Тут Мишка неожиданно вскочил и, не промолвив ни слова, выбежал на улицу. Мы остались вдвоем. Но, честно говоря, я уже ничего не хотел и не знал, как отделаться от непрошенного гостя. На крепком загорелом теле Серёги выделялась белая обтягивающая майка. В деревне его считали первым силачом и красавцем, а девки просто кипятком ссали от одного его горячего взгляда, и слава бабника заслуженно гуляла о нём по всей окрестности. Это мне тетя Паша поведала, мать мишкина.
«Ну и что ты стоишь?» — спросил я, придавая голосу беззаботно-безразличный тон. Серёга тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя оцепенение, что-то пробормотал неразборчиво и тотчас вышел на улицу.
Да и мне пора было двигаться к деревне, очень хотелось спать, и ноги едва вели меня по проселочной дороге. Добравшись до мишкиного двора, вошел в дом и увидел, что за столом в одиночестве сидел его батя дядя Вова, держа в руке только что начатую бутылку.
— А проходи! Вот ты мне и поможешь, а то я один не могу пить, сам понимаешь.
Пришлось мне подсесть к столу.
— А где оборванец мой?
— Да остался на пастбище. У них там с Серёгой дела какие-то.
— Наверное, Цезаря ловить пойдут в ночь, а то он с прибабахом, днем хрен его приведешь в стойло. Да и вообще конь какой-то сдвинутый, одна радость колхозу — племенник хороший, и табунщики из соседних деревень кобыл привозят да и приплачивают еще. Вон сегодня из Малиновки кобылку привезли. Ох, ядрёна, красива! Прямо загляденье, а этот ухарь что делает? Не понравилась ему кобыла — хрен заманишь! Вот у соседа кобылу вообще пришлось из табуна забирать. Так неизвестно еще, мы ее забрали, или Цезарь её выжил. Чем она ему не угодила? Ну, да ладно, наливай!
После поллитра, выпитого на двоих, да еще пережитого вечером на пастбище, я упал замертво и уснул.
Проснулся после обеда. Дома уже никого не было кроме тети Паши. Покормила она на меня, порасспрашивала о житье-бытье, да и поинтересовалась, не женат ли я.
Я ответил: «Нет ещё».
— А что, пора бы вам оболтусам остепениться. Мишка тоже баб сторонится, боится что ли их. Я вся уже извелась, да и девок хороших сколько вон. Ну что вам надо?
Поговорили мы с тётей Пашей о том, о сем, заодно узнал, что все сейчас на пастбище. Повели кобылу из Малиновки к этому ухарю Цезарю. Он уже третью подружку не подпускает к себе.
Да вызнал попутно, что, оказывается, свет на пастбище в одиннадцать вечера включают из деревни. А я все думал, как там вчера вечером свет сам по себе вдруг врубился.
После обеда и я отправился на пастбище. Если честно, то не видел ни разу, как конь кобылу дерет. Когда добрался до места, застал всех удрученными и злыми на Цезаря, который по-прежнему не подпускал кобылу. А кобыла и впрямь была красавицей: молодой, стройной, с красивой лоснящейся шерстью. А по поляне разносился какой-то странный непонятный запах. Я поинтересовался у Мишки, что это за запах такой необычный чувствуется здесь, но он, пожав плечами, сказал, что ничего не чует. Меня же этот запах просто доканывал, что-то в груди сжиматься начало и в паху защемило, а глаза сами неотрывно продолжали смотреть на кобылу. Наваждение какое-то!
В конце концов общим советом порешили кобылу оставить на ночь с Цезарем в загоне, мол, куда он денется. Дядя Вова домой пошел опохмелятся, он вчера вечером еще к соседу отправился пить, видя мою несостоятельность. Цезарь и кобылка стояли в разных углах загона. Я подошел и погладил коня по носу. Он пофыркал. «Ты ему нравишься. Он обычно никого не подпускает» — сказал Серёга позади меня. Я обернулся. Он стоял, широко расставив свои сильные ноги, голый по пояс с мокрыми волосами на голове. У меня от его вида даже заныло в паху. По всему видно было, что Серёга только что вернулся после купания в реке. Жара стояла страшная. Мне показалось, что он хотел сначала что-то сказать мне, но потом все же промолчал.
— А где Миха?
— В реке плещется.
Я направился к речке и нашел Мишку сидящим на берегу.
— Как дела?
— Да все хорошо. Только вот горит там всё.
— Ну ничего. Пройдет это. Ты извини, если что: Я сказал это примирительно, ласково обнимая Мишку за плечи. Ему предстояло сегодня ночью дежурить, я решил тоже остаться здесь, и мы отправились в избушку перекусить чего-нибудь. В избушке мы обнаружили Серёгу, который как раз выкладывал к ужину домашнюю еду из пакета.
— «Ты с нами?» — спросил он и так посмотрел на меня, что я просто оторопел. Если бы тётя Паша не рассказала мне о его блядской славе бабника, я бы подумал, что он гей. Мы выпили по стаканчику самогона, закусили славно, посидели, ведя обычный разговор о житейских проблемах, да, сморённый выпивкой и полуденной жарой я и не заметил, как уснул. Проснулся я опять от этой лампочки, свет которой мне резко ударил в глаза, мать её растак. Ну, думаю, одиннадцать, значит. Отправился я парней искать. Цезарь спокойно стоял в загоне, а со стога рядом мне послышались голоса.
— Ты же обещал, что я первым тебя трахну! — сказал Серёга.
— Ну извини, так получилось. — Услышал я в ответ мишкин голос и остановился как вкопанный.
— Получается так: первому приезжему ты сразу дал, а мне уже целый год голову морочишь! — настаивал Серёга. — Давай теперь!
— Не могу. Болит всё там.
— Ну отсоси тогда!
— Может у меня получится? — неожиданно для себя произнес я и вышел из-за стога. Услышав мой голос, парочка затаилась и молчала. Я подошёл к ним. Хрен мой стоял уже только оттого, что Серёга оказался все-таки геем. Не знаю, откуда во мне взялось столько решительности, но времени я терять не стал и, смело обняв Серёгу, поцеловал его взасос. А затем, покрывая его грудь и живот поцелуями, начал потихоньку опускаться вниз к шортам и прикоснувшись через ткань губами к его уже открытой и разбухшей головке, стал осторожно стягивать их. Вместе с шортами мне удалось стянуть и светлые трусы. Член, освободившись от плена ткани, ударил меня упруго по носу, и я, обхватив его губами, начал язычком обследовать головку. Серёга застонал, а Миха вскочил на ноги и начал целовать его взасос. Я же, увидев рядом знакомые брюки Мишки, не теряя времени, быстренько расстегнул замок и, продолжая заглатывать серегино сокровище, добравшись до возбужденного хрена Мишки, стал по переменке отсасывать оба члена.
А они тем временем наверху целовались, Серега к тому же еще и поебывал меня в ротик, нетерпеливо двигая корпусом. Я обнял руками их попки, пытаясь пробратся пальчиками к анусам. Миха не противился моим действиям, а только застонал чуть громче. А вот с Серегой мне пришлось повоевать, но все-таки добился своего и теперь, дразня их дырочки, сосал, стараясь никого не обидеть.
Потом мне удалось просунуть руки между их ног и всерьез заняться проверкой анусов целующейся парочки. Нащупав у Серёги бурогок простаты, начал его массировать круговыми движениями. Члены тыкались в мой рот, иногда попадая туда вместе. Мой же хрен стоял колом, его ломило от возбуждения.
Тут Серега начал кончать. Он дергался и рычал как бык, а я работал пальчиком в его попке и в какой-то момент просунул туда второй. От неожиданности он вскрикнул и тут же взял меня за голову, нанизывая на свой член и дрожа всем телом. В конвульсиях Серёга не замечал, что яйца с сочными шлепками бились мне о подбородок. Я даже не почувствовал вкуса спермы. Кончил он мне глубоко в глотку, а Миха начал кончать мне на лицо, брызгая сперму на нос, щеки и лоб. Я только едва успел перехватить губами последние капли его желанной влаги. Но сам я остался без ласки, хотя, наверное, уже сходил с ума от распиравшего. .. меня стояка.
Серега оказался смышленее.
«Полезли на стог!» — сказал он.
Когда мы забрались на копну, он положил меня навзничь и взял своими губками мой охреневший от желания член. Подоспевший Мишка начал взасос целовать меня в губы и соски на груди, потом они оба сосали мой член и яички. Серега пытался намекнуть, что он не прочь меня поиметь, но я умело отстранился и в конце концов бурно кончил Михе в рот. А с Серегой мы еще некоторое время продолжали сладко целоваться взасос.
Уснули мы прямо на стоге, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу. Ночью я проснулся от желания, почувствовав, что мой член опять поднялся в полный рост. Серега спал на животе, его тело в свете луны было так соблазнительно, а попка выделялась среди всего этого великолепия как крутая, никем ещё нетоптаннная горка. Мне нестерпимо захотелось припасть губами к этому сильному свежему телу красивого деревенского парня. Я начал его целовать в плечи, потихоньку опускаясь все ниже и ниже. В какой то момент он легонько застонал. Я просунул руку к члену Сереги и обнаружил его крутую напряженность. Массируя зажатый телом член осторожными движениями, я медленно продвигался поцелуями к манящей попке. Это было чудо! Она упруго отзывалась на мои осторожные прикосновения.
Я провел языком в расщелинке между ягодицами и, убрав руку от его члена, уже обеими руками гладил попку. Серегино дыхание участилось. Я боялся, что он проснется, но с собой уже ничего не мог поделать. Я легонько мял его ягодицы и, раздвигая их, касался язычком горячего ануса. Я делал это все чаще и чаще и в конце концов прильнул к этой дырочке кончиком языка, массажируя ее и пытаясь протолкнуться им внутрь.
Теперь я уже не был уверен, что Серега спит. Его колечко сокращалось, он тихонько постанывал и не пытался отстраниться. Я начал нежно гладить ладонью его спину, на что в ответ он вздрогнул всем телом и приподнял попку навстречу моему язычку. А язык тем временем трудился без устали. Неожиданно меня отвлек шум в стойле лошадей. Приподняв голову я увидел, что Цезарь лизал кобылку, прямо как я Серегу и был явно возбужден. Его развернутая дубинка звонка шлепалась о живот. А Серега тем временем призывно поднял попку, не понимая причины моей минутной задержки. Я еще раз лизнул его в попку и, намочив палец, ввел его на всю глубину. Серега поначалу дернулся, но я быстро нашел заветный бугорок и начал его массировать. От этих манипуляций мой приятель совсем выгнулся и, подняв попку до положения раком, стал помогать мне встречными движениями. Я быстро добавил еще пальчик.
А конь между тем уже пытался запрыгнуть на кобылку, но получалось у него все как-то неудачно. Меня это еще больше возбудило. Я опять почувствовал призывный запах кобылы, и мой хрен ответил ломотой от возбуждения. Я понял, что пора: Приставив член к анусу, я стал потихоньку просовывать и осторожно сдавать назад. А когда протолкнулась головка, я взял Серёгу за ягодицы и начал основательно входить в него. Он не против был, хотя и постанывал, и вскрикивал. На полпути я одним движением вошел до конца.
Парень вскрикнул, упал на сено, но я его не упустил, успел подхватить, и начал медленно пялить. В пещерке тесно было, ещё теснее чем у Мишки!
А конь мой тоже не терялся и, удачно засунув свою дубину кобылке, трахал ее с довольным ржанием, да и она не молчала.
Я завелся окончательно. Серега не сопротивлялся уже, только стонал и руками судорожно хватал и сжимал сено. А Мишка, видать, давно проснулся, разбуженный нашей вознёй, и дрочил свой член. Я снова поставил Серёгу раком, а Мишка залез под него и принялся сосать его вздыбленную игрушку. Изо всей силы вгоняя свой хрен в серёгину попку, я не переставал наблюдать за оргией Цезаря и его кобылки. И тут меня совсем повело. Я лёг на спину Серёги и со всего маху вгонял в него свой член и целовал распластанное подо мной тело, чувствуя как напрягаются и дрожат его мышцы. Я покусывал его в шею, и он вскрикивал при каждом входе в него, а Мишка болтался у его хрена, и я своими движениями ритмично вгонял ему в глотку серёгин хуй. Я был просто пьян от переполнявших меня чувств. Серёга начал кричать и биться в экстазе, и мой члена ещё туже почувствовал пульсацию и сжимающую силу его очка. Я не выдержал и тоже закричал, кончая ему прямо в попку.
Внизу заржал Цезарь. Он был тоже охвачен экстазом и, выгнув спину с разметанной по ней гривой, старался глубже загнать свой член. Я в изнеможении упал на Серёгу, который тоже без сил повалился на сено. Хватая ртом воздух, я вытащил наружу член и языком облизал его раздолбанное отверстие. Мишка стоял на коленях со стоящим хуем. Я дотянулся до него ртом и начал облизывать уздечку и раздутую головку. Ждать развязки осталось недолго. А Серёга в это время старательно облизывал мой хрен. Мишка, вскрикнув, кончил прямо на нас, обрызгав всех спермой.
Потом мы ещё долго целовались, не зная уже, где найти необцелованное место на наших разгоряченных телах. Это было неописуемым блаженством ощущать рядом с собой два горячих мужских тела, словно маленький табунчик желанных кобылок, которых я же и лишил девственности, хотя бы и через попку.
Сколько раз за ночь я трахал своих кобылок, я не помню. Помню только одно: весь следующий день яйца мои болели от такой работы. И подумалось мне, что ничего лучшего и более неистового в проявлении ощущений и чувств в жизни мне ещё не приходилось испытать, но, оказывается, все самое захватывающее было впереди.
Но это я расскажу в следующий раз, если вы хотите, конечно, послушать:
264