Джордж наплачется у меня горючими слезами. Устрою ему. С физкультуры я сразу покатил домой. Коробка с иголками припрятана под паркетиной, в самом дальнем углу комнаты. А то мамаша любит убираться у меня, хотя сто раз просил не делать этого, чуть ли не на коленях умолял. Пришлось прятать. С иголкой я поехал обратно в школу. По дороге разыскал Пита и купил у него таблетку виагры. Это торговец наркотиками, но виагра и всякие игрушки для секса у него тоже есть.
В школе была перемена. Джордж ушёл в кладовку рядом со спортзалом. Я заглянул туда. Он был один. Жрал огромный трёхслойный бургер и запивал кофе. Вхожу с виноватым видом. Мистер Дуглас, говорю, хочу попросить у вас прощения, я был вспыльчив сегодня, вел себя необдуманно. Он смотрит на меня хмуро, жуёт. Иголка у меня наготове. Подхожу. Ты, Эванс, не думай, что отделаешься извинениями, говорит чавкая. Быстрое движение, иголка впилась ему в предплечье. Он поперхнулся кофе, заревел, а у меня помутилось в глазах.
Я едва не подавился бургером. Мог по-настоящему подавиться и отбросить копыта. Внезапно оказавшись в теле Джорджа, у которого был полон рот и полупрожёванный кусок заходил в горло, я не успел сделать глотательное движение. Приступы кашля были дикие, захлёбывающиеся. Изо рта выскакивали куски котлеты. Я сделал хороший глоток кофе, чтобы прочистить горло. Кашель вызвал во мне сильную усталость, сердцебиение. Я свалился в кресло и отдувался минут пять. Это мне показалось необычным. У меня, настоящего Тони Эванса, никогда такой усталости не было.
Я отдышался, запихнул в рот виагру, запил её остатками кофе. План мести заключался в сексе. Физрук Джордж Дуглас на ближайшее время должен стать сексуальным маньяком.
Тони лежал на полу с закрытыми глазами. Мерно дышал. Я слегка потряс его, похлопал по щекам, хотя знал, что это бесполезно. Поднял его, посадил в кресло. Ему лучше полежать здесь. Потом, когда всё кончится и я очнусь в его теле, незаметно свалю.
Итак, я стал старым толстым физруком Джорджем. На мне спортивный костюм и свисток на шее. В свисток надо свистеть как можно чаще, Джордж только так и делал. В его теле я чувствовал себя неуклюже, словно на мне десять свитеров и шуба. Очень мешал живот. Из-за него я не видел пениса, надо было наклоняться, чтобы рассмотреть. До жути неудобно. Я дал себе слово никогда не обзаводиться таким животом, если доживу до старости.
Пенис висел как мочалка, но я сразу понял, что если он встанет, то будет выглядеть солидно. Я его слегка подрочил, и он отозвался. Это хорошо. А то я вдруг испугался, что Джордж конченый импотент и даже виагра не поможет. Тогда моя месть сорвётся.
Я выглянул в зал. Там уже появились ученики. Это был средний класс, пацаны лет n—14. Их полтора десятка, и ещё, наверно, не все подошли. Они возились, бегали по залу, отбирали друг у друга мяч. Я свистнул в свисток. Они сразу утихли, сгрудились у скамейки. Скомандовал им выстроиться в шеренгу. Прошёлся перед ними. Теперь держитесь, мистер Джордж Дуглас. Моя месть будет жестокой, изощрённой и извращённой.
Я скомандовал повернуться на сто восемьдесят градусов и наклониться вперед. Передо мной выпятились попки. То, что они в трусах, мне не мешало. Я легко мог представить себе любую из них в голом виде.
Худосочные мне не понравились, пухленькие захотелось пощупать. Но пока рано. Я запомнил пару-тройку симпатичных попок, скомандовал выпрямиться, повернуться ко мне лицом и начать упражнения. Взмахи руками и наклоны вперёд. Я командовал, давал счёт, свистел в свисток. Скоро мне это надоело. Тем более член в трениках мистера Дугласа начал подавать признаки жизни. Действовала виагра, а может, член откликнулся на зрелище стольких попок и мордашек.
Я выбрал голубоглазую мордашку. Глаза большущие, ясные, как у героев японских аниме. Хорошо бы подрочить на неё, залить эти ясные глаза спермой. От такой мысли член у меня выпятился ещё больше. Я скомандовал разделиться на две команды и приступить к игре в баскетбол. Играть пока самостоятельно, а я отойду на десять минут. У меня дела. Показал пальцем на ясноглазого. Пойдёшь со мной. Сейчас поможешь мне.
Мы вошли в кладовку, я запер дверь на ключ. Из зала слышались крики баскетболистов, гулкие удары мяча. Парень косился на тело Тони в кресле. Тебя как звать, всё забываю. Стерлинг. Я начал шарить по кладовке, искать скотч. У Джорджа где-то был скотч, но где он его держит, понятия не имел. Стерлинг, ты не видел здесь скотч. Кажется, вон в той тумбочке, сэр. Сдирая ленту скотча, я вернулся к пацану. Ложись на мат, Стерлинг, сделаю тебе массаж. Парень послушно лёг. Сними майку. Я завел ему руки за спину и скрутил их скотчем. Зачем это, мистер Дуглас. Помалкивай. Сейчас развлечёмся, тебе понравится. Я перевернул его лицом к себе, рывком сдёрнул трусы. Не мальчик, а сплошное обожание. Пухленький белый комочек с едва виднеющимся пушком на лобке. Что вы собираетесь делать, мистер Дуглас. Я зажал ему рот поцелуем. Тёплые губы пахли молоком. Я вбирал их в рот, потом меня понесло, я сжал их зубами. Парень заелозил подо мной. Я оторвался от него. На его губах выступила кровь. Это меня раззадорило. Член уже стоял нормально. Молчи, а то прикончу. Вот он, я кивнул на Тони, не захотел мне дать, пришлось придушить. Думаешь, он спит. Нет. Полчаса как труп. Ты ведь не хочешь стать таким, Стерлинг. Тогда помалкивай.
Я разделся. В теле Джорджа я уже более-менее освоился, но когда увидел его в натуре, голым, у меня едва не пропала охота трахаться. Что-то чудовищное. Большие, как у бабы, провисшие груди, выпяченный волосатый живот, жирные волосатые ноги. Стерлинг смотрел на меня с не меньшим ужасом. Его голубые глаза казались ещё круглее, чем всегда.
Я налёг на него, зажал ляжками, обхватил пальцами шею. Сейчас я могу делать всё, что хочу. Наказан буду не я, а Джордж.
Какие ясные у тебя глаза, Стерлинг. Я продвинулся вперёд, и головка моего вздутого пениса оказалась вровень с его ртом. Лизни язычком, тебе понравится. Он заворочался подо мной, отвёл лицо. Пришлось его слегка придушить. Только слегка. Ты ведь хочешь жить, Стерлинг. Он высунул кончик розового язычка и слегка коснулся головки. Сильнее лижи, я ничего не чувствую. Кончик языка засновал по верхушке пениса. Я схватил пенис в кулак и начал дрочить. Другой рукой придерживал голову парня, придвигая ближе к паху. Головка касалась носа и губ. Я дрочил, глядя на ясные, полные ужаса глаза. Наклонился, слизнул каплю крови с его губ. Снова стал дрочить. Чувствую, сперма уже поднялась. На секунду задержалась в головке перед выплеском. Я устроился удобнее, наставил пенис прямо на глаз Стерлинга и выпустил мощную струю. Он не успел сощуриться. Сперма попала в глаз. Он заморгал. Второй выстрел я сделал по другому глазу, на него же пришлись и остатки спермы, которые я выдоил из пениса. Глаза и нос Стерлинга были залиты белесой тягучей слизью, она стекала по щекам и капала на мат. Парень стонал сквозь сжатые зубы. Я надавил пальцами на его щёки, раздвигая челюсти, пальцем собрал со щеки сперму и отправил ему в рот. Во рту было мягко и жарко, вздрагивал язычок. Я просунул палец глубже в горло и начал елозить там. Я трахал пальцем его в рот и мычал от удовольствия.
Член у меня ещё стоял, спасибо виагре. Шире раскрой пасть. Стерлинг раскрыл рот каким-то судорожным движением, как будто зевнул. Я вдвинул туда головку и часть пениса. Парень зашёлся в надрывном кашле. Зубы куснули пенис. Я вынул его и несколько раз чувствительно ударил засранца по щекам. Кусаться вздумал, говорю тихо, сам оглядываюсь на дверь. За ней продолжался баскетбол.
Я перевернул Стерлинга на живот и приподнял его задницу. Несколькими ударами по ногам заставил встать раком. Для разогрева помял ягодицы, сунул в дырку палец. Дырка узкая, нужно много слюны. Плюнул раза три, снова начал двигать пальцем, расширяя проход. Залез туда двумя пальцами, потом тремя. Стерлинг стонал и мычал слишком громко, пришлось двинуть по затылку, чтоб умолк. Приставил головку к его заднице и стал дрочить. Из-за свесившегося живота было до жути неудобно. Я мог разглядеть дырку и свой член только наклонившись вперёд, а тогда я терял равновесие и приходилось упираться рукой в мат. Чёртов живот. Одной рукой я придерживал Стерлинга за зад, чтоб не вилял, второй рукой поддрачивал и пытался ввести. Член не вводился. Я отодвинулся, чтобы всё получше рассмотреть. Анус снаружи покраснел. Виднелся след от капельки крови, скользнувшей вниз. Я снова плюнул и всунул четыре пальца, растирая слюну. Парень застонал. Молчи, не то убью.
Кое-как я приспособился. Пенис вдавливался туго, да и вводить его приходилось почти вслепую. Но он вдавливался.
В дверь постучали. Мистер Дуглас, я узнал голос математички, вас вызывает директор. Почему вы заперлись, что у вас делает Стерлинг. Член уже на треть пропихнулся в задницу. Я двинул его вперёд резко, что было силы. Дуглас завопил. За дверью умолкли. Я налег на Стерлинга животом и начал двигать задом, вводя пенис всё глубже. От стонов и дрожи парня я получал даже больше удовольствия, чем от движений пениса. Удовольствия было бы ещё больше, если бы не возобновившиеся стуки в дверь. Они меня отвлекали, тем более оргазм близился. Я сжал рукой мошонку парня, и он снова заизвивался. Его попытки высвободиться и дрожь разжигали во мне страсть. Я чувствовал, как в яйцах снова набухает семя, как оно движется вверх по стволу. Я дёргался осатанело, Стерлинг вопил, в дверь уже не стучали, её высаживали.
Я кончил раньше, чем они её высадили, и ещё целую минуту лежал на Стерлинге, вывернув его голову и целуя его в окровавленный рот и измазанные спермой щеки.
Тут до меня дошло, что времени до возвращения в тело ещё полно, а значит, нужно что-то делать. Это время надо убить. Можно, конечно, открыть дверь и сдаться полиции. Но я уже вошёл в азарт. Мне, настоящему мне, Тони Эвансу, всё сойдёт с рук. Никто не узнает. Это всё Джордж. А я чистенький и невинный.
Я быстро залез в тренировочный костюм. Даже свисток зачем-то надел на шею. Помещение находилось на первом этаже. Я поднял штору и раскрыл окно. С этой стороны ещё не догадались подойти. Тем лучше. Я показал двери средний палец, взгромоздился на подоконник и спрыгнул вниз. Трусцой направился через школьный двор к автостоянке. Чёткого плана действий у меня не было. О связанном Стерлинге в кладовке ещё никто не знал, но через пять минут узнают все. Встречные ученики со мной вежливо здоровались и спешили уступить дорогу. К автостоянке, ревя сиренами, подъехали две полицейские машины. Пришлось изменить маршрут. Я вошёл в боковой корпус и потопал на третий этаж. Там был туалет для преподавателей, отсижусь в нём до возвращения в тело. По моим ощущениям, это минут сорок.
На лестнице встретились две девчонки, младше Тони Эванса года на полтора-два. Я часто видел их на переменах, но знаком, конечно, не был. Вот вы-то мне и нужны. Пойдёте со мной. Мы поднялись на третий этаж. Тёлки станут моими заложницами. Заодно оттрахаю. С пользой проведу оставшиеся минуты.
У одной зазвонил сотовый. Её разговор мне сразу не понравился. Кто-то передавал ей животрепещущие новости из физкультурного зала. Дженни, бежим, взвизгнула она и метнулась вниз по лестнице. Дженни замешкалась. Я успел схватить её за руку. Нет, пойдёшь со мной. Я почти силой затащил её в туалет. Дверь запер на щеколду. В туалете никого не было. Две кабинки, умывальная комната и ещё одна комната, с креслами. Швырнул Дженни в кресло. Первым делом отобрал сотовый. Дженни, будь послушной девочкой. Не пищи, не дёргайся, делай всё, что скажу. Я торопливо избавил её от блузки. Только взялся за юбку, как в туалет начали ломиться. Дуглас, мы знаем, вы здесь. Откройте, полиция. У меня заложница, кричу в ответ. Войдёте, прикончу сразу. Освободите её и сдайтесь. По законам штата вы сохраните себе жизнь. Нет, кричу, сперва выполните мои условия. Два заряженных пистолета, машина и миллион баксов. Через полчаса всё должно быть готово. Выйду с заложницей. Они потребовали, чтобы Дженни отозвалась. Кричи, говорю, малышка, что всё нормально. Мистер Дуглас обращается с тобой хорошо. Всё нормально, мистер Дуглас обращается со мной хорошо.
Они затаились. Видимо, засовещались. Мне было по фигу, лишь бы выиграть время. Не догадался потребовать вертолёт, и чтобы позвонил президент. Вот шороху было бы. Ладно, сойдёт и машина с баксами. Мы согласны на ваши условия, мистер Дуглас. Но и вы дайте слово, что не тронете заложницу. Пальцем не коснусь.
На Дженни остались одни трусики. Я запустил под них руку и просунул палец в мягкую влажную расщелинку. Дженни вздрогнула, задышала чаще. Я потянул трусы вниз, привалился к ней и впился губами в рот. Мешал чёртов живот. Из-за него я не мог, целуя её, достать пенисом до промежности. Пришлось отлипнуть ото рта, чтобы потереться головкой о половые губы.
Над крышей пролетел вертолёт. Я схватил Дженни за руку и поволок за собой к окну. Отпускать её нельзя, сразу удерёт. Из окна виден двор, автостоянка, соседний корпус. Внизу столпилось порядочно народу. Полиция протягивала оградительные ленты и оттирала любопытных. Подъехали две машины скорой помощи. Из корпуса, где физкультурный зал, кого-то выносили на носилках. Я решил, что выносят Стерлинга. Только потом до меня дошло, что на носилках мог быть и Тони Эванс.
Увидев меня в окне, толпа заревела. Я с Дженни вернулся к креслу. Стал раздеваться. Дженни, я девственник, скоро помру, у меня рак в последней степени. Короче, давай быстро лишай меня девственности, времени в обрез. Вы бы отпустили меня, мистер Дуглас. Зови меня Джордж.
Я весь измучался, разуваясь и снимая с себя штаны. Билось сердце. Мне потребовалось перевести дух. Я залез на кресло с ногами, привалился к Дженни животом и с минуту отдыхал. Пенис терся о ложбинку между её грудей и постепенно набухал. Она отвернулась и смотрела в сторону. Лицо её стало тупым. Её равнодушие меня злило. Не обращает внимания на такой могучий живот и вздутый пенис. Надо ей показать, что шутки со мной плохи. Рукой развернул её голову, чтоб смотрела на меня. Она стала извиваться, пустила ход ногти. Я схватил её руки и отвёл назад. Она попыталась выскользнуть, но я держал крепко. Навалился на лицо животом, придушил слегка. Когда отлип, она еле дышала. Я удобнее устроил её, раздвинул ей ноги. Сиди спокойно, расслабься, и всё будет о кей. Она не ответила, снова отвернулась. Не хочет смотреть на такого красавца мужчину. И не надо. Стал пропихивать пенис ей в дырку. Головка была не слишком большой, прошла, но дальше пенис резко утолщался, и начались проблемы. Дженни вздрагивала, стонала, из её промежности сочилась кровь. Тем не менее я понемногу пропихивался, несмотря на объём члена и живот, который страшно мешал.
По мне уже разливалось приятное чувство, особенно ощутимое пониже живота, как вдруг всё застопорилось. При
шлось вытащить член и смазать его слюной, заодно дырку подмазать. И, конечно, подрочить. С дрочкой и слюной дело пошло лучше. Мы с Дженни стонали. Она громче. Я с силой двинул пенис вперёд, и она закричала. Пускай. Я тоже не сдерживал себя. Она моя заложница, в конце концов. Одной рукой я держал её за зад, прижимая к себе, второй рукой удерживал её руки. Влагалище стало влажным и податливым, пенис двигался легко. Живот не позволял мне дотянуться ртом до её губ, вместо поцелуя пришлось вдыхать сладковатый запах волос.
В дверь барабанили. Я не обращал внимания. Дженни вопила. Оргазм не наступал. Вся сперма угробилась на этого засранца Стерлинга. Но что-то ещё оставалось в яйцах, какие-то капли, и сейчас я старался выцедить их оттуда. Я просунул средний палец ей в анус и сразу нащупал за тонкой перегородкой мой снующий член. С пальцем дело пошло быстрее. Я чувствовал, как уверенно работает ствол, оживают яйца. Дженни билась и визжала, я мычал сквозь зубы, с висков тёк пот, скапливался над бровями и капал на глаза. Я дёргался из последних сил, мне не хватало дыхания. Пенис наконец исторг сперму. Я облегчённо заревел и в изнеможении рухнул на Дженни.
Выстрела я не слышал. Всё кончилось сразу, и началось самое удивительное. С Бетси не было ничего подобного. Тело Бетси я покинул сам не заметив как и переместился в своё. Но тогда полностью истекли два часа. Сейчас эти два часа не истекли. До возвращения в моё настоящее тело оставалось какое-то время. Получается, что раньше срока я вернуться в него не мог. Все два часа, до последней минуты, его должна была занимать душа Джорджа.
Тело Джорджа умерло, убито выстрелом в голову. Мой дух, или как это там называется, не мог остаться в мёртвом теле и вышел наружу, но поскольку моё настоящее тело было занято, мне пришлось до возврата в него болтаться как придётся. Я стал человеком-невидимкой. В романе Уэллса человек-невидимка всё же имел тело, хоть и невидимое, а у меня никакого тела не было. По крайней мере, я его не видел и не чувствовал, и чем конкретно я был, до сих пор не знаю.
И вышел я из Джорджа странным образом. Не так, как из Бетси. Передо мной всё завертелось и потемнело, я полетел по трубе к свету. Труба, впрочем, скоро кончилась, а свет оказался бледным сиянием, которое как бы растекалось в сумеречном воздухе. Не знаю, как это описать. Это надо видеть.
Я находился в том же туалете. В кресле лежали Джордж с простреленной головой и Дженни. Я был не рядом с ними, а где-то выше их, между полом и потолком. Я видел вошедших полицейских. Один держал в руке пистолет. Шока у меня не было, я был спокоен и даже не удивлялся происходящему. А удивляться было чему. Только что за окном светился день, сияло солнце, а теперь была ночь. Я посмотрел в окно. Ну да, солнца не было. Куда оно подевалось, не знаю. Небо тёмное, всё в неподвижных тучах, его прочерчивают огненные искры и полосы, как от падающих метеоритов. Я даже не уверен, что это были тучи. Больше похоже на твердь, какую-то верхнюю землю, которая зависала над нашей, нижней.
Несмотря на ночь, я всё прекрасно видел. Это как при стрельбе в темноте с помощью системы ночного видения. То же самое. Повсюду как будто разлит какой-то слабый свет. И ещё у меня было ощущение, что я могу видеть не только впереди, но и сзади. Словно у меня пара дополнительных глаз на затылке.
Людей обволакивала светящаяся аура, отчего казалось, что они окружены нимбом. Ауры белые, с лёгкими цветовыми оттенками. У Дженни бледно-голубая аура, у полицейских желтоватые и белые. У Джорджа, которого они свалили с кресла на пол, ауры не было. Да и не должно быть. Ведь он мёртв.
В первые секунды меня беспокоило, что полицейские увидят меня и начнут стрелять. Но скоро я убедился, что они не обращают на меня внимания. Я невидим для них. К этому открытию я тоже отнёсся спокойно. Происходящее я воспринимал как нечто нормальное, естественное, с чем нужно освоиться и больше ничего.
Сначала я думал, что попал в параллельный мир. Но очень скоро понял, что это не параллельный мир. Вокруг те же самые люди, только с аурами. И школа та же самая. Никакого параллельного мира нет. Мир один. Просто люди, в отличие от меня, не могут видеть его полностью, в настоящем виде. Они его видят процентов, может быть, на пятьдесят. Хотя, если честно, то даже я, с моим невероятно обострившимся зрением, не мог сказать с уверенностью, что вижу всё на сто процентов.
Делать какие-то движения, какие делают пловцы под водой, чтобы переместиться, мне не надо было. Я просто перемещался туда, куда хотел. Это происходило благодаря усилию мысли, причём самому слабому.
Я захотел подлететь к самому потолку, и подлетел. Посмотрел оттуда на беднягу Джорджа с простреленной головой. Кинул взгляд на голую стонущую Дженни с синяками на бёдрах от моих пальцев. То есть, конечно, не моих, а Джорджа. А оказавшись у окна, свободно прошёл сквозь стекло. Я мог проходить через предметы. Меня это тоже не удивило.
Внизу стояла внушительная толпа. До меня долетали обрывки разговоров. Я видел одновременно и толпу, и машины на стоянке, и окна школы. Практически обзор был круговым, но я по-прежнему не видел себя. Я как будто состоял из одних только глаз. И, пожалуй, ещё ушей. Я захотел спуститься к толпе. Мысль ещё не успела оформиться, было лишь мимолётное желание, а я уже спустился.
Я был сначала над толпой, потом затесался в саму толпу, и неторопливо прошёлся, вернее, проплыл сквозь неё. К аурам, обволакивающим людей, я сразу привык и больше не обращал на них внимание. Ауры казались мне чем-то естественным. В толпе я увидел моего обожашку Тейлора. Его белую голову трудно было не разглядеть. Я подлетел к нему со спины. Рядом с ним стоял Ли Смит. Они, как и все остальные, пялились на окна третьего этажа. Они стояли плечом к плечу, и я тотчас углядел, что кончики их пальцев соприкасаются друг с другом. Они как будто играли в прикосновения, причём инициатива в этой игре явно принадлежала Тейлору. Они были любовниками, у меня отпали всякие сомнения. Я почему-то нисколько не расстроился. На душе у меня царила приятная безмятежность. Я прошёл сквозь Тейлора, туда и сюда. Это не вызвало во мне сексуального отзыва, даже намёка на желание обладать этим парнем. Было только лёгкое любопытство. Я рядом с Тейлором. Вплотную к нему. Прохожу сквозь него.
К волнениям мира людей я начинал остывать. Если интерес к сексу ещё оставался во мне, то только как ностальгическое воспоминание о моём человеческом прошлом.
Я двинулся по Линкольн-роуд. Нельзя сказать, чтобы я летел, скорее, перемещался лёгкими рывками по воле моей мысли. По улице ездили машины, шли прохожие. Некоторых я узнавал. Я задерживался над ними, потом неторопливо продвигался дальше. В поле зрения попадало только то, что впереди меня, но я почему-то знал, что это не более чем атавизм, оставшийся от моего человеческого тела. Немного тренировки, и я буду видеть всю круговую панораму.
В том странном мире, где я оказался, существовали, кроме людей и животных, и другие создания. Это были светящиеся образования, белые или серые разных оттенков. Белые были в основном в форме овалов. Серые имели разные формы, но в большинстве это были овалы или сферы. Кроме них, были тёмно-серые и чёрные создания. Эти в основном сновали по земле, иногда попадали под ноги людям и проходили сквозь них. Люди их не замечали. Странные сущности могли менять свою форму. Мне почему-то казалось, я был даже уверен в этом, что они не только живые, но и разумные. Люди соседствовали с ними, не догадываясь об их присутствии.
Я оказался в мире людей и сущностей. Причём у меня было такое чувство, что моё нынешнее состояние по своей природе ближе к сущностям, чем к людям. Я тоже был сущностью, но невидимой, в отличие от белых и серых. Наверно, таких невидимых сущностей, как я, тут немало. Окружающий мир был полон непонятного, но я не волновался. Со временем я всё пойму. Каким образом не знаю, но пойму, потому что этот мир мой. Он больше мой, чем прежний мир людей.
Сущности не пытались вступить со мной в контакт и как будто вообще не обращали на меня внимания. Я тоже перестал обращать на них внимание. Я был спокоен. Всё происходящее казалось мне вполне нормальным.
С Линкольн-роуд я свернул на Мейн-стрит. По сторонам тянулись дома, в основном одноэтажные. Я проходил их насквозь, один за другим. Внутри ничего особенного. Одно и то же. Задержался на минутку в одном доме, где толстяк лет пятидесяти вылизывал волосатую промежность своей такой же толстой подруги, только вдвое моложе его. Она крепко держала его голову и двигала ею, а он лизал, как послушный щенок. Запыхавшись, он отвалился в сторону. Волосатая киска предстала передо мной во всей красе. Половые губы блестели от слюны и покраснели от трения небритым подбородком. В другом доме две пожилые лесбиянки лежали валетом и ковыряли друг в дружке пальцами и языком. Я глянул на них как баран на микроскоп и устремился дальше.
Значительно больше времени я провёл в доме, где спал парень, или, вернее, молодой мужчина. Он спал, разметавшись, откинув простыню и раскрывшись весь. На нём были только плавки. Ему, наверное, снился эротический сон, член под плавками набух и явственно подрагивал. Не просыпаясь, он положил на него руку. Ему лет тридцать, вряд ли больше. Сложение атлетическое, грудь в меру заволошена, волосы на лобке и подмышками. Зад у таких самцов обычно маленький, но этот, когда перевернулся набок, показал мне свою супераппетитную округлую попу. Скажу сразу, сексуального влечения к нему я не испытывал. Но я не мог отвести от него глаз. Наверно, я разглядывал его как произведение искусства, как картину или статую.
Из соседней комнаты женский голос стал звать какого-то Пола. Мужчина проснулся и сел на кровати. Значит, Пол это он и есть. У него голубые глаза, очень молодое лицо, лицо подростка, лёгкая, по моде, небритость. Иду, отозвался он. Встал, натянул джинсы. В комнату вошла беременная женщина примерно его возраста. Он поцеловал её в губы. Пол, завтра приезжает сестра с мужем и девочками. Она звонила сегодня утром. Я ведь тебе говорила. Нет, дорогая, не говорила, но я рад. Они проведут с нами уикэнд, а потом она и муж улетают в Европу. Девочек оставляют у нас на две недели. Пол натянул на себя рубашку. Я следил за его движениями. Они грациозны. Мне захотелось узнать всё об этом Поле. Отлично, сказал он. У меня как раз отпуск, проведу время с ними.
Мне хотелось остаться с Полом, сопровождать его всюду, зайти с ним в туалет и посмотреть на его член, но меня смутила чёрная сущность. Эта тварь появилась в доме вместе со мной. Тоже просочилась сквозь стену. Поначалу я не обратил на неё внимания. Все эти чёрные, серые и белые твари шлялись где хотели и жили вроде бы своей собственной жизнью. На людей и на меня реагировали как на пустое место. Но эта тварь всё время следовала за мной. Я её не боялся, почему-то знал, что ничего плохого она мне не сделает, но всё же она вызывала какое-то подспудное отвращение. Прежде всего, своим спручье-паучьим видом. Она была бесформенной, как сгусток тьмы, и как бы клубилась, время от времени выпуская щупальца. Она напомнила мне клубок тьмы, который появлялся в центре пентаграммы профессора Лоретто.
Я с неохотой покинул красавца и направился дальше по Мейн-стрит. Скорость перемещения я резко прибавил, надеясь, что тварь отстанет. Пожелал оказаться у реки, что в пяти милях отсюда, и оказался там за секунду. Я не удивился. Захоти я оказаться на Манхеттене, и за ту же секунду был бы там.
Река была серого цвета, светлее, чем чёрное небо, похожее на опрокинутую вниз горную страну. Мост был освещён фонарями, по нему в обоих направлениях двигались машины. Из-под моста выползал катер, волоча длиннейший плот. Какие-то люди купались у песчаного берега. Здесь тоже повсюду ошивались серые и чёрные сущности, но моей твари нигде не было. Я решил, что она отстала. Нет, я ошибался. Она была тут, подбиралась ко мне, и когда я замер, тоже остановилась в паре метров от меня. Она всё время двигалась следом, как верный пёс. Я останавливался, и она останавливалась.
Что-то заставило меня вспомнить о Тони Эвансе. Сначала появилось какое-то невнятное чувство, а потом я вдруг понял, что время истекает. Остались минуты до возвращения. Почему я так решил, откуда я это узнал, мне до сих пор неясно. Но когда я был там, за гранью жизни, мне многое становилось понятным как бы по наитию.
Стоило мне подумать о Тони, как я оказался возле него. Он лежал в беспамятстве на больничной койке, провода тянулись от него к какому-то прибору. Рядом находились врачи, мужчина и женщина. Я повис под потолком, потом стал медленно перемещаться по палате, не опускаясь слишком низко.
Я не знал о том, что тело доставили в больницу. Но я почему-то оказался именно здесь, а не в кладовке у физкультурного зала. И снова я не удивился. В том мире, где я сейчас был, шестое чувство во мне было развито неимоверно.
Чёрная тварь появилась и здесь. Клубясь, она передвигалась над самым полом, просочилась сквозь стул, потом сквозь тумбочку. Остановилась у изножья кровати. Доктор спокойно прошёл сквозь неё, как сквозь воздух. Тварь не реагировала на него, висела на одном месте, покачиваясь, выпуская и втягивая щупальца.
Время, отведённое мне иголкой, истекло. У меня не было желания возвращаться в тело, хотелось навсегда остаться невидимкой, но я ничего не мог сделать. Всё подёрнулось дымкой, и я открыл глаза. Мои человеческие глаза.
Явился ещё один доктор, с ним мои родители и тётя Нэнси. Я приподнялся на кровати и сел, узнавая человеческий мир. Все наперебой начали интересоваться, как я себя чувствую, что со мной случилось. Только сейчас, когда я опомнился, на меня нахлынули шок и изумление. Но это было слабее, чем в первый раз, с Бетси. Сейчас шок был прежде всего связан с тем, что я отлично помнил себя без тела и тот странный мир, о котором до сих пор не знают люди. Но о нём наверняка знают те, кто умирают. После свободы, лёгкости и безмятежности, которые я испытал там, возвращаться сюда было действительно трудно.
В первые секунды я плохо управлял своим телом. Но освоился быстро. И шок прошёл. Я снова стал Тони Эвансом, который побывал в теле Джорджа Дугласа и малость потрахался. Несмотря на неудобства, вроде большого живота, это было здорово.
Со мной разговаривали полицейские агенты, спрашивали, что со мной было в кладовке, не имел ли отношение Джордж к моему обмороку. Конечно, имел. Он обманом завлёк меня туда и стал в грубой форме предлагать секс. Я до того перепугался, что потерял сознание. Врачи прописали успокоительное, рекомендовали отдых, консультации психолога. Дома, оставшись один в своей комнате, я дрочил, думая о Поле. А ещё я думал о том, что чёрная тварь тоже здесь, недалеко от меня. Она невидима, но она здесь, и следует за мной повсюду. Когда я дрочу, она следит за мной и, наверное, подходит ближе. Сознавать это было неприятно. Надо наведаться к профессору, спросить, что такое демон третьего уровня. Возможно, он подозревает меня в краже иголок, но доказательств у него нет, ведь он был тогда сильно пьян.
157