Значит, говорите, история со Светой была пресной и неинтересной? Слишком все было предсказуемо и обыденно? Вы хотите эффектных страстей и бурных сцен, нагнетания напряженности и непременного хэппи-энда? Вы хотите историй, где мелодрама сочетается с порно, а душевный катарсис чередуется с телесным оргазмом? Ну, так вот, примите и распишитесь в получении...
ПРЕДЫСТОРИЯ
Много лет назад, по стране прошла кампания по фиксации трудового стажа на начало 2002 года. Все организации и индивидуальные предприниматели были обязаны в указанный срок предоставить в органы Пенсионного Фонда список всех своих сотрудников с указанием всех мест работ, на которых они когда-либо трудились, плюс служба в армии, плюс еще какие-то нюансы, о которых за давностью лет уже не помню. Список этот надо было подавать как на бумаге, так и на магнитном носителе в виде файла определенного формата, неподача грозила карами и штрафами, и ясное дело, что для меня началась очень горячая пора работы.
Через мой компьютер прошла добрая половина города. Каких только удивительных ФИО мне не довелось встретить — от Гамлета Дездемоновича до Курбангыз Эльбыздыкаевны, какие только должности не значились в трудовых книжках — от «спасителя 1 разряда» до «доильщицы верблюдов». Были люди с разбухшими от вкладок трудовыми книжками, для которых пришлось расширять поле «порядковый номер работы» с 2 до 3 знаков, и был человек с одной единственной записью в трудовой книжке, датированной 1939 годом, где вместо министерства еще значилось «народный комиссариат». Готовил я списки и для организаций с многотысячным штатом, и для скромных предпринимателей «и швец, и жнец, и на дуде игрец».
Люди приходили и на работу ко мне, и домой; в будни и выходные; от раннего утра до позднего вечера. И не будь дальнейших отношений, я бы вполне мог забыть о ее первом визите ко мне домой.
ЗНАКОМСТВО
Звонок. Причем даже не помню, на какой номер впервые она позвонила — рабочий, домашний или мобильный. — Здравствуйте! Вы давали объявление о подготовке сведений? — Здравствуйте! Да, я. — Какие условия, какие документы Вам нужны?
Разъясняю требования, узнаю, сколько у нее людей, подлежащих оформлению, говорю цену. — Да, меня устраивает. Когда и куда подъехать? Говорю и рабочий адрес с указанием до 18—00, и домашний после 18—00. Она говорит, что живет недалеко от моей улицы, и придет ко мне домой примерно в 7 часов вечера. — Хорошо, буду ждать. До свидания! — До свидания!
Ничем не примечательный диалог, таковых у меня в то время и десяток за день набирался. И вечером, она тоже оказалась не первой посетительницей, а второй или третьей. Была она не одна, а с маленьким мальчиком 12—18-летнего возраста, я на тот момент еще подумал: наверное, ее сын. Очень скромно одетая, без макияжа, снимать верхнюю одежду и платок отказалась на те несколько минут, пока я просматривал документы, говорила вежливо, но очень официально. Было у них, как я понял, семейное предприятие, мать типа руководитель, а она как наемный работник. Только просмотрев трудовые книжки, я узнал, как ее зовут (до того она называла фамилию ИП). Фамилия, имя и отчество такие, что не оставляли никаких сомнений в ее мусульманском вероисповедании, ну и буду ее называть Лейла, как типично восточное имя без привязки к конкретной нации.
Я сказал, что если она минут 20 подождет, то я прямо сейчас при ней все занесу и распечатаю, отдам распечатку и файл на дискете, но она ответила, что дома ее ждут, дел много, и лучше она заберет завтра, до намеченного срока сдачи все равно времени много, не горит.
Назавтра, когда Лейла пришла забирать отчет и расплачиваться, уже выглядела чуть по-другому. Была без сопровождающего, без платка, в меру накрашенная и надушенная. Действительно, уже был вид молодой привлекательной девушки, пусть и не самого юного возраста, навскидку 25—27 лет, а не женщины за 30, или под 35, в сопровождении почти что сына-подростка. Беседа тоже прошла уже не столь официально, она позволяла себе улыбаться, от души поблагодарила, будто я невесть какую услугу ей оказал за ее же деньги, попросила разрешения звонить еще, если возникнут вопросы по отчету, или же ее знакомым предпринимателям тоже понадобится такая услуга.
Клиентов (а особенно платимых ими денег) никогда много не бывает, поэтому я с удовольствием согласился на то, что она будет меня рекомендовать кому-то еще, а также заверил, что если будут ошибки в отчете, то я, конечно же, их исправлю совершенно бесплатно (хотя какие там ошибки, 2 трудовые и максимум 10 записей в них суммарно). И уже выходя, она еще раз очень приветливо мне улыбнулась: — DD Батькович, очень приятно было познакомиться! Еще раз спасибо и до свидания! — Взаимно, Лейла Нурмухамедтаракиевна! И Вам спасибо, до скорых встреч! — на автомате отвечаю я, мысленно еще раз отмечаю ее привлекательность, но и реально оцениваю, что «встреч», а тем более «скорых», не будет.
РАЗВИТИЕ
Скорых встреч, действительно, не было. Но были два звонка от ее имени, когда сослались не на объявление в газете, а на то, что я делал этот отчет для Лейлы, не сделаете ли и для нас? Почему бы и нет, конечно, сделаю, все удовольствия за ваши деньги. Был еще звонок от самой Лейлы, когда она попросила сделать такой же отчет для ее знакомой, а на мой вопрос, почему тогда эта самая знакомая не звонит и не приходит, она со смешком ответила «Стесняется, наверное». — А что стесняться? — наигранно удивился я, — вот я же тебя не съел, особенно во второй раз, когда ты без сына ко мне пришла. — Какого сына? — удивилась Лейла. — А, это не сын, это мой брат младший был со мной в первый раз. Я не замужем.
Я какими-то флюидами чувствую, что что-то намечается, не может быть, чтоб так просто она и клиентов мне подыскивала, и в охотку разговаривала, и семейное свое положение комментировала. Я каким-то образом ей глянулся и понравился, хотя не понимаю, почему я, лысый и толстый мужчина христианской веры с женой и детьми, привлек внимание молодой и красивой незамужней мусульманки? Однако не упускаю возможность сделать комплимент, создать задел на будущее, показать, что я не прочь идти ей навстречу: — А, тогда понятно. А то я тоже удивился, как у такой молодой девушки такой взрослый сын? Хотя подумал, может она сразу после школы замуж вышла, тогда объяснимо. Насчет молодости Лейла отвечает типично: — Ой, не такая я и молодая, вот недавно 28 исполнилось. А про мои мысли насчет замужества вздохнула и не обреченно, но как-то грустновато: — Нет, не берут меня замуж. Ни после школы, ни после института.
В общем, начался у нас период телефонных разговоров. Не часто, не каждый день и даже не каждую неделю. Один-два раза в месяц. Но каждый разговор длился довольно долго. Обычно она звонила мне на сотовый телефон со своего домашнего городского, интересовалась, есть ли поблизости стационарный, на который она может перезвонить (это было в то время, когда входящие на мобильные тоже подлежали оплате), и при наличии такового перезванивала. Рассказывала о себе и семье, о своем окружении, о национальных традициях и обычаях, и я не скажу, что была в восторге от той ортодоксальности, которая царила в ее окружении. Аналогично и я отвечал на ее вопросы, о себе и семье, о работе и окружении, о музыке и живописи. Не будет преувеличением сказать, что несмотря только на 2 личные встречи, мы стали друзьями. И я стал отлично понимать ее, ощущать все противоречие между ее тонкой натурой и грубым окружением.
Лейла окончила школу с отличными оценками, поступила и также блестяще окончила аналог института культуры, но не в нашем регионе, а в столице одной национальной республики. Получила специализацию по музыкальным библиотекам, увлеклась этим делом, искренне любила классическую музыку, сама отлично играла на рояле и пела, была завсегдатаем театров и музеев, и после окончания института... вернулась в наш глубоко провинциальный Энск. А как же? Как может молодая девушка-мусульманка сама снимать квартиру в чужом городе, работать, ходить одна на работу и возвращаться. Это же позор, что про нее подумают. Никаких молодых людей у нее не было никогда. Потому что тоже позор, как это так, молодую девушку-мусульманку увидели на улице рядом с мужчиной, который не является ей мужем или родственником? Это же позор, что про нее подумают, убить мало за такое распущенное поведение. Ну а свататься традиционным образом к ней тоже никто не приходил, ибо в своей национальной среде, несмотря на миловидность и красоту, она имела репутацию далекой от жизни «синего чулка», полностью погруженную в мир музыки и прекрасного, не увлекающейся показной закупкой продуктов и готовкой, стиркой и вывешиванием белья, мытьем окон и вытряхиванием ковров, чтоб соседи заметили, и, покачав головой, сказали «ай, какая хозяйственная девушка, надо ее засватать за пригожего молодца».
Если вы думаете, что в Энске есть консерватория и филармония, то вы глубоко заблуждаетесь. И мысли о наличии музеев античного, средневекового и современного искусства тоже ошибочны. Есть обычная музыкальная школа и маленький краеведческий музей. С полностью укомплектованным штатом и настолько маленькой зарплатой, что было бы смешно всерьез бороться за эти места. Отец ей сказал «сиди дома, пока не выйдешь замуж, а там твой муж пусть думает, надо ли тебе работать или нет». Как она должна выйти замуж, сидя дома? Как она должна познакомиться с парнем, если покидала стены дома только вместе с матерью, и вообще по исламским канонам должна была счесть попытку знакомства оскорблением? Пару раз пытались ее засватать пожилые вдовцы с детьми из дальних сел, но, отдадим должное отцовской позиции «не для того моя дочка училась 5 лет в столице, чтоб чужим детям сопли вытирать и чужих коров доить».
«DD, я провела полтора года фактически под домашним арестом, причем внутренним, представляешь? Меня сытно кормили и покупали самые вкусные продукты, но для чего мне нужна эта энергия? Мне покупали красивые платья и дарили драгоценности на праздники, но где я должна была это носить? В моей комнате пианино и гора нот, но для кого я могла играть и петь? Сидящим в тюрьме и то лучше: они могут писать письма и получать их. А кому я могла написать или ждать ответа?»
И Лейла в 25 лет приобрела устойчивую репутацию «старой девы». Возможно, родители смирились с этим, поэтому наконец разрешили ей помогать матери, которая была индивидуальным предпринимателем, торговала косметикой и бытовой химией. За товаром на оптовые базы ездила, конечно, мать, но Лейла стала помогать ей вести документацию и учет, и когда был наплыв покупателей, сама тоже вставала за прилавок.
Ощутили очередной душевный дискомфорт? Да, все работы хороши, и торговать совсем не позорно. Но человеку, готовившему себя служению муз, умеющему проанализировать отличия фортепианных концертов Бетховена от таковых же Моцарта, теперь с угодливой улыбкой объяснять, какой порошок лучше для унитаза, а какой для раковины. Стоять в очередях перед чиновниками, только вчера выскочившими из грязи в князи и оттого еще более надменными и грубыми, из налоговой, пенсионного, администрации, извиняясь за каждый реальный или мнимый промах в отчетности.
Лейле было плохо, грустно, одиноко, тоскливо. У Лейлы не было подруг. Родных сестер у нее не было, двоюродные были замужем и поглощены своей семьей, мужем, детьми. У Лейлы было три брата, хотя все они были младше ее, она их традиционно называла старший, средний и младший брат. Со старшим и средним у нее не было никакого взаимопонимания, они были ваххабитами. С младшим, пока он был маленьким, она нянчилась, как со своим ребенком, водила его в школу и спортивную секцию, но тоже с ужасом замечала, как становясь подростком, он начинает увлекаться исламистской риторикой и радоваться каждому удачному теракту. Отец Лейлы, квалифицированный строитель, главный инженер треста, возможно, что в советские годы и коммунист, пришел к вере во время перестройки. Как неофит, оттого и пытался быть «святее Папы», неукоснительно посещал мечеть, молился положенные 5 раз в день, во всех вопросах советовался с муллой, и сделал своих сыновей такими, каким видел идеал мусульманина. При том продолжая работать, и не вызывал никаких нареканий ни по работе, ни от силовых органов. Мать? А что могла мать при таком раскладе? Безусловно любя и, может даже, понимая тоску своей дочери, она могла только утешать фаталистским «На все воля Аллаха, доченька!».
СБЛИЖЕНИЕ
Отчетливо понимая, что стал для Лейлы близким по духу человеком, и, признавшись себе самому, что она мне не безразлична, что я по мере своих сил хочу изменить монотонность и неинтересность ее бытия, примерно через 3—4 месяца после нашего знакомства, я рискнул во время нашей очередной беседы по телефону поднять вопрос встречи, думая, что она либо напрочь откажется, либо еще какое-то время я буду поднимать этот вопрос упорней и настойчивей, пока она не согласится. Но на мое удивление, Лейла согласилась сразу. Стали решать, в какой день лучше и время лучше. Ясно, что вечером и тем более ночью наша встреча не могла произойти. Значит, утром или в послеобеденное время. Традиционно так сложилось в нашей местности, что за активными базарными днями субботой и воскресеньем следует самый расслабленный и чаще всего для торговцев выходной — понедельник. Лейла придумала легенду, что якобы ей звонили из налоговой, нашли ошибку в отчете, и ей надо туда поехать, там на месте под надзором инспекторши, исправлять.
Я заранее узнал, что она предпочитает из напитков и яств. С удивлением услышал «фрукты и вино» (от мусульманки!), хотя не отрицаю, что этим она осознанно мне давала знать, что пойдет на нарушения предписаний Корана.
Итак, день недели — понедельник; число, месяц и год — неважно; время года — весна; время суток — пара часов до полудня. Я в радостном возбуждении занят накрытием и сервированием столика, как она пожелала — хорошее, но некрепкое вино, фрукты, шоколад, сок и минералка, чуть поодаль — кофейные атрибуты. Поминутно гляжу в окно, но ту минуту, когда она прошла от угла дома до нашего подъезда, пропустил. Поэтому от звонка в дверь даже вздрогнул.
На первый взгляд про Лейлу нельзя было сказать, что она нацменка. Желтые волосы до плеч, (причем, то ли от природы, то ли укладкой такое добивается, какая-то легко-летящая прическа, от малейшего движения ее волосы так и кружились вихрем) светло-голубые глаза, нежно-белая кожа, никаких усиков на лице или волос на теле, присущих многим восточным женщинам, правильная русская литературная речь. Но второй, более внимательный взгляд, обнаруживал и чуть иной разрез глаз, и чуть иное строение скул, и чуть иной угол наклона носа, и чу
ть проскальзывающий акцент.
Лейла снимает плащ, и оказывается почему-то не в платье, как мне хотелось, а в белом пушистом свитере, черной строгой юбке примерно до колен и белых колготках (или чулках, на тот момент я еще не мог знать). Косметика нанесена умело, губы накрашены, глаза подведены, но очень деликатно и тонко, также изыскан запах парфюма, нежно-утренне-цветочный, а не бьющий по носу и нервам звано-вечерний.
Писаная красавица, судя по описанию? Ну, вроде да, но два «но». Маленького роста, мне по плечо или даже ниже (а мой рост 170 см), и даже нарочно бесформенный и необтягивающий свитер не может визуально увеличить маленькую грудь. Не будь над шеей лица взрослой девушки, по телу можно вполне счесть школьницей, причем не старшеклассницей, а подростком, чье тело только-только начинает формироваться.
Мне это без особой разницы, меня она изначально привлекла не пышными формами и показной сексуальностью, а своими личными качествами, но ради справедливости надо упомянуть, чтоб не было недоумения, раз такая вся супер-красавица, чего ж не нашла женихов, падких хотя бы до внешности.
Проходим в комнату, садимся на диван, ведем вначале обычную нашу светскую беседу, что у кого было за истекший период, как прошла ее легенда о визите в налоговую, как я уладил дела на работе в связи с отсутствием сейчас. Показываю ей накрытый стол, напрашиваюсь на комплимент, как все красиво накрыто и отличного качества. Открываю бутылку, разливаю по бокалам, говорю тост за приятное знакомство, хотя формально в третий раз видимся, я пью почти все налитое, она делает глоток и смущенно улыбается:
— Да, вкус как тот раз, у... (называет имя однокурсницы, у которой была на дне рождения, мне эта история знакома, там был парень, который ей нравился и которому нравилась она, но она в силу «порядочности» отказала и в танце, и в провожании домой, и на этом все заглохло). Фактически понимаю, что она пьет спиртное второй раз в жизни, и, не желая спаивать, далее не обращаю внимания, что она только прикасается губами к бокалу, но не пьет.
ИНТИМ
Мы сидим друг рядом с другом, почти вплотную. Я часто, случайно или намеренно, касаюсь ее тела и рук, наливая сок или передавая фрукты. Она ничуть этого не стесняется, ведем обычную беседу уже о ее любимой музыке и моей любимой литературе. Глажу пробно по волосам и плечу — никакой реакции — ни позитивной, ни негативной. Подсаживаюсь ближе, прижимаюсь к ней, беру голову в руки, разворачиваю лицо ко мне, пытаюсь поцеловать в губы. Реакция удивительна — она убирает губы, но не убирает лицо и не отстраняется, а наоборот, прижимается ближе и кладет голову мне на плечо. Глажу ее волосы, они как пух легкие и щекочут мне лицо, когда целую ее в щеку и шею. Ворот свитера глухой и толстый, не могу пока проникнуть под него, и даже руками не прощупывается, есть ли ремни лифчика.
— Сними свитер! — шепчу ей на ухо. Она послушно отстраняется, встает, руками накрест снимает с себя свитер, кладет на боковой валик дивана, снова садится рядом. Красивое белое тело девочки-подростка, белый лифчик из плотной ткани, почти жесткий, как я понимаю, чтоб визуально увеличивать размер груди под одеждой. Снова пытаюсь целовать в губы, снова та же реакция — прячет лицо у меня на плече, и беспрекословно позволяет гладить себя по спине и бокам. К груди доступа нет, она плотно прижата ко мне.
Диспозиция такая. Я прижимаю одной рукой ее голову ко мне, глажу по волосам, целую щеку и шею, другой рукой шарю по спине, пытаясь отыскать застежку лифчика и расстегнуть. Одной рукой не получается, вторую задействовать не хочу, слишком уютна эта поза. На мои движения, даже попытки проникнуть под пояс юбки, она никак не реагирует, не помогает и не мешает.
— Сними лифчик! — снова шепчу ей. Лейла послушно встает, двумя руками за спиной делает «щелк», снимает лифчик и кладет на свитер. Стыдливо прикрывая локтями маленькую грудь, садится рядом, и первый раз дает прикоснуться губами к ее губам. Целоваться она не умеет, это факт. И у нее самая маленькая грудь из когда-либо реально виденных мной ранее у моих партнерш. Меня это ни капельки не смущает, а наоборот, переполняет какой-то нежностью и желанием поласкать эту милую, послушную девочку, сделать ей хорошо, чтоб она пусть на несколько минут, но забылась от своей скучно-тошнотворной обыденности.
После двух неумелых лобзаний она снова пытается скрыть лицо у меня на плече, но я уже не даю, потому что тогда снова потеряю доступ к этим миленьким персям. Я откидываю ее на спинку дивана, и очень ласково и медленно начинаю целовать молочно-белую грудь и нежно-розовые, еле видные сосочки. Иногда гляжу ей в лицо, отслеживаю реакцию. Как понимаю, она проверяет свои ощущения. Закрыв глаза, она то улыбается, то гримасничает (вряд ли от боли, скорее от щекотки или непривычности). Решается на первую робкую ответную ласку. По логике вещей, она должна сейчас положить свою ладонь мне на голову, задавая нужный темп сосания ее груди, но видимо не решается, а кладет на плечо, которое еще скрыто под рубашкой и гладит.
Мой первый порыв после такой ласки — раздеться самому тоже, хотя бы выше пояса, ей тоже хочется погладить живое тело, а не ткань. Но пока слишком хорошо идут ласки груди и тела, зачем спешить? Спускаюсь от груди к животу, щекочу языком пупок, слышу смущенное «хи-хи». Во время целования живота, гладя одной рукой грудь, другой пытаюсь оттянуть пояс юбки и проникнуть ниже. Опять то же самое — Лейла мне не мешает и не помогает. Сказать?
— Сними юбку, Лейла! Ни малейших возражений. И ни малейшего флирта, каковое обязательно демонстрирует опытная женщина, раздевающаяся перед мужчиной в преддверии секса, превращая тем самым раздевание в эротический спектакль. Совершенно спокойно, не меняя мимики, снимается юбка и кладется на лифчик. Пока она не успела сесть, говорю: — И колготки тоже.
Да, на ней колготки, а не чулки. Простые белые плотные колготки, надетые не для красоты, а для тепла. Их не снять быстро, она присаживается на диван, поджав одну, потом другую ногу, справляется с ними; расправив, аккуратно кладет поверх юбки. Теперь она сама делает секундную паузу, как будто ожидая, что сейчас последует просьба снять трусики, и вполне готовая сделать это тоже. Трусики на ней белого цвета, самого обычно покроя, не стринги естественно, с розовыми финтифлюшками и узенькими кружевами на бедрах. Говорить, чтоб сняла? Ну уже понятно, что снимет. Лучше сейчас подготовить поле боя.
— Лейлочка, переложи одежду на кресло, пожалуйста, пока я раздвину диван.
Переложить одежду — дело одной секунды. Поэтому пока я отодвигаю столик, раздвигаю диван, достаю и стелю белье, раздеваюсь и кладу свою одежду на другое кресло, Лейле делать нечего. Она сделала движение, чтоб унести бокалы и бутылки на кухню, но я мотнул головой, мол, позже, не горит. Присев на кресло со своей одеждой, она с непонятным выражением лица, не то вожделеющим, не то испуганным, следит за мной.
Поле боя готово, я тоже, готова ли Лейла? Откидываю одеяло, жестом приглашаю ее занять место ближе к спинке дивана, и говорю:
— Снимай трусики, иди ко мне! — и сам одновременно с ее снятием, снимаю свои трусы, и остаюсь ждать ее приближения с торчащим и покачивающимся членом, которому уже не терпится опробовать новую и такую вкусную девчонку.
Я-то давно понял, что Лейла девственна. Но мне было интересно, скажет ли это сама и откажется от близости, предложит ли иной способ удовлетворения, или молчаливо следуя понятной даже девственницам последовательности событий, спокойно станет женщиной. Почему-то мне было важно, чтоб именно она, словом, взглядом, жестом, дала бы мне знать, как мне вести с ней, педалировать ли тему девственности или по возможности быстро преодолев разовую боль, вести с ней обычные половые акты.
Взяв как образец случай с Аллой (из «Трижды три», если кто не читал или не помнит), я рассудил, что раз она без возражений пришла, разделась и легла, то, пожалуй, как раз и хочет стать женщиной, покончить с надоевшей в 28 лет девственностью. И ошибся!
Потому что как только она легла на приглашенное место, и я, прижавшись к ней каменным членом, стал целовать лицо, грудь, тело, и уже проникать пальцами между инстинктивно сжатых ног, почувствовал, что она напряглась, и аура желания сменилась аурой страха. Но аура аурой, я не экстрасенс, чтоб безошибочно толковать такие тонкие материи, прозвучала и ее фраза: — Нет, DD, подожди! Я так не могу!
Я как будто именно этого и ожидал. Руку с лобка убираю, чтоб не пугалась, кладу на грудь. — Ты девственна? — интонацией стараюсь дать ей понять, что я-то давно об этом знаю, но до поры до времени не считал нужным это свое знание оглашать. То есть показываю своим настроем, что я совсем не сержусь на ее отказ от секса, не возмущаюсь, а приглашаю по-доброму посмеяться над таким «препятствием». Лейла все поняла моментально. — Да, — нарочито жалобной интонацией неумелой актрисы подхватила она. — И что мне делать с тобой? — грубо подделываюсь под Серого Волка, который собирается съесть... нет, сперва изнасиловать, а потом съесть Красную шапочку. — Не знаю, — тянет она скорбно, продолжая оттачивать актерское мастерство. Перехожу на роль профессорско-преподавательского состава. Тоном экзаменатора спрашиваю: — Ты умная девочка, а ну-ка скажи мне, какие еще существуют виды секса? — Оральный, — бойким тоном студентки-отличницы, но потом снова как жертва, — но это так пошло. — А еще? — Анальный, — бойко, и снова жалобно, — но это так пошло.
Так, приплыли! Мне безусловно приятно и прикольно, что я нашел такую подругу, которая с полуслова меня понимает, подхватывает игру и вообще, как будто мы уже сто лет близки с ней. Ласки с ней приятны и возбудительны, но нужен какой-то выход. Она не рвется одеваться и убегать, значит, есть что-то, что на данный момент приемлемо, а до остального в свое время дойдет.
Прекращаю болтовню, продолжаю ее ласкать. Ножки она не размыкает, силой раздвигать не хочу, да и понимаю, что сильно мокрой она не будет, нет настроя на дефлорацию. Ловлю и длю свой кайф целованием миниатюрного тела, сосанием малюсеньких сосков, игрой с редким пушком волос на лобке. Лейла время от времени берет мой член в руку, неумело дрочит, но не может поймать удобную позу и темп, понимает, что не особо мне приятно, просто молчу из вежливости, снова бросает и переключается на прием ласк.
Однако она потихоньку заводится. Мелькает мысль, может ее вначале тоже, как Аллу, лишить анальной девственности? Ставлю раком, показываю, как надо правильно стоять, обещаю, что девственности лишать не буду, просто поласкаю, но она на всякий случай все равно ладошку держит там поблизости, чтоб пресечь попытку дефлорации. Раздвигаю ягодицы, понимаю, что погорячился. Дырочка ануса крошечная, вазелина и геля для анала дома не имеется, из вагины смазки практически нет, мой член тоже в силу болтовни и постоянного переключения с одного на другое уже не совсем каменный. Просто вожу пальцами и ребром ладони от ануса до клитора и обратно, и тут понимаю, что ее забирает. Лейла содрогается, охает и стонет, кричит мое имя в уменьшительно-ласкательном виде, что-то еще на своем языке невнятно, клитор увеличивается на совсем чуть-чуть, влагалище исторгает капельку выделений, и... резкое молчание. Наверное, сбил ей оргазм, ругаю себя, что-то не так сделал. И начинаю заново. Уже зайдя немного сбоку, параллельно ласкам целуя тонкий стан и нежные ягодицы, снова вожу пальцами и ладонью от клитора до ануса и обратно, дожидаюсь стонов, охов и ахов, «да-да, хорошо, еще», полушепчет-полукричит она, уже не понимаю, вырастает ли клитор и идет ли смазка, когда она снова перестает елозить промежностью по моей руке и замолкает.
Блин! Да как же сделать, чтоб ты кончила нормально? Обругать, шлепнуть по попе, засунуть палец в зад? Спросить? А не стыдно, я такой опытный мужчина, буду у девственницы спрашивать, но с другой стороны, я ж не телепат, пусть хоть намеком даст знать.
Лейла в позе раком стоит попочкой в центр комнаты, головой уткнувшись в угол между сиденьем и спинкой дивана. Я примощаюсь рядом, как-то ухитряюсь привлечь внимание, чтоб она повернула голову ко мне, задаю вопрос: — Лейлочка, тебе как хорошо? Согласен, что вопрос задан коряво, и предполагаю, что она поймет, что я имею в виду. То есть, как сделать, чтоб ее нарастание возбуждения закончилось оргазмом, и стало «хорошо». Но ее ответ меня обрадовал и переполнил радостью: — Как мне хорошо... Мне беспредельно хорошо, просто великолепно! — ответила она мне с сияющей улыбкой и солнечными лучами в глазах.
Что ж, значит, это у нее такая особенность — пик наслаждения у нее характеризуется не криком и выгибанием тела, а наоборот — расслаблением, покоем, своеобразной нирваной, можно сказать. Буду знать, а сейчас надо и о себе побеспокоиться, раз подруга удовлетворена. Снова ставлю ее в ту же позу, начинаю делать продольные движения не рукой и ладонью, а членом. Лейла вначале напрягается, поняв по толщине, что это не палец, но я максимально нежно шепчу ей: «Пожалуйста, не бойся, я не сделаю ничего плохого!» Мой член, так и не сумевший погрузиться ни в одну из привычных дырочек, рад и такому эрзац-сексу, тем более обзор просто прелестен. Оттопыренная попочка, белое тело, красивая фигура, я одной рукой поглаживаю тело, спину, ягодицы, куда дотягиваюсь, другой вожу верх-вниз членом от ануса до клитора и в обратную сторону. Тем более завожусь от мыслей, что я первый мужчина этой девушки, что я первый узрел ее наготу, что она послушно делала все сказанное мною, и что нет у меня никаких конкурентов, то есть она еще долго будет моей подругой.
Член помимо моей воли пытается демонстрировать свою звериную сущность. Скользнув чуть под другим углом, он чуть не вонзился в запретное отверстие, аж Лейла ойкнула, но я человек, а не зверь, мужчина, а не самец. Я безжалостно убираю его из такого уютного гнездышка, делаю несколько ручных движений, и фонтан спермы орошает девственные полупопия Лейлы. Я с кайфом растираю сперму по ягодицам, наношу немного и на узенький анус, но боже упаси, никак не ниже. Две тысячи лет назад одна еврейка забеременела без секса, будучи целомудренной, и возникло христианство. Какая религия возникнет, если вдруг таким образом забеременеет мусульманка, даже подумать страшно.
... Убрав постель в шкаф и посуду на кухню, одевшись друг перед другом без всякого стеснения и эротизма, мы долго еще простояли в прихожей, тесно-тесно и крепко-крепко обнявшись. Мы словно забыли все слова из родных и неродных языков, и твердили друг другу одно-единственное русское слово: «спасибо», «спасибо», «спасибо», «спасибо»...
193