В рабстве я пятый год. Я работала главным бухгалтером в одном ничтожном банке. Когда банк взяли за жопу, мне популярно объяснили, что дадут шесть лет. Если пойду на сделку со следствием и расскажу всё, что знаю, дадут меньше, года два, но живой я оттуда не выйду.
Следовательшу зовут Эльза. «Гестаповская сука!» — думаю я.
— Дочку вашу жалко, Зоя Николаевна! — у Эльзы маникюр, на который не хватит трех её официальных зарплат. — В приют поедет. Родители твои давно уж в лучшем мире, а папанька дочуркин сгинул на просторах Коми АССР, я посмотрела в базе, сколько лет твой бывший в розыске по алиментам. Чем думала, милочка, когда воровала?
Если бы я воровала, тоскливо думаю я, видала б ты меня здесь. Только подставлялась за ошмётки с барского стола.
— Я спасу тебя. — Говорит Эльза. — Но ты будешь паинькой. Обещаешь мамочке?
— Что я должна делать? — глухо спрашиваю я.
— Включи мозги, дура. Ты будешь делать всё, что тебе прикажут. А показания пока полежат в моем столе...
Эльза ласково улыбается: — Тебе сказать, какой срок давности по этой статье? Я скажу: 18 лет. Не подведи мамочку.
«Мам, ты чего? — Ленуська заглядывает в мою комнату. — Идти пора!»
— Мне сегодня попозже, к третьему уроку, — отвечаю я. — Беги, моя хорошая, опоздаешь.
Господин был милосерден. Иногда он спал со мной, иногда я участвовала в оргиях, иногда он презентовал меня кому-нибудь из своих приятелей. Не так часто, раз в месяц, от силы — два. У Господина много таких невольных шлюшек, как я, есть, из кого выбрать.
В банковской сфере работать мне было запрещено. Я вспомнила первое образование, педагогическое, и устроилась в школу учителем математики. Школа рядом с домом, в ней учится и моя дочка.
«А ведь это были спокойные годы!» — ловлю я себя на чудовищной мысли. Тот ничтожный банк, где я работала главбухом, перед неумолимо наступающим пиздецом был похож на стаю крыс, запертых в трюме тонущей лодки.
Господин меня никогда не унижал. К сексу с незнакомыми людьми я привыкла быстрее, чем можно было предположить. Зарплата в школе сносная, дочка растёт, чего ещё надо, в самом деле. Боже, что же будет? Кто он, этот новый хозяин?
Вечер. Я возвращаюсь пешочком из школы. Не холодно. Я расстегнула пальто. Я молодая женщина, мне всего тридцать два, у меня высокая грудь, я — симпатичная. Я знаю, что мужчины оборачиваются вслед мне.
Я всматриваюсь в лица прохожих. Каким он будет, этот новый поворот в моей судьбе? Вряд ли новый Господин ходит по улицам. Хотя как знать. Прежний Господин был склонен к театральным жестам. Оргии, которые он устраивал, всегда были костюмированные, с сюжетцем и интрижками. В юности Господина не существовал порноинтернет, он хорошо научился играть живыми людьми как куклами. Был случай, когда он велел мне переспать сначала с сыном, а потом с отцом, в течение одного вечера. Много было разных случаев.
Третий месяц после прощального звонка Господина. Я ощущаю себя одинокой и брошенной. Неужели меня отпустили на свободу? Неужели больше не будет этой двойной жизни, когда днем я строгая математичка, а вечером распутная девка в компании людей, которых вижу первый и последний раз. Неужели это конец?
Я сижу в кабинке лингафонного кабинета. «Я всё понимаю, Зоя Николаевна! — нервно сказала мне директриса. — Я понимаю, что это не ваш профиль. В школе проверка, на уроке немецкого языка обязательно должен присутствовать второй учитель. А Лариса Сергеевна, простите, болеет, как обычно, в самое подходящее время. Ничего страшного, поучаствуете для «галочки».
В кабинке на соседнем стуле десятиклассник, здоровый лоб, как и всё их акселератское поколение. Я не знаю, как его зовут, я не преподаю в этом классе. Я слушаю в наушниках тяжелую немецкую речь и думаю, что прошлым летом с Ленуськой мы месяц провели в Анапе, Господин спонсировал отпуск. Этим летом придется торчать в Москве. Ладонь десятиклассника ложится мне на коленку и скользит под юбку. Я выпрямляю спину и смотрю в сторону. Боже, вот это фокус!
Он беззастенчиво лапает меня, потом берёт за шею и поворачивает голову. Я вижу его торчащий из ширинки ствол, готовый к извержению. «Пожалуйста, не здесь... — шепчу я. Он еле заметно улыбается и опускает мне голову. «Плохое начало!» — думаю я и обнимаю губами его член.
Что это было? Он заставил меня отсосать в лингафонном кабинете и всё. И больше ничего. Мы сталкиваемся время от времени в школьных коридорах, он проходит мимо, как ни в чем не бывало.
Теперь по утрам я внимательно изучаю себя в зеркале. Я всё понимаю, но, простите, в моем лице нет и тени намека, что я блядь.
Что он хочет, этот мальчишка? Я по-прежнему не знаю, как его зовут. Для своего возраста он слишком коварен. Наверное, он ждёт, чтобы я сама подошла и спросила, что дальше.
Я еду в маршрутке. Сегодня среда, библиотечный день, меня направили на курсы повышения квалификации.
— Простите, Вы по такому-то адресу едете?
Мужчина на переднем сидении доверчиво смотрит на меня.
— Cразу видно, что учительница? — кокетничаю я.
— Простите, ради бога! — мужчине слегка за сорок, он полноват, лысоват, одет замухрыжно. — Я из 403-й школы. Недавно переехал в этот район, совсем не знаю, где что находится.
— Я провожу Вас, — говорю я. — Не волнуйтесь.
— Павел Алексеевич! — представляется он, когда мы подходим к зданию курсов. — Учитель биологии.
— Зоя Николаевна! — отвечаю я. — Математичка.
— Очень приятно было познакомиться.
— Взаимно.
Павел Алексеевич курит на крыльце, когда я выхожу после лекции.
— Домой? — спрашивает он.
— Домой. — Отвечаю я.
— Вы мне не поможете? — Голос Павла Алексеевича исполнен просительной интонацией. — Супруга выдала целый список продуктов, которые надо купить. А я так плохо в этом разбираюсь.
— Я не видела здесь ни одного супермаркета. — Говорю я.
— Большой супермаркет возле моего дома. Доедем на такси. — Павел Алексеевич улыбается, но в глазах его я вижу волчий блеск.
— Да, конечно. — Соглашаюсь я.
Мы подъезжаем на такси к его дому.
— Поднимемся ко мне, выпьем по чашечке кофе. А потом в магазин, Зоя...
— Просто Зоя. — Говорю я.
Обычная двухкомнатная квартира, не съёмная, во всём видна женская рука. «Я сейчас приду». — Говорит Павел Алексеевич. Какая глупая и идиотская чехарда. Меня куда-то ведут, но куда и зачем? Я сажусь на узкий диванчик напротив телевизора. Павел входит в коротком шелковом халате.
— Раздевайся! — приказывает он.
Семь вечера. «Я могу идти?» — спрашиваю я.
— Пока нет. — Павел, развалившись в кресле, пьет виски.
— Наполни ванну и жди меня.
Ванна неожиданно большая для скромной двухкомнатной квартирки. Я включаю воду и звоню дочке: «Ленуська! У нас сабантуй на работе. Буду поздно».
Я лежу в ванне в облаке душистой пены. Странный тип, этот новый хозяин. И кто он, тот мальчишка или этот, назовем для простоты — Павел. Или кто-то третий, а эти двое просто пешки? С Господином было проще. Был секс, часто запредельно развратный, но ничего, кроме секса. Никто не лез мне в душу, со мной не играли в потёмках. Меня провоцируют и даже не хотят подсказать, на что.
— Не утони! — обнаженная женщина садится ко мне в ванну.
Она жгуче красивая, у нее восточный разрез глаз. Она обнимает меня и ласкает «губкой». «Ты улетишь к звездам». — Она дышит порывисто и нежно.
В три часа ночи уже одетая, в прихожей, я не выдерживаю: «Что дальше?»
— Тебя найдут. — Павел, зевая, держит за талию свою брюнетку. — Не волнуйся.
Кажется, на днях в метро я видела следовательшу Эльзу. Эльза была седая, неряшливая и, по-моему, пьяная. Она крепко держалась за поручень и тупо смотрела в одну точку. Наверное, я обозналась.
Лето, жарко, вентилятор вяло пытается разогнать духоту. Я одна дома. Ленуська поехала в молодежный лагерь под Рузу. Там ей хорошо, там водохранилище. «Надо принять холодный душ». — Лениво думаю я.
Уже почти два месяца, как меня не беспокоят. Я по-прежнему в неведении, кому меня продали. Я начинаю думать, что, возможно, это было последнее танго и мне просто не сообщили, что я свободна. Встретить бы мужчину, который возьмет меня такой, как я есть, и расставит все точки над i.
Звонок в дверь. Я запахиваю халатик и открываю.
— Из ЖЭКа. — На парне синяя форменная роба. — Профилактика водопровода.
— Проходите. — В подъезде я мельком видела объявление. — Туалет и ванная вон там.
Я пью на кухне ледяной чай.
— Хозяйка! Водичкой угостите?
— Пожалуйста. — Я наливаю ему полную кружку минералки.
— Премного благодарен! — Он вытирает губы платком. — Поебёмся, красавица?
— Что?! — я хватаю со стола кухонный нож. — Пошёл вон, хам! Только тронь...
Пощечина сбивает меня на пол. Он переворачивает меня на живот и долго и мучительно насилует.
Я лежу, уткнувшись носом в коврик. Звук захлопнувшейся двери. Боже, за что мне всё это? Я никого не обижала, я послушно исполняла любые прихоти. Пожалуй, мне это даже нравилось. За что со мной вот так, как с половой тряпкой, как с дворняжкой? Что они хотят от меня, сволочи?
Я придумала. Я найду адвоката. Я расскажу ему всё начистоту, как гинекологу. Он поймёт, он спасёт меня. Есть же Конституция, есть законы в этой стране. Я буду на коленях умолять судей и меня простят. Мне, конечно, нечем заплатить адвокату, но я предложу себя.
Сентябрь. Пятое число. Я не пошла на работу, Ленуська передаст завучу записку, где я написала, что приболела. Я смотрю на фотографию адвоката на мониторе компьютера. Евгений Степанович, шестьдесят седьмого года рождения. Взрослый, серьезный мужчина. Сейчас я позвоню ему и договорюсь о встрече. Телефон пищит эсмэской:
— Через час будь по адресу... Будь в чулках.
Я смотрю на фотографию Евгения Степановича и иду одеваться.
Мне открывает Сергей, ученик одиннадцатого класса, отличник и скромняшка. В этом классе я веду математику четыре года.
— Здравствуй, Зая! — он берет меня за попу и ведет на кухню.
— У нас гулянка! Поработаешь официанткой. Переоденься. — Он протягивает мне передник и демонстративно отворачивается.
Я вношу в комнату поднос с выпивкой. В комнате трое, все ученики этого класса, я всех их знаю. Мальчики играют в карты. Вместо карточного стола на четвереньках стоит директриса, Ирина Анатольевна Мазилкина. В толстой заднице Мазилкиной торчит электрический фаллоимитатор. Фаллоимитатор жужжит как назойливая муха.
— «Ромашка», пацаны! — торжественно объявляет Сергей.
Мальчики выпивают, а потом пускают нас по кругу. Бессчетное количество раз. Потом на четвереньках мы лакаем шампанское из серебряного тазика. Мальчики хохочут.
— Ползите на кухню, соски, — распоряжается один из них, Василий. — Мы передохнем.
Я сижу на полу, притулившись к батарее. У меня всё болит. Господи, когда это закончится?
— Похоже, заснули! — чуть слышно произносит Мазилкина.
— Что? — я равнодушно смотрю на нее.
— Проверю. — Директриса всё также на четвереньках выползает в коридор.
— Спят, подонки. — Она возвращается на двоих, в руке держит сумочку. — Еще до твоего прихода я им в водку сильное снотворное подмешала. Не знала, что ты тоже в ловушке.
— А ты давно? — спрашиваю я.
— Четыре года. Сначала было более-менее терпимо, а потом позвонил Господин и сообщил, что продал меня. Сказал, что новый хозяин найдет меня сам. И тут началось хождение по мукам, раз за разом всё страшнее. Мне кажется, меня хотят довести до психушки.
— А мне не кажется, — говорю я. — Это так и есть.
— Их надо убить. — Директриса опирается руками на стол и похожа на разгневанную Артемиду.
— Кого их? — говорю я.
— Этих детишек. Ты понимаешь, что после сегодняшнего случая нас будут драть на каждой переменке все кому не лень.
— Понимаю, — говорю я. — Убъем этих, придут другие.
— Не придут, — упрямо повторяет Мазилкина. — Смерть слишком высокая цена за развлечение. Этот мифический хозяин сразу сообразит, что нас лучше оставить в покое. Я до пединститута медицинское училище закончила. В ядах кое-что смыслю. У меня в сумочке ампулы: наполовину героин, наполовину мгновенный яд. Вколем дебилам и конец нашим страданиям.
— А отпечатки? — говорю я. — Найдут ведь нас.
— Всё тщательно протрём. Бутылки разобьем. Такой кавардак начнется, когда выяснится, что ученички из благополучных семей заядлые наркоманы, не до нас будет. Им лучше дело замять, чем будоражить.
Тихий субботний вечер. Ленуська отпросилась с ночёвкой к подружке. Я не возражала, у меня свои планы. Я иду в гости к Мазилкиной. Я лягу с ней в постель, а потом вколю ей то снадобье, которое она так мастерски приготовила для мальчиков. В сумочке было шесть ампул. Четыре мы использовали, а две я украла, когда директриса ликвидировала следы нашего присутствия.
Мне не нужен свидетель. Я не знаю, кто она — друг или враг, или очередной круг ада, предназначенный мне, новая уловка, чтобы вывернуть мою суть наизнанку. Я не знаю и не собираюсь больше играть вслепую. Я сделаю это и с большим любопытством буду ждать, хватит ли у кого-нибудь смелости взглянуть в глаза львице.
— Мам, проснись! Папа звонит, — Ленуська тормошит меня. — Ты опять забыла телефон на зарядке в коридоре.
Я сажусь в кровати и тру виски. Тьфу, ну и бредни же снятся, когда тебе немного за тридцать, ты хорошая мама, верная жена, надежный главбух в крепком и устойчивом банке. Тьфу, чтоб не сглазить. Ленка, где мои тапочки?
195