«Может быть отдельным штатским лицам эта песня малость невдомек. Мы ж не позабудем, где мы жить ни будем…..»
Пролог.
По металлическому отливу окна противно стучали капли весеннего дождя. В комнату сквозь шторы сочился серый свет утра. Уютно уткнувшись носиком мне в плечо, посапывала жена. Одна ее рука лежала на моей груди, нога придавила бедро. Осторожно высвободился и отправился в туалет. Когда вернулся, жена уже лежала на спине с открытыми глазами и сладко потягивалась после сна. Приподняв одеяло, лег рядом с ней.
—«Ты где был?» - приподнялась жена на локте, обнимая меня другой рукой.
— «…Пиво пил…» - отшутился, укладываясь на спину рядом.
— «Никак к какой – то бабе ходил? А тут «Семеновна» страдает» - жена навалилась мне на грудь и приникла к губам в поцелуе.
— «Ну, ка, посмотрим, как там «Ерофеич» себя чувствует» - ладонь жены скользнула в трусы, нащупала мирно спящего «Ерофеича» и крепко сжала, а потом стала поглаживать.
— «Умаялся, поди, с чужой, а тут своя слезой истекает» - ворковала жена, стягивая с меня трусы.
Управившись с этим, она откинула одеяло, села, сбросила с себя ночнушку, и, перекинув ногу, уселась мне на бедра. Руки ее накрыли мои соски и заскользили по груди к животу, потом сжали мою голову, и губы жены обхватили сначала один, а потом и другой мой сосок. Бедра жены крепко сжали мои бедра, ее промежность притиснулась к низу моего живота, вжимая член. От этих действий член ожил, зашевелился, потихоньку твердея.
Снова прильнув к губам в поцелуе, жена опустилась, мягкие груди ее расплющились о мою грудь. Теперь она всем телом терлась о мое тело. Ноги ее вытянулись вдоль моих ног, бедра ритмично сжимались и разжимались. «Ерофеич» продолжал набирать силу и принимать «изготовку к бою». Теперь это происходило не так быстро, как тридцать или даже двадцать лет назад.
— «А, негодник! Ожил!» - ворковала жена, чуть приподнявшись и стараясь нанизаться на окончательно пришедший в себя член. Это ей удалось, и она снова расплющила об меня свои немалых размеров «дойки».
— «Давай – ка, поработай» - крепко прижимая к себе, она перекатилась на спину. так, что теперь я оказался лежащим на ней. Других поз жена не признавала. На вопрос же:
— «Тебе, наверное, тяжело» - она крепче прижимала к своей груди и, подбрасывая тазом, выдыхала:
— «Своя ноша не тянет!».
Мне ничего не оставалось, как начать ублажать своим «Ерофеичем» ее «Семеновну», в предвкушении встречи изрядно напускавшую «слюнок». Подняв согнутые в коленях ноги, жена резко подавала низ живота навстречу моим движениям. Хотя «Ерофеичу», чтобы откликнуться на призыв «Семеновны», требовалось изрядное время, зато теперь он не спешил расстаться с содержимым своих «партнеров», шлепающихся о пухлую соседку «Семеновны», и больше был занят ублажением ее, чем получением своего удовольствия. Вот и сейчас он трудился в поте лица, чтобы доставить как можно больше удовольствия «Семеновне».
Она тоже не оставалась в долгу и всячески старалась ублажить «Ерофеича». Руки жены то скользили по спине,
то охватывали за шею, а то стискивали ягодицы и ритмично нажимали на них, задавая темп.
Но вот жена резко стиснула бедрами мои ноги, вскинула еще раз своим тазом и затихла. Руки ее разжались и соскользнули со спины, ноги тоже расслабились, опустились на простынь.
— «Устала! Спускай уже»
Я покачал еще немного и кончил. Скатился с жены и лег рядом.
Серое небо и нудное постукивание капель по отливу окна не располагало к бодрому началу дня. Вытянувшись под теплым одеялом, привлек голову жены на прежнее место у себя на плече. Спешить было не куда – новоявленные владельцы приватизированного института считали, что успешную деятельность организации могут обеспечить только молодые кадры, и отправили за ворота всех сотрудников от шестидесяти и выше.
На работу теперь спешить было не надо, дети выросли и обзавелись собственными семьями. Забот никаких. Все дни были похожи один на другой: «…поспали, теперь поесть. Поели, теперь поспать». Иногда дни скрашивались поездками в поликлинику по врачам да походами в близлежащие магазины для пополнения продуктовых запасов. Постепенно надвинулись воспоминания о днях молодости, о первых годах супружеской жизни в далеком Камчатском гарнизоне, о переводе в Прибалтику в глухой поселочек под Лиепае, откуда был демобилизован по сокращению ВС на миллион двести тысяч и оказался в полузакрытом строящемся городке – спутнике Москвы.
— «Ты о чем думаешь?» - шевельнулась на плече жена.
— «Да так. Вспоминаю, как сюда приехали»
— «Хорошее время было. Весело жили. Помнишь, в лесу летом по вечерам не протолкнуться было? С детьми гуляли, в бадминтон играли. А зимой по выходным на лыжах катались» - встрепенулась жена.
«Слушай, а помнишь, как Варфоломеева из планового отдела и эта, как ее, из библиотеки… Ну, подскажи… » - нетерпеливо похлопала ладошкой по груди: «Мужьями поменялись. У них еще дети были. У Варфоломеевой дочка, а у той, вспомнила – Константинова – у нее мальчик. Они соседи по лестничной клетке были. И так и жили потом, друг к другу в гости ходили и в отпуска вместе ездили».
Конечно, помнил. Только среди нас, мужиков, этот случай интерпретировался несколько по - другому: два мужика, соседи по лестничной клетке, подружившиеся на почве любви к сплавам на байдарках, женами поменялись.
«А помнишь скандал с этим, с двоеженцем» - продолжила воспоминания жена.
Еще бы мне не помнить этот уникальный случай, о котором чуть ни целый год весь городок гудел. Ведь с Сергеем Кологривцевым связаны мы были по работе. А, кроме того, были офицерами, хотя и бывшими. Да еще и выходцы из одного «ведомства», о котором в те времена не принято было особо распространяться, и вспоминали о нем только два раза в год, когда по Красной площади в заключение парада ползли тяжелые тягачи с внушительных размеров прицепами.
Будучи членом парткома института, принимал я участие в персональном деле Сергея. Тогда с большим трудом удалось умерить пыл некоторых ревнителей нравственности, и весь этот «кипеж» оставить без последствий для Сергея. А случай по тем временам действительно был уникальным…..
119