— Я так больше не могу! И за что мне это наказание? Всё! Я ухожу к маме. - Жена, с которой мы прожили боле трёх лет, ходила по комнате в распахнутом халатике, демонстрируя великолепное тело, над которым постоянно работают массажисты, которое она качает в фитнес зале, облучает в солярии, лелеет разными спа процедурами. - Разве это жизнь? Ты не мужчина. Ты не можешь поставить себя. Ты тряпка. Боже, ну почему мне достался именно такой муж.
Я сидел, молчал в тряпочку. Не совсем в тряпочку. Квартальные отчёты филиала нашей фирмы тряпочкой не назовёшь. Шеф поручил разобраться с косяками, возникшими после афёр слишком алчных руководителей филиала. Впереди светила командировка в этот филиал, а это шло в разрез с планами жены. Из-за того и скандал. Она что-то спросила.
— А? Ты что-то сказала? Извини, задумался.
Жена замерла, набирая в грудь воздух. Осознание того, что её эмоциональный монолог оказался мало интересен тому, к кому он был обращён, вызвало взрыв негодования. Ровный рокот дизеля, на который я не обращал внимания, привыкнув к этому шумовому фону, резко сменился на визг циркулярной пилы. Зазвенела посуда, входя в резонанс с амплитудой звуковой волны.
— Ты! Ты! Ты мерзкий тип! - Три года назад я не был таким. Времена меняются, меняются и идеалы. - Ты даже не хочешь меня выслушать! Я распинаюсь, а он...Он...Всё! Теперь я поняла, что мы разные люди! Я ухожу от тебя! Я сейчас же уезжаю к маме.
А куда же иначе? Квартира моя, прописана ты, милая, у мамы. Брак наш гражданский. Мы сожительствуем, как это называлось раньше. Так куда же тебе ещё ехать? Можно, конечно, поделить территорию. Мне зал, ей спальню. Кухню, ванну и прочие общие места объявить свободной зоной для совместного использования. Нет, не получится. Квартира у меня такая, что путь в спальню проходит через зал. И мне тогда останется либо поступиться своей независимостью, своим суверенитетом, либо брать с неё плату за транзит. На первый вариант не соглашусь я, на второй не согласится она. А ведь было всё не так, было иначе. Была пусть не безумная, но всё же любовь. Были романтические встречи, бессонные ночи, полные любовных ласк. Было, всё было. И куда всё это подевалось? Любовная лодка разбилась о быт? Возможно. Если честно говорить, то это уже не первая наша крупная ссора. Было, всё было. Были и сборы чемоданов и даже отъезд к маме на пару-тройку дней. Через краткое время звонки, примирение и снова лямур. Так что не придал особого значения. Перебесится, завалимся в кровать, помиримся.
Жена, мечущаяся по комнате, встала напротив меня, уперев руки в бока. Прямо анекдотическая хохлушка.
— Ты мне ничего не хочешь сказать?
Обычный сценарий наших ссор: Она обличает, гневается, играет потерпевшую сторону. Я, без сомнения, сатрап, деспот и тиран, виновный во всех бедах, вплоть до разрушения церкви четырнадцатого века, извиняюсь, делаю очередной подарок в виде недорогой (или дорогой, в зависимости от накала страстей) безделушки жёлтого цвета, лучше с камушком, приглашаю даму в ресторан для снятия стресса и успокоения нервов, потом передо мной благосклонно раздвигают ноги и всё - миру мир! Сегодня мне что-то не особо хотелось играть в эту порядком надоевшую игру. Когда раз за разом смотришь одну и ту же постановку спектакля в исполнении одних и тех же актёров, набивается оскомина, теряется новизна чувств, наступает пресыщение. Будучи почти полностью погружён в отчёт, на автомате ляпнул
— Чай будешь?
Во время срочной службы, отдавая долг Родине после института, молоденьким лейтенантом-пиджаком, довелось участвовать в учениях. И там наблюдал имитацию ядерного взрыва. Так это была детская хлопушка. Это была петарда, что детишки бросают под ноги прохожим с балконов и смеются, спрятавшись за решётку, точно зная, что кроме матов им ничего не сделают. Это всё были детские шалости, по сравнению с тем взрывом, что последовал после моего невинного вопроса. Наверху залился в истерике ребёнок. Соседка слева, по старой советской привычке подслушивающая соседей при помощи приставленной к стене кружки, упала в обморок, поражённая звуковой волной. Благо стена кирпичная. Была бы панельной, получила бы контузию. Сосед справа едва не получил инфаркт, посчитав, что пропустил финальный матч на первенство мира по футболу и не увидевший победный забитый гол. Что случилось с соседями снизу я не знал, потому что сработала сигнализация многочисленных автомашин, припаркованных у дома. В квартире качалась люстра, на кухне из шкафов падали тарелки, стеклопакеты вибрировали, грозя осыпаться осколками. Балконная дверь хлопала, не зная, то ли закрыться, то ли раскрыться, то ли вообще послать всё к чёртовой бабушке и слететь с петель.
Дальнейший монолог приводить не стану по причине того, что у нас на законодательном уровне запрещены такие слова. Откуда могла их узнать женщина, ни дня не работавшая портовым грузчиком, ни разу не слесарь-сантехник из ЖЭКа, не прораб на стройке и даже не торговка на базаре? Зато сколько нового я узнал о себе, о своей родне, о всех мужчинах вообще. Будет чем удивить коллег. Сборы, до этого проходившие хаотично, когда какая-то вещь укладывалась в чемодан, извлекалась из него и отбрасывалась в сторону, снова подбиралась и укладывалась в чемодан, стали целенаправленными, скорыми.
Чемоданы захлопнуты, халат сменило платье. Последний штрих, куда же без этого, нанесённый помадой. И вот моя красавица, а ведь и правда красива, стоит в дверях. Фыркнула, когда я взял чемоданы, помогая снести их вниз. Не могу же я позволить женщине нести тяжести. К тому же за три года милая отвыкла поднимать что-то тяжелее дамской сумочки. Как бы она пыхтела и потела, доведись самой тащить этот груз. Таксист, приехавший на заказ Бог знает когда, отложил в сторону сканворд, вышел из машины и открыл багажник. Взяв один из чемоданов чтобы уложить его в багажник, охнул, сх
ватился за поясницу. А то! Не уверен - не поднимай. Чего она туда натолкала, неизвестно даже Господу. Если любая, повторяю, любая женщина в дамской сумочке может разместить ассортимент супермаркета, что говорить о чемодане. Пыхтя, с мольбой поглядывая на меня, уложил чемоданы. Давай, мужик. Это не самое худшее, что тебе предстоит. Когда водила захлопнул багажник, достал из кармана пятихатку.
— Это за проезд?
— Нет. Парень, отвезёшь клиентку, поставь машину и напейся. Думаю поможет.
Водила со страхом глянул на пассажирку
— Она кто?
— Моя бывшая. Ехай, парень.
Именно так. Ехай. Машина моргнула стопарями, выруливая со двора. Мысленно перекрестился, сплюнул три раза через левое плечо, пожелал водиле не соскочить с ума и взлетел на свой этаж.
Боже! Как сладок воздух свободы! Никто, никто отныне не укажет что, когда и как мне делать. Нашёл на компе Рамштайн. Звук на полную. После сольных выступлений моей, теперь уже бывшей, жены, эти немцы будут соседям заместо колыбельной. Собрал разбросанные вещи и закинул их в стиралку. И никто, отныне никто не будет капать мне на мозги, в который раз объясняя, что женские трусики стираются с полотенцами, а мужские трусы можно стирать с носками. Разделся, постоял под душем. В одних трусах прошёлся по комнате, заглянул в спальню. Прибираться буду завтра. Принёс из холодильника запотевшую бутылку водки. То ли стресс снять, связанный с тем, что меня покинула жена, то ли нажраться от радости, что наконец-то покинула. Закусон. Всё на журнальный столик. Открыл балконную дверь, решившую после отъезда жены пока послужить, не слетая с петель. Никто, отныне никто не скажет, что не переносит табачного дыма, хотя сама по пьянке смолит вроде перегруженного дизеля.
Утром проснулся в самом лучшем настроении. Не спеша пошёл в ванну. Перед этим включил конфорку. Пусть греется. Никто, отныне никто не скажет, что электричество мотает. Я плачу. Пусть мотает. Чубайсу меньше достанется. Никто, отныне никто не заскочит в ванну перед носом на минуточку и не засядет там на пол часа. После душа положил на сковороду пару ломтей хлеба. Когда тот поджарился с одной стороны, перевернул. Никто, отныне никто не скажет, что жаренное вредно для печени. На зажаренную сторону положил по куску колбасы, укутав их ломтиками сыра. Никто, отныне никто не будет капать мне на мозги, рассказывая из чего делают колбасу. Никто, отныне никто не будет читать мне за завтраком лекцию о совместимости продуктов, портя аппетит. Прикрыл сковороду крышкой и выключил конфорку. Дойдёт. Заварил чаю. Крепкого, конвойного. Никто, отныне никто не скажет, что крепкий чай портит цвет лица. Откусывая большие куски бутерброда, с аппетитом чавкал, шумно прихлёбывая чай из любимой чашки. Никто, отныне никто не одёрнет, не сделает замечание за некультурное поведение за столом.
Поел, бросил посуду в раковину. Вечером помою. И никто, отныне никто не скажет, что к вечеру всё присохнет, а вот она не может помыть, потому что только вчера сделала ногти. Выкурил первую за утро сигарету. Первая и от этого самая сладкая. Не спеша, никуда не торопясь собираюсь на работу. Никто не бегает в полуголом, а то и в голом виде, разыскивая трусики, нет, не те, другие, потому что эти не подходят к этому платью. Никто не делает презрительное выражение лица из-за того, что некоторые дальтоники не могут запомнить пятьдесят оттенков красного. По мне так помада, она помада и есть. Никто не верещит, что вчера кто-то, кого попросили, купил не те прокладки. Надо было не тонкие, а сверх тонкие и с крылышками. Кто, скажи мне, кто будет измерять у тебя в трусах толщину прокладки? И куда твоя пизда собралась лететь на этих крылышках?
Началась спокойная холостяцкая жизнь. Боже, какое же это счастье! Истинно ты, Боже, говорил, что ценить начинаешь то, что потерял. Свобода! Можно валяться на диване. Не вскакивать и не одеваться, потому что сейчас придёт кто-то из этих куриц, её подружек. Не развозить их потом по домам, потому что девочки выпили. Да не выпили они, нажрались в хлам, назюкались. Можно смотреть то, что нравится тебе, а не очередной модный приговор или женитьбу с Розой Сябитовой, этой базарной хабалкой.
Приедается даже самое хорошее и самое вкусное. И настал период, когда пришлось задуматься над проблемой поиска пары. И не ради бесплатного секса. Бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. Да и не особо искалось. Само нашлось. Просто встретились с женщиной, поговорили и нашли много общего. Люди взрослые и потому конфетно-букетный период сократился до минимума. В третью или четвёртую встречу Катя согласилась зайти ко мне в гости и осталась насовсем. Не было страстного секса, с неинствованием голодных, бросающихся на краюху хлеба. Секс у нас был скорее игрой. Если первое время, пока привыкали, пока узнавали пристрастия и привычки друг друга, не рисковали экспериментировать, то позже раскрепостились. С Катькиным отцом, выпроводившим доченьку, сбагрившим её в чужие руки, познакомились мельком. А тут ещё он, вполне пожилого возраста мужчина, женился на какой-то молодке, ставшей моей Катьке мачехой. И сразу же умотал с молодой супругой в свадебное путешествие. Ну и скатертью им дорога и счастливого отдыха.
В один из дней Катенька сообщила, что её папаня вернулся в родные пенаты и изъявил желание посетить зятя с дочерью, дабы удостовериться в её счастье. Почему бы и нет. Гость в дом - Бог в дом. Катюшка наготовила всяких вкусняшек. Тесть позвонил, что уже подъезжают. Катенька наводила последние штрихи на столе, я у порога ожидал гостей. Звонок. Отпер двери и замер, впав в ступор. Пожилой, лет за шестьдесят, мужчина, пропустил вперёд молодую, примерно вдвое моложе его, женщину. Мою бывшую жену. Общая сцена, как в Ревизоре. Катька выглянула из-за меня, пискнула.
— Ой, пап! Проходите! Ну чего вы встали?
Женщина кокетливо поправила причёску, улыбнулась.
— Ну, здравствуй, милый. Давай знакомиться. Я - твоя тёща.
169