Евгений Александрович в свои шестьдесят был холостяком. Жена оставила его, когда ему было еще сорок. С тех пор он так и жил бобылем. Уволившись со службы в сорок пять, он поступил в одну из небольших фирм на, как он считал, не пыльную работу, решив, наконец, расслабиться и пожить в свое удовольствие. Он решил наверстать упущенное время, коим считал бесцветную и унылую службу в отдаленных воинских гарнизонах бывшей великой страны. Служба там крутилась «чертовым» колесом с утра до ночи и, зачастую так его выматывала, что, придя домой, у него только и хватало сил, что поужинать и завалиться в постель. А утром, ни свет, ни заря, нужно было снова бежать к машине. И так из года в год без выходных и проходных. Детей у них не было, и жена, плюнув на такого, так называемого мужа, ушла к другому. А случилось это как-то после одной из вечеринок.
— Слушай! На Новый год ты-то хоть будешь дома? — спросила она.
— К одиннадцати подгребу, а что?
— К нам в гости напросились Смирновы.
— Раз напросились, то готовься...
До Евгения Александровича доходили слухи, что его рыжеволосая Зина давно не равнодушна к своему начальнику, высокому, сухопарому Смирнову. У Смирновых в семье не ладилось со дня свадьбы. Будучи курсантом одного из военно-морских училищ, его ловко окрутили с женщиной старше его на пять лет. В те далекие времена это просто делалось. Заботливый офицер-папаша, упоив молодого курсанта, помог ему прилечь рядом с горячо любимой доченькой-перестарком, а наутро ультиматум: «Женись, молодец, или вылетишь из училища». Тогда многие попадались на эту удочку, и потом терзали друг друга целую жизнь, боясь быть осужденными за «моральное разложение». Попался на этот крючок и молодой Смирнов. Вот почему потом он изменял своей половине на каждом шагу, не скрывая от нее своего волокитства. Но та не ревновала, не плакала, не упивалась с горя, как это делали другие, целуясь с рюмкой. Она знала, что виновата, а посему стойко и безропотно несла свой нелегкий «крест».
Зинуля поступала иначе. Она не только отдавалась начальнику прямо в его кабинете во время обеденного перерыва, но и всячески льстила ему, превознося его достоинства и умалчивая о недостатках. И как говорится в одной из басен, что «Лев пьяных не любил, сам в рот не брал хмельного, но обожал подхалимаж», недалекий Смирнов, в конце концов, уверовал в свои исключительные достоинства и по достоинству оценил информатора, тем более, что у последней не только был хорошо подвешен язычок, но и грудь торчала так, словно внутри ее были упругие пружины, да и между ног полыхал огонь необузданной страсти. Стоило Смирнову только намекнуть, как юбка у секретарши мигом летела вверх, а трусики — вниз и она тут же занимала известную позу грудью на столе, по — удобнее, пристраивая его сзади.
... Смирновы подошли в Новогоднюю ночь за несколько минут до боя курантов. Николай выставил бутылки, выложил консервы и прочую снедь. Зинуля гремела сковородками и кастрюлями на кухне, гости разглядывали новогоднюю елку, а только что пришедший со службы хозяин, сухо поздоровавшись, ушел на балкон курить. Жена Смирнова, высокая, стройная блондинка Вера в черном декольтированном платье в обтяжку с высоким разрезом по бедру, выглядела весьма соблазнительно.
«И чего этому кобелю неймется? Ему бы с ней трахаться до одури. Вон как ягодицами вертит, словно ей в зад шило вставили», — размышлял Евгений Александрович, прикидывая сексуальные способности гостьи.
Давно известно, что гулянка вчетвером — дело интимное. Тут, как говорится, заранее запрограммирован секс. Пары понимали это, поэтому мужья сели рядом с чужими женами и, как галантные кавалеры, стали ухаживать за ними. Женщины сияли от такого повышенного внимания к себе, а мужчины постепенно сатанели от близости их прелестей, которые они уже не только созерцали, но и ощущали, прикасаясь под столом потными руками к их заманчивым коленкам, обнимаясь и целуясь с ними взасос после каждого тоста, выпитого «На брудершафт». До сих пор не могу понять, какой молодец придумал этот ловкий прием безнаказанно целовать чужую жену на глазах у всех присутствующих.
К двум часам ночи пары так уже наобнимались и нацеловались, что у всех уже были влажными трусы. Смирнов медленно танцевал с Зинулей, не вынимая своей коленки, зажатой ее ногами, а Евгений Александрович, казалось, протер платье до дыр на ягодицах Веры.
— Давай смоемся отсюда, а? — шепнул он ей на ушко.
— Куда? — Вера с надеждой глянула на кавалера.
— К тебе. Надо же проверить, как спят твои детки.
— А он? — Вера испуганно посмотрела в сторону мужа.
— По-моему, они только и ждут этого.
— Ты думаешь?...
— Уверен...
— Коленька. Мне надо глянуть на детей, — подошла к мужу Вера.
— Дуй! — небрежно бросил тот.
— И пусть Женя тебя проводит, — добавила Зинуля, не отлипаясь от фигуры партнера.
Они шли по заснеженной улице, и каждый думал о своем.
«Интересно. С чего он начнет? С платья или сразу с трусиков?» — думала Вера, сдувая снежинки с носа. «А эти-то. Выпроводили нас и, небось, тешатся. Сейчас он, наверняка, заваливает ее на диван. Вот уже и трусики моей родимой поехали вниз и упали на пол, а вон и ее рыженькая «Мохнатка». Вижу родинку рядом с пупком. Как я люблю целовать ее!» — размышлял Евгений Александрович, искоса поглядывая на необычно напряженное лицо Веры. Ему показалось, что та тоже просчитывает сценарий их скорой и неизбежной близости.
«Да. Это не совсем стандартная ситуация, когда супруги, молча, соглашаются на обоюдную измену», — думал Евгений Александрович, а у самого почему-то было муторно на душе. Его угнетала мысль, что не он, а она была инициатором этой заранее запланированной измены.
«И как же надо быть так сильно привязанной к хахалю, чтобы так просто бросить своего мужа на его жену!» — в душе негодовал Евгений Александрович, распаляясь от мысли, что его так просто подставили.
Наконец они пришли, разделись. Вера шмыгнула в спальню к детям, а кавалер уселся на скрипнувший диван. Вера вскоре появилась и села рядом.
— Скучаешь? — она участливо посмотрела на офицера.
— Нет. Рядом с такой женщиной...
— Ладно, ладно. Только не надо кривить душой. Я же по твоим глазам вижу, что у тебя кошки скребут на душе. Ревнуешь?
— А ты как думаешь? Разве можно привыкнуть к мысли, что сейчас твой муженек натягивает на свой вонючий «Банан» мою жену?! Тебе это приятно?!
— Ах! Брось ты, ей богу! Он до твоей Зинки уже почти всех смазливых баб в гарнизоне перетер. Я привыкла...
— А я — нет! Я знаю, что ты сейчас не против ответить своему муженьку тем же. Не так ли?
— А ты? — она удивленно приподняла брови.
— Не знаю...
— Вот те раз! Ему красивую женщину на ночь, считай, подарили, а он еще ерепенится, — Вера насмешливо посмотрела на незадачливого кавалера.
— Действительно. Если не считать, что и он ее мужу подарил свою непутевую жену.
— Вот и пусть непутевые спят с непутевыми, а путевые — с путевыми, — усмехнулась Вера и стала снимать платье.
— Помоги, — повернулась она спиной, и он стал расстегивать «молнию», потом поддержал платье, пока она не освободилась от него, словно змея от старой кожи. Платье упало к ее ногам, она повернулась к нему, и он обалденно уставился на нее. Казалось, что за свои сорок лет он ничего подобного не видел. Перед ним стояла стройная, молодая женщина с белой, словно атласной, кожей, одетая в такой интим, которому могла бы позавидовать самая отчаянная куртизанка. Трусиков, собственно говоря, не было. Вместо них просматривались две ленточки: вертикальная к пупку и горизонтальная от пупка вокруг пояса. Грудь прикрывали два черных кружочка с дырочками, через которые глазели два розовых соска. Тесемочки от кружочков тянулись за спину, где их натягивала резинка. На ногах красовались блестящие чулки из последней серии «Голден леди» такой тонкой выделки, что их трудно было распознать. Модный ажурный поясок поддерживал их, придавая женскому телу особую пикантность.
— Что это?! — еле выдохнул он, не переставая пялить на нее изумленные глаза.
— Нравится?..
— Не то слово! Супер! Но откуда это?
— Комплект для гейши. Один знакомый из Японии привез...
— Ну и дела! — только и смог вымолвить изумленный Евгений Александрович и, обняв красотку за талию, притянул к себе.
— И такому бриллианту он изменяет! — воскликнул гость, — да у моей мадам такого комплекта отродясь не было, а тут! — подхватил он Веру на руки и положил на диван, покрывая ее тело сочными поцелуями.
— Не тот интеллект. Они просто хрю-хрю. А этим существам красота не требуется, было бы только побольше грязи, — ответила она, схватила его за уши и стала перемещать его голову от пупка все ниже и ниже. Он понял, чего она хочет, упал пред ней на колени и стал целовать ее ноги, живот, ягодицы.
— Ты не хочешь поцеловать меня там? — притянула она его губы к черному треугольничку.
— Хочу! О, ты сама — Венера! — застонал он и отодвинул в сторону эти, так называемые, трусики.
— Да. Во мне есть нечто венерическое, — хохотнула она и игриво пошевелила бедрами.
Он жадно пил нектар из ее тела, а она громко стонала и еще сильнее прижимала его голову к своему живому источнику.
— Ты, наверное, устал стоять на коленях, милый, — тихо сказала она и опустилась на ковер рядом с ним. Женщина стала раздевать его, и, когда мужчина предстал перед ней в наряде Адама, встала и попросила подождать ее. Евгений Александрович лежал на ковре и ждал ее. Она быстро пришла, принесла бутылку шампанского и два фужера. Он открыл бутылку и наполнил фужеры пузырящимся напитком. Вера отпила глоток, приложила с
вои губы к его губам и стала заливать в его рот шампанское. Он икнул и чуть не поперхнулся.
— Это называется пить из живого источника. А знаешь, как надо пополнять его? — обольстительница загадочно улыбнулась.
— Нет. А как? — он ловко разыгрывал свое тупоумие.
— Отхлебни, но не глотай, — протянула она ему фужер.
Он отпил, и щеки у него раздулись, как у хомяка.
— А теперь запускай сюда, — она легла на спину, согнула в коленях ноги и широко их раздвинула. Он приложил губы к ее щели, раздвинул ее края пальцами и стал задувать туда шампанское. Напиток заполнил ее до края и полился на ее тело.
— А теперь соси, — простонала она, прижимая его голову к заветному месту.
Он сосал, лизал ее розоватую щель, целовал и высасывал все, что там еще было. Она подыгрывала ему тазом, затем быстро приподнялась, упала на него и ухватила губами его орган. Она заглатывала его, как баклан рыбу. Их тела сплелись в единый страстный узел. Они катались по ковру, не отрываясь друг от друга, словно клубок змей во время свадьбы. Он теперь был сверху и накачивал ее своим длинным насосом, а она впилась губами в его рот, кусая до крови его губы. Наконец их тела задрожали и одновременно забились в конвульсиях оргазма.
— Ух! Как мы славно закончили, — сказал он и отвалился, растянувшись на ковре. Она лежала на боку и сдувала с его лба бисеринки пота.
— Понравилась я тебе?
— Еще бы! У меня никогда ничего подобного ни с кем не было.
— А со своей? Она такая вертлявая. Наверняка супер-сексуалка, а?
— Где ей до тебя! Мне кажется, что она знает только один способ...
— Какой?
— Лежа...
— А ты в попу ее не пробовал?
— Нет.
— А меня хочешь?
— А ты разрешишь?
— Я же сама предлагаю. Это одно из изысканнейших сношений. Не зря же некоторые из Великих просто голубые.
— Тогда давай.
— Подожди. Я сейчас...
Она встала и пошла в ванную комнату. Вскоре она пришла, держа в руке тюбик.
— Что это?
— Крем. Сейчас мы смажем твоего «Бойца», чтобы ему не трудно было проникнуть во врата «Ада».
— А я думал — «Рая», — усмехнулся он.
— «Рай» здесь, — дотронулась она ладошкой до лобка.
— Но «Рай» то лучше «Ада», — не унимался он.
— Кому как... Это, брат, на любителя...
Она быстро обработала его орудие производства и встала перед ним «раком».
— Ах, какая у тебя сексуальная попка! — сказал он и похлопал ладонью по ее упругой ягодице.
— Я знаю. Многим она нравится. Начинай...
Он стал медленно вводить член. Тот шел сначала с трудом, и вдруг заскочил, словно провалился. Раздался звук наподобие тихого поцелуя. Он тут же стал накачивать ее, словно колесо насосом. Ее зад отвечал ему тихими «чмок, чмок». Так продолжалось до тех пор, пока он не задрожал, как пришпоренный конь, и заработал так своим инструментом, словно шахтер отбойным молотком в забое.
— О-О-О! — стонала она, подыгрывая ему задом.
Он навалился на нее всем своим могучим телом, руки ее не выдержали, подломились, и она плюхнулась лицом в ковер. Она теперь при каждом ударе сзади пахала носом по ковру. Вера стонала, кусая губы, а он накачивал ее изо всех сил. Наконец он вздрогнул, выхватил член и, словно туша пожар брандспойтом, стал поливать ее попу своей жидкостью. Она размазывала ее ладошкой по всей ягодице, а потом стала натирать лицо.
— Что ты делаешь? — удивился он.
— Омолаживаюсь. Говорят, что лицо от этого долго не стареет, — мило улыбнулась она.
— То-то оно у тебя, словно у восемнадцатилетней девушки. Небось, частенько мажешься этим? — он ревниво посмотрел на нее.
— Не часто, но, бывает, подлавливаю очередного «донора», — прыснула она в кулак.
— Слушай! А не соединить ли нам свои судьбы? Мы так подходим друг к другу, — предложил он.
— Надо подумать, — она села на ковер и потянулась к фужеру с шампанским. — Впрочем, вряд ли это возможно...
— Почему?
— Видишь ли. Мой по-черному таскается с твоей и, хотя я не знаю, что он там в ней нашел, но он и мне не мешает повеселиться... А с одним мужиком секс быстро приедается и становится скучным.
— Любишь разнообразие?
— Когда я была еще девчонкой, то случайно подслушала откровения двух подруг. Одна интересовалась, как часто надо трахаться. И знаешь, что ответила другая?
— Что?
— Столько, сколько сможешь и желательно с разными мужиками, потому, что этот дар природы, как и все прекрасное, со временем проходит.
— А ты — философ, — заметил гость.
— Мы все немного лошади, — засмеялась Вера, обнажив ряд ровных, белоснежных зубов.
... Евгений Александрович всхрапнул, уронив голову с руки. «Фу ты! Неужели заснул? И этот чудный сон? Эх, жизнь наша — копейка, да ну ее в болото», — ухмыльнулся он и вновь уставился в окно телевизора. Там какие-то типы упражнялись в остроумии перед полуобнаженными молодыми девицами.
«Да. Было и у нас время золотое. Было, да прошло. А сейчас разве такая мамзель к себе подпустит? Впрочем, за «баксы»..., — подумал холостяк, с вожделением поглядывая на пышные груди и голые стройные ноги дам. Вдруг Нерта в коридоре глухо заворчала, и тут же раздался звонок в прихожей. «Кого это еще нечистая принесла на сон грядущий?» — недовольно поморщился Евгений Александрович и, накинув халат, пошел открывать.
В дверях стояла рослая голубоглазая блондинка лет двадцати с милыми ямочками на розовых щеках.
— Здесь живет Евгений Александрович Бурейко? — тихо спросила она и застенчиво опустила глаза.
— Да. Это я. Проходите...
Девица подхватила чемодан на колесиках и шагнула через порог.
— Не беспокойтесь. Я на пару минут..., — застенчиво пролепетала она, краснея.
— Заходите. Но кто вы?
— Здравствуйте. Я — Рита...
— Гм... Здравствуйте. Но что-то я вас не припоминаю. — Это не важно. Вы не знаете меня. Да и я вас знаю только по рассказам мамы. Но что это я?! Есть предложение продолжить разговор за столом.
Хозяин суетливо помог гостье раздеться и побежал на кухню жарить яичницу. Девушка вынула из сумки коробку с тортом, бутылку коньяка и шампанского. Нерта подошла, уткнулась носом в туфлю гостьи и, поняв, что та никак не угрожает ее хозяину, отошла и вновь улеглась на коврике у входной двери.
— Я, собственно, никогда бы не додумалась заскочить к вам, но мама попросила. И вот я, по пути в Ялту, теперь у вас. А вы неплохо устроились, Евгений Александрович. Можно просто дядя Женя?
— Можно...
— Ну, как вы живете, дядя Женя?
— Живем, как можем, — дипломатично увернулся хозяин, лихорадочно соображая, кто же эта девица, внезапно нарушившая покой шестидесятилетнего пенсионера.
... Он пил коньяк, а она только пригубливала рюмку, запивая шампанским. Оказалось, что она еще ребенком жила в том далеком поселке, где он когда-то служил.
— А вы хорошо помните маму? — спросила девица, испытующе глянув на хозяина дома.
— Еще бы! Ей по красоте не было равных в гарнизоне, — соврал он, так и не поняв, от кого же приехало это чудное создание. А создание пьянело прямо на глазах. Оно сидело, развалясь в кресле и, закинув ногу на ногу так, что была видна «тропа» в «интересное» место женщины. Ее белые коленки были аппетитно притягательны. Евгений Александрович, тоже заметно захмелев, продолжал пялить на нее глаза, не понимая, кто же это сидит перед ним. Но для него это было уже не важным. Казалось, что девица просто шагнула к нему с экрана телевизора. Важным было другое. В этом мире кто-то, где-то, когда-то его знал и еще помнил о нем. А вот он уже давно отрубил в своей памяти дорогу в прошлое и жил только одним сегодняшним днем.
... Языки у них заплетались, у девицы то и дело опускались длинные ресницы на закрывающиеся глаза, но она тут же оживилась и радостно захлопала в ладоши, когда он вдруг встал, открыл бар и выставил на стол свою дежурную бутылку водки.
— Вот это по-нашему! По-русски! Коньяк и шампанское запивать водочкой и закусывать соленым огурцом, — подскочила девица и принялась разливать по рюмкам водку.
... Как они очутились в одной постели, он помнил смутно. Она, что-то мыча, тыкалась ртом в его голый живот, явно ища что-то. И тут же нашла, наклонилась и зачмокала, как ребенок соской. Он был на грани обморока от нахлынувшей страсти. Такого он не испытывал уже лет пять. А потом она улеглась на него, раскинула ноги, наделась и прошептала:
— Возьми меня, милый...
И он брал, брал, ее, пока не израсходовал весь свой мужской потенциал. Она тоже не уступала ему. Трахалась она классно. Давно его постель не посещали такие супер-сексуалки, кторые знали в сексе абсолютно все.
... Проснулся он рано от тихого повизгивания Нерты. Та просилась гулять. Он спустился с ней во двор и, пока она бегала, принюхиваясь к каждому кустику, он сидел на скамейке, напрягая память. Но та отказывалась помочь ему определить, кем же была эта таинственная гостья. А спросить напрямую уже было неудобно, так как он дал ей понять, что хорошо помнит ее мать. Утром Рита уехала, но через неделю позвонила и сказала, что она очень соскучилась по нему и хочет вернуться. Он не возражал. Рита приехала, и они с головой ушли в омут сексуального счастья... Через месяц они подали заявление в ЗАГС. Их расписали. Молодожены сияли от счастья. В первую же брачную ночь молодая жена решила подшутить над мужем. Когда он вошел в спальню, то к нему навстречу шагнула женщина в необыкновенном комплекте нижнего белья.
— Что это? — замахал руками Евгений Александрович.
— Комплект для гейши. Мамин подарок, — улыбнулась та и кинулась ему на шею.
Он остолбенел. Теперь он вспомнил. Вера тогда родила от него Риту. Значит, он женился на собственной дочери. И это все, что с ними случилось, не кошмарный ли это сон?! Он оттолкнул ее от себя, выбежал на балкон и выбросился с девятого этажа...
Эдуард Зайцев.
186