— По какому случаю гуляем? — Мать пригубила вино, продолжила делать салат.
— Просто так. — Отец почесался, толкнул меня плечом, подмигнул. — А, давай-ка, поедем к Диамантидисам в субботу с утра?
— А что так? — Она повернулась боком, оперлась бедром в край стола. Я чуть не поперхнулся куском. Какой у неё профиль! Высокая грудь, не стеснённая лифчиком и прикрытая только тканью халатика, плоский живот, бёдра! Внутри опять забегали холодные муравьи, спускаясь всё ниже. Скоро Максим начнёт протестовать.
— Я ему сделал, то, что он просил. Отдам. А заодно погостим. Не сидеть же нам всё время в городе? Развеемся.
— Да? Давай. Элладу давно не видела. — Мать дружила с новой женой дяди Кости. Когда и где они познакомились, я не знал, да и не волновало меня это. Старая то ли умерла, то ли уехала на историческую родину и там с кем-то загуляла. Но как бы ни было, у дяди Кости была новая молодая жена, младше моей матери на семь лет, дочь от первой жены, большой дом из двух домов, соединённых под одной крышу, большой сарай с сеном, козы, виноградник, подвал с бочками вина, солениями и прочим, от чего голова шла кругом, когда я туда попадал. — К тому же, она просила ей привезти крышки для консервации.
— Отлично! — Отец налил себе в стакан, хлопнул по коленке. — Давненько я не был у Косты. — Почему он звал его Коста, я так и не понял. Коста так Коста.
И тут отец сделал то, что выбило меня на весь вечер. Он обхватил мать за бёдра, подтянул к себе, не слушая вскрика «что ты делаешь?», усадил себе на коленки. А потом поцеловал длинным, жарким поцелуем, от которого у меня упало сердце. Мать освободилась от его захвата, поправила халат, задравшийся до самых бёдер, оправила волосы, бросив короткий взгляд на меня. Я же сидел с невозмутимым видом, ковыряясь в куске торта. Обычная ситуация которая частенько повторялась на моих глазах. Но сейчас во мне взлетела такая волна волнения, что в глазах потемнело. Трусики, обыкновенные трусики, чуть украшенные какой-то тесьмой по краю, открывшаяся часть груди, шумное дыхание при поцелуе ударили по моим нервам, закрутили их в такой узел с таким напряжением, что кроме куска торта, лежавшего передо мной, я не видел. Всё остальное расплылось в тумане, в котором отец и мать не только целовались, а также витала девчонка, чуть прикрывшаяся полотенцем, молоденькая библиотекарь, разведёнка соседка Лена, в купальном костюме, не прикрывавшем её стройную фигуру и прочее, прочее, прочее.
— Мам, налей чаю. — Я поставил пустую чашку. — Знаешь, пап, я бы выпил. Но чуть-чуть. Вот так. — Я показал на ноготь мизинца. — У меня секция и соревнования начинаются скоро.
— Давай. — Он налил мне на мизинец, пододвинул стакан. — Это не водка, для крови полезно. Если по чуть-чуть.
— Ага. — Согласился я, уже различая, проступающую сквозь сексуальный туман, кухню. — Нам и тренер так говорит.
Ночи я еле дождался. Отец с матерью что-то долго не укладывались, отчего платок принял мои чувства, дав возможность дышать. Лёжа в темноте, мне было слышно через закрытую дверь, как мать и отец что-то бубнили, мать хихикала. А перед моими глазами стояли эти трусики. Я даже повернулся к стенке, закрыл глаза, стараясь уснуть. Потом дверь тихо раскрылась, кто-то заглянул.
— Похоже, что спит. — Это шёпот матери.
— Да? — Отец. — Это здорово! — Послышался шум возни.
— С ума сошёл!? — Это шёпот матери, не обиженный, но манящий.
— А что такого? — Отец потащил мать в их комнату. — Разве я не муж?
— Ребёнок проснётся! — Еле донеслось до меня.
— Да он, наверно, третий сон видит. — С трудом я расслышал ответ отца. Ох, как же ты не прав!
Через несколько минут или десятков минут шорохов, неясных шумов, неведомая сила подтолкнула меня, развернула на кровати, толкнула в темноту коридора. Дверь ко мне оказалась не закрытой, отчего я выскользнул тенью, не издав и шороха.
Она лежала на краю кровати, чуть свесив округлую попку с края. Отец поддерживал правой рукой её снизу, вторая рука исчезала за краем полуоткрытой двери в их комнату. В рассеянном свете уличного фонаря ноги матери белели красивыми линиями на смуглых плечах отца. Они двигались вместе с ним, в такт и в одной сторону. Голени толкали в его спину каждый раз, когда он наваливался на неё. Мне было отчётливо слышно их дыхание, глубокое, прерывистое, в такт движениям, шлепки по голой коже, тихий, сдерживаемый стон, когда он делал движение или в бок, или подтягивал рукой удерживаемые выпуклости. Замерев от увиденного, я затаил дыхание. Только бы не услышали биения моего сердца! Внезапно мать, сжала голову отца ногами, подтянула попку, выпрямляясь в одну струну, отец же, ускорил темп. Обхватив её за бёдра, он с силой насаживал постанывающую мать на свой член с чавкающими звуками, от которых у меня по спине покатился пот. Максим мой уже так отреагировал на увиденное, что моё прикосновение к головке ударило по нервам, выдернув из него затычку. Сперма рванулась вперёд, смешиваясь со стонами, доносившимися из спальни. Ноги на плечах разжались, обмякли, но отец двигался со всё нарастающей скоростью. Мне казалось, что ещё немного, и он просто разорвёт её. Но я боялся зря. Он вытянулся, сжал бёдра, так, что она охнула, тихо просипел «кончаю». Я нырнул обратно в комнату, с воспалённой головой, торчащим членом и желанием быть на месте отца. Теперь маскировка.
— Спит? — Это голос матери.
— Спит, без задних ног. — Отец довольным голосом прокомментировал моё валяние на кровати. — Так бегает целый день, что на ночь сил не остаётся! — Как же ты ошибаешься! Знал бы, что сейчас во мне, не говорил бы так.
— Ну, и хорошо. А то подумала, что он проснулся.
— И немного сбавила темп? А? — За дверью зашуршали, тихо засмеялась мать, послышался шлепок. — Пошли в ванну.
Заснул я под утро, отчего вставал с трудом. Меня несколько раз будили, но я падал обратно. Наконец, пройдя через три магазина, мы оказались на автобусной станции. Как всегда, в субботу народу было просто пропасть! Горожане, в отличие от отдыхающих, имели свои интересы в субботу — огороды, сады и всякое прочее такое. Поездка состоялась прекрасная, автобус мотало по серпантину дорог, отец с матерью что-то обсуждали, я спал, устроившись на рюкзаках родителей. Эта деревня-посёлок, где проживал дядя Костя и Эллада, примостился у невысоких гор, сразу между дорогой и кромкой берега с белым песком. Единственным местом с таким песком на этом участке побережья. Пройдя несколько сот метров по тенистой дороге, уходившей полого вверх, мы свернули на боковую дорогу и вот он — дом семьи Диамантидисов. Толкнув калитку, мы получили сполна сначала от одной собаки, потом от второй, выскочившей на голос первой. Но вот прозвучала команда, собаки, виляя хвостами, типа «служба, понимаете ли, служба», ушли в сторону и мы оказались во дворе. Он обнимал нас, громко говорил, хлопал по спине меня, интересуясь, не стал ли мастером спорта, женщины щебетали не менее громко, рассыпаясь на комплименты. После обнимания, расспросов и прочего, что сопровождает встречу после разлуки, Эллада бросилась накрывать на стол. Мать стала помогать. Мужчины отправились что-то там смотреть, примерять. Я же растянулся на веранде, жмурясь от солнечных зайчиков, желания спать, общего ощущения лености. Кушетка подо мной скрипела, выдавая каждое моё движение, каждый поворот тела.
Эллада, очевидно, так заговорилась с матерью, что совершенно забыла про меня. Отчего естественное движение женщины, поправляющей неудобно сидящие трусы, лифчик, ударил меня прямо под дых. Она провела руками под майкой, пальцами подхватила лямки, оттянула их, подчёркивая грудь четвертого размера, вновь вернула обратно, поранив меня проступившими бугорками сосков. Я даже представил какие они — крупные соски-пуговки на таких же коричневых кружочках чуть не правильной формы. Почему именно не правильной? Не знаю, просто так захотелось. Закрыв глаза, я думал о чём угодно, только не об увиденном сейчас, вчера ночью. И мне удалось справиться с неуклонным ростом Максима. Поэтому, когда крикнули к столу, за стол я сел спокойным, чуть сонным.
— А Галину, всё-таки, отправили к матери? — Мать уже переоделась, освободившись от лифчика, и, как мне виделось, от трусиков.
— Да, решили, что так лучше будет. — Эллада кивнула головой, выбивая кудрявую прядь из-под повязки. — Да и Коста очень хотел немного от неё отдохнуть. Подростки в таком возрасте такие сложные! — Ага, знаем отчего отправили Гальку к матери! Рассказывайте. Просто мешала она вам. Вот отсюда и забота.
Весь остаток дня мужчины сидели, попивали вино, женщины болтали о своём
, я же болтался по саду, по веранде, то есть маялся. На уговоры лечь, отвечал, что самое приятное это заснуть вечером, а проснуться как положено утром, а не крутиться всю ночь. Но к вечеру я устал, отчего, улучив момент, удрал в сад, нашёл потаённое место, где благополучно заснул. Проснулся я от голоса отца.
— Иди сюда.
— А вдруг тут Андрей?
— Да, дрыхнет твой Андрей в сарае! — Отец тянул мать за руку. В наступающих сумерках их фигуры чётко виднелись на фоне листвы. — Не бойся.
— Я боюсь? — Мать толкнула отца грудью.
— А мы сейчас проверим. — Он запустил руки под майку, отчего мать захихикала.
— А если Коста или Эллада?
— Ты думаешь, чем они занимаются сейчас в душе? — Отец потянул майку вверх.
— А удобно? — Она оглянулась, словно чуя моё присутствие.
— А мы проверим! — Отец стянул с себя шорты, майку, представ передо мной голым. Нет, голым я его видел много раз, чего нам между мужчинами стесняться? А вот, чтобы перед матерью, голым, с набухающим членом? Максимка завозился, толкая меня внизу. Мать расстегнула пуговицу на шортах, повела бёдрами, освобождаясь от них. Шорты послушно соскользнули вниз, открывая мне её полностью. На ней не было трусиков! О, если бы я был на месте отца! Его руки обхватили её грудь, её руки прижали крепко их тела. Их поцелуй длился так долго, что я уже стал кусать губы, чтобы не крикнуть «дальше!». Оторвавшись друг от друга, они какое-то мгновение смотрели в глаза, а затем отец присел, подбросив её ногу себе на плечо. Максим вздрогнул, напрягся и выплеснул мне в шорты первую порцию спермы. Но я не двигался, заворожено смотря, как отец водит головой между ногами матери, а та только кусает губы и тихо охает в какие-то моменты. Насладившись, отец поднялся, аккуратно, поддерживая под спину, опустил мать на брошенную одежду, толкая в бок вставшим в боевую позу членом.
— Иди ко мне. — Мать протянула руки, обвила его шею. — Иди ко мне, мальчик мой не дотраханный.
— А вот сейчас, дотрахаю. — Он пристроился между ног, завёл руку, пристраивая член.
— Не туда! — Рука её скользнула между ног. — Сколько лет живём, а всё стараешься меня в попку.
— А почему бы и нет? — Отец лёг на неё, занялся сосками. Он их лизал, сосал, прихватывал губами, не останавливаясь.
— Я сейчас кончу. — Мать вцепилась пальцами отцу в спину. — Я сейчас кончу!
— Кончай! — Отец, поменяв положение тела, задвигался быстрее. — Кончай!
— Я буду кричать. — Мать вытянулась в струнку. — Ой! — Но рука отца закрыла ей рот, пресекая рвущейся наружу клич Природы, свидетельствующий о её победе.
— Поворачивайся! — Отец вышел из неё, сверкнул мокрым членом. — Давай!
— Я сейчас. — Мать завертелась под ним, поворачиваясь на живот. — Не промахнёшься?
— Берегись. — Отец придерживая член, завозился у округлостей ягодиц.
— Ты чего? — Мать подалась вперёд, словно старалась отползти. — Чего?
— Я не туда. Успокойся. — Отец вставил член, вошедший с хлюпаньем внутрь. — А теперь пристегнись. — Мать хохотнула, толкнула его задом. Максим второй раз дёрнулся, выбрасывая мне в шорты сперму.
Он кончил минут через десять. Мать стонала под ним, закрывая рот ладонями, вертела задом, вскидывала голову, тёрлась о ствол дерева. И вообще, вела себя как кошка, которая готова гулять. Видел я во дворе таких. Как наступал март все коты, кошки, полудворовые, домашние, дворовые, жившие во дворе, крутились, вертелись, тёрлись друг об друга, стволы деревьев, после чего дикие мяуканье неслось из всех укромных мест. Тяжело дыша, отец сел рядом с упавшей на землю матерью, похлопал по бедру.
— Ну, как?
— Что это с тобой эту неделю? — Мать перевернулась на спину, приподняла себе попку, подсунув под них руки. — Как молодой.
— А я и есть молодой. — Он поцеловал её грудь, вызывая у Максима томление, требовавшее помощи руки. — К тому же, нам не помешает маленькая или маленький.
— Ты хочешь? — Она повернулась на бок, показывая изгиб тела, чётко очерчивавший талию, бёдра.
— Пошли — Отец потянул одежду. — Нам надо привести себя в порядок.
— Андрейка куда-то пропал. — Мать поднялась, стала отряхивать землю, какие-то приставшие листки, с коленок, бедёр.
— Да, не пропадёт он никуда. У него член уже больше чем у меня, а ты всё Андрейка, Андрейка.
— Ой, длинный члена ещё не значит, что в голове есть что-то. — Мать вытащила комочек трусиков из кармана шорт, натянула их, поправила майку. — В последнее время он такой какой-то...
— Сексуально озабочен. — Отец усмехнулся. — В восемнадцать лет самое время трахаться.
— Да? — Она толкнула его в спину. — Сам-то?
— Я? — Отец хмыкнул. — Всякое бывало.
— Ты же говорил, что я у тебя первая? — Они шагнули за кусты и что там дальше я не слышал.
Я стянул шорты, убедился в необходимости быстро их постирать, а затем пошёл к месту, где только что были родители. Там я упал на спину, выпустил на волю мокрого Максима и задвигал рукой, втягивая голой спиной ту самую энергию, которая била меня каждый раз, когда я видел их вместе. Третий раз сперма взлетела высоко, исчезнув в темноте, наступившей ночи, капельки закапали на живот, растекаясь дальше струйками. (Специально для. оrg — BestWeapon.ru) Полежав голым ещё некоторое время, я поднялся, нырнул в душ. Где я помылся, застирал трусы, шорты и голышом отправился спать в сарай, в сено. Развесив мокрую одежду, я завалился спать в заранее оставленное тут тонкий матрас, одеяло, ощущая, как в теле наступает истома. Да, сейчас спать, а утром, как ни в чем не было, на светлые очи матери и отца. Ох, не прознала бы мать! Она у меня как в гестапо, всё понимает, знает и так далее. Расправы не будет, но, всё-таки, неудобно.
Но заснуть мне не дали. Кто-то захрустел сеном с противоположной стороны. Я напрягся. Если застукают голым?
— А если тут Андрей? — Кто-то говорил шёпотом.
— А он что не мужчина?
— Да, ладно тебе! — Так это Эллада и дядя Костя! Что они тут делают?
— Он где-то в саду спит. Видел его спящим на куче досок.
— Как какой-то безработный. — Она хохотнула.
— Нет, просто парень искал место, где мог спокойно поспать и не слышать вашего трёпа.
— Скажешь ещё! — Она захрустела сеном, хихикнула. — Щёкотно.
— Ой, а что дальше будет? — Он захрустел сеном. — Твоё любимое.
— Ага. — Послышалось шумное дыхание, чмокающие звуки, прерывавшееся вздохами дяди Кости.
— Я тоже хочу. — Чуть запыхавшийся голос Эллады.
— Тогда становись. — Дядя Костя захлюпал чем-то.
— Да. Да. Да. — Эллада зашипела, хрустя сеном. — Да, так, так.
Я подтянулся и сквозь сетку сена увидел два белых силуэта. Она висела на руках, то ли привязанная, то ли цепляющаяся за какие-то верёвки, он поддерживал её и насаживал рывками на свой член.
— Смена позиций! — Он крутанул её, поворачивая к себе спиной.
— Ой. — Она подтянулась на верёвках. — Там кто?
Я сжался. Попался.
— Да никого нет! — Мужчина просто подтянул её к себе, опустил на член. — А если и смотрит кто — то какая тут обида? Или там стыд? Все мы взрослые люди, все делают это.
— Только не в попку! — Эллада вытянулась, забрыкалась. Значит, она привязана! — Не туда! Не сегодня!
— Успокойся! — Его руки подхватили её под живот, сняли, аккуратно поставили на землю. — Давай!
Она упала на колени, схватила его член, сунула в рот, чуть ли не целиком заглотив его. Коста застонал, прихватил её за голову, задвигал, наращивая темп. Она же послушно кивала головой, теребя ему мошонку. Максим напрягся, мошонка подобралась, я чуть ли не завыл от ощущения невозможности сбросить напряжение. Внутри ничего не было — пусто! Мужчина охнул, Эллада снизила темп, глотая его сперму. Наконец, они сели на землю.
— Милая моя. — Коста притянул её к себе. — Крошечка. — Какая у неё грудь! Так и хочется соскользнуть, потрогать, почувствовать её. Такая роскошь, наверно, на ощупь полностью отличается от крохотных грудей подружек, упругих и чуть резиновых по ощущениям.
— Костя, а Паша и Света? — Она, очевидно, хотела продолжить какой-то разговор.
— Знаешь, я человек добрый. — Она захихикала, ухватила его за член. Он запустил руку между её ног. — А как Света?
— Она не сильно против. — Эллада хихикнула, вскочила. — По крайней мере, на словах. К тому же, у нас же есть ещё полдня?
— Ты же не против? — Он поймал её, прижался сзади, обхватил руками за талию.
— Я? — Она прижалась затылком к плечу. — Ведь знаешь, что не против?
— Пошли домой. А то холодно становится.
Они не против чего? Я сжался, видя, как они подходят к моему месту ближе, собирая разбросанные вещи. Собрав их, они как были, голышом, растворились в темноте сада. Оставив меня в раздумьях. Во-первых, как долго внутри меня будет такая пустота? Максим куксился, но не сдавался, мешая мне лежать на животе, и мне нужно было его как-то успокоить. Как долго будет восстанавливать запас спермы? Во-вторых, причём тут отец, мать? И против чего мать не возражает? Как и Коста с Элладой?
179