Французское вино «Сент Амур», что Софи открыла на кровати под балдахином, мы потихоньку допили, между переодеваниями и опудриванием моей попы до румяного, как бока колобка, состояния. Красное сухое — не крепкое, но не для меня, пьющей, обычно только зеленый чай. Весь день я практически ничего не ела и оно ударило.
Девчонки, ударило в голову! А вы, куда подумали?! Если — туда, то там раз пять влажнело, соответственно, и количество оргазмов, или больше, — не помню.
Я не прикасалась к промежности, оно само случалось, когда наблюдала за Софи, Настей. Я бегала под душ, надевала, переодевала, — примеряла наряды, один шикарнее другого. Странно, но в окружении двух полуобнаженных красавиц ласкающих свои тела и по очереди покидающих меня для очередного омовения, между щелчками цифрового фотоаппарата, я чувствовала себя женщиной на все сто, до кончика клитора. При голом мужчине, с поднятым на палубе «флагштоком», жаждущем моей плоти, я не ощущала ничего даже подобного...
Мы простились в «Ситроене», Софи меня одарила легким поцелуем, шепнула, что день был прекрасен и незабываем, и я отправилась к своему подъезду с фирменными упаковочными пакетами в руках — белое вязаное платье и туфли. Поднялась до квартиры на третьем этаже, остро чувствуя, что мой хронический гастрит, не ко времени, разыгрался изжогой и острой болью под грудью.
Я заползла на площадку третьего этажа, выпрямилась, вобрала воздуха, выдохнула, нажала кнопку звонка, — сил искать ключи не было. Прижала руку к животу, — ужасными телесными страданиями в меня возвращалась тётя Таня.
Дверь открылась. Лёша — без рубахи в одном трико, босой, в глазах, одновременно переживание и злость. Он отстранился, встал боком, давая мне войти.
— Воды, Лёш... и таблетку... — проговорила я, ища глазами, куда бы присесть. — Там, в кухонном столе, лежат, такие розовые...
Но, сначала, Лёша вынес из зала стул. Сбросив берет, двойной оборот шарфа, куртку — прямо на пол, я села и стала хватать ртом воздух, чтобы хоть как-то успокоить жжение.
— Лёш, воды!..
Он метнулся на кухню. Пока открывал пластиковую бутылку «Нарзана», наливал и искал таблетки, я думала, что выгляжу, наверное, ужасно! Ладно, не до этого...
— Одну? — спросил Лёша, вручая мне стакан с водой.
— Давай, две...
Проглотила...
— Посидите, тёть Тань, — он опустился на корточки, заботливо заглянул в мои глаза.
— Сейчас пройдет... Иногда, бывает.
— Давайте, сапоги сниму...
— Сними... — я выставила правую ногу
Молния на сапоге, под его пальцами, медленно поползла вниз. Лёша стянул с меня один, а потом и второй. Так приятно! Это стоило острого приступа гастрита!
— Спасибо...
— Вам надо полежать. Снимайте свитер...
— О-о-о! Лёшка! А если у меня под ним ничего нет?!
— Утром, вы велели вести себя естественно, без зажимов. Сказали, что первыми начали...
— Даааа! Я так сказала?!
— Сказали...
— Сказала, Лёш. Давай, на «ты»...
— Сказала...
— Ну, если... То снимай. Начал раздевать — продолжай.
Лёша, осторожно, стянул с меня свитер. В кофточке на пуговках, я хитро улыбнулась и проговорила:
— Расстегни верхние — разрешаю...
Таблетки подействовали, приступ отпустил, я ожила и наслаждалась подушечками пальцев рук Лёши. Подрагивая, они расстегивали пуговицы, касаясь моей шеи, груди. Взглядом, я остановила его на четвертой.
— Тебе легче? — спросил он.
— Не совсем... Помоги лечь на диван.
Мне не хотелось, чтобы сегодняшний день закончился тем, что мы расстались с Лёшей в прихожей и отправились, каждый в свою комнату, пожелав друг другу спокойной ночи. Но то, что последовало за моей просьбой, я не ожидала. Хотя, нет, — хотела! Он подхватил меня на руки и понес.
Приступ гастрита прошел! Я про него забыла, прижавшись к Лёше острым твердеющим соском, чувствуя биение его сердца. Это всё вино! — Красное сухое — А... мур-р-р!..
— От вас миндалем пахнет... — проговорил он, уложив меня на диван и подсунув мне под голову подушку.
— От «тебя», Лёш!
— От тебя... Мама всегда добавляет его в сдобу, мне нравиться запах горячих булочек с миндалем.
Мама! Вера! Софи... моё тело впитало её духи от «Диор», я благоухала ароматом жасмина, гелиотропа, миндаля, розы, иланг иланга.
Мои собственные духи, туалетного разлива из бутика, что я сбрызнулась пред уходом из дома, давно выдохлись, и от меня пахло другой женщиной, из той, эксклюзивной жизни. Я принесла частичку Софи, — чтобы очаровать Лёшу? Или во мне жили сразу две женщины? Которая из..., напоминает ему маму?
«Пакет! Великолепное платье осталось в прихожей...», — внутренне дернулась я, но внешне была спокойна.
— Сядь рядышком, — тихо проговорила. Не бежать же мне, не прятать вторую, тайную жизнь!
Лёша подчинился, устроился возле моего бедра, долго не мог определить руку, мучился, но всё же закинул на спинку дивана. Я повернулась на спину. Три расстегнутых пуговки кофточки обозначили небольшой засвет моей груди, отсутствие бюстгальтера. Но Лёша смотрел не туда, — мне в лицо. Он был грустен, наверное, весь вечер прождал Лукрецию, а тут ещё тётя Таня потерялась.
— Как там мама? — нежно спросила я. — Меня вспоминает?
— Вспоминает, часто! Очень часто. Она считает вас... тебя, своей единственной настоящей подругой. Тёть Тамаре она всегда говорит, что, такой как Таня, подруг у неё больше не было. А тёть Тамара только кивает...
Он рассказывал, я смотрела в его глаза, а видела Веркины. У Лёши её глаза, большие, карие, — что сводили меня с ума в шестом классе. Я влюбилась в эти кареоки и сейчас они снова были предо мной. Протянись губами, дотронься.
Но я не решилась. Не решилась, как тогда, когда мы с Верой в последний раз лежали в обнимку на кровати. Я что-то шептала забавное, шутила, чувствуя порхание её ресниц на своих губах, но поцеловать, так и не смогла. Побоялась. Вот и Лёша, по глазам вижу, — Вериным глазам! хочет своими губами прикоснуться к моим и не решается.
— Лёш...
— Да...
— А ты целоваться умеешь?
— Умею...
— Даааа!
Даже приподнялась. Размечталась! Разгоряченная вином, я думала, что он сейчас скажет «нет», я набьюсь в учительницы поцелуев, и у нас будет первый урок.
— Меня Люба научила...
— Это какая ж, Люба?
— Вехреева...
— Это Надьки Вехреевой дочь! Та, что, по рассказам теть Тамары, в фотомодели собралась?
— Она...
— А ещё чему, она тебя научила?
Я такая наглая! Устроила допрос с пристрастием. Нет, это же надо, молоденькие девчонки совсем обнаглели, уже нам, одиноким женщинам, даже научить парней нечему!
— Мы только целовались...
— Только, только?
— Это было два года назад...
Лёша навис надо мной голым торсом, в трико и, краем глаза, я заметила, как у него шевельнулся член, начал набухать под трикотажем.
— Ладно, я пойду спать, Лёш, — решила я не развивать тему. — Выпусти меня.
Он поднялся с дивана. Стыдливо отвернулся. Член у него стоял. Нужно было бежать к компьютеру и срочно включать Лукрецию. Мне снова захотелось увидеть его эрекцию.
В прихожей я отыскала фирменный пакет с платьем, туфлями, и, не подобрав на полу сброшенной с себя куртки, шарфа, берета, понеслась в спальню. Закрыла дверь в спальню наглухо.
Стягивая джинсы, кофту — бросая на кровать, я думала: кого я хочу, — Лёшу? Или Веру — что повторилась карими глазами в своем сыне? Надела платье от Софи, конечно же, без ничего! И включила интернет-сеть, сайт знакомств, скайп.
Я ожидала, что Лёша посещал Лукрецию сегодня, но он посещал её двадцать один раз! Столько же, ни больше и ни меньше смайликов и электронных розочек, я насчитала в своей с ним переписке. В переписке Лукреции, и на сайте, и в скайпе.
Быстренько отстукала на клавиатуре «Привет»...
Лёша отозвался мгновенно. Видно, как только я выбежала из зала, он включил ноутбук, чтобы очередной раз проверить, нет ли послания от Лукреции. Бедный, измучился за сегодня!
«Привет!!! Я тебя ждал!», — написал он в скайпе и включил видео, звонок-вызов.
— Нет, Лёша, сегодня мы лишь пообщаемся, — отстукала я. Решила повредничать. Больно он скор — с Лукрецией. С тётей Таней бы так! Хотя, и хорошо, что не так!..
— Пообщаемся? — спросил он, я почувствовала его грусть.
— Да... Минуточку, — отбила я, пальцами по кнопочкам.
На цыпочках вышла из спальни. Мне до жутиков захотелось если не подсмотреть, то подслушать, вне видеокамеры, что он сейчас делает? Подкралась.
Дверь в зал закрыта. Я приложила к ней ухо и услышала тихое постанывание и слабый, словно вскрытие вакуума звук, характерный при тереблении крайней плоти влажного, перевозбужденного члена.
Не выдержал! Ожидание Лукреции, тётя Таня с легкими засветами на диване, воспоминания о Любе... Отказ всех троих, и Лёша взял напряжение в свои руки.
Надо бежать. Спасать юношу! Да простит меня Софи... хотелось снова увидеть брызг! Брызг, брызг, брызг...
Вернувшись в спальню, послала звонок-вызов, Лёша его принял, а я вспомнила, что забыла надеть туфли, без них «Золушка», в роскошном платье, принцессой не смотрелась. Опустила вебку на ноги, стала обуваться, как можно эротичнее, одним глазом наблюдая за Лёшей. Как и в первый раз, он лежал на диване — не раздвинутом! рядом с ноутбуком и слегка теребил член, — большенький, головка бочонком...
Как не старался Лёша себя сдержать, — фрикции были только ласкающие, его, всё равно, начало забирать, сказалось долгое ожидание в возбужденном состоянии. Последних два движения рукой он сделал быстро и...
Нога подвернулась под пятнадцатисантиметровым каблуком, я снеслась на пол, потянув за собой глазок вебки. Громко вскрикнув от растяжения, я увидела на мониторе физиономию тёти Тани! искажённую гримасой боли. Судорожно сжимая в руке глазок камеры, я направила его прямо себе на лицо.
Через какие-то секунды открылась дверь спальни, передо мной стоял Лёша, с его опадающего члена тянулась капля спермы. Я сидела на полу в вязаном платье, широко раскинув ноги, к нему туфлями на пятнадцатиметровых шпильках. Это уже был не засвет! Полный провал конспирации. Нога стала опухать прямо на глазах. Как же мне было больно!..
— Лёш, сними быстрее, пока туфель не впился... — пряча глаза, чувствуя, как наливаются жаром щёки, проговорила я.
А куда было деваться?! Больно же!..
298