Пуск!
Кресло подо мной слегка закачалось – я отправлялся в тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. Странный выбор после экскурсии в доисторические динозавровые времена и в год Ледового побоища, да? Собственно, я не очень – то туда и хотел, в восемьдесят девятый год – подумаешь, что там могло быть интересного? Отправиться туда вынудил меня спор с Колькой. Колька – это мой друг. Полгода назад в подвале старого заброшенного дома мы с ним нашли машину времени. Да по – дурацки всё получилось – зашли отлить в эти развалины, Колька чё – то полез вниз, ну и мы нашли… Сначала не могли понять, что это за хренотень такая. Ну, потом методом ненаучного тыка разобрались – ёптеть, да это машина времени! От удивления готовы были в обморок падать, но потом привыкли, человек ко всему привыкает. Откуда она там взялась – чёрт его знает. Колька говорит, что фашисты во время войны секретные опыты проводили, вот они её туда и зафигачили. А после войны мы первые её обнаружили. Понятно, мы никому о ней не рассказали, вам первым рассказываю. Почему? Что за дурацкий вопрос? Вы бы рассказали другим, если бы нашли машину времени? Во – первых, к кому с таким находкой обратиться? А во – вторых, вы бы стали отказываться от выгод, которые может дать машина времени? Не – ет, она наша, и мы её никому не отдадим! Благодаря ей, у нас с Колькой такие сувениры из прошлого – ого – го! Соответственно, и с деньжатами у нас проблем нет. Я уж не говорю про увлекательные экскурсии по годам и эпохам… Много мы с Колькой повидали. А однажды он мне как – то говорит: а что, если отправиться в прошлое, посмотреть, какими были наши родители в молодости, ещё до нашего рождения? А я ему говорю: наверное, это невозможно. Он мне: почему? Я ему: потому что, если нас в том времени ещё нет, то мы туда и не попадём. А он мне: ну мы же попадали в двенадцатый век, тогда нас тоже не было, и что с того? А я ему: то время к нам не имеет отношения, потому и попадали, а время молодости наших родителей имеет непосредственное отношение лично к нам. А он мне… А я ему… Короче, спорили мы с ним, спорили, а потом решили – что спорить? Слетаем да проверим, кто прав!
Вот вибрация кресла уже затихает… Значит, приближаемся. Стоп! Всё. Мы – в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году, за один год до моего рождения. Так показывает счётчик.
– Ну и чё? Видал? – с вызовом говорю Кольке, который сидит рядом во втором кресле.
– Погоди, погоди! – не сдаётся Колька. – Щас наружу выйдем – посмотрим…
Внутри – то подвал выглядел точно так же, как когда мы только отправлялись. Я, собственно, так и думал: а что могло быть на этом месте в тысяча девятьсот восемьдесят девятом? Да конечно, этот же самый дом с этим же самым подвалом! Двадцать один год назад – это не так уж много. Это когда мы с Колькой в двенадцатый век отправлялись, вот тогда на месте нашего подвала была конюшня какого – то боярина.
Мы с Колькой вылезли из кресел и выбрались из подвала. Вокруг было лето, яркое солнце, ветерок травинки колышет.
– Смотри – ка! – протянул руку Колька. – Это же завод строят, на котором твой отец работает!
Гляжу – точно: вдалеке на пустыре экскаваторы, кучи песка, бетонные блоки.
– Вот видишь, я же говорил – долетим! – торжествующе сказал я. – В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году как раз стройка началась, мне отец рассказывал!
– Ладно, ты выиграл, – ответил Колька. – Что теперь делать будем? Назад полетим?
– Давай, раз уж мы здесь, походим, посмотрим! – говорю.
Мы двинулись в город.
– Смотри – ка, – иномарок совсем почти нет! – заметил Колька, когда мы переходили дорогу. «Белые розы, белые розы – беззащитны шипы!» – доносилось откуда – то из радио. Мы с Колькой, улыбнувшись, переглянулись: эту песню мы и в своём две тысячи десятом году частенько слышали.
– Любимая песня моей матери, – сказал Колька, и спросил: – А твоей мамке сейчас, то есть в восемьдесят девятом, сколько лет?
– Двадцать один, – подсчитав в уме, ответил я. С минуту мы шли молча, а потом Колька вдруг остановился и воскликнул:
– Слушай! У меня идея!
– Какая идея?
– А давай познакомимся с нашими мамками?
– Ты спятил?
– А что? Мы же для них просто незнакомые парни!
– Ну… не знаю… А вдруг моя мать поймёт, что я – это я?
– Как она поймёт, сам посуди, дубина! Она понятия не имеет, кто ты! Ты же ещё не родился, ты только в следующем году родишься! Ты же в тысяча девятьсот девяностом году родился?
– Ага…
– Ну вот! Так что пойдём щас к вам домой, потом к нам… вы где тогда жили? На проспекте Космонавтов?
– Не – а, это в две тыщи десятом мы на проспекте Космонавтов, а в восемьдесят девятом мама с бабушкой и дедушкой жила на Вишнёвой…
– Вот и пошли туда! – потащил меня Колька. Мне и самому вдруг стало интересно взглянуть, какой была моя мать до моего рождения. Честно сказать, я заволновался, когда мы подошли к моему дому. Рядом в песочнице возился сопливый малыш. А на скамейке возле него сидела пожилая тётка. Она почти не изменилась. Мы её знали.
– Это же тётя Лена!.. – прошипел мне Колька на ухо. Она равнодушно оглядела нас, хотя в две тыщи десятом всегда здоровалась, и крикнула малышу:
– Борька, ну – ка, не пачкайся!
– Ё – моё, – это же Борька Степанов!.. – расплылся в улыбке Колька. Борька был на год старше нас, он был внуком тёти Лены и нашим врагом в школьные времена. А теперь, в восемьдесят девятом, он, сопливый и годовалый, ковырялся в песочнице. И вдруг… Из подъезда дома, к которому мы подошли, вышла девушка.
– Смотри! Это же твоя мамка! – прошипел Колька, дёрнув меня за рукав. Честно говоря, я её сразу не узнал.
– С чего ты взял? – вполголоса спросил я Кольку.
– Ты чё, свою мамку не узнаёшь?! – засмеялся Колька. Я пригляделся – точно, она, как на старых фотографиях в нашем семейном альбоме. Летнее короткое платье, светлое, в цветочек, сумка в руках. Блин, – надо же! Какая она стройная была… поэтому я её и не узнал – в две тысячи десятом она располневшая.
– А давай за ней пойдём! – предложил Колька. Мы двинулись вслед за моей мамой, хотя язык не поворачивался назвать мамой эту девушку, которая на вид была моего возраста.
Мама дошла до магазина и вошла внутрь, мы за ней. Мы не спускали с неё глаз, но когда она бросала на нас взгляд, мы, как по команде, отводили глаза и уставлялись в витрину, делая вид, что разглядываем товар. А там, действительно, для нас было немало интересного. Во – первых, сами витрины – никогда таких не видел, какие – то наклонённые под углом, из толстого зеленоватого стекла. А цены на этикетках! Ё – моё… Колбаса – три рубля! А у нас, в две тысячи десятом, я не виде
л колбасы дешевле ста рублей.
Мама купила молоко в смешном пакете в форме пирамиды, яйца, и вышла из магазина. Мы за ней. Колька подмигивал мне и толкал локтем, – «давай, мол, заговори с ней!» Но я не решался. Когда мы уже почти подходили к её дому, Колька взял инициативу на себя:
– Девушка! – развязно и громко крикнул он. Мама не обернулась, и её каблучки зацокали чаще.
– Девушка, мой друг хочет с вами познакомиться! Вы ему очень нравитесь! – крикнул Колька. Мама чуть обернулась и посмотрела на нас.
– Да? – ехидно спросила она. – А сам он что, говорить не умеет?
– Он стесняется! – объявил Колька. Мама, ускорив шаг, молча удалялась.
– Девушка, вы зря не хотите познакомиться! Мой друг – очень интересный человек… он типа экстрасенса… он всё может сказать про человека, взглянув на него… – наседал Колька.
– Раз так, он сам всё обо мне знает, и тогда зачем знакомиться? – спросила мама, обернувшись – до дома было уже близко, и она решила ответить нам, думая, видимо, в случае чего добежать до подъезда.
– Чтобы переспать с вами, – ляпнул Колька. Мама густо покраснела, развернулась и почти побежала к подъезду. С разъярённой гримасой я покрутил пальцем у виска, глядя на Кольку.
– Девушка! Простите, это я по глупости! А он правда экстрасенс! Хотите, он скажет что – нибудь про вас?.. – торопясь исправить положение, вдогонку маме выкрикнул Колька и сделал мне страшные глаза, – мол, быстренько скажи что – нибудь подходящее! Я лихорадочно стал вспоминать какой – нибудь факт о маме, который доказал бы, что я знаю о ней всё.
– У вас три родинки вокруг пупка… (я видел их, когда мы бывали на пляже) и ещё вы терпеть не можете молоко… – сказал я. Мама остановилась, будто запнулась. Затем обернулась.
– А нынче летом вы поступаете в институт… на заочное… вы поступите, но один экзамен вам надо будет пересдать… – продолжал я вспоминать. Мама нахмурилась и подошла к нам. Ага, зацепило её!
– Откуда вы это всё?.. – спросила она, испытующе глядя на меня.
– Вот! Я же говорил! Он экстрасенс! – весело встрял Колька. О, это неописуемое чувство… Я во все глаза смотрел на маму… ёптеть… вот эта улыбающаяся девка с густо накрашенными ресницами – моя мама?! Я перевёл взгляд на её грудь – вполне даже ничего… размер не меньше второго… как это они у неё к две тысячи десятому году отросли до четвёртого?! Неужели я в младенчестве их так рассосал?! Мой пристальный взгляд, видимо, произвёл на маму впечатление. Она, наверное, решила, что она меня так поразила своей красотой.
– Ну? Вы же познакомиться хотели? Меня зовут Надя! – мама протянула мне руку. – Хотя, наверное, вы и это знаете…
Мы разговорились, Колька предложил сходить на танцы, и мама согласилась, но с условием, что с нами пойдёт её подруга. Мама назвала имя подруги, это была… Колькина мать, тётя Нина! Договорившись, мы расстались до вечера. Чё могу сказать? Танцы, конечно, были фуфельные, музон – доисторический. Мы раздобыли бутылку «Агдама», немного выпили с девчонками в темноте за танцплощадкой, прямо из горла. И когда возвращались с танцев, наши мамки – девчонки висли на наших руках и пели: «На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу!.. » Потом Колькина мамка предложила идти к ней – у неё дома никого не было, потому что родоки уехали на дачу.
Дома у Нины мы поужинали, причём ужин сопровождался шутками и смехом. Мамки – девчонки были слегка пьяны, и я решил, что пора начинать соблазнять мою маму… Когда моя мама, набрав воды, отходила от раковины, я схватил её и потянул к себе. Она, похоже, уже была не в состоянии удерживаться на ногах, мягко села ко мне на колени, и, чтобы не упасть, обняла меня двумя руками. Мы стали целоваться. Прижатый к стулу двумя потрясающе мягкими холмиками, ласкаемый руками, губами и языком, чувствуя у себя на коленях её попку, я не мог не среагировать естественным для молодого парня образом. Мама не могла этого не почувствовать, но, тем не менее, не отстранилась. Потом мы разлепились, мама села на своё место, вынула откуда – то сигареты и закурила. Опаньки! Оказывается, моя мамка курила в молодости?!
– Ну – ка, брось! Курить вредно, – строго – шутливо сказал я.
– О! Какой командир нашёлся! Я тебя на целый год старше, не командуй, – пренебрежительно заметила моя мама, выпустив струю дыма. Мы с Колькой переглянулись и засмеялись.
– Ты его не на год, а на двадцать лет старше, – сказал Колька, этот балбес – провокатор. Моя мама не поняла, конечно, о чём он, и не стала переспрашивать, что он имеет ввиду, потому что была навеселе и ей всё было пофиг. А я тем временем изучал внешность Колькиной матери. Надо сказать, что во время нашего знакомства в начале вечера она не произвела на меня никакого впечатления. На такую девушку на улице я бы внимания не обратил. Среднего роста, не худая и не полная, симпатичная, но не писаная красавица, волосы не длинные и не короткие, глаза не темные и не светлые, носик средний, – в общем, ничего примечательного. Моя мама была симпатичнее.
Вечеринка продолжалась. Колькина мать включила магнитофон. Я танцевал с моей мамой, которая нравилась мне всё больше, Колька танцевал со своей, на которую я тоже посматривал. Колька вскоре начал, как я понял, специально зевать, а потом сказал:
– Не знаю, как вы, ребята, а я хочу спать, – при этом он выразительно смотрел на свою мать, следя за её реакцией. Я заволновался… Ага! Кажется, дело налаживается… Колькина мать, сославшись на то, что уже поздно, предложила нам с Колькой остаться ночевать у неё.
– Надя тоже останется, – посмотрев на мою маму, сказала Колькина мать. «Вот вы какие, оказыватся, были девушки – шалунишки в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году!» – подумал я. А мама мне ещё говорила в две тысячи десятом, что тогда, в её молодости, нравы были строже, девушки скромнее… и презервативами так широко не пользовались ещё…
– Я пока не хочу, а ты, Нина? – моя мама сказала это, глядя почему – то то на меня, то на Кольку.
– Не очень, но, по – моему, всё же пора. А ты как думаешь? – Колькина мать тоже смотрела на меня.
– Пора, – кивнул я. – Кто где?
– Вам с Надей, как гостям, я, так уж и быть, уступлю диван, ну а я, как хозяйка, так уж и быть, лягу на пол. Ну и Коля со мной, – сказала Колькина мать.
Мы с Колькой отодвинули стол в сторону окна, освобождая место для матраса у стены прямо напротив дивана. Потом разложили диван и, оставив девушек готовиться ко сну, вышли за дверь покурить. Меня била лёгкая дрожь, Колька тоже был заметно возбужден. Ещё бы! Ведь наши мамы – девчонки практически согласились… Каждый из нас сейчас должен был лечь спать со своей мамой… Ну, а дальше – дело техники…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
200