Часть 2
– Давно ждёшь? Прости, раньше не смогла, прицепилась одна из отдела, кое – как отвязалась, – прервала воспоминания Кострина подошедшая Ирина Викторовна, – давай хоть кофе возьмём. Пока они дожидались кофе, Ирина сообщила Юрию Николаевичу, что завтра Ремизов улетает в Москву, как минимум на неделю и ей придётся через пару часов уйти домой.
– Ирина, как ты живёшь с Ремизовым, у вас всё в порядке? Прервал её Кострин.
– По – разному, Юра. Скажу откровенно, с тобой бы мы лучше жили. Двадцать лет прошло, а будто их и не было. Помнишь, как ты к нам пришёл и я тебя кормила, а потом ночью пришла к тебе и мы до утра с тобой… Мать когда узнала, меня чуть не убила. – Куда ты теперь, кому будешь нужна с пузом – то…, – осеклась Ирина Викторовна.
– С каким это пузом?... Ты о чём Ира? – ошалело уставился на неё Кострин, – ты, что, родила от меня?!
Ирина Викторовна сцепила пальцы рук на столе и побелевшими губами прошептала:
– Забудь, Юрий Николаевич, он не твой. Он Ремизов и отец у него Ремизов. Муж ничего не знает и знать не должен. Он на мне женился, как по залёту, мать подсуетилась, заставила его захомутать. У него карьера в гору пошла, а тут я, вроде, как от него забеременела. Ну он даже не очень сомневался, тот ещё ходок был. Да и сейчас погулять не дурак.
– Как парня назвали? Угрюмо произнёс Корзин.
– Юриком назвала, сперва хотела Яшкой со злости, потом подумала, в чём ребёнок – то виноват, любила Юру – пусть эта любовь со мной всегда рядом будет. Не поверишь, Ксюшку для Ремизова вскоре родила, а сердцем так и не приросла, как матери подобает. По правде говоря, он меня в люди вывел, учиться заставил, на должность хорошую устроил, квартира у нас отличная, дети замечательные, а так бы торчать мне пожизненно с котлами в заводской столовке. Всё бы хорошо, только любви нет. Ты, Юра жену, наверное, очень любишь, иначе, с женщиной без детей не каждый мог бы жить.
– Люблю? Да нет, привычка, наверное. Я, Ирочка, ходок по неволе, так сказать, в силу обстоятельств, – тяжело вздохнул Юрий Николаевич, – живу в рамках жёсткого регламента. Что можно сегодня, завтра уже не прокатит, заслужить надо, да и то не факт – просто, говорит не хочу и всё. Духовное родство между супругами, если оно есть, не всегда предусматривает гармонию в физиологии между ними.
– Почему сразу не ушёл? Если у вас с сексом была проблема, то она должна его искать на стороне – это неизбежно, ведь ты позволяешь себе такое, – глядя растерянно на Кострина спросила Ирина Викторовна.
Юрий Николаевич пожал плечами и коротко вздохнув ответил:
– Между нами молчаливая договоренность о невмешательстве в личную жизнь друг друга. Так живут многие и вы живёте также. Я уверен, что и ты имеешь эти радости на стороне и твой супруг тоже.
Ирина Викторовна отвела глаза в сторону, раскрыла сумочку и достала сигарету. Кострин зажёг зажигалку и женщина затянувшись, уставилась перед собой в пустоту зала.
– Ирина, я понимаю, что время для моих отцовских чувств упущено, но очень тебя прошу. Покажи мне сына, твоего сына. Ему сейчас уже двадцать…
– Хорошо, но обещай, что он ничего не узнает. Юрка уже взрослый и правду он уже не захочет знать, а меня не поймёт.
Взглянув на часы Ирина Викторовна заторопилась домой и отказавшись от проводов, быстро попрощавшись, вышла из кафе на улицу. Она шла на остановку автобуса и ругала себя за несдержанность в разговоре с Костриным. Ему совершенно не нужно знать о своём отцовстве. Да и с Ремизовым ему лучше не встречаться, т. к. её Юрик с Костриным очень похожи. Потом, у обоих на шее одинаковое родимое пятно и муж может что – то заподозрить. Но была ещё одна причина, о которой никто не знал.
* * *
Юрий Николаевич довольно точно угадал её отношения с мужем. То, что у него была любовница, не было секретом для жены. Ирина Викторовна довольно быстро распознала связь мужа с его протеже, но скандалить не стала, хотя и болезненно переживала очередное увлечение Ремизова. Он всё реже тревожил её перед сном, поднимая подол ночнушки к жениным плечам. Его грузное тело уже не так продолжительно раскачивалось на ней. Порой он отваливался от Ирины, так и не кончив, ссылаясь на возраст и усталость на работе. Скажи ему, что ей необходимы услуги постороннего мужчины, он не стал бы возражать. Но отдавать себя в пользование чужому мужику, а потом делать вид любящей, заботливой жены она просто не могла. Однако, не зарекайся наперёд, говорит пословица. И мужчина у неё всё же появился…
Как – то воскресным утром, когда муж и дети ещё нежились в кроватях, Ирина Викторовна решив пораньше заняться домашними делами, включила стиральную машину, загрузив её очередной порцией светлого белья и привалившись задом к вибрирующему корпусу машины вдруг ощутила приятный зуд в промежности. Ощущение возникшее в глубине промежности, возбудило её и пальцы руки распахнув полы халата, стали проникать в расщелину влажных губ, погружаясь всё глубже во влагалище. Да, отсутствие физических отношений с мужем, весьма наглядно демонстрировали острую потребность в этом. Решив, что она может более комфортно и приятно завершить возникшее возбуждение, Ирина Викторовна спешно скинула с себя халат, стянула через голову ночнушку и бросив одежду на скамейку, перешагнула через край ванны, не задвинув за спиной шторы. Женщина присела с лейкой в руках и направив тёплую струю между ног расслабилась, в предвкушении зарождающегося оргазма в глубине влагалища. Стиральная машина ритмично издавала вибрирующие звуки, наполняя шумным рокотом помещение кафельных стен. Ирина погрузилась в приятную, расслабляющую дремоту и вдруг ощутила на сосках груди лёгкое касание пальцев мужа. Они мягко сжимали твердеющие соски, обводя ладонями свисающие шары полной груди, оглаживая белые плечи жены. Не открывая прикрытых глаз, Ирина потёрлась щекой о голову Ремизова, всё более напрягаясь от приближающегося оргазма. Сквозь навалившуюся дремоту, женщина недовольно пробурчала, что это не самое лучшее место для подобных излияний нежности, могут проснуться дети и застать родителей за глупостями, не свойственными их возрасту. Но руки мужа спустились под лобок между раздвинутых ног и проникли в горячую вагину жены. Ирина позволила супругу хоть в такой форме исполнить супружеский долг и привести её к финалу, при котором она плотно сдвинула колени и часто задышала, вцепившись руками в края ванны. Поддерживая равновесие, Ирина постепенно приходила в себя и стряхнув сонное оцепенение, едва удерживая лейку душа в руке, она услышала за спиной лёгкий щелчок дверного замка. – Мог бы и помочь вытереться полотенцем и подать халат. Вернувшись в спальню, она застала Ремизова лежащего на кровати и сладко похрапывающего под одеялом. То, что он не вставал с постели, Ирина почти не сомневалась. По сухим пяткам, торчащим из под одеяла и заливистому храпу, было понятно, что в ванной был не он… Господи, этого не может быть! Она тихо опустилась на стул и вновь покосилась на спящего мужа. Потерев виски ладонями, Ирина встала и решительной походкой направилась в комнату сына. Распахнув дверь, она увидела Юрку, лежащего на животе под наброшенным на спину одеялом. По тому, как дернулись плечи и спрятались ноги под одеяло, Ирина поняла, что сын не спит. Мать прошла к кровати и сев на край положила руку на Юркину спину, ощутив, как она слабо вздрогнула, словно ожидая хлёсткого удара ремнём. Собственно, что – то ей напомнило тот визит двадцатилетней давности к его отцу.
– Юра, зачем ты это сделал?... Ладно, что сделал, то сделал, да и сделал, как украл. Я бы поняла если бы ты меня уговорил, убедил или в конце концов изнасиловал, а это как – то не по – взрослому. Да и зачем тебе это? Ведь ты знаешь, как я тебя люблю и на всё бы пошла для тебя… Как мы теперь будем жить, а если отец узнает?… Он мне простил бы кого – то, но не сына… Давай оставим это и забудем обо всём.
Юрка резко повернулся к матери и сел рядом с ней, упрямо глядя перед собой.
– Ты думаешь я не вижу, как ты живёшь с отцом, как переживаешь его блядство?
– Не смей так про отца! – возмутилась Ирина Викторовна.
– А чем это можно назвать – романами? Много чести для такого, как он. Я тебя давно решил забрать у него. Он не стоит тебя. Пусть трахается со своими потаскухами, пока не загнётся в очередной койке, – зловеще произнёс Юрка.
– Сынок, что ты говоришь, что значит забрать? Такое говорить о женщине, тем более о матери… Ты молодой мужчина, мой сын, а рассуждаешь, как капризный мальчишка, претендующий на понравившуюся игрушку, забывая, кто я. И потом, я не могу уйти от мужа, это бросит тень на его репутацию, карьеру, достаток. Нет, пусть всё остаётся как есть, со мной он уже давно не спит, а с другими ему осталось не долго блудить. В его годы это имеет свои границы. Но прошу тебя, будь осторожен. Ты несдержан, а если он, что – то заподозрит, то развод ему будет только на руку и мы окажемся там, откуда я такой дорогой ценой выбралась.
Юрка привлёк к себе мать и поцеловал в губы. Ирина Викторовна колеблясь, всё же оттолкнула сына и с укором произнесла:
– Ну вот ты опять за своё, мы ведь договорились об осторожности, ненадёжный ты кавалер, сынок. Давай заканчивать разговоры и пошли завтракать. Сестра, наверное, уже проснулась. А с объятиями и прочим повременим пока.
* * *
На часах был одиннадцатый час, когда Кострин не спеша возвращался в общежитие. У подъезда он закурил сидя на скамейке, желая выждать время, чтобы Полина успела заснуть и ему не пришлось бы общаться с ней. Поднявшись на свой этаж и нащупав в кармане ключи, он тихо открыл входную дверь и осторожно, чтобы не шуметь, пошёл в свою комнату. Из кухни донёсся ровный голос соседки:
– Юрий Николаевич, я не сплю, идите сюда, покормлю Вас.
– Я не рано? – поинтересовался Кострин, войдя в кухню и включая свет.
– Я уже больше часа тебя жду, начала волноваться. Садись, выпьешь?
– А чего в потёмках сидишь?
– Лучше думается. Ешь давай. Где был так долго?
– Да я на скамейке во дворе сидел, не хотел мешать, – ответил Кострин, выпив рюмку водки и закусив бутербродом.
– Да он не долго был, собственно, приходил прощаться.
– Я слышал, завтра летит в Москву, – кивнул Кострин, взглянув на Полину.
– Я не об этом, он со мной простился… вроде, как навсегда. Не знаю плакать или смеяться.
– А чем вызвано такое решение, жена на хвост села? – Удивился Юрий Николаевич, вглядываясь в лицо Полины.
– Да нет, с этим у них полная гармония. Он к ней без претензий, она к нему. Хотя, последнее время, по его мнению, она выглядит очень довольной чем – то. Уверовал в то, что нашла ему замену.
– А вот и решение проблемы, – злора
дно подхватил Кострин, дожёвывая котлету, – и от тебя избавиться и тылы укрепить. Хитёр, мерзавец! Ну, да в этом для тебя свои плюсы. Любовник он для тебя никакой, а дальше и вовсе… Затем, ты обретаешь полную свободу от этого перца, а значит можешь заняться своей личной жизнью. Найти мужика помоложе, замуж выйти если захочешь. Да к тебе на заводе в очередь встанут, выбирай не хочу.
– А я уже выбрала, – взглянула исподлобья Полина.
– Вот и умница, – облегченно вздохнул Кострин, поглаживая по плечу девушку, – главное не теряйся, не стесняйся, и любой будет твоим. Я его знаю?
– Юрочка, ты совсем дурак или прикидываешься? Зеркало дать или на слово поверишь?
– Поля, ты серьёзно что ли? – опешил Юрий Николаевич, – Что ж ты одного перца на другого меняешь. Да и видеться мы будем только наездами. Я ведь, немного в другом городе живу. И потом, хоть и скверно, но женат. А начинать жизнь по – новому, в моём – то возрасте, я не готов. Ведь я говорю тебе о молодом и свободном мужике а не с кучей проблем по жизни, как у меня… У Нагибина был такой рассказ "Срочно требуются седые человеческие волосы" Позже сняли фильм по нему «Поздняя встреча» с Баталовым. Впрочем, ты тогда ещё не родилась. Финал знаешь какой был?
– Знаю, рассказ написан пожилым человеком и финал был уже предопределён самим названием.
– Так я тоже пожилой человек и портить жизнь молодой девушке не могу, права не имею. Тринадцать лет – это существенная разница в возрасте.
– А в постель ложиться со мной, разница в возрасте не мешает?
– Поленька, через n-надцать лет этот вопрос тебе даже в голову не придёт. Увы! С возрастом особенно ценишь тихие радости и не всегда можешь отказать себе в них. В этом слабость мужчин, – доверительным тоном подытожил Юрий Николаевич, сжимая в руке тонкие пальцы девушки.
– Зачем же тебе отказываться от этих слабостей, – подхватила Полина, – я не требую платить за них твоей свободой. Мне достаточно тех редких встреч, что будут у нас. Но я верю, что когда – нибудь ты не захочешь уйти от меня, так зачем время терять, его и так у нас с каждым днём всё меньше. А я постараюсь, что бы тебе никогда не пришлось пожалеть об этом.
– Пожалуй, это слишком радужные перспективы, в действительности всё гораздо сложнее, – задумчиво рассуждал Кострин, – допустим, я разойдусь с женой, нас давно уже ничего не связывает и мы устали друг от друга, – немного помолчав он продолжил, – квартиру я определённо оставлю ей, уволюсь с работы и вот весь такой красивый идиот приезжает к тебе на твою жилплощадь в заводском общежитие без работы, без зарплаты, без малейшего понятия, как всё обустроить в подобной ситуации. Кстати, вот тут наша лодка любви и разобьётся о банальный быт.
– Ну, Юра, всё уж не так безысходно, как ты себе представляешь. Через пару месяцев на Бурнаковской достраивают жилой микрорайон, в трёх домах нам обещают квартиры для завода. Я давно в очереди на получение жилплощади и мне светит вполне естественно, как начальнику службы, а если выйду замуж, возможно двушку получу. Для моего супруга особых сложностей с трудоустройством на нашем предприятии, полагаю, не возникнет. Ты завтра мог бы переговорить с нашим руководством, должность главного специалиста для тебя вполне реальна. Такой расклад тебя устраивает?
– Пожалуй, он слишком хорош, чтобы быть правдой, – усомнился Кострин, – надо сказать, что опыт в отношениях с Ремизовым для тебя не прошёл даром, ты мыслишь масштабно. Какова же в этом замысле моя роль?
– Роль моего мужа, любимого мужа и только. Советую принять её. Но если она тебя не устраивает, то вернёмся к положению на сегодняшний день. Я – свободная любовница без обязательств, ты – любовник на тех же основаниях. Между нами страстные отношения от случая к случаю, которые рано или поздно прекратятся, должны прекратиться. В результате – моё разбитое сердце, неустроенная жизнь и одиночество… Печально, не правда ли?
– Давай пока не прогнозировать далеко, время покажет. О… время первый час ночи, завтра для нас с тобой трудный день. Пора ложиться спать, милая.
– Ты не придёшь поцеловать меня на ночь? – интригующе улыбнулась Полина.
– Если это случится, то я не смогу вернуться к себе и завтра буду тупить на каждом шагу, а работы не в проворот. Лучше расстанемся до завтра здесь.
Юрий Николаевич обнял Полину, желая поцеловать её, но она обижено отвернула лицо и поцелуй пришёлся в шею женщины.
– Надеюсь, тебя не смущает визит Ремизова ко мне? Он и пальцем не коснулся меня, это правда.
– Я верю, но… – замялся Корзин подыскивая слова, не желая обидеть Полину, – оставим это до завтра, у меня сегодня был сложный день.
* * *
– Вера Сергеевна, пригласите мне, пожалуйста, Ремизова Вячеслава Ивановича.
– Хорошо Виктор Андреевич, – секретарь вышла в приёмную и набрала телефон главного инженера, – Вячеслав Иванович, директор просил Вас зайти.
Ремизов шёл по коридору, соображая на ходу, зачем он понадобился директору, когда все вопросы по его поездке в министерство обговорили ещё вчера, билет на самолёт уже заказан, может быть, отменили совещание, что – то там изменилось…
– Заходи, Вячеслав Иванович. Поговорить нужно, – пригласил директор, вошедшего Ремизова.
– Здравствуй Виктор Андреевич, что – то из министерства? – насторожено произнёс Ремизов, пытаясь определить по лицу директора причину срочного вызова.
– Да нет, не из министерства… Правда по подобным вопросам у меня другие часы приёма, но тут откладывать не буду. Давай попросту, без протокола, так сказать. Слушай, Слава, мы с тобой со студенческой скамьи, столько лет вместе тянем эту лямку, а понять тебя не могу.
– Ты о чем Витя? Что – то случилось? – присел в кресло Ремизов удивлёно глядя на друга.
– Давай без обиняков дружище, коли намёков не понимаешь, что у тебя с Дерябиной Полиной Алексеевной? Что за романы у женатого, главного инженера предприятия с подчинённой. И эта не единственная у нас женщина, с кем у тебя были отношения. Мы с тобой полтинник разменяли, может угомониться пора? Люди всё видят, бабы на каждом углу судачат, на девчонку пальцем показывают. Только не говори мне о чувствах, какие чувства на шестом десятке, тут явное использование служебного положения. Ты не соображаешь что ли, ведь ей жизнь свою устраивать надо, а после тебя кто на неё всерьёз посмотрит. Какую ты ей славу оставишь – гулящей?
Куда только твоя жена смотрит!? – возмущённо глядя поверх очков крикнул Виктор Андреевич. Скольким молодым девчонкам ты жизнь испортил.
– Что, сигналы поступают? – Боязливо покосился на директора Ремизов.
– У меня этих сигналов на тебя целая папка набралась и не только по твоим шашням с Дерябиной, – хлопнул скоросшивателем по столу Виктор Андреевич.
В двери показалась секретарша и робко напомнила о собравшихся в приёмной на планёрку людях
– Словом так, Вячеслав Иванович, будем считать что беседа прошла в тесной дружеской обстановке и я тебе по дружески советую, бросай ты эти свои блудни, людей постесняйся. Сегодня же заканчивай свои отношения с Полиной Алексеевной, если дорожишь своей репутацией и местом главного инженера завода. В противном случае эта папка ляжет на стол, сам догадываешься кому, а там всё решится в рабочем порядке без задушевных бесед. К часам восьми я тебя наберу и рассчитываю на твоё здравомыслие и хоть какую – то мужскую порядочность. Ты меня понял?! – плотно сжав губы в презрительной усмешке, произнес шеф, – Всё ступай, видеть тебя не могу, бабника.
Ремизов вяло выбрался из кресла и вышел из кабинета. В приёмной его встретили косые взгляды людей, среди многих он узнал настороженные глаза Полины, тревожно смотрящие на помятое лицо своего любовника. Вернувшись к себе, он устало опустился в кожаное кресло и прикрыв глаза задумался. А задуматься было о чём… В последнее время он перестал ощущать удовлетворение от своей беспутной жизни. Вереница женских лиц за многие годы не оставила в его памяти ни одной зарубки. Он умел нравиться женщинам, в своём арсенале Ремизов имел определённые наработки в обольщении женского пола. Когда – то его внешность располагала к вниманию со стороны женщин, но годы брали своё и столь ладная прежде фигура Вячеслава Ивановича, со временем теряла некогда мужественную осанку, пиджаки на костюмах обозначали округлость появляющегося пивного живота, лицо теряло былую привлекательность, всё выше уходящие залысины, безжалостно косили некогда густую шевелюру. Юношеские пристрастия к алкоголю и беспорядочным связям с дамами, преждевременно истощили запас мужской сексуальности Ремизова. Всё чаще в постели у него происходили сбои, которые всё труднее было чем – либо оправдывать. Когда это стало носить более регулярный характер, Вячеслав Иванович пришёл к убеждению, что пришла пора действовать не числом, а умением, то есть к сокращению количества сексуальных контактов и к более основательным взаимоотношениям с узким кругом женщин. Разумеется, под эту стратегию, жена не попадала. Но выслушанный гневный монолог своего институтского друга основательно перечеркнул столь хитроумно разработанную стратегию с избранными кандидатурами, основной из которых была Полина Дерябина… По прямому требованию уже не только институтского друга, а самого директора, Ремизову надлежало порвать с Полиной и не позже чем сегодня вечером. Зная, что доверять своему подопечному шеф не намерен, Вячеслав Иванович не сомневался, что тот непременно перезвонит ему на домашний телефон, чтобы справиться о результате разрыва со своей любовницей. Звонок будет не позднее двух часов после работы, что не позволит даже проститься по человечески и на объяснение причин разрыва, останется только услышать горькие и обидные слова от своей Поленьки. Но карьера и благополучный уклад в семье не позволяли Ремизову рисковать ни тем ни другим, во имя своего сластолюбия.
Вернувшись от Полины в тот же вечер он уже с порога услышал резкий требовательный звонок у себя в комнате. Вячеслав Иванович с тяжёлым сердцем поднял трубку к уху.
– Я слушаю. Да, Виктор Андреевич. Всё как договорились, нет, проверять нет необходимости. Да, утром в аэропорт. Хорошо, буду держать в курсе. Всего хорошего Виктор Андреевич.
Трубка выпала из рук Вячеслава Ивановича и громко упала на мраморную столешницу журнального стола. Резкая боль сжала сердце безжалостной хваткой. Ремизов покачнулся, ухватившись рукой за подлокотник кресла скрюченными пальцами, пытаясь подтянуть его под себя, но сильный горловой спазм заглушил крик, вырвавшийся изо рта хозяина дома и закатив глаза, трясущейся рукой освобождая ворот рубашки, Ремизов завалился на бок в поисках ускользающего равновесия и теряя опору упал навзничь у журнального стола.
Продолжение следует
247