Всё началось со звонка. Обычного звонка из деревни, где, до поступления в медицинское училище, я жила с мамой, папой и соседкой — тётей Тамарой. Именно жила, спала, ела, слушалась, поскольку родители всегда были заняты, тётя Тома нянькалась со мной, словно старшая сестра-наставница.
В отличие от моих интеллигентных родителей — агронома и бухгалтера, после десяти классов тётя Тамара пошла в доярки. Она была бойкая на язык и, не стесняясь, выкладывала мне все свои похождения с Витькой, Санькой, Колькой, Петькой...
Ухажеров у тёти Томы было много, особенно в сезон уборки. Красивая и, как сейчас бы сказали, без пунктиков, она их привлекала пышными формами, доступностью и любовью к разговорам про то, что в нашей семье словно и не было никогда. Если бы не тётя Тома, я бы, наверное, до окончания школы так и думала, что папа нашел меня в капусте на колхозном поле.
Развесив уши, я слушала тётю Тому, когда та возвращалась на землю из очередной неземной любви. Даже удивительно, но при её ярких рассказах о пылкой страсти, содрогании от одного прикосновения мужских рук к укромным местам, я приехала в город, поступать, девственницей.
С каждым годом моего взросления откровенности от тёти Томы перед сном были подробнее, она загоралась желанием, словно переживала оргазм. А может и переживала. Что это такое, и как его добыть без особого труда, даже без мужчины, она мне тоже объяснила. Анатомию мужика в теории, я изучила с её слов, задолго до училища. Иногда перед девчонками однокурсницами, я блистала знаниями на ещё неосвоенную ими тему, за что и поплатилась.
Мои изысканное знание мужского тела, которое я передавала подружкам со слов тёти Тамары, дошли и до Валентины Геннадьевны — врача, что вела нашу практику. Понадобилась помощь ввести больному катетер, она меня и позвала, посчитав, что я уже знакома с мужским достоинством воочию, ничего страшного не случится, если я встречусь с ним и по работе.
Какое же было её удивление, когда я сначала покраснела, потом побледнела, при виде вялого члена страдающего больного, которому, нужно было всунуть катетер Фолея прямо в канал. Валентина Григорьевна догадалась и процедуру ввода сделала сама. Мне было так перед ней неудобно, словно я не оправдала надежд, которые сама же вокруг себя языком и распылила.
Время было такое — клипсы, начёсы, тушь килограммами, чтобы жить в общежитии медицинского училища, нужно было слыть девицей прожжённой. Мой конфуз остался между нами, Валентина Григорьевна стала относиться ко мне иначе, по-доброму, как к дочери. По окончанию училища помогла поступить постовой медсестрой в городской психиатрический диспансер. Там была зарплата больше, свободных дней меж дежурствами, и отпуск два месяца. Там я и работаю, уже четырнадцать лет, а вот с личной жизнью не сложилось.
Вышла замуж. Свадьбу справляли в деревне — пышно с размахом. В первую брачную ночь, я и тёть Тамара, заволокли пьяного мужа на пуховую перину — брачное ложе. Родителям я ничего не сказала, втихаря пробралась к соседке. До утра мы проболтали на тему, какие все мужики сволочи.
Тётя Тома, как всегда, от общеизвестного порицания перешла к интимному. А мне, и сказать-то ей нечего, девственности я лишилась только через три дня. Пять последующих лет, сначала спала с мужем и уже после, вспоминая тёть Тамарины рассказы, обретала чувства полета. А потом мы как-то и спать перестали.
Разошлась, как только получила квартиру. После законного мужа был ещё один — незаконный. Гражданский брак в моей жизни ничего не поменял. Уходила в мечты и только там достигала желаемого. Расстались. Я стала подумывать, а надобен ли мне мужик? От него нужно прятаться, скрывать, изображать. И всё же решила — надобен, но приходящий. Завела роман с дальнобойщиком, у него в другом городе жена, а ко мне он наезжает. Скрывает, что женат, а я делаю вид, что верю.
Купила фалоимитатор и, однажды, в очередной его приезд, забыла убрать из ванной. С дороги, он помылся, вышел, смотрит. Я пунцовая, а он так обыденно говорит: «Знаешь, теперь я верю, что у тебя больше никого нет». Предложил секс без презерватива.
У меня-то нет! А у него? В тот день мы вообще спали в разных комнатах, на утро он основательно подкрепился и буркнул у самых дверей: «Через три недели заеду».
Ушел — я в шоке, но надо бежать на работу. Переживания, как и решение вопроса, оставила на потом. Вернувшись с ночной смены, погрузилась в горячую ванну с пеной, с грустью посмотрела на полочку, где лежала улика моего одиночества. Может оно и к лучшему случилось?
Вот, тут-то и зазвонил телефон. Зазвонил настойчиво, требоват
ельно. Не охота было выходить, но он не умолкал.
Так могла звонить только тёть Тамара. Даже в звонке слышалось — возьми трубку, я знаю, что ты дома! А если это звонила она, звонок будет трещать как минимум час.
Встала, обхватила себя полотенцем, вышла.
— Да, слушаю, — подбирая махровым краем мокрые волосы, проговорила я в трубку.
— Тонюська! Твой дальногрёбщик уехал?
Да, я не ошиблась, это была тёть Тамара. Тонюськой только она меня называла, перекроив моё имя Таня на свой лад ещё в те далекие времена, когда я была тоненькой как тростинка и на её фоне практически исчезала. Сейчас я, правда, расширилась в бедрах, увеличилась в груди, но для неё, всё равно, чересчур тонка. Сама о себе, стоя у зеркала с телефонной трубкой в одной руке и сползающим полотенцем в другой, я не могла этого сказать.
И манера говорить была её. Тётя Тома, видимо, уже какое-то время общалась со мной и слова: «Здравствуй», «Как там, в городе?», «Хорошо ли у тебя на работе?», были произнесены до того, как я подошла к телефону и ответила.
— Вчера... — привычно произнесла я.
— Уехал, и хорошо! — отреагировала она. — Постояльца примешь?
— Какого постояльца?
— Ой, да Лёшку! Вериного сына. Верку помнишь?
— Веру. Конечно, помню.
— Ну вот. Мужик-то её этой весной на рыбалке под лед провалился, хозяйство застудил, теперь она с былого пламени угольки сберегает, по больницам его возит. Ну, а Лёшка со мной. Думаю, чего шестнадцатилетнему парню под Новый год в деревне сидеть, где и девок-то не осталось. Ленка, так, та своего ждет, из армии, Любка в фотомодели намерилась, а он мальчик тихий, скромный. Пусть у тебя, в городе зимние каникулы проведёт. Ты не переживай, ему лишь бы интернет. У нас-то, сама знаешь, то есть, он — интернет этот, то его нет. Ходит Лёшка, когда, как он говорит: «связь виснет», неприкаянным, смотреть жалко. У вас лучше, небось, с этим наваждением.
— Так ещё полмесяца до Нового года!
— Ой, да я договорюсь, отдохнет, не беда. Он хорошо учиться.
— Пусть приезжает.
— Ага, я скажу. А ты ему комнату выдели и без стука не входи. Поняла?
— Нет.
— Мальчишка он. В своём интернете баб голых смотрит, да письку дергает.
— Тёть Тома!
— Чего?
— Об этом обязательно нужно было сказать?!
— Ой, Тань, ты же медсестра! Как-никак, должна знать...
— По телефону! И чего знать? Что Лёшка мастурбирует? Это обязательно?!
— Ну не знать, так понимать. А то зайдешь к нему и... Я вот, зашла. Один раз. Так он от меня неделю прятался. Прямо не знала, как и наладить былые отношения.
— Всё, всё — поняла... Когда он приедет?
— Завтра — прямо с утра, переговорю с директором школы, день на сборы. Стало быть, послезавтра. Ты дома?
— Работаю, до восьми вечера.
— Автобус до города, Тань, от нас теперь раз в неделю только ходит.
— Ладно, я ключ соседке оставлю. Пусть, если приедет без меня, спросит.
— А как твой дальногрёбшик? Хоть не зря у тебя ночует?
— Тёть Тома. Я из ванной, на мне одно полотенце и я замерзла. Больше не могу говорить.
— Ой, да, милая, чего ж ты раньше... Беги, грейся.
Разговор оборвался, так же внезапно, как и начался, пошли гудки. Я подобрала полотенце, почти с пола, и направилась в ванную.
Вода остыла. Спустив её и открыв краны, я дождалась, когда ванная наполниться, нагреется, окутает меня паром, как в бане. Полежав в хвойной пене около часа, подремав, я наконец-то почувствовала — тело отмякло от ночной смены, а душа обрела спокойное, безразличие к внешнему миру.
Закутав волосы в полотенце, я плюхнулась на кровать. От осознания — впереди выходные, по телу растеклось приятное томление. Утро перед дневным сном — моё самое любимое время, не надо никуда спешить и можно за собой поухаживать, соблазнить себя. Насытить тело благоухающим кремом и...
Вспомнила, что имитатор любимого мужчины остался на полочке, но вставать, идти снова в ванную было так не охота. Оглаживая тело, я нырнула пальчиком меж бедер и к своему удивлению почувствовала влагу, — моя прихотливая киска и мокренькая. Обычно её нужно было хорошо разогреть, чтобы пальцы, так легко заскользили по клитору. Но сейчас они скользили, вскоре, я вскинулась, зажала руку ногами и повернулась на бок.
Глубоко хватая губами воздух, подумала: и чего бы это? А в голове вертелось: «баб голых смотрит, да письку дергает». Ну, тёть Тома!.. Какая она всё-таки на язык...
Улыбнувшись яркому оргазму, устало натянула на себя одеяло, уснула...
174