Уже почти рядом с целью дорогу мне перегородил рослый мужчина. Мне показалось, что он тоже хочет сесть. Я мгновенно отреагировала, повернув в сторону, но он, находившийся ко мне в пол-оборота, попытался освободить мне дорогу к месту для сидения, и снова оказался на моём пути. Я украдкой посмотрела на него — столь заветное место он, кажется, уступал мне. Я с трудом протиснулась сквозь двух упитанных тёток, которые, никак не реагируя, занимались чтением. Мне ничего не оставалось, кроме как выбраться из их тисков, пересесть на край сидения и упереться глазами в пол. Мужчина с высоко выбритой мощной шеей стоял прямо передо мной, одной рукой он держался за верхний поручень, а другой необычно часто поправлял воротник своей кожаной куртки, который и так безупречно стоял. Он рассматривал какой-то журнал, часто переступая ногами, что я невольно обратила внимание на его безупречные туфли, и мне стало как-то неловко за свои слегка поношенные сапожки, которые я носила третий сезон. Рядом сидевшая тётка, оторвавшаяся на несколько секунд от чтения, демонстративно отвернулась в сторону, выразив тем самым какое-то своё неудовольствие. В этот момент, пытаясь понять, в чём дело, я посмотрела на другую соседку, которая тоже сидела ко мне в пол-оборота. Ничего не понимая, я подняла глаза — передо мной был развёрнутый журнал, который мужчина небрежно листал, я не видела его лица. Единственное, что было передо мной — его крепкое тело, туго стянутое ремнём, выглядывающим из-под короткой кожаной куртки. Разглядывая его дорогие туфли, мне показалось, что ткань брюк на нем была очень тонкая и слишком рельефно обтягивала в некоторых местах мощные ноги.
Мои соседки на очередной станции как по команде встали и незаметно двинулись в разные стороны к дверям, я попыталась подвинуться на временно освободившиеся места, но они оказались занятыми быстро сориентировавшимися вновь вошедшими старушками. Единственное, что я успела сделать, так это плотно прижаться к спинке сидения. Стоявший рядом со мной мужчина сразу заметил мою растерянность и, как будто, пользуясь случаем, совсем по-свойски навис надо мной и продолжал без особого интереса рассматривать журнал. Я решила никак не реагировать на это, и, прикованная к спинке сидения, смотрела только вперед. Мне стало понятно, почему так нервно вели себя мои бывшие соседки. Тонкая ткань брюк настолько плотно обтягивала его ноги, что мужской орган был представлен как на выставке. Я почувствовала, что он смотрит на меня поверх журнала, и тоже подняла глаза. Мужчина, наклонившись ещё ниже, расплылся во весь свой здоровенный рот: «Нравится?». Меня охватил страх, я чувствовала себя маленьким ребёнком, который очень сильно провинился, и, если не сейчас, то в скором времени, должен получить наказание. Я стала понимать, что рядом сидевшие люди, уже рассматривали его не иначе, как моим знакомым, потому что никто не реагировал на его слова, они были адресованы только мне. Да и незнакомые люди не могут находиться так близко.
«У твоего как с этим? Всё в порядке?» — прохрипело над моим ухом.
Опомнившись, я попыталась как можно строже посмотреть на него, но, встретившись глазами, ещё больше разволновалась от его самоуверенного жёсткого взгляда. Я не видела, а слышала, как он нервно снимал и снова с силой натягивал перчатки на свои кувалды так, что тонкая кожа от такого напора только потрескивала. Он недобрыми взглядами провожал всех, кто хоть как-то пытался выразить несогласие с его поведением. В этот момент у него зазвонил мобильный телефон, я сразу почувствовала некоторое облегчение, рассчитывая на то, что разговор ненадолго его отвлечёт, и я смогу уйти подальше от этого места. Однако, только пошевелив ногами, я поняла, что ступить мне некуда, на мой почти умоляющий взгляд снизу вверх, продолжая слушать трубку, он отрицательно помотал головой и уже в трубку добавил: «Увольняй её прямо сейчас, я нашёл... новенькую, она вам понравится... «.
Надо мной снова нависла его огромная фигура: «Пойдёшь ко мне работать? Работа непыльная... «. Я снова подняла на него глаза, пытаясь понять, откуда такой натиск, и почувствовала лёгкий запах алкоголя. Из висевшей на руке узкой бар-сетки он вытащил визитку и сунул мне. Я увидела название какой-то неизвестной компании и должность — Генеральный Директор.
«Голова не закружилась? Будешь моей секретаршей. А потом посмотрим... Ну, как, идёт?».
Я невольно стала поправлять пакет, в котором лежали мои конспекты и учебники, а незнакомец, двумя пальцами раздвинув пакет, совсем осмелел: «Учишься? Это хорошо. Одно другому не помешает, теперь я буду твоим учителем». На последнюю реплику рыжий парень, сидевший неподалёку от меня, как-то неловко хохотнул, и сразу его кепка оказалась с треском надвинутой ниже подбородка. Все остальные молча смотрели по сторонам, но только не на него.
Я вспоминала все наставления, которые получала с детства, как вести себя в подобной ситуации, но ничего не могла придумать, меня одолевал страх за то, что я молча выслушивала его, как будто подтверждая тем самым согласие. Одновременно внутренний голос мне подсказывал, что всё это нужно выдержать без скандала, хотя окружающие только и ждали, когда же я дам настоящий отпор этому «мерзавцу» и, не дождавшись, теряли всякие симпатии ко мне.
Меня стало беспокоить, что в вагоне всё меньше и меньше оставалось народа, а до моей остановки было ехать ещё минут двадцать или больше. Я решила выйти на первой же остановке и быстро пошла к двери вагона, но почувствовав, что он последовал за мной, прошла в конец вагона и села на свободное место. Ему особого труда не составило устроиться рядом — «благородные» пассажиры активно подвинулись, уступая место его грозному виду. Устроившись рядом, он бесцеремонно закинул одну руку мне за спину, и, наклонившись так, что я почувствовала его дыхание, стал внимательно рассматривать меня. Меня с детства выдавали красные пятна, появлявшиеся на лице, если я очень волновалась, и он не мог этого не заметить.
«Ты вся «окумачела»? Я к тебе даже не притронулся», — и его рука уже незаметно обвила мою шею, а другая снова нырнула в мой пакет и вытянула оттуда тетрадь. Прочитав титульный лист, он с удовлетворением озвучил: «Вот мы с тобой, Сашенька, и познакомились. Значит, ты изучаешь медицину. Это хорошо. А в морге ты была?» Такой неожиданный вопрос застал меня врасплох, и я тут же выпалила: «Нет!» Он расплылся в улыбке во весь свой широченный рот и уже совсем серьёзно объяснил: «Наконец-то я услышал твой голосок. Теперь ты будешь со мной долго говорить, ведь это правда?... А в морге ты ещё успеешь побывать». От такой перспективы моя рука потянулась за тетрадью, чтобы её забрать, он чуть придержал тетрадь, а затем сам по-хозяйски засунул её в пакет.
«А у тебя какая специализация на медицинском? — он заговорщически смотрел на меня и, метнув взгляд на мои ноги, продолжил — Не гинекология?».
Меня охватил жар. Почему он всё знает про меня и почему задаёт такие вопросы? Кто ему дал право?
«Может, вместе поизучаем науку?... На практике?». Он вытащил из кармана затемненные очки и, приставив их себе между ног, почти прогоготал: «Как тебе мой профессор? Он хоть сейчас... поставит тебе... зачёт».
«Или у тебя свой профессор есть?» — не унимался незнакомец. Я вдруг подумала о Вадике, с которым мы рассталась неделю назад, и которого. .. сегодня не было рядом со мной, хотя, что бы он мог сделать с этим здоровяком. Мы потому и расстались, что он беспричинно ревновал меня к каждой собаке, а целовались мы с ним только по великим праздникам. Вначале я строила какие-то планы на будущее с ним — москвичом, а потом поняла, что не нужна ему провинциальная девчонка и что всё равно родители женят его на москвичке.
И вдруг меня прорвало, почти оправдываясь, я от отчаяния почти закричала: «Нет у меня никакого профессора и не было, а ты... а ты... «.
«Вот и славно, девочка, я тебе верю. Ты забудь про своих дохляков, они не умеют разговаривать с красивыми девушками... Ты хочешь, чтобы у тебя был надёжный друг?»
Я в упор, почти оценивающе, посмотрела на него.
«Что? Не подхожу? По каким параметрам?» — хрипел он.
«Слишком много говоришь», — вдруг осмелела я.
«Это не самый плохой показатель. Значит, ты не любишь, когда много говорят? Тогда давай перейдём к делу, ты сама об этом сказала?» — и его вторая рука потянулась к моему лицу. Он осторожно потрогал мои волосы и легко коснулся губами щеки.
«Скольких же дурочек за свой многолетний опыт окучил этот самец!» — подумала я и решила, во что бы то ни стало относиться к его действиям очень хладнокровно, тем более, что его крупное тело надёжно отгораживало меня от тех немногих людей, которые еще оставались в вагоне, а они изо всех сил старались в нашу сторону долго не смотреть.
«Ты как относишься к этому делу? Ни одна сволочь не узнает, как мы с тобой покувыркаемся», — и он снова глазами стал сверлить мои ноги.
«Я по тебе вижу, что ты лаской не избалована, может, стоит попробовать?» — и его губы, почти впившиеся в моё ухо, зашептали: «Я тебе устрою такой фейерверк, какого ты ни с кем не получишь, а по поводу животика ты и сама всё знаешь, как полечить, как... «.
Я, как будто получив команду, схватилась за свой живот, но его рука тут же догнала мою: «Что? Болит? Только не здесь, а немного пониже, даже твоя стрекоза знает, что ей надо делать. Её надо лечить».
Боль внизу живота была какая-то ноющая, и он был прав, что я держалась не за то место... Как только его тяжёлая ладонь опустилась чуть ниже пояса, я действительно почувствовала какое-то облегчение и только поправила курточку, чтобы не было видно, где гуляет его рука.
Ещё совсем недавно мне и в голову не могло прийти, что такое может быть со мной. Даже целующихся в метро парня и девушку я обходила стороной, осуждая их излишнюю откровенность и несдержанность, а теперь сама походила на загулявшую сучку, неумело прикрывавшуюся курточкой, как беспомощным хвостом. Его пальцы осторожно раздвинули мои ноги и плотно легли на мою складочку.
«А ты в порядке... и персик у тебя неразломленный,... как у целочки» — он небрежно потянул своим здоровенным носом и, уже совсем прильнув им к моей шее, почти зарычал: «Я твой персик располовиню и... отполирую до блеска, как... ювелир».
Соприкосновение с его жёсткой щекой, горячее дыхание, крепкий мужской запах вызвали у меня бурную волну, которая захлестнула меня окончательно. Мне казалось, что я схожу с ума. Стыд приковал к сидению и не давал пошевелиться. Незнакомец сразу почувствовал это на своей ладони и тут же процедил: «Ты способная ученица». Он откровенно сверху смотрел мне в глаза и, легонько придерживая одной рукой за спину, готовился к продолжению своего наступления. Я больше не сопротивлялась, и он, зная об этом, как хищный зверь, медленно обнюхивал моё лицо, наслаждаясь моей беспомощностью. Своими губами он остановился на моей родинке чуть выше верхней губы и небрежно лизнул её. Я чувствовала, как мои губы, дрожа, медленно раскрываются и доверчиво подставляются под него. Как никогда прежде, я была готова к этому поцелую и в то же время очень сильно боялась его. А он не спешил, вероятно, догадываясь, что этот поцелуй для меня, совсем молоденькой девчонки, далеко не безразличен. Незнакомец откровенно изучал каждую клеточку моего лица, как настоящую добычу, так вовремя подвернувшуюся в его лапы. Я снова и снова закрывала глаза, чтобы не видеть этого крупного носа и хищных глаз.
И вот оно произошло. Мои губы, как будто брошенные в омут, теперь принадлежали только ему без остатка, я была сама не своя от потряса ющего удовольствия находиться в его крепких руках. Подсознательно я понимала, что в присутствии нескольких людей в вагоне поезда ничего серьёзного произойти не может, а на выходе из «подземки», в крайнем случае, можно будет обратиться к милиционеру — это даже немного меня оправдывало и успокаивало.
Только вот названий станций я уже давно не слышала, а может быть, и не могла услышать, потому что в моих ушах учащенно стучало каким-то лёгким молоточком, а сквозь лёгкую блузку я чувствовала мощное биение его сердца.
На объявление «Поезд дальше не идёт, просьба освободить... « мы отреагировали одинаково быстро резким подъёмом и продвижением к двери, только сейчас моя свободная от пакетика рука была плотно захвачена незнакомцем, как будто он очень боялся меня потерять. Я усиленно пыталась сообразить, что же будет дальше, и не поспевая за его здоровенными шагами, ничего не замечала вокруг. Вначале я даже не поняла, почему в переходе он остановился перед одной дверью, из которой медленно выходила полная женщина в резиновых перчатках и халате. Он о чём-то заговорил с ней, а затем стал легонько подталкивать внутрь, женщина пыталась сопротивляться, но его напора выдержать не могла. Женщина пыталась кричать, но дверь, плотно закрытая на засов с внутренней стороны, поглотила её беспомощные звуки. Меня охватил страх, когда здоровяк, приблизившись к женщине, сунул ей что-то в карман и процедил: «Немного покури. К нам никто не должен прийти?» Женщина в испуге замотала головой и пыталась приблизиться к одиноко стоящей тумбочке. «Нет, милая, твоё место не здесь», продолжал здоровяк и, метнув взгляд на меня, почти прохрипел, — «Здесь место девочки, ты ведь знаешь, чем мы будем заниматься». Женщина дрожащими губами что-то стала лепетать, а здоровяк, довольный её испугом и согласием, добавил: «Правильно, а ты нас подождёшь», — и он так же легонько, как и до этого, подтолкнул женщину в сторону узкой каморки, где хранился нехитрый инвентарь уборщиц.
Надёжно удерживаемая его рукой, я, как настоящая соучастница событий, со страхом взирала на происходящее. Проводив мутным взглядом женщину, нехотя прикрывавшую за собой узкую дверь, здоровяк ослабил мою руку и, осмотрев с ног до головы, почти приказал: «Оголи свою щелку! Ну... ?». Я, повинуясь его команде, дрожащими пальцами стала расстёгивать верхнюю пуговицу блузки. Он тут же запустил свою лапу мне между ног и, глядя какими-то безумными глазами, как зверь прорычал: «Ты мне свою узенькую качалку освободи», — и мои трусики с лёгким треском поползли вниз. Он подхватил меня легонько под мышки и усадил прямо на одиноко стоящую тумбочку. «Смотри, какая классная подстава, наверно, на ней уже не одна девочка обрадовалась», — хрипел он, понимая, что до самого главного, когда мы были так близки, оставался только один шаг.
Одной рукой плотно сжимая моё тело, второй — расстёгивая ремень, он прикоснулся своим членом к моему лобку: «Видишь, как он тебя любит». Я инстинктивно попыталась посмотреть вниз, но здоровяк только ухмыльнулся: «На него не надо смотреть, его надо чувствовать», — и головка члена, удерживаемая в его руке, медленно погладила моё невероятно напряженное место сверху вниз так, что я не могла не отреагировать на это.
«Девочка хочет сладкую конфету?... Скажи «Да».
Я беспомощно что-то лепетала, чувствуя, что его головка всё увереннее раздирает меня на две половинки и немного заполняет меня.
«Как он тебе? Нравится?... Будет ещё слаще, когда я этим дураком пройдусь по всей твоей пташке», — хрипел здоровяк, всё сильнее растирая и без того полыхающие огнём мои половинки.
Вдруг он остановился, внимательно посмотрел на меня и, приподняв обеими руками за ягодицы, вновь отыскал головкой своего члена мою промежность. Руками я держалась за его плечи, однако плотно прижатая к его телу, я сама потянулась к его щеке и крепко зацепилась за его мощную шею. Мужская реакция была незамедлительной — он с силой стал опускать меня вниз... Я на какое-то время потеряла сознание одновременно от боли и наслаждения.
Понимая, что самое главное в моей жизни только что случилось, я уже без сопротивления принимала в себя здоровенный мужской поршень и, обливаясь слезами, пьянела от запаха крепкого мужского пота...
Услышав приглушённый кашель из-за чуть приоткрытой двери, здоровяк нехотя отпустил меня и, поправляя молнию на брюках, резко дёрнул за ручку. Женщина, видимо, плотно державшаяся за ручку двери, перепуганная вылетела вместе с ней.
«Ты за нами подглядывала, милая?» — протянул здоровяк и, запустив лапу к ней в карман, добавил, — «Хватит тебе живой картинки, ты, наверно, вся обкончалась, пока мы с девочкой только карты сдавали». Женщина, раскрасневшаяся от духоты или от увиденного, закрыла лицо руками и еле слышно пролепетала: «Я ж разве против, если по согласию, дело-то молодое, вон она какая у тебя, куколка, пройдешь мимо не поверишь, что такая маленькая да молоденькая такого ястреба в себя приняла, я ведь поняла, как вам обоим захотелось блуд почесать, а тут я как на грех».
Здоровяк от таких её разговоров снова приблизился к женщине, она покорно смотрела на него снизу вверх, огромные красные пятна на лице выдавали её возбуждение. Он неторопливо протянул к ней свои руки и, шаловливо взглянув на меня, залез одной потом другой пятернёй женщине под халат. Та стояла, как вкопанная, и только мелкая дрожь на её упитанном подбородке выдавала, как волнуется уже не молодая женщина от такого бесцеремонного с ней обращения. Вдруг она широко раскрыла рот и часто задышала, подставляя всю себя на растерзание этому ястребу. Его пятерня уже приподнимала длинный халат женщины, а резко расстёгнутая молния на его брюках освободила крупную, как большой гриб-боровик, елду, которую он без какого-либо сопротивления вставил женщине в широко раскрытый рот.
«Иди сюда, смелее», — это он обращался ко мне. Как будто прибитая гвоздями к тумбочке, я сидела не шелохнувшись.
«Смотри, как ей нравится сосать», — он крепко держал женщину за голову. Женщина давилась от бешеного напора, из расстегнутого халата вываливались большие белые груди, только она уже ничего не соображала. С громким и продолжительным стоном здоровяк освободился от своего семени, ловко оттолкнув от себя женщину, как отработанный материал. Она тут же попыталась скрыться уже за привычной дверью, но здоровяк её остановил: «Вытри рот и выводи нас на свободу».
201