— Может Вовке дашь?
Людка хмыкнула. Правильно, пизда - не проходной двор. Бесплатно всем давать, так... Толик сказал, что позже отвалит ещё деньжат. И Людка вновь раздвинула ноги. По сравнению с Толькиным, мой хуёк Людка скорее всего и не почувствовала. Но выебать впервые женщину, много значит. Самооценка подскочила на небывалую высоту. А сейчас на кровати, как в том детском воспоминании, лежит Тонька. А далеко ли я от детства ушёл? Далеко. Наверное. И как в том воспоминании рядом сопят, сопереживая, Валька, Нинка и Анька. А я, держа подмышками Тонькины ноги, наяриваю, быстро двигая задом. Валька не выдержала
— Тонь, ну как?
Тонька огрызнулась
— Не мешай. Сама дай и узнаешь.
— Ссыкотно как-то.
— Тогда сопи в две норки, зассыха.
В другое время Валька бы отбрила нахальную сестру. Только вот социальный статус стал разным. Хочешь быть ровней - подставляй пизду. Всё. Спустил. Правда конец Тонькиными трусами не вытирал, тряпочка есть на такой случай. Тонька села, надела трусы, соскочила на пол, подтянула их, задирая подол. Я тоже оделся. Можно продолжать игру. Играли в карты. Не на интерес, просто играли. И мне захотелось. Увидел Нинкину голенькую пизду. Нинка сидела в своей любимой позе, сложив ноги калачиком, трусов на ней не было, вот и видно всё. Пощупал безволосую, возбудился, вот и полез на Тоньку. А та, отдав мне целку, посчитала, что теперь всегда обязана мне давать. Мать же отцу всегда даёт. Даже не мать, а матери. И ебёт их дядя Миша по очереди. И почему взрослые всегда прячутся, когда ебутся? Мы вот с Тонькой не стесняемся. Пусть девчонки смотрят. Они смотрят на нас и дюрмыгают свои письки. Всё польза не только нам с сестрой.
Польза пользой, но расслабились. Восприятие сестричек совсем не то, что у взрослых. Мы с Тоней только расположились у них дома на диване, даже раздеться толком не успели, разве что трусы сняли, да легли. Нет, Тонька платье снять успела, а я футболку даже и не пытался снимать, так торопился залезть на сестру. Тонька ноги раздвинула, я лёг на неё и даже вставить не успел, как в квартире появились родители. И дядя Миша, и мать, и тётя Надя. Кто охуел больше, сразу и не понять. Те стоят в дверном проёме, превратившись в статуи. Мы, соскочив с дивана, тоже замерли. Путь к отступлению отрезан, да и куда сбежишь от неизбежного. Тонька одной рукой титьки прикрыла, другую на пизду положила. У меня титек нет, так я хуй прикрыл двумя руками. Сглазят ещё. И чуется мне, что подкрался самый настоящий писец, и жопа просто вопит о том, что у матери рука довольно тяжёлая, а ремень очень крепкий, что плевать она хотела на всю педагогическую науку, считая, что всякое родительское наставление лучше всего доходит через задницу. Тонька, видимо считает так же. Её жопа говорит, нет, вопит о приближающейся расплате. Жалко Тонькину жопу, она у неё красивая. У сестры лицо багровое, да и у меня харя огнём горит. У матерей лица не лучше, свекла отдыхает, выглядя блёкло на фоне их лиц. И лишь дядя Миша сохраняет какое-то спокойствие. И тишина. Мёртвая. Через несколько мгновений эту тишину взорвал визг электро циркулярок. В два голоса, что добавило децибел.
— Нет, вы посмотрите на них! Что удумали? Взрослыми стали! Сношаются уже! Да как вы до такого додумались?
Перечислять всё, что кричали матери нет возможности. Их крик пролетал как-то мимо сознания. Тётя Надя попыталась ударить Тоньку. Я прикрыл её. Пусть меня бьёт. Это её возмутило и распалило ещё больше.
— Ты смотри, защитник выискался! Аль, ты посмотри, как он сестру прикрывает. Жалко, да? Ну ничего, ничего. Сейчас оба получите.
Дядя Миша сквозанул на кухню, пробурчав что-то типа того, что предоставляет право разборок бабам. Матери же, лучше знают. Тётя Надя указала Тоньке на диван. Та молча легла, подставляя жопу. А у тётки в руках откуда-то появился ремень. Мать спрашивает
— Надь, у тебя ещё ремень есть
?
— На этот, себе сейчас принесу.
Тяжко вздохнув, лёг рядом с Тонькой. Свистнул ремень и звонко припечатался к заднице. Рядом раздался ещё один свист и шлепок. Потом они монотонно свистели, прерываясь шлепками на наших жопах. В комнатеу зашёл дядя Миша.
— Ну всё, хватит. Хватит, я сказал! Раздухарились, бля!
Ремни обвисли в руках матерей. Те переглянулись
— Ты смотри, суки какие, даже не вскрикнули. Настырные, сволочи. Ух, мало дала! - Тётя Надя замахнулась ещё раз. Дядя Миша крякнул и этого хватило, чтобы запал у мстительницы пропал. - Ладно, сучка, живи. Посмотрю, как ты теперь лежать под Вовкой будешь с такой-то задницей.
Мы уже встали, стояли не прикрываясь. Смотрите, кому надо. Тонька чуть сдвинулась мне за спину, ответила матери
— Раком встану. Вам можно, а нам нельзя? Так, что ли?
Обе матери замерли в ступоре. Дядя Миша заржал.
— Правильно, дочка! Моя кровь! Упёртая! Всё, всё я сказал!- Это он попытавшейся вновь перейти к физическим методам убеждения тётке. - Ты куда смотрела? Теперь ищешь виновного? И что случилось? Она что, первая?
— Так с братом.
Тётя Надя попыталась хоть этим оправдать себя.
— А лучше с кем попало? Всё, пошли. Пусть пожалеются, не мешайте.
Мы немного постояли, помолчали, я спросил
— Тонь, больно?
— А ты как думаешь?
— Думаю больно. - Потрогал задницу, зашипел. - Ууу, вражины! Тонь, у вас крем есть?
— Какой?
— Да любой. Ложись, я тебе задницу помажу.
— Сейчас принесу. А, вот он, на тумбочке лежит. Тихонько только.
Тоня легла, начал мазать кремом ягодицы. Классно разрисовали. У самого, поди, не хуже. В комнату заглянула тётя Надя.
— А что это вы тут притихли? Ой, Миш, Аль, идите сюда! Заботливый у меня зятёк! Смотри, как за поротой жопой невесты ухаживает! - Настроение у неё поднялось, не ругается, драться не пытается. Водка, что ли, помогла? - А может их и правда поженить?
Все трое стоят, дивятся, как на зверушек в зоопарке. Тётя Надя всё не может успокоиться. Ну да, её дочь племяш ебал, не она его. Всё одно говно кипит.
— Мажь, мажь. Вон как я разрисовала. Художник, бля, Репин. Срака как у бабуина, красная и опухшая. Теперь и раком не получится, доченька. Не веришь? Пробуй, хоть сейчас пробуй. А я посмотрю.
Мать дёрнула её за руку.
— Что буробишь-то. Смотри, они же на взводе. Они сейчас могут что угодно сделать. Пошли-ка лучше подумаем, что сделать, чтоб Тонька не залетела.
Ушли. Из кухни слышно лишь бу-бу-бу. Шепчутся. Смазал сестре задницу. Потом она мне. Легли на диван на животы. Больно, бля, на спине лежать. Обнял Тоньку и тут её прорвало. Плачет, плечи трясутся, мне жалко её. Из-за меня ведь всё. Потерпел бы маленько, вот и не захватили бы нас родители. Сам едва не реву. Не от боли. К этому привык. Шкура на жопе дублёная. Тоньку жалко. Полежали так, сестра начала успокаиваться. Всё, лишь всхлипывает. Спрашиваю
— Тонь, может оденемся?
— Нет! Назло так буду ходить. И ты не одевайся. Лежи.
Полежали. Никто не идёт, никто нас ни ругать, ни жалеть не собирается. Им уже хорошо, им весело. Так под родительский разговор и заснули. Во сне кто-то прикрыл нас одеялом, положив под голову подушки. А утром матери проводили с нами профилактическую беседу. Решив, что уговаривать больше так не делать бесполезно, как и брать какие-то обещания, просили немного повременить, пока они решат вопрос с Тонькиным предохранением. Мы же тупые, как пни, на которые собаки ссут. Ни сном, ни духом. Рассказали, чем опасна близость без предохранения. Говорили долго и много. Иногда начинали горячиться, затем успокаивали друг друга. И под конец выдавили с нас обещание пока не ебаться, потерпеть самую малость.
Какая ебля? Дня три ел стоя. Думаю, Тоня страдала не меньше. Встречаться пока нам не позволено. При желании могли бы, но пообещали. Тем более, что из разговоров родителей поняли: запрещать нам никто ничего не будет, считая это пустой тратой нервов и времени. Они ищут средства от нежелательной беременности Тони. Нам, баранам, это даже в голову не пришло.
Найденное средство оказалось простым и надёжным. При правильном использовании. Обычные презервативы. Осталось их купить и научить салажат ими пользоваться.
416