шепчу, осипшим голосом и, смущаясь, торопливо расстегиваю пуговицы рубахи, развязываю шнурок на шортах. Через мгновение на мне из одежды лишь носки. Стою перед ней красный от стыда, стесняясь своей наготы. Моя пульсирующая «пушка», готовая к боевым действиям, в отличие от меня, смотрит на Лору вызывающе и нагло.
Оценивающий взгляд, скользит по моему телу. Ее грудь высоко вздымается от волнения. Кажется, что физически ощущаю этот взгляд. «Как ты похож на своего отца!», - восклицает она – «такой же красивый и сильный». «Иди ко мне милый, присядь рядом и прижмись к мамочке». Послушно сажусь в нескольких сантиметрах от нее, держа бокал с вином, безуспешно пытаясь свободной рукой вдавить в свою промежность, толстого «наглеца», смотрящего в зенит. Лора обнимает меня за талию и тянет к себе, заставляя придвинуться вплотную.
Несколько минут сидим молча, постепенно проникая каждой клеточкой, друг друга. Кажется, еще немного и мы сольемся в один общий организм, как два шарика ртути. Осторожно скосив глаза, вижу как от ударов ее сердца, колышется, в вырезе халата, грудь. Ощущаю плечом эти удары. «Выпьем», - тихо произносит она, чуть повернувшись ко мне. Бокалы сталкиваются со звоном, предвещающим новую эру в наших делах…
Еще раз, ни к месту, поздравляю ее с днем рождения, чмокаю в губы и выпиваю залпом. Мама медленно пьет, глядя сквозь стекло бокала на меня. В ее взгляде, что-то новое, волнующее, от чего "боксерская груша" в груди сотрясает меня всего. Выпив вино до дна, она ставит бокал на стол, потом, вдруг закинув руки за голову, ложится на спину и закрывает глаза. Проходит несколько минут, тянущиеся целую вечность
Кажется, что она уснула. Тонкая шелковая ткань, облегая, подчеркивает каждую впадинку и выпуклость. Догадываюсь и, уже понимаю, что Лора ждет активных действий. Изнывающая плоть призывает к атаке. Но мне, 18-летнему юноше, почти невозможно сделать первый шаг, переступив заветную черту и броситься с головой в бурлящий водоворот порока. Лора! Лора! Лора! – любимая моя мамочка! Очнись и сделай все, что нужно сама, беззвучно кричит во мне голос, но Лора ничего не слышит…
Халат на груди вызывающе распахнут, полы разметались в стороны. Зубы мои отбивают мелкую дробь. Лихорадочный взгляд блуждает по, чуть прикрытому телу. Наконец, не в силах больше сдерживаться, осторожно кладу горячую ладонь на белую ляжку. Пальцы в нескольких сантиметрах от запретного... Еще немного и, я могу просунуть их между ножек, но не решаюсь. Вдруг я ее обижу этим. Она встанет, отругает меня, а потом еще и опозорит в своих же глазах. Это сдерживает, но ненадолго. ВДРУГ, решившись, наваливаюсь на нее, обхватив рукой и ногой томящееся тело.
Пытаюсь неуклюже целовать приоткрывшийся ротик, хватаю за грудь, за ляжки и попу, протискивая под них ладони. Боюсь, что сейчас оттолкнет меня, поднимется и уйдет. Все исчезнет, как сказочный сон. Но потому, как Лора лежит, не сопротивляясь, чувствую, радостно понимаю воспаленным мозгом, что мама уже отдается мне, и что я могу делать с ней все, что захочу. Это придает уверенности. В том, что она ждет от меня действий, я уже не сомневаюсь. Стеснительность и стыд улетучиваются. Теперь это уже не моя мать, а желанная и любимая женщина.
Чтобы подхлестнуть меня к более активным действиям, мама делает слабую попытку встать, от чего ее ножки непроизвольно приподнимаются и расходятся. Я пресекаю эту фальшивую попытку к сопротивлению, навалившись всей массой своего, рано развившегося тела, припечатав крепкими руками хрупкие плечи к постели. Тяжелым молотом, бьет сердце по наковальне – груди.
Чуть отстранившись, дрожащей рукой развязываю поясок халата, узел, которого больно упирается мне в живот, откидываю полы в стороны. Несколько секунд замираю, бесстыже разглядывая, ее наготу, и вновь бросаюсь в жаркие объятия. Теперь, она уже не в силах больше играть уставшую и пьяную. Нежно обхватив, сильно прижимает к себе. Изголодавшиеся по мужскому телу, руки, мечутся по моей спине, сжимают попу.
Скользнув пальцами по внутренней стороне ее бедер, добираюсь до нежных, влажных лепестков «розы». Проникаю пальцами в мокрое и жаркое лоно, от чего мама охает и начинает постанывать. Поскользив, вынимаю и слизываю благоухающий нектар, и вновь погружаю в сладкий омут и опять, вынимаю, облизываю, обсасываю, наслаждаясь вкусом и запахом.
В свою очередь, Лора проникает между нашими лобками и сильно сжимает мое твердое сокровище в ладони. И вновь, наши губы сливаются в долгом поцелуе. Это уже не поцелуй, а грубое обоюдное насилие над губами и языками….
Оторвавшись от ненасытного рта, резко и грубо раздвигаю ее податливые ножки широко в стороны и впиваюсь губами в мокрую и нежную плоть. Язык, как некое самостоятельное, существо из сюрреалистических картин, действует независимо от хозяина. Вылизывает похотливо, раздвинутые ляжки, медленно вползая в глубь убежища, как уж. Жалею, что он не такой длинный, как хотелось бы.
Нетерпеливый…, быстрым броском, перебираюсь к грудям с торчащими сосками. Ненасытный…, не обращая внимания на мамины вскрикивания и стоны, всасываюсь, оставляя кровавые отметины, почти заглатывая аппетитные вишенки. Лора шепчет всякую белиберду о том, что, я ее любимый сыночек и, что не должен так поступать с любимой мамочкой и, что это нехорошо и неприлично и, что будет потом?… Произнося эти фразы, она одновременно пытается своими дрожащими руками запихнуть мой пульсирующий, ствол в истекающую себя.
Вдруг, чуть отстранясь, смотрит внимательно мне в глаза и с жаром, шепчет – «Я твоя…я твоя…я твоя, любимый мой.» И через мгновение, словно вырвавшись на свободу из рамок приличия, кричит в экстазе - «ВЫЕБИ меня, пожалуйста! ВЫЕБИ свою любимую мамочку, трахни, изнасилуй ее! Ты давно хочешь этого, я знаю. Мы оба этого хотим!».
Чувствую, как еще шире раздвигаются ляжки. Тыкаюсь в мокрую, скользкую промежность, как слепой котенок, шепчу срывающимся голосом – «Да, да, да, мамочка, я давно хочу тебя… хочу тебя… хочу тебя ВЫЕБАТЬ и, вот сейчас…сейчас…, я буду…буду тебя ЕБАТЬ, ЕБАТЬ, ЕБАТЬ. Я засуну в твою пизду свой хуй и буду ебать тебя, ебать свою любимую маму» ….
И, о чудо…То, о чем я мечтал, мастурбируя и заливая спермой мамино лицо и тело, свершилось…
Врываюсь в нее, как железнодорожный состав врывается на полном ходу в тоннель. Протяжный стон вырывается одновременно из двух глоток. Мы единое целое. Слились две капли ртути. Мамочка, обхватив меня ногами, покрывая мое лицо нежными поцелуями, приговаривает – «Любимый мой..., как долго я ждала этого часа, этого счастья и, вот он настал. Я счастлива, я так счастлива...!»
Потом вдруг притихла, содрогаясь от моих резких толчков…одновременно «прислушиваясь» к совершаемому действу …
Вдруг, ее безвольная нежность сменяется грубой, необузданной страстью изголодавшейся сучки. Нежные поцелуи превращаются в страстные и грубые. Обсасывая и, кусая до крови, мне губы, она засовывает свой вкусный, длинный язычок глубоко мне рот, и я сосу его, сосу, как ребенок сосет соску.
Крамольная мысль, что собственный сын насилует ее, как какую-то уличную шлюху или блядь, вызывает мощный, нарастающий, как цунами, прилив. Тело ее вдруг напрягается в столбняке и долгий, необыкновенный оргазм лишает сил. Горячая влага, вырываясь из глубины, обволакивает мою разгоряченную плоть и, приятно щекотя, стекает по яичкам на простыню.
Распластав руки и ноги, замирает. Ее скользкое от пота, обессилившее тело, становится мягким и податливым, как подушка. Ощутив это, взрываюсь яростью садиста. Сдавливаю из последних сил Лорины ягодицы, кусая до крови ее губы и язык. Распластанное, безжизненное тело, колышется от резких толчков. Двигаюсь ритмично, с удвоенной энергией, ощущая скорое приближение оргазма. И вот!… Уже!… Уже, ОН! Нарастает с быстротой всесокрушающей лавины, которую невозможно остановить. Налетает маленьким ураганом или тайфуном. Из горла готов вырваться громкий стон или тихий рев. «Брандспойт», вот-вот, извергнет струю…
Наверно вспомнив, как занималась со мной сексуальными играми в далеком прошлом, мама, вдруг встрепенувшись, сбрасывает меня с себя. Неожиданно выскользнув из нее, падаю на спину. Мама успевает погрузить глубоко в рот мой мокрый, пульсирующий ствол, и в тот же миг, мощная и тягучая струя ударяет ей в глотку. Слышу глоток.
Лежу на спине, с широко раскинутыми ногами, закрыв глаза, готовый провалиться в обморок, но мне не дает ее проворный язычок. Совершенно счастливый, расслабленный. Закинув руки за голову, лежу, ощущая щекотание внизу своего живота и, осознаю, как сильно люблю эту женщину…
Теперь, спустя много лет, я с благоговением вспоминаю ту ночь, в которую, моя любимая Лора, моя любимая мамочка, сотворила чудо, создав мужчину.
Вот и все, мой разрядившийся читатель. Надеюсь, мой рассказ не помутил твоего сознания, и ты адекватно отреагировал на него. Если так, то я рад за тебя…
В завершении, сообщу тебе, мой расслабленный читатель, что моя любимая "мамочка", стала мне лучшей на свете любовницей, а мамин любимый сынок, превратился, в незаменимого и, всегда готового к действию, любовника. Что ж, бывает и так.
Продолжение следует…
207