Надо было подумать о возвышенном. Действительно, ли он любит, и насколько это правда. Правда захватила его настолько, что кончала каждая клеточка его тела, когда он занимался со мной сексом..
Показав всем родственникам и близким друзьям фото меня и моей задницы, уж не знаю, что они ему там сказали, но предположения есть, он по-гусарски впал в романтическое состояние, начав с пива. Под пиво мысли текут тягуче и жарко, заполняя мозг и живот, и видимо, все кончающие его клеточки. И начал ловить свой дзен. Так как чакры были уже открыты навстречу новому повороту судьбы, дао пездын ему было гарантировано. И он понял, что на правильном пути. Счастье заполнило все его поры, шелковые волосы в паху, на любимых мною сосках и ногах.
Ждала его появления сидя в машине, и пялилась в инстаграм, комментя местную братву.
Он приехал на такси, видимо успел выпить перед прибытием с любимыми друзьями, запивая на ходу пивом, чтобы не спалиться. Улыбка счастья блуждала по лицу, финишируя хищным блеском глаз. Не могу определиться с их цветом, то они серые с чернильными брызгами вкраплений, то становятся холодным свинцом Северного моря, на минуту поглощая его в ревности, а может совершенно иного оттенка, и он будет бесцеремонно ругаться, что я не увидела настоящую красоту красок и любви. Хотя это видно и без микроскопа.
Во-первых, я бесилась от того, что он сорвал мои планы. Хотела предстать перед очами, устроив ретро-вечеринку. Он обломал все мои планы. Во-вторых, не люблю, когда опаздывают, не предупреждая. Но, это так незначительное отступление.
На мне был пояс, тонкие шелковые подвязки надежно держали черные чулки, доходящие до середины бедра, легонько впивались в кожу, привнося нотку нежной чувственности. Поверху были одеты плиссированные трусики, раздрай и смятение ими были внесены даже в мою душу. Черный лифчик и две цепи на шее, три мазка духами, завершали облик. Сверху из одежды было только пальто, шарф и сапоги.
И вот это, блять, красота, оцененная мною, нифига не волновала его. Это пиздец, как по пролетарски. Смотреть на алмаз, и не видеть красоты огранки. С чисто эстетической точки зрения вора, это звучит примерно так; — берем картину, раму оставляем.
Мы поднялись к нему. Без отлагательств и пояснений, начала грязно к нему приставать, впрочем, как всегда, такое томление и любострастие он разжигает во мне. Но сегодня, он не намерен с порога отдаться любимой девушке, что еще больше разжигает во мне желание.
— Подожди, любимая, сейчас помоюсь, приведу себя в порядок и вернусь. Ты иди, жди меня в кровати.
— Не поняла, в пальто? Я что мужик из Битцевского парка? — распахиваю перед ним полы, выставляя красоту напоказ.
Единственное, что он делает, это снимает его и провожает до койки, упираясь мне в задницу своим пахом.
Можно было бы разразиться истерикой да, думаю, он не оценит.
Падаю на живот, он включает телик, закуривает сигарету и идет в душ.
— Вот заебись, праздник каждый день! Еще бы обложил бумагою, чернильницей, сказав, — работайте дорогой товарищ Ленин, — поржал бы и прикрыл дверь.
Признаться, я была немного шокирована таким поступком и немного поплакала, вернее, поржала, над неудавшейся попыткой секса в коридоре.
Ну вот, я лежу такая в напряжении, прислушиваюсь к шуму льющейся воды, принимаю всякие сексуальные позы, в общем, любуюсь и восхищаюсь сама собой. Мне уже не до тебя!)))
Выходит Илья, весь такой вальяжный, урчит чеширским котом, кажется, что он левитирует и сейчас подплывет ко мне, повиснув облаком перед носом, дразня и возбуждая.
Что он отлично и сделал.
Сегодня у него своя программа. Он хочет насладиться мною, как экспонатом музея мадам Тюссо. Провести пальцами по всем ложбинкам и впадинкам, посмотреть в глаза, нацеловаться до тройной опухлости губ. Любая попытка моего вторжения пресекается на корню. Ему все равно на минет, и на мою активность. Он лежит и смеётся,видимо, мстит за мои психи.
— Товарищ, одумайтесь, я же не молодею!
А он заливисто смеется. Ладно, вот она я: — трогай, наслаждайся, сам возбуждайся.
Комната наполнилась его близостью, он сочился любовью, разбрызгивал ее, щедро делясь ее со мной и всем светом. Я впитывала и возбуждалась от глаз, легких прикосновений, глухого голоса и слов.
— Девочка моя, я тебя так люблю. Вот эти коленки, от которых я тащусь, ножки. Эта попа, которой я любуюсь бесконечно, эти губы.
Я пыталась несколько раз дернуться, когда он стоял и курил, а я с дивана, стоя раком, пыталась делать минет, и моя задница в таком прекрасном ракурсе перед ним. Но это бесполезно. Я в бессилии плюхнулась на спину и сдалась без боя.
Как я возбуждалась сегодня сама от себя, так, по-видимому, и он, от своей любви, нежности, прикосновений. Сегодня ты — альфа-самец. Пришлось быть покорнейшей, любимейшей сучкой. И жизнь сама заиграла яркими красками.
Он возбудился сам, мне только нужно было стать раком, выгнуть спину и пригласить его войти. Звериное нутро не любит незавершенности. Он начал меня любить жестко и быстро, как мне нравится. От резкого вхождения, от любви к нему, скопившейся во мне, от его любви, сносящей крышу всем, я кончила мгновенно. Эта пресыщенная наполненность любовью делает секс незабываемым. Он совершенно отличается от ебли, траха, перепихона, назовите как угодно, но эффект обескураживающий. Это ОХУЕННО! Я не могу подобрать литературного слова, чтобы выразить все мои чувства в сексе с ним. Мне кажется, что будь я с ним постоянно, то мы бы убили друг друга этой любовью и заебли до смерти.
Это постоянное ХОЧУ, ХОЧУ, ХОЧУ, которому нет предела и которое разрастается по мере наслаждения друг другом. Не выпустить из объятий, не отпустить,а посмотрев в глаза, окунуться в омут нирванической страсти, и продолжать до умопомрачения.
Он опять останавливается и в голове у него уже план, как у мистера Фикса.
— Я хочу, чтобы мы пошли гулять, и я бы держал тебя за руку. Погода классная, одевайся. Не хочу здесь сидеть.
— Да. Только сначала одень мне другие чулки.
Он берет один черный чулок, смотрит, где шов резинки, сворачивает его, как могут только мужч
ины. Я подставляю ему свою ножку с красным педикюром, он одевает медленно и нежно. Заворожено любуется, как ребенок, когда шелк чулка покрывает их полностью. Одел, отклонился и целует ножку. Потом вторую с таким же трепетом.
— Думаю, что платье на прогулку я все же одену. Не комильфо даме ходить в неглиже. специально для. оrg Но специальный утешительный приз, пойду без трусиков. Ты как всегда будешь знать об этом один.
Мы садимся в машину и несемся в центр. Оставляем ее, и, путаясь в солнечных лучах, бредем не спеша по городу. Любуясь весной, друг другом и проносящимся мимо народом. Благодать, одним словом.
Я хватаю его за попу, он целует меня и обнимает, и вся его нежность плещется через край.
— Стемнеет, пойдем на набережную.
— Никогда не думала, что буду кормить уток и кататься на троллейбусе.
Мы заходим в кафе, садимся.
— Что будешь?
— Пиво, безалкогольное.
— А может с ним?
— Я за рулем и не хочу вообще пить. Мне нравится моё состояние. Хочу впитывать все, что есть на трезвую голову.
Мы сидим, пьем, хмель наполняет его голову. Он начинает мне говорить о любви. Это как сага, она никогда не закончится. Первый этап пройден, мы уже на втором. Когда ты уже понял что любишь, когда принял это и весь жар отдан на завоевание. И вот мы друг у друга, а что будет завтра?
— Живи сегодняшним днем, — говорю я ему. — Завтро будет завтро. Есть я, есть ты, есть мы.
В кафе оживленно, но мы не замечаем никого вокруг, вернее я. Этот самец осматривает территорию и всех рядом сидящих женщин.
Смеркалось.))) Начинается все как в немецкой порнухе. Всем слабонервным просим покинуть кинозал.
Мы выдвигаемся в речке. Помечтать под звездами, опять же покормить уток пивом, ну или чипсами и насладиться огнями ночного города, и, несомненно, друг другом.
Сели на лавку. Илья своей рукой проходится по внутренней стороне бедра, юркает под платье, доходит до края чулок, проводит пальцем по губкам, находит ягодку и описывает жгучие круги, разгоняя мою похоть и кровь. Я закусываю в бессилии губу, и тихий стон вырывается наружу. Мимо прогуливаются парочки, проезжают велосипедисты. Все заняты, как и мы сами собой...
— Этот вуайеризм можешь записать в тетрадочку под номером три. Первый на колесе обозрения, второй на катамаране. Ну и третий со мной.
Он улыбается и что-то говорит, прикуривает и встает передо мной. Его ширинка на уровне моих глаз, и выпирающий под джинсами бугор любимого члена. Я оглядываюсь по сторонам, хватаю его за изначалия попы, подтягиваю к себе и начинаю расстегивать ремень, джинсы. Опускаю труханы, беру его стоящий член в рот, и не церемонясь; быстро, жестко и до упора. Любимый тобою минет. Он откидывает голову и прикрывает глаза. И лишь яркий зрачок сигареты, зажатый в экстазе зубами. Отпускаю и застегиваю замок.
— В этом есть какая-то незавершенность и драйв. Это очень возбуждает.
— Давай сядем на парапет, ты на меня, и типо, мы тут разговариваем о Мандельштаме.
— Конечно, а кругом все ничего не понимают. Снимут и на ю-туб под названием «Инструкция для секса. Быстро, удобно, незаметно».
Подходит к нам видимо основной кормилец уток, просит сигаретку. Говорит, какие мы красивые.
Илья быстренько избавляется от него. Порой мне кажется, что скоро не останется людей вокруг меня.
Мы сидим, целуемся, несмотря на продрогшие конечности.
— Илья, ты впечатлился красотой ночного города? Пошли к машине.
Мы бредем по городу, окруженные аурой любви. Неважно кто на нас смотрит, а посмотреть есть на что. Занятые сами собой, разговорами не можем оторваться друг от друга.
Садимся на заднее сидение машины, и тут вырывается наружу вся сдержанная на людях нежность, вся незавершенность сексуального возбуждения. Кто о чем думал и фантазировал должно быть воплощено именно в этом месте, именно в этот момент. Мы набрасываемся друг на друга как два хищника. Только он более ласково и чутко. Я же открыто и развязно, напористо, без шансов и вариантов.
Быстро расстегиваю молнию и впиваюсь губами в его прекрасный хуй. Мне кажется, что я ракетоноситель, и чем быстрее доставлю его в максимально удаленную точку нирванического ступора, тем быстрее сама уплыву, плавно кружа навстречу неизвестному образу оргазма.
Он успел стянуть штаны с труселями, как я уже сверху, расставив ноги в сапогах по обе стороны от него, жестко насаживаюсь на хуй, и начинаю понимать, что еще пару таких бешеных толчков и я умру здесь на нем, разольюсь потоком. А он целует меня, впивается в рот, хватает за нижнюю губу и не отпускает.
Его любовь и энергия поглощает меня, мое вожделение и глухое удовольствие, забирает его с потрохами. Объединившись две энергии, не находят себе места, они не могут вырваться из салона и оседают на нас же, распаляя еще больше наше истинное счастье.
Он ставит меня раком, неудобно, но так сочно и жарко от этого в маленьком пространстве мирка машины. Входит жестко, доставая до моих точек наслаждения, вгрызаясь в мою суть и не отпуская ни на йоту, пока я сама не отпрянула от него, и начала медленно падать в бархатную синь оргазма. Легко, мягко и сиятельно. И лишь мелкие судороги, как рябь на реке, пробегали по моему телу. Он всегда меня отпускает насладиться оргазмом, прочувствовать, так сказать, до конца священнодействие, за что я благодарна ему. Этакий жрец, с усладой смотрящий на свою умирающую и заходящуюся в немом восторге жрицу.
Далее, придя в себя, концентрирую взгляд на его члене. Обвожу язычком, присасываю и до упора, пройдя перегородку, останавливаюсь и жду его возгласа.
— Да, бля, да так не может быть.
— Может, — хочется ответить, но не выпускаю хуй из темной влаги глотки и мелкими движениями довожу его до исступления.
Я лежу спиной на сидении, ноги мои разведены в стороны и одна упирается в потолок. Он гладит их, целует и лишь только одно движение пальцем по киске, три слова:
— Девочка, люблю тебя, — запускают в движение огненную колесницу, которая проносится от горла до лобка, и тягучая влага растекается по моей голой киске. Всего лишь, минимализм слов, а эффект потрясающий.
— Да, ебать, хочу тебя опять и опять...
Твоя партия в сексе безупречна, как отблеск лунного света в зеленом кошачьем зрачке, мимолетна, эфемерна, словно первая баллада Шопена соль минор.
Моя же партия разнообразна и непредсказуема, могу выдавать пассажи так, что валькирии отдыхают.
Но все же у нас есть общее. И мы не забываем об этом.
183