Я вижу ее каждый день. Джинсы, кроссовки, белая футболка. Если дождь, то легкая куртка. И никогда нет ничего в руках. Ни зонта в непогоду, ни обязательной женской сумочки. Даже рюкзачка за спиной. Нельзя сказать, что я влюбился, и ищу повод познакомиться. И я вовсе не слежу за ней. Нет.
Представьте, что вы каждое утро в одно и то же время садитесь в автобус, пытаясь в толкучке уехать на работу. Ведь с вами, каждый раз, заходят одни те же люди. С некоторыми вы даже начинаете здороваться, просто кивая головой и улыбаясь. У них та же проблема, что и у вас — ежедневная дорога на работу.
Поэтому, каждый вечер она идет по тротуару, а я в своем «танке» ползу в пробке, почти с той же скоростью, что и она. Но мне легче. У меня мягкое кресло и крыша над головой. И как бонус, хорошее настроение по поводу окончания рабочего дня. А куда идет она, для меня остается тайной. Наша совместная прогулка длиной в километр заканчивается, когда я поворачиваю налево к своему дому, а она уходит выше по улице. Замечает ли она меня? Не знаю. Хотя, не заметить оранжевый, как апельсин внедорожник, это надо постараться. Без широких колес и мощного мотора в нашем городе тяжеловато, особенно зимой. Наметает так, что встает транспорт и отменяют занятия в школах.
Закончилось лето. За все время, я всего несколько раз видел ее лицо. Ничего особенного, девушка, как девушка. Правда фигура.... Трудно описать. Чистым наслаждением было смотреть, как она двигается. Походка от бедра как бы раскручивает все тело. Верх и низ, словно живут отдельно, поворачиваясь и перекатываясь по своим траекториям, и все это вместе, все-таки, умудряется изящно продвигаться вперед. Наверное, ее можно сравнить с вальяжной и расслабленной пантерой.
Осень скрыла ее фигуру под длинной курткой с капюшоном — как всегда зарядили дожди. Но, я узнал ее по походке, и мы продолжили наши прогулки. Однажды, она оглянулась, и, мне показалось, что улыбнулась. Мне? Хотелось бы думать, что, да. Однажды, когда повалил мокрый снег, и вся эта слякоть превратилась в грязную жижу, мы, так же, как всегда, следовали каждый своим маршрутом. Передо мной в пробке образовалось пустое место, и я не думая, нажал на газ, обдав свою попутчицу дорожной грязью. Притормозил, чтобы извиниться, но сзади раздались гневные сигналы нетерпеливых водителей. Всем хочется быстрее попасть домой, в тепло, и никому нет дела до чужих проблем.
С того дня я пытался поймать ее взгляд и помахать рукой, чтобы она села в машину. Надо было извиниться и, может быть, подвезти. Просто открыть окно и крикнуть «Девушка!», мне, почему-то, не приходило в голову. Нет, не поэтому. Я просто малодушничал, боялся разрушить то, чего не было. А в голове у меня роились мысли о совместных ужинах, выездах на природу, улыбки, поцелуи, признания....
В декабре, в середине одного из рабочих дней, объявили первое в этом году штормовое предупреждение. Я, впрочем, не волновался. Все сотрудники уже разъехались, а я спокойно доделал дела, и сел в свой «заводной апельсин». Увижу ли я ее сегодня?
Уже порядочно намело, и я пытался рассмотреть свою попутчицу в свете уличных фонарей, сквозь снег и бешеный ветер. Вот она! Согнувшись под порывами ветра и колючего снега, она брела, как всегда, куда-то вверх, к домам, расположенным на самом верху сопки. Одета явно не по погоде — вязаная шапочка, тонкий пуховик. Она же замерзнет насмерть! Минус двадцать с таким ветром, это в наших краях, как все минус сорок. Еще и снег лезет в глаза, натирает щеки колючими, как лед, снежинками. Что же заставляет ее выходить на улицу каждый день, в одно и то же время?
Я обогнал ее и притормозил. На дороге все равно никого не было, все уже с обеда давно сидят по домам.
— Девушка! — Крикнул я изо всех сил, открыв окно.
Она оглянулась и остановилась, не в силах больше сопротивляться ветру и снегу.
— Садитесь, вы же замерзнете!
Она, помотав головой, снова попыталась идти. Я выскочил из машины, и догнав свою незнакомку, перегородил ей и без того узкую тропинку, вытоптанную на тротуаре.
— Я вас подвезу! Садитесь! Пожалуйста!
Мне пришлось кричать из-за сильного ветра. Она, секунду подумав, развернулась, и пошла к машине. В натопленном как баня салоне, я, наконец-то, ее рассмотрел. Серые глаза под слипшимися от снега ресницами, побелевшие от мороза щеки и нос, синие губы. Не самое удачное время для знакомства.
— Куда вам? — спросил я, прекрасно зная, куда ехать.
— На Чехова, я покажу....
— Пристегнитесь.
Она попыталась справиться с замком на ремне, но замерзшие пальцы не слушались. Я помог ей пристегнуться, и потом поглядывал на нее всю дорогу. Что-то с ней было не так. В тепле, после мороза человек так себя не ведет. Она, съехав с сидения вниз, почти легла, скрыв лицо в пуховике. Никаких тебе бодрых «Ух, холодина!» или «Ну и намело!»
— С вами все в порядке?
— Да, спасибо...
Ее голос становился все слабее. Мы проехали мой поворот, и через километр нас остановила полиция, перекрыв дорогу двумя машинами. И как они сюда доехали на своих тойотах?
— Дорогу перекрыли, а объезда, к сожалению, нет.
— Я тогда сама дойду, спасибо....
— Я вас не отпущу, вы не дойдете. Покажите-ка лицо.
Она высунулась, как мышка из норки. Как я и думал, легкое обморожение. Нос и щеки так и остались белыми.
— У вас обморожение, никуда вы сама не пойдете. Вам нужен врач.
«И где я в такую погоду найду врача?»
Она, уже перестав меня слушать, снова спрятала лицо в пуховике.
«Да к черту, все! Буду я еще ее спрашивать!»
Развернулся и поехал в свою берлогу. Из машины ее пришлось вытаскивать, она совсем обмякла и не реагировала уже ни на что. Дома снял с нее пуховик и мокрую шапку, стянул сапоги. Пришлось раздеть ее до белья — джинсы и свитер тоже были насквозь мокрые. Стараясь не смотреть на почти обнаженное тело, в отчаянии подумал:
«Что с ней делать? Ни одна скорая не доедет сюда в такую погоду....»
Укрыл двумя одеялами и полез в интернет, выяснять хоть что-нибудь про обморожение. Через пару минут поисков, облегченно вздохнул — обморозилась она не сильно, во всяком случае, волдырей нет. Растер шерстяным шарфом нос и руки, по инструкции. И, хоть и не советовали горячую ванну, пошел набирать, пустив теплую воду. Мне казалось, что это ей сейчас необходимо. Вылил колпачок пены для ванны — когда очнется, не будет чувствовать себя голой рядом с незнакомым человеком.
Теперь самое трудное. Ее надо раздеть. Совсем. Не укладывать же ее в ванную в трусах и лифчике.... Да и белье тоже оказалось влажным. Все оказалось гораздо проще, чем я думал — бюстгальтер расстегивался спереди. Освободил грудь, и с глупым видом уставился на это белое и мягкое, такое манящее, чудо природы.
«Почему устроено так, что мужчину привлекает женская грудь? Например, когда девушка бежит или делает резкие движения, эта часть ее тела так волнующе колышется и подрагивает. И ни один мужчина не в состоянии оторвать взгляд от этого зрелища, напоминающего своеобразный танец.... Так, хватит пялиться, философ! Просто у тебя давно не было женщины».
По-честному отвернувшись, стянул с нее трусики, и взяв на руки неожиданно легкое тело, понес в ванную. Осторожно положил ее в воду, и пена тут же скрыла от меня всю эту красоту. Сел рядом, чтобы она ненароком не захлебнулась.
Теплая вода привел
а ее в чувство, и моя незнакомка разлепив губы, прошептала:
— Кирилл....
«У нее есть парень», с сожалением подумал я. «А что ты хотел? Такая красивая девушка и одна?»
Она вдруг открыла глаза, с испугом огляделась, и прикрыла грудь.
— Кто вы? И где я? Вы что, раздели меня?
Я начал успокаивающе объяснять, чтобы окончательно не напугать ее:
— Я хотел подвезти вас, но дорогу перекрыли, поэтому повез вас ко мне домой. Вам было совсем плохо, еще чуть-чуть и вы бы замерзли где-нибудь в сугробе.... И да, я вас раздел. Не принимать же ванну в белье. Не беспокойтесь, я ничего не видел... почти.
Ей определенно стало лучше, лицо порозовело, губы стали ярко красными.
— Вы можете выйти? Мне уже гораздо лучше.... Я справлюсь.
Пока она принимала душ и жужжала феном, я переоделся, разлил по бокалам красное вино, и сел ждать. Спохватился, и отыскав в шкафу чистую рубашку, постучал в дверь.
— Я вам одежду принес, ваша вся мокрая. Только подходящих штанов, к сожалению, у меня нет.
Высунулась тонкая рука, и тут же спряталась, забрав рубашку.
«Что будет дальше, и как себя вести? Что говорить?»
Как у всякого нормального мужика, у меня появились совсем не невинные мысли от того, что в моей ванной девушка, и она в моей рубашке... а под рубашкой ни-че-го! И сейчас она сюда войдет.
И она вошла, остановившись на пороге. Рубашка, конечно, прикрывала грудь и бедра, все было в рамках приличия. Но ноги скрыть было невозможно. Я не смог вовремя отвести взгляд, и она это заметила.
«Болван! Совсем одичал уже. Она заметила, и теперь будет думать, что я озабоченный».
— Спасибо вам! Наверное, мне нужно идти, мне уже гораздо лучше.
— Перестаньте. Посмотрите, что творится за окном. У вас и одежда вся мокрая, надо сушить. Давайте выпьем вина, вам не помешает.
— Ну... ладно, — сдалась моя незнакомка.
Она присела рядом, плотно сомкнув ноги. Выпили молча, ни кто из нас не знал, с чего начать разговор. После второго бокала, она поджала ноги.
— Вам холодно?
— Что? Нет, просто так удобнее.
Она потеребила подол рубахи, слегка оголив бедро, и я тут же туда уставился. Под гладкой кожей чувствовались крепкие мышцы. И я решился:
— Вы, наверное, спортсменка?
— Нет, разве что, какое-то время ныряла в прорубь... зимой. Но уже давно забросила.
— Почему?
— У меня был парень....
Я с облегчением отметил это «был», и не задумываясь продолжил:
— И вы вместе ныряли.
— Нет, он... утонул. Шесть лет назад. Его не нашли. И я сама искала его. Потом хотела умереть, замерзнуть, чтобы быть с ним....
— Так вы что, сегодня хотели и правда, замерзнуть?
— Нет, это все в прошлом. Теперь я боюсь холода. Просто мне надо было.... Я должна была....
— Не рассказывайте. Вы же не должны выкладывать подробности вашей жизни первому встречному.
— Ну, вы и не первый встречный. Мы же видимся с вами уже почти полгода.
Она впервые улыбнулась.
Чуть-чуть приподняв уголки губ, словно раздумывая, улыбнуться или нет, но в глазах уже веселый блеск. Немного щурится, появляются маленькие морщинки в уголках глаз, и вот уже размыкаются губы, показывая не такой уж и идеальный ряд зубов. Но это совсем не портит ее улыбку.
— Что вы молчите?
Я очнулся от наваждения, и удивленно спросил:
— Так вы знали обо мне все это время? Я хотел извиниться, но.... Я тогда обрызгал вас грязью.
— Бросьте. Я уже забыла. Послушайте... Вы не дадите мне еще и носки?
Я хлопнул себя по лбу, и виновато улыбаясь, умчался в спальню. Где-то были шерстяные, бабушка еще связала.
— Давайте, я помогу....
Она, все еще улыбаясь, вытянула свои стройные ноги. Я сел на пол, и осторожно, стараясь не прикасаться к ней, надел носки, да так и остался сидеть рядом. Ступни у нее были довольно крупные, как и кисти рук. Выглядело это как-то «по-спортивному», изящно. Не зная, что еще сказать, предложил:
— Хотите есть? Правда, у меня ничего нет готового....
— А пойдем посмотрим, может, и сварим кашу из топора.
Она засмеялась и протянула мне мягкую ладонь, отставив мизинчик. Я не понимая уставился на нее.
— Ну, помогите же мне встать.
Я поднялся, потянул ее за руку, и прикосновение ее горячих пальцев подействовало как спусковой крючок. К своему стыду я понял, что возбуждаюсь.
На кухне она по хозяйски прошлась по шкафам, и выудила пачку спагетти, кусок замороженного фарша и луковицу.
— Вот. Макароны по-флотски, что может быть проще и вкуснее? На вас лук. Только меленько.
Лук попался злющий, пришлось, нарезая его в труху, поплакать. Она потянула меня за руку и развернув к себе, вытерла рукавом слезы.
Она смотрела мне в глаза, больше не улыбаясь, пытаясь что-то там прочитать. А я, как дурак, стоял с ножом в руке, и смотрел на нее. Нужно было ее обнять! Но, момент упущен, она снова отвернулась, занявшись этими дурацкими макаронами.
— Можно еще вина?
Мне показалось, что она хочет расслабиться, словно решаясь на что-то. Третий бокал подействовал даже на меня, я стал чаще на нее поглядывать, тайком изучая изгибы ее тела. А у нее порозовели щечки и заблестели глаза. И она стала... более раскованной, что ли. Во всяком случае, когда она наклонялась, то больше не придерживала полы рубашки, открывая мне такие жаркие виды, что кружилась голова.
«И почему мы до сих пор на вы?»
Но нарушать установившийся порядок не хотелось. Тогда мы перейдем черту, после которой....
Я опять повел себя, как неопытный мальчик. Или я просто оттягивал момент, чтобы потом... что? Воображение рисовало какие-то разрозненные картины.
—... меня?
— Что? Простите, я задумался.
Я посмотрел на нее, и повторять вопрос не потребовалось. Она обняла меня за шею, и.... Вкус ее губ и близость тела словно унесли меня куда-то, и в голове все перемешалось....
«— Я подарю тебе поцелуй.
Питер не знал, что это такое. Он протянул руку ладошкой вверх.
— Подари.
— Ты знаешь, что такое поцелуй?
— Подаришь, так буду знать.
Вэнди не хотела его смущать. Она протянула ему наперсток.
— Хочешь, я тебе тоже подарю поцелуй? — сказал Питер.
Вэнди слегка наклонилась к нему.
— Если ты хочешь...
Питер оторвал от своей курточки желудь, который служил ему пуговицей, и протянул Вэнди.
— Спасибо. Я буду носить твой поцелуй на цепочке...».
Из забытья меня выдернуло какое-то шипение. Она оторвалась от моих губ и прошептала:
— Наши макароны убежали.... Будем ловить?
Я выключив плитку, подхватил мою незнакомку на руки и понес в спальню. Осторожно посадил на постель и потянул за рукава рубашки.
Как я остался без одежды, не помню. Помню, как она лежала на мне, покрывая поцелуями мое тело, ощупывая губами каждый сантиметр.... Сидя на мне раскачивалась, закинув голову... стоны...крик.... Опустошение.
Утром, когда проснулся, ее уже не было. Я не переживал, ведь я снова ее увижу на нашей прогулке. В голове была только одна глупая мысль:
«Она любила меня, так и не сняв шерстяные носки».
233