Назавтра незадолго до начала обеденного перерыва раздался звонок на мой рабочий номер. Поднимая трубку, я даже не предполагал, что это может быть Лейла, она знала, что я в кабинете не один работаю, и поэтому никакой беседы по душам в присутствии посторонних ушей быть не может. Но голос ее я узнал моментально, несмотря что обращение ко мне, мягко говоря, было нестандартным.
— Алло, здравствуйте, Алла Борисовна (это, конечно, прикол, на самом деле было названо совсем иное женское имя-отчество, как выяснилось чуть спустя, ее налоговой инспекторши)! Это Лейла (называет и фамилию тоже), помните, Вы вчера мой отчет проверяли?
— Здравствуй, Лейла! Конечно, помню, — понимаю, что она звонит в чьем-то присутствии, и вынуждена говорить с мерами конспирации.
— Я исправила ошибки, можно привезу сегодня около 14—00? Вы будете в том же кабинете, что и вчера?
— Да, конечно. Приезжай, буду ждать!
— Спасибо большое, до свидания!
Говорю коллегам, что задержусь после обеда, думаю, что бы взять еще для нашей встречи, вино, напитки и фрукты еще имеются со вчерашней партии, беру мороженое: шоколадное и белый пломбир. Как оказалась, подгадываю. На предложение выпить вина она морщится, на фрукты и напитки реакция нулевая, но когда упоминаю про мороженое, оживляется, «ой, я с удовольствием, забегалась сегодня, охладиться надо, хоть и погода не ахти». Деликатно выясняем, желая отказаться от предпочитаемого сорта ради друга, если он именно этот сорт любит, кто какой брикет будет есть. По обоюдному согласию, шоколадное мороженое достается мне, а пломбир ей. Во время поедания лакомства болтаем вроде ни о чем, мне неудобное первому заговаривать про вчерашний интим, а Лейла, хоть по виду видно, что что-то замыслила, тоже по-партизански обходит стороной эту тему.
Проглотив последний кусочек пломбира, и положив ложку на тарелку, Лейла умиротворенно откидывается на спинку дивана и довольно говорит:
— А я все-таки тебя добилась, DD, согласись?
— Это ты меня добилась? — моментально реагирую я. — Вообще-то я думал, что это я тебя добился, пригласил на встречу, напоил до беспамятства, — Лейла с сарказмом улыбается, понимает иронию, — и овладел беспомощной девственницей, — ее улыбка вообще растягивается до ушей, как будто сделан очаровательнейший комплимент. Подмечаю, что ей нравится и, возможно, возбуждает сопоставление девственности и секса, непорочности и разврата.
— Много бы ты добился, если б я не хотела и не пришла, — резонно отвечает она. — Ты мне с первого раза понравился, шла домой и думала, как бы тебя заинтересовать. А я тебе тогда понравилась?
— Во второй раз намного больше, — дипломатично уворачиваюсь от ответа, — на тебе было такое красивое платье, вот как сейчас, — подсаживаюсь поближе и начинаю трогать ее бедра под платьем, — и такое красивое лицо, как сейчас, — провожу рукой по ее лицу, глажу щеки и волосы, провожу указательным пальцем по губам вверх-вниз, — и ты так чудесно пахла, хотелось уткнуться тебе в волосы и целовать, целовать, целовать..., — я утыкаюсь в ее волосы и шею, целую, целую, целую...
Лейла млеет. И от моих слов, и от поцелуев, и от ласк. Потом, собрав волю в кулак, все-таки решает претворить задуманное.
— Сними футболку, DD! — шепчет она мне на ухо.
О, она решила зеркально отобразить вчерашнюю ситуацию. Умничка моя, посмотрим, как далеко ты продвинешься. Футболка снята, гляжу на нее улыбаясь и стараясь, чтоб улыбка не выглядела ироничной, а только как дружеское подбадривание. Снимаю, кладу на валик дивана.
— И майку тоже.
— И шорты.
Столик с тарелками отпихнут подальше, стою в одних трусах с оттопыренным бугром спереди прямо перед еще полностью одетой Лейлой. Точно, вчера был такой момент. Я одетый сидел на диване, а она в трусиках стояла и ждала моих дальнейших указаний. Что было вчера дальше? Кажется, я раздвинул диван, постелил и уже потом позвал ее к себе. Но она, если следовать вчерашнему образцу, диван не сумеет раздвинуть, и белье не будет знать, откуда брать. Может, взять инициативу в свои руки, вон, что-то медлит, не говорит, чтоб я снимал трусы.
Я тяну с боков ее платье, она понимает, что я хочу снять с нее, немного приподнимается, затем поднимает руки вверх, я стягиваю платье через голову, она остается в лифчике того же жесткого покроя, как вчера, но только черного цвета. Какое-то время так стою перед ней, медленно гладя по волосам и плечам, щупая чашечки лифчика, почти касаясь ее лица оттопырившимся из-под ткани трусов членом.
— Встань, пожалуйста, я раздвину диван, — предлагаю ей.
Звук моего голоса, видимо, выводит ее из очередной неги, и она первый раз мне возражает:
— Нет, DD, не раздвигай, у меня времени мало сегодня. Сними трусы!
Любопытно! Созрела для минета, который вчера считала пошлостью? Или отплатит мне той же монетой — за вчерашнюю мастурбацию проведет сеанс онанизма? Мне без разницы, она мне очень нравится, и ее настрой, ее отношение ко мне, ее задор и рисковость добавляют мне адреналина, заставляют смотреть на нее с немым обожанием.
Трусы легли на кипу остальной моей одежды, и я встал перед ней, уже полностью голый, с полностью стоящим членом, готовый к любым манипуляциям. И девушка в черных колготках и лифчике, телом маленькая как подросток, лицом юной красавицы и глазами, в которых отображалась тысячелетняя грусть женщин-горянок, не трогая член руками, взяла в рот.
Вот это кайф!!! Вот это прелесть и нежность! Лейла то смотрит снизу вверх мне в глаза преданно и ласково, чуть улыбаясь кончиками губ, т
о снова опускает взор и, поглаживая кончиками пальцев мои бедра, продолжает делать сосательные движения. Вот тут, пожалуй, я опишу, в чем состояла прелесть и новизна ее техники, из-за чего, грешным делом, я подумал, что наверняка в минете она многоопытна, но потом только уверился в ее полной целомудренности.
Лейла не делала минет в том привычном всем мужчинам и женщинам стиле. То есть она не двигала головой вперед-назад, обхватив губами член, и регулярным раздражением венчика головки увеличивая возбуждение мужчины и приближая его оргазм. Голова ее была неподвижна, это ее губы втягивали и выталкивали мой член. Она не вынимала член изо рта, продолжая его подрачивать, для смены ощущений и своего отдохновения от процесса. Она не крутила языком вокруг головки, и не делала попыток засунуть поглубже, до самого горла. Ритмично и размеренно, она в прямом смысле слова именно СОСАЛА, как сосет изголодавшийся младенец соску-пустышку. И вот эта новая для меня техника сперва пробудила в мозгу подозрения — где же она так классно научилась сосать? А потом все стало предельно ясно — она воспринимала «минет» как полный синоним «сосанию члена».
Ну и все верно, где б она его увидела, даже на экране? Когда она была студенткой и жила в общаге, видеомагнитофоны хоть и были почти в каждой семье, но не настолько стоили гроши, чтоб быть в каждой общагской комнате. До компьютеров и телефонов с возможностями просмотра видео было еще далеко. Что у них в семье не было порнофильмов ни на каких носителях, чтоб она как-то украдкой нашла и посмотрела, в этом я был более чем уверен. Все ее немногочисленные подруги и многочисленные родственницы жили в таких же пуританских мусульманских семьях, и главная тема доверительных (при условии, что они были) бесед была, залетела ли жена в очередной раз или пронесло.
Мне было хорошо, отлично, великолепно. Мне не хотелось ничего говорить, я только гладил ее волосы, и кончиками пальцев прикасался к щекам. Я понимал, что в ее девственном восприятии она воплощает для меня грязное площадное ругательство, и был за это ей бесконечно благодарен и преисполнен нежности.
Лейла в очередной раз подняла на меня преданный взгляд светло-голубых глаз. Я не прочитал в них униженности или покорности, это был спокойный взор девушки, довольной собой, своими действиями и тем, что эти действия нравятся небезразличному ей мужчине. Я положил руки ей на голову и подтолкнул туда-сюда, как бы давая знать, что надо ускорить темп. Лейла старательно ускорила темп, а чуть позже, когда уже меня начало забирать, послушно застыла, сомкнув губы чуть ниже венчика, и положив руки мне на ягодицы. И тогда уже я лихорадочными движениями дотрахал ее в рот, стараясь не просунуть глубже допустимого, чтоб ее удивленно-радостный взор в момент первого брызга не сменился укоризной от дискомфорта.
Если минет на экране Лейла, может, никогда и не видела, то описание предпочтительного для девушки поведения после оного наверняка читала и даже проштудировала. Все было сделано максимально добросовестно. Сперма была проглочена до капельки, были сделаны еще несколько высасывающих движений (параллельно моему движению рукой по члену, которым я как бы выталкивал остатки спермы из канала), и наконец, когда я отпустил ствол члена, она рукой впервые в этот день коснулась его, взяв за основание и выпустив изо рта.
Смущенная своей смелостью, она несколько секунд не понимала на меня глаз, прижавшись к моему бедру лицом. Наконец, отозвавшись на мои нежные поглаживания по волосам, она отодвинулась от моих ног и подняла взгляд вверх, робко улыбаясь, как бы спрашивая: «ну как, понравилось?»
— Чудо ты мое ненаглядное, Лейла! — сказал я с искренним восхищением и поцеловал ее в губы...
Свалившись в изнеможенье на диван, и чуток отдышавшись, я потянулся к ней, намереваясь первым движением снять с нее лифчик, поласкать грудь, а дальше уже будет видно. Но Лейла проворно вскочила, сама наклонилась надо мной, поцеловала в щеку (кстати говоря, она еще очень долгое время не воспринимала поцелуй в губы) и тоном довольного и спешащего человека сказала:
— Нет, нет, DD, извини, пожалуйста, я очень спешу. Завтра, хорошо?
Вы думаете, по канонам развития порно-сцен, назавтра был анал? Ну-ну...
Назавтра что-то у нее пошло не так. Позвонила на работу мне часов в 10, что придет. Потом в 11, что не получается. Потом в 12, что сможет. Я уже выходил на перерыв около 13 часов, когда очередным звонком она известила, что сразу после обеда нет, но ближе к концу рабочего дня постарается. В общем, пришла она ко мне уже под вечер. Открыв дверь, я уловил, что она не в духе, что-то случилось. Грустная и подавленная, кое-как призналась, что повздорила с родителями, и как ей надоели «эти» — так она вкратце называла всю совокупность своей родни вместе с земляками.
Я понял, что ей сейчас нужен не секс, нужны поддержка и понимание. Я отвел Лейлу в маленькую комнату, усадил на мини-диван для двоих, и включил «Реквием» Моцарта в исполнении Берлинского филармонического оркестра под управлением Герберта фон Караяна. Выключил свет, задернул шторы, сел рядом и взял за руку. Ни единого слова за 55 минут звучания — классическую музыку слушают молча. Я иногда пожимал ее руку, воспринимал в тот же момент или чуть погодя, ответное пожатие, и иногда целовал в щеку, чувствуя соленую влагу ее слёз.
Особо ничего не было сказано и после. Закутавшись в плащ и платок в прихожей, Лейла посмотрела на меня с немым восторгом, порывисто обняла, поцеловала в шею и прошептала:
— Ты мое чудо, DD! Я тебя обожаю!
179