Вместе со своими подружками легчайшая снежинка устремилась вниз в потрясающем, завораживающе-прекрасном танце-падении. Да только жаль, что этот танец имел отнюдь не самый поэтичный финал - бесподобная в своей неповторимой красоте снежинка упала мне на руку.
— Обалдеть, выпали неожиданно снежинки, - подумал я. Ведь жара с утра. Точно, это знак!
Мы вышли из Дома политпросвещения, куда нас определи переночевать. У Клэр было такое счастливое лицо, что все мои охранники открыли рты, ну а Стёпа незаметно показал большой палец. Клэр даже вроде стала немного красивее - в её глазах светился какой-то внутренний свет, освещая все вокруг. Только Ксюша перекосилась немного, но я чётко подмигнул ей - политика! Шарлотта вдруг тихо выдала мне, что она завидует Клэр.
Да, Клэр на удивление была просто бесподобна. Упругая, нежная, ласковая, горячая - вот тебе и холодные англичанки! А как её на удивление плотный "внутренний мир" чудесно распахивался мне навстречу! Мой "старый друг" точно дарил Клэр неповторимую, такую волнительную дрожь. А следом за дрожью пришел тот неописуемый миг, когда исчезает все, кроме двух бешено бьющихся сердец, а в небе зажигаются звезды. И только её горячечный, просто жгучий шёпот: "Мой дорогой, мой дорогой..."
Бурно кончив, я ещё долго лежал между ножек англичанки. А она явно доила своими интимными мышцами моего "генерала". Потом мы немного посидели с ней за столом, допив это чудесное испанское вино и тихонько беседовали. Но как сейчас полуголая, ещё вся горячая, коварная журналистка была совсем непохожа на ту ехидную и подлую... Потом она села мне на руки и, слегка покраснев, крепко меня обняла и прошептала на ухо: "I want more, my dear..." Ну что, хочешь ещё, постараемся - приказ товарища Сталина!
Шепнув на ухо Ксюше, мол это был приказ товарища Сталина ради советско-английской дружбы, она сразу успокоилась - мол, это не разврат, а выполнение приказа Верховного, я кое-что вспомнил. А я, вспомнив, позвал к себе Иванова. Ему Стёпа передал!
Три золотых браслета с бриллиантами у него в планшете, я ему тихо прошептал и мы отошли чуть в сторону - я вручил Клэр и Шарлотте по браслету. Шарлотта ахнула, а Клэр вдруг залилась слезами и расцеловала меня. Все мои охранники были в шоке! Немка тоже не отстала от Клэр и подарила мне долгий поцелуй.
— Мистер генерал, мистер Дима, я и так всегда буду помнить Вас, Вы необычный, просто потрясающий человек и генерал. И я ни о чём не жалею, мой генерал..., - она вытерла слёзы и вновь поцеловала меня. Я такая счастливая. Надеюсь, у меня будет твой сын...
— Герр генерал, я потрясена, - уже на немецком выдала Шарлотта. О Вас такое говорили, а Вы совсем другой, вежливый, культурный, образованный... У Вас такие бесподобные песни, я видела, как в зале все бесновались... И мне на моем языке спели... Я, как и Клэр, всегда буду помнить эту нашу необычную встречу... И буду завидовать Клэр, вот смотрите, она сейчас такая счастливая...
Но обязательно какая-то сволочь постарается испортить такое чудесное настроение с утра. Моя пятая точка чётко мне просигнализировала, я тихо, но конкретно выдал казакам, что делать. Молодцы парни, помахали руками и вроде они отходят в сторону... Парни моей охраны все повернулись и вроде смотрят на море и корабли. Но!
Внутри меня словно взревел ревун тревоги и замигала красная лампа, как за хоккейными воротами. Точно готовится "гол" в мои ворота - шестое покушение за бедного генерала, скромного командующего Крымским фронтом. Ну не надоело вам, подлые диверсанты! Сейчас сдохнете все! Я потихоньку зверел - испоганить мне такой день!
Стёпа красиво прикрыл меня, поэтому "патрулю НКВД" пришлось обогнуть его. И тут неожиданно для них я из-за Стёпы изо всей силы бью носком сапога старшего в колено, свист нагаек, которые прихватили патрулей за шею, сильные рывки - и через секунду они были обезврежены. Старший "патруля" орал во всё горло, держась за ногу, подбежали морячки из охраны штаба и настоящий патруль НКВД - моё шестое чувство не обманывало! Один из этого "патруля" тихо рявкнул: "Шайзе!" Тут сбоку выскочили ещё двое "патрульных", да Стёпа по моей команде ловко срезал их короткой очередью. Все немного обалдели! А Клэр и Шарлотта были в шоке!
— В чём дело? Кто вы такие? Документы, быстро! И руки подняли! - вовсю заорали на нас настоящие патрульные!
— Пасть закрой! Перед тобой командующий Крымским фронтом! - ещё громче заорал Степан, направив на них ствол "MG". Мы - охрана генерала. А это немецкие диверсанты. А вы сопли жуёте, немцы хотят тут как по бульвару. Ты у командующего фронтом документы будешь проверять? Совсем оборзел! - короткая очередь из "MG" в землю и тут уже быстро патруль поднял руки. Про мою охрану тут уже легенды ходят, с ними лучше не спорить!
Они точно обалдели, да и Клэр и Шарлота, которые были в нашей военной форме, тоже были в шоке, а тут Стёпа своими стальными руками подтащил ко мне и поставил на колени передо мной связанного по рукам и ногам диверсанта.
— Будем говорить или желаем помучиться, - по-немецки обратился к нему я. Пытать тебя электротоком и раскалённым железом, чем тебе больше понравится? Только не надо воплей, что мы ошиблись и так далее, понял? Я этого не люблю, понял? Проиграл - давай плати! Ну что, ферштейн? Будешь отвечать на мои вопросы или желаешь жестоко помучиться? Мои казаки, вон они, такие пытки знают... Мне и самому жутко бывает!
Иванов достал "Вальтер", а я вновь по-немецки спросил обалдевшего диверсанта:
— У тебя выбор прострелить тебе сразу колено или отстрелить яйца? И первый вопрос, "Брандебург-800" или "Штаб Валли"?
Иванов выстрелил в зе
млю возле колена, немец дёрнулся и сразу "поплыл". Он только постоянно повторял: "Ты дьявол, ты дьявол, меня предупреждали... Я всё скажу, ты дьявол... Ты не чёрный генерал, ты дьявол... Тебя нельзя убить..."
Шарлотта переводила на ухо Клэр мои вопросы. Вскоре приплыл и Октябрьский вместе с начальником Особого отдела, я ему выдал весь расклад - немецкие диверсанты, седьмая попытка покушения на меня.
— Филипп Сергеевич, проспали твои особисты и НКВД немецких диверсантов. Оружие у них мы забрали, вот "Браунинг Лонг09", пули разрывные, с ядом. Вот так, поговори со своими особистами. Ты "употребляешь" каждый день без меры и они не просыхают. Работайте! На хрен тебе Особый отдел, если немецкие диверсанты у твоего штаба ходят... Так тебя убьют... У них пули с ядом!"
Особист понял, что он на грани расстрела - у самого штаба пятеро немецких диверсантов! Пришлось мне и ему и патрулю НКВД провести антидиверсионный ликбез:
— Так, стащить с него сапоги! Верх наш, а подошва? Да, подошва немецая, ясно теперь. Что внутри? Это не бумажки, а продаттестат и денежный аттестат. Вот так, вы в особом отделе не просыхаете, патруль НКВД спит на ходу и что мы имеем в итоге? Немецкие диверсанты получают наши деньги и продукты и крутятся возле штабов. Вот как! Документы его - скрепка из нержавейки, а у вас железная. Ясно вам?
Октябрьский побелел и даже чуть протрезвел, дошло, что могли и его сейчас убить. Протрезвеет - примет мерны! Ну а мы поехали на вокзал - пора домой нам возвращаться! Фронт ждёт! Красавица-радистка ловко вскочила в "Додж" адмирала. Вот чертовка, придётся её зачислить в штат. Точно, будет зам.начальника нашего радиоперехвата, у неё же техникум. Вот, вопрос решен!
А майору, командиру морской пехоты, я прочёл стихи:
Простите пехоте, что так неразумна бывает она —
Всегда мы уходим, когда над землею бушует весна.
И шагом неверным по лестничке шаткой — спасения нет.
Лишь белые вербы, как белые сестры, глядят тебе вслед…Он был в полном восторге - теперь это будет гимн морской пехоты!
— Товарищ генерал, добровольцы завтра же с утра едут в Джанкой, весь батальон морской пехоты, пришлите этот поезд нам. - Хорошо, майор, будем ждать вас на фронте, такие храбрые парни нам нужны. Но помните - дисциплина! И, выполнять только мои приказы! Только мои! Запомните это!
В поезде Клэр и Шарлотта сразу сели с мной рядом, тесно прижавшись. Зубы Клэр тихо стучали - эти мужские игры сильно испугали её. Девушки мои занялись обедом. Жизнь наша продолжается - я громко выдал им всем... Так что мы ещё покажем этим наглым немецким оккупантам, где раки зимуют. Но сейчас мы все ждём обед. Как говорится, война войной, а обед - по расписанию. И все засмеялись.
И заодно прочёл всем стихи для улучшения настроения и аппетита:
Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал, молчали дома.
Белой акации грозди душистые
Ночь напролет нас сводили с ума…
— Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода.
Боже, какими мы были наивными!
Как же мы молоды были тогда!
В час, когда ветер бушует неистово,
С новою силою чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя.
Ксюша расцеловала меня, слегка прослезившись, а потом обе наши певицы - Лиза и Анастасия. Ну и радистка не отстала, заодно шепнув на ухо:
— Товарищ генерал, это Вы мне стихи посвятили? Вы так смотрели на меня...
Вот балованная! Но перед обедом я попросил её представиться:
— Черёмушкина Ольга Ивановна, московский техникум связи.
— Ну вот товарищи, прошу любить и жаловать, лейтенант Черёмушкина, зам.начальника узла связи и ответственная за связь между нашими полками.
И на удивлённый шепот красавицы-связистки. что она старшина, умница Иванов громко рявкнул на весь салон:
— Товарищ лейтенант, наш уважаемый товарищ генерал никогда не ошибается. Запомни это и никогда не спорь с генералом! А вот и наш долгожданный то ли обед, то ли уже ужин.
После ужина и, конечно парочку бутылок вина из бара Ворошилова, по настойчивой просьбе я спел мою любимую:
Облетела листва, у природы свое обновленье,
И туманы ночами стоят и стоят над рекой.
Твои волосы, руки и плечи — твои преступленья,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Я боюсь твоих губ, для меня это просто погибель.
В свете лампы ночной твои волосы сводят с ума.
И все это хочу навсегда, навсегда я покинуть.
Только как это сделать, ведь жить не могу без тебя.
Опять плакать, ладно, тогда чуть юмора, лично для Шарлотты:
Auf der Seite der Frazosisch, auf fremden Planeten
An der Universitat muss ich lang studieren
Wie traurig ich,Freunde, nicht mit Worten sagen
Weinen, suse freundinnen, mit mir bitter Tranen
Stehe, halte das Paddel, durch ein Moment schwimmen
Mein Herz hat Schmerzen und grose Traurigkeite....
Ну а потом на русском, для всех, объяснив, что это из вагантов, бродячих музыкантов, про недорослей, которых царь Петр 1 посылал за границу учиться:
Во французской стороне
На чужой планете,
Предстоит учиться
Мне в университете.
До чего тоскую и, -
не сказать словами...
Плачьте ж милые друзья,
Горькими слезами.
На прощание пожмем
Мы друг другу руки,
И покинет отчий дом
Мученик науки.
Вот стою, держу весло -
Через миг отчалю.
Сердце бедное свело
Скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
Голубая лента...
Вспоминайте иногда
Вашего студента.
Все хохотали, Шарлотта, как могла, переводила Клэр, а тут я ещё поюморил:
Если насмерть не упьюсь
На хмельной пирушке,
Сделал мхатовскую паузу и громко выдал: "Что вряд ли! Точно вряд ли!" И вновь хохот. Наш вечер прошёл просто чудесно. А ночь спокойно...
В эту ночь меня никто не присыпал - Ксюша, как любимая племянница генерала, прогнала всех, мол, после шока с покушением командующему нужно выспаться. Но "ночной колпак", бокал отличного "Кагора", она мне лично занесла. Заодно ловко сделав мне минет! Так что я был прав - жизнь продолжается!
469