Вечером Гарри приготовил королевский ужин. Даже мама, привыкшая к изысканным блюдам зятя, изумилась необычному пиршеству:
— А что, у нас сегодня какой-то праздник? — спросила она, растерянно улыбаясь. — Может мне приодеться? — захлопала ресницами, заглядывая на кухню, где полным ходом шло приготовление блюд на всех конфорках.
— Если мама выйдет в своём лучшем наряде, я буду только «за», — Гарри изобразил галантного рыцаря, схватил «маму» за ручку, облобызал её, коварно выглядывая из-под густых бровей.
— Ну хорошо, — у мамы захватило дыхание, — раз вы так желаете, — она включилась в игру. Загадочность Гарри, постоянные сюрпризики, приятные с любой стороны, приучили её к повиновению.
Я ничего не сказал, только фыркнул, поглядывая со стороны, как чары Гарри выжигают признательность в изголодавшемся по мужской ласке сердце.
Мама вернулась из спальни в бордовом платье, выгодно обтягивающем фигуру. В глубоком V-образном декольте просматривались небольшие холмики грудей, колыхающиеся по бокам. Не было и намёка на бюстик, зато было ожерелье из жирного искусственного жемчуга, конечно же, подаренное рыцарем Гарри на святой праздник всех святых — День рождения мамы. На ногах у мамы были босоножки со стразами, она вся светилась от счастья, как школьница. Озорная, обворожительная.
Оля, уставшая после работы, выползла из комнаты, уставилась на маму круглыми глазами. Ничего не сказала, но губы вытянулись в трубочку, такая же ухмылочка, как у меня, зависла на недоумевающем лице.
Мы сели кушать. Гарри важным петухом раскладывал еду по тарелкам, танцевал по кухне с кастрюлями и сковородкой. Сладкое шампанское полилось в высокие фужеры, вскружило маме голову.
— Так что сегодня за праздник такой? — она до конца не понимала, чему так радуется Гарри.
— Может быть, Слава скажет? — Гарри едва заметно подмигнул мне, скрываясь за дверцей холодильника. Он метусился вокруг стола, как кухарочка, обслуживал наши потребности. Оля с мамой сидели спиной к холодильнику и не могли видеть, что творилось на лице у Гарри. Он танцевал джагу, бросая на меня влюблённые взгляды. С некоторых пор между нами установились невербальные отношения, и Гарри всё чаще переходил линию дозволенного. Я не разделял его восторг, наоборот, тайная связь, в которой я играл роль любовницы, вызывала у меня стыд и крайнее неприятие.
— Давай лучше ты, — буркнул я, слегка покраснев.
«Ещё не хватало, чтобы он маме с Олей рассказал», — думал я, вяло пережёвывая жирную котлету.
— Ну хорошо, — Гарри улыбнулся, сделал шаг на середину кухни.
Этого ему не занимать: сделать красочный жест, накалить атмосферу до предела ожиданием развязки, поднять руку, чтобы привлечь к себе внимание. Наконец, самым бархатным ласковым баритончиком выдать первосортную ахинею:
— Я бы хотел поздравить Славу с переходом на второй курс. Помнится, мы ещё не отмечали сего события. Но что поделать, жизнь — суета. Мы живём и не замечаем простых вещей. Слава повзрослел за это лето. Сегодня он сам мне признался, что соскучился по учёбе. Ему ещё многое предстоит узнать, так давайте поднимем бокалы за Славу и пожелаем ему успехов в новом учебном году.
Понятно, за какие успехи пил Гарри. Он желал мне не останавливаться на достигнутом, дальше погружаться в пучину домашнего разврата, познавать прелести женского секса.
В подтверждение моих мыслей Гарри, опрокинув шампанское в играющий кадык, взял в руку длинный толстый огурец (Гарри, видимо, специально приобрёл огурец по случаю моего перехода на второй курс), и незаметно для мамы и сестры показал мне неприличный жест. За их спинами он показал, каких успехов ждёт от меня. Гарри, не стесняясь, посасывал и облизывал огурец, томно прикрывая веки, делал это с самым похотливым бесстыжим образом, рассчитанным полностью на моё внимание. Теперь я отлично понимал, почему Оля так часто ржёт в общественных местах без всякой на то причины. Достаточно одной пошлой шуточки от Гарри, чтобы от смеха свело живот. Он окучивал меня, как сестру, напоминал о толстом члене во рту. Воспоминания об утреннем минете тут же захватили все мои мысли.
К счастью, Гарри недолго играл Ромео, а мама с Олей быстро переключились на виновника торжества, то есть на меня.
— Учись, сынок, хорошо. Будешь как Гарри, — охмелевшая, мама посматривала на меня со стороны. В её блестящих то ли от умиления, то ли от шампанского глазах читалась материнская гордость за сына.
«Как Гарри. Учись у Гарри», — я по-своему перемалывал обстоятельства нового положения. Конечно, мама имела ввиду: «будешь не работать целыми днями и получать больше всех нас, женщин», но что она могла знать о моей утренней учёбе в ванной, когда я, стоя на коленках, изучал нюансы женского минета?
После ужина мы разошлись по комнатам, Гарри остался мыть посуду. О том, чтобы помочь ему, не могло быть и речи. Только мама имела право вмешиваться в дела кухонные.
Бабская натура Гарри проявлялась не только в умении хорошо готовить, но ещё и в выборе дорогого нижнего белья. Он носил розоватые трусы из самой мягкой материи, какую мне доводилось трогать. При этом сам Гарри делал вид, что розовые и голубые рубашки с шелковистым отливом являются большим шиком, верхом изящества и мужской грации. Как Оля мирилась с этим, ума не приложу. Он источал самый божественный аромат, у него был ровно подстриженный лобок и гладко выбритые яйца. Подмышки он тоже выбривал начисто. Кроме того, он регулярно посещал тренажёрный зал и особое внимание уделял ногтям и волосикам, растущим в носу. Специально для носовых щелей Оля подарила ему электрическую бритву с круглой насадкой. Теперь Гарри мог часами приводить в порядок свои мохнатые ноздри.
После ужина я повалился на кровать и уставился в потолок, подложив руки под голову. Странная связь с Гарри не давала покоя. Я корил себя за слабость. Так молодые неопытные тёлки, соблазнившиеся на интим, боятся раскрытия, сомневаются в чувствах и реальности эмоций. Так я не до конца понимал, какие последствия может иметь двойная игра.
В дверь тихонечко постучали.
— Можно войти? — услышал я тихий голос Гарри. Через секунду его хитрая рожа выглянула из-за угла, уставилась на меня непроницаемым взглядом. — Я подумал, что ты захочешь познакомиться с моим дружочком поближе, — Гарри вытянул огурец из-за спины, положил его на письменный стол. — Спокойной ночи, милая, — он приложил кончики пальцев к губам и послал мне воздушный поцелуй. Затем вышел так же тихо, притворив за собой дверь.
Всё это время я улыбался краешком губ, хотя на душе скребли кошки. Не мог же я закатить сцену, когда мама с Олей были дома. Я решил спустить на тормозах домогательства Гарри.
«Пускай думает себе всё, что хочет. Я всё равно поступлю, как сам захочу», — я нахмурился. Гарри назвал меня «милая», бальзам на душу. Каждый раз, когда он представлял меня девушкой, я становился ею. В этот раз он принёс огурец, примерно такого же размера, как его эрегированный член. Даже чуть толще в обхвате. Я поднялся с кровати.
Первой мыслью было отнести огурец обратно на кухню, но хитрый Гарри успел сбросить на стол ещё пару вещиц, заставивших моё сердце ускоренно забиться. Там был презерватив и маленькая пластиковая бутылочка с лубрикантом. Я нервно сглотнул. Гарри предлагал мне попробовать огурец, чтобы потом попробовать член. В последний раз его средний палец почти проник мне в анус, вызвав болезненное ощущение.
И всё-таки соблазн заняться настоящим сексом с Гарри был слишком велик для такого неискушённого в делах сердечных молодого человека, как я.
«Попробую представить себя с Гарри, — думал я. — Если ничего не получится, заброшу это дело и больше никаких огурцов».
В квартире уже все улеглись спать, когда я, купаясь в сумеречном свете, льющемся из окна, облокотился на край стола, чтобы лишить себя анальной девственности. На мне были трусики и бюстик, подаренные Гарри. В голове кружились мысли: «Я — девушка Гарри. Я должна научиться удовлетворять своего мужчину. Ведь он любит меня. Вот его член». Я присосался губами к огурцу, обтянутому тонким слоем латекса. Закрыв глаза, водил твёрдым тяжёлым членом, сравнивал его со своим стручком, торчащим колышком под тонкой тканью трусиков. «Клиторок», как ласково называл мой напряжённый пенис Гарри, подрагивал, прижимаясь к голому лобку. Я взял бутылочку с лубрикантом, выдавил гель на кончики пальцев и лёгкими прикосновениями смазал нежную территорию вокруг ануса. Честно говоря, уже в тот момент я был абсолютно убеждён, что толстый огурец не проникнет внутрь даже на миллиметр. Узелок ануса был так крепко связан эрекцией, что я боялся проникать в него даже пальчиком, что уж и говорить о монстре-огурце. И всё же член-огурец возбуждал меня. Я ласкал его, как живой член, гладил себя по ягодицам, представляя, как Гарри готовится к соитию. Вот он обильно смазывает лубрикантом член, подводит его тупой округлый конец к анусу, тычет, пробивая путь сквозь упругий вход. Параллельно я работал правой рукой спереди, натирая «клиторок», чтобы сместить акцент на ощущения в пенисе. В какой-то момент мне показалось, что анус расширился. Он словно кратер втягивал в себя член. Это ощущение, распирающее сзади, ещё больше захватило меня. Я мелкими толчками долбил себя, каждый раз давая анусу собраться с силами для новой атаки. Постепенно он отдавал рубежи: по миллиметру, по два, неуклонно он уступал под напором огурца. Я уже не боялся боли, смазка отлично справлялась с поставленной задачей. Удивительно, как легко моя попа принимала член Гарри, как быстро отдавала, как наконец он погрузился в меня и застрял там. Я обхватил сфинктером толстую твёрдую шнягу, вогнал её поглубже, теперь мне не хотелось упускать ни секунды погружения в женские ощущения. Правой рукой я гонял пенис, который под гнётом члена в сфинктере потерял устойчивость. Он по-прежнему стоял по стойке смирно, но уже не так уверенно держал напряжение. Ведь каждое сокращение мышцы под мошонкой давалось с трудом. Я боялся, что не смогу кончить с членом в попе. Или это будет очень больно, думал я, сражаясь с соблазном вынуть член из попы непосредственно перед оргазмом.
В какой-то момент мне стало смешно от собственных страхов, и я представил, что я всё же девушка, а не парень, и кончаю пассивно, то есть от стимуляции партнёром. Доведя себя в сотый раз до предоргазменного состояния, я уже ничего не чувствовал. Только оргазмическая эйфория застилала разум, она разлилась по всему телу вялым томлениями, проникла в голову фонтаном удовольствия. Как же я хотел кончить, чтобы не я кончил, а в меня кончили, и я кончил вместе. Я терпел до точки невозврата, оставался на краю не меньше получаса, прежде чем сдался. Честно говоря, я и понять ничего успел, мой член уже давно не создавал препятствий для получения удовольствия. Я трахался с Гарри, он влетал в меня на огромной скорости, выколачивал из меня любые причины не быть его девушкой. Он и затрахал меня до оргазма. Я зажмурился, мои глаза невольно закатились, если бы позволяла ситуация, я бы застонал, а так я просто сложился пополам, продолжая насаживаться на член. Анус ожил, отозвался подрагиванием клитора, сфинктер присосался к члену Гарри, ласково забился в первом оргазме. Моя женская сперма струйками устремилась в трусики, мой разбитый в пену анус горел густым приливом крови. Я сам валился с ног, моя левая рука ныла от напряжения. Если бы мне не пришлось работать рукой, я бы испытал ещё большее погружение в женский секс. Ведь это главное, что я получил, занимаясь собой, — первое ощущение девичьего ни с чем несравнимого оргазма, пассивного в принятии истины за основу.
Сразу после анального оргазма эмоции пошли на спад. Разум вернул меня к пониманию извращённости данного поступка. Я вновь ощутил гомосексуальность фантазий, навязанных Гарри. У меня ещё был шанс остановиться, вырваться из порочного круга. Так я и намеревался поступить.
— Я больше не хочу быть твоей девушкой, — отчаянно прошептал я перед сном, представив, как расстроится Гарри, когда я сообщу ему об этом во время нашего следующего разговора по душам.
Я действительно не хотел становиться педиком, девушкой Гарри. Да хоть кем. Грязь произошедшего, память о сексе с сестрой вновь омрачили сознание пониманием непреложной истины: назад пути нет. Единственное, что я мог сделать на тот момент, это установить жёсткие рамки общения с Гарри, исключающие любые контакты интимного характера.
6
Утром я проснулся поздно. Мама с Олей ушли на работу. Мы, как всегда, остались с Гарри одни. Я долго лежал в постели, пытаясь погрузиться в чтение Тургеневской прозы. Базаров и Рудин вызывали странную жалость к себе. Как-будто это я был на их месте, я ошибался, чувствуя себя в праве судить людей.
Лёгкий стук в дверь вернул меня к необходимости взаимодействовать с окружающим миром.
— Заходи, Гарри. Я уже не сплю, — голос мой прозвучал устало.
«Как у загнанного в угол скунса», — представил я, кисло улыбаясь.
— Ты в порядке? Не заболел случаем? — Гарри озабоченным взглядом прошёлся по комнате.
— Нет, надо поговорить. Садись, — я кивком головы указал на стул.
— Ты точно не заболел? — Гарри нахмурился. — Грустный ты какой-то, — он сделал шаг к кровати, положил ладонь мне на лоб. — Да нет. Лоб, вроде, не горячий. Ты чем всю ночь занимался? Огурец попой ел?
Я улыбнулся. Не смог удержаться, не смотря на дикое желание сохранить гробовое спокойствие.
— Вот об этом я как раз и хотел с тобой поговорить.
Гарри кивнул, опять нахмурился. Под нависшими бровями оставалась ухмылка, плевать он хотел на мои сопли. Локтями найдя упор в коленях, он уселся передо мной на стул, наклонился вперёд. Выпуклый эрегированный пах отпечатался тремя шарами под натянутыми джинсами. Гарри хотел трахаться. А я пялился на его эрекцию.
— Я больше не хочу быть твоей девушкой, — пробурчал я.
— Так это ведь игра, Слава, — голос Гарри дрогнул. Он сам поменялся в лице. Исчез налёт самолюбования, осталась только доброта и любовь. Щенячья преданность и кротость, всегда пленявшая меня очарованием. — Если тебе не нравится, я буду страдать молча. Ты ведь знаешь, как это бывает. Ты кого-то любишь, а тебя игнорируют или посмеиваются над тобой. И ты страдаешь, потому что не можешь не любить.
— Зачем ты вчера на кухне сосал огурец, а? — я злился на него и хотел высказать всё, что о нём думал.
— Извини. Я думал, тебе нравится рисковать.
В этом Гарри был прав. Я, может, только поэтому и согласился на авантюру с переодеванием в девушку, потому что меня возбуждает всякий риск. И секс с сестрой остался самым ярким воспоминанием.
— Давай больше не будем рисковать, — тихо произнёс я. Мой блуждающий взгляд до сих пор с осуждением опускался на Гарри, теперь я вернулся к нему с ноткой сомнения.
— Давай, я же не против. Сейчас, например, никого дома нет, и нам нечего бояться.
Я хмыкнул.
— Я не хочу ничем таким заниматься. Мне противно даже думать, что я, как педик, сосал у парня.
Гарри опустил глаза в пол, облизнул сухие губы. Видно было, как коварные мыслишки шевелятся в его безумной головушке.
— А ты не думай, — он поднял на меня свой масляный взгляд. — Ты тогда был девушкой. Ты и сейчас девушка, Владислава. Я вот только девушкой тебя и вижу. Хочешь, я полижу тебе киску?
— У меня нет киски, — я ухмыльнулся, представляя, как удивился бы Гарри заглянув под одеяло. Ведь на мне были женские трусики, подаренные им!
— Но это не проблема, — жадный блеск отразился в глазах Гарри. Он вытянул длинные жилистые пальцы и запустил их под одеяло. Положил мне на бедро и тут же нащупал кружева трусиков. — М-м-м, — протянул он. — Твоя киска самая сладкая в мире!
— А ты что, все перепробовал? — я скривился в ухмылке.
В следующий момент Гарри с головой нырнул под одеяло, и мне оставалось только закрыть глаза, чтобы не сойти с ума. Он ртом опустился на мою «киску», полностью заглотил пенис и яички. Я был возбуждён, но это не помешало Гарри распробовать меня, нежно рассосать половый губы мошонки. Он сосал меня, глубоко ныряя языком под мошонку, вылизывая как кот сметану. Такое ощущение я никогда не испытывал: словно шершавый мокрый язык собаки вылизывает половый губы влагалища. Гарри достигал «клиторка», растирал его губами. Он оттягивал пенис вниз, играл с ним, а палец его средний устремлялся в анус.
Я почти сразу впустил его, так мне было приятно чувствовать себя девушкой. Мои бёдра разошлись в стороны, колени подтянулись вверх. Я лежал перед Гарри в женской позе, и мне ничего не хотелось видеть и слышать — такое сладкое томление разливалось под одеялом в месте, где Гарри учинял разврат над моей задницей и «клиторком».
— Девочка моя, — мурлыкал Гарри из-под одеяла. — Сладенькая, — он сосал активно ныряя на пенис, средним пальцем растрахивая мой анус.
— Сволочь, — шептал я. — Кобель! Грязная скотина!
Гарри, конечно, не слышал моих нежных проклятий. Я ненавидел его за сумасшедшую фантазию и любил за дерзость в их осуществлении. Я плыл по течению, отдаваясь произволу похотливого самца. Гарри полез стягивать с себя джинсы, и у меня хватило наглости рявкнуть на него:
— Я не буду этим заниматься!
— Ну-ну, — засюсюкал Гарри. — Девочка моя, дай я тебя ещё поласкаю.
Рядом с кроватью стояла тумбочке, в ней лежал несчастный огурец, истерзанный ночным порывом страсти. И я подумал: «Чёрт с ним! Пускай делает, что
хочет».
Я нырнул рукой в выдвижной ящик, достал огурец, бутылочку со смазкой. Всё это время Гарри, как послушный кобель, продолжал вылизывать свою девочку. Я спустил ему под одеяло огурец с лубрикантом. Голодное жадное урчание отозвалось гудением в паху. Схватив огурец, Гарри тут же принялся за работу. Его сильные руки направили толстую основу мне в анус, я выгнулся в пояснице, приподнимаясь на пяточках. Мой пенис быстро терял твёрдость. Огурец сантиметр за сантиметром быстро входил в кратер сфинктера. Невольно с губ моих сорвался стон, и Гарри с новой силой кинулся вылизывать поникший клиторок. Он сосал сардельку, как ненормальный, длинными мазками притирал яички к лобку.
Я уже потерял контроль за временем и местом, когда вновь ощутил позыв к оргазму. Гарри трахал меня огурцом так же агрессивно, как накануне это делал я. Только в этот раз мне не нужно было напрягаться. Я мог расслабиться и получать удовольствие. К тому же, Гарри тонко чувствовал наступление у меня порога невозврата. В этот момент он делал паузу, водил только огурцом. Потом вновь прикладывался губами. Так он играл со мной, продолжая мурлыкать из-под одеяла:
— Девочка моя, сладенькая!
Гарри горел безумным огнём вожделения, а я не мог не согласиться с ним в желании стать ближе. Мои женские трусики тонкими полосками перетягивали пояс и промежность, нежные кружева сбились. Гарри прохаживался ладонью по ягодицам. Он жил под одеялом одним желанием — доставить мне сказочное удовольствие. И я сдался, согласился с его доводами, потому что деваться мне было некуда. Я достиг точки, когда анальная стимуляция огурцом оказывает больше внимания эрогенным зонам, чем любые оральные ласки. Распробовав мою реакцию, Гарри перешёл только на огурец, и вот уже его рука мощным поршнем раскрывает мой потенциал в делах любовных. Мой хвостик задрался на короткое мгновение, необходимое для сокращения, и тут же поник. Горячая струйка спермы выплеснулась на лобок. И следующая оргазмическая волна стянула узелком мышцу под мошонкой. Огурец притирал её, растягивал, не давая сократиться. Я кончал, обсасывая огурец, шершавый язык Гарри вылизывал мои горячие выделения, покрывающие лобок. Сам Гарри превратился в жадного ловца жемчуга. Он схватился губами за подрагивающий хоботок и уже не отпускал его, вытягивая из меня остатки.
— Сладенькая моя, — шептал Гарри под одеялом, а я с ужасом от содеянного приходил в себя. Мне хотелось верить, что Гарри понимает, что творит. Что его слова об игре, не блеф. Что он, как старший, возьмёт всю вину на себя, случись что. Мне хотелось не думать и не видеть того, что со мной происходило. Так скверно я себя чувствовал.
Видимо, то, как я свернулся в клубок и повернулся к стене лицом, подложив ладони под щёку, заставило Гарри ретироваться молча. Он только вылизал на прощание мои ягодицы, как голодный кот, поправил кружева на полужопииях и ушёл как ни в чём ни бывало. Через десять минут дверь хлопнула, и я вздохнул с облегчением. Мне было, о чём задуматься.
7
Пришёл сентябрь. Гарри не ошибся в предположении, что я с нетерпением жду начала учебного года. Ведь учиться мне предстояло в первую смену, а значит, всякие утренние домогательства с его стороны прекратились бы. Так, по крайней мере, я думал. В глубине души я надеялся избавиться от странной домашней зависимости, возникшей в узком семейном кругу.
С первых же дней я с воодушевлением взялся за учёбу. Установил чёткий распорядок дня, на выходные придумал себе кучу занятий, чтобы не пересекаться с Гарри и не оставаться с ним наедине.
— Ты меня избегаешь? — сразу смекнул он, сопроводив слова грустной улыбочкой страдальца Дон Жуана.
— Нам лучше прекратить всякие отношения, — выплеснул я сквозь зубы.
С течением времени мне действительно стало легче. Обстоятельства утренних игр постепенно забывались.
Я по-прежнему возбуждался, думая о сестре. Изредка мастурбировал на её фотографии неинтимного характера. Воспоминания о летнем приключении навеки вечные отпечатались в моём сознании.
«Ведь я уже не девственник? — тешился я надеждой. — Ведь с сестрой тоже считается?»
Мне хотелось вырваться из порочного круга, разорвать связь с Гарри раз и навсегда. Неудивительно поэтому, с какой жадностью я накинулся на возможность завести отношения «на стороне», если можно так выразиться.
В университете повесили объявление о наборе на курсы испанского языка. И хотя это стоило денег, мама согласилась. Чем только не пожертвуешь ради сына. К тому же, Гарри держал руку на финансовом пульсе семьи и подобная инициатива не могла не найти романтический отклик в его душе.
— Испанский! Язык моей молодости! Пурква па?
— Это по-французски «пурква па», — рассмеялась Оля.
— Ну конечно! — Гарри ухмыльнулся. — Порке но.
Так я очутился на вводном занятии испанского, где сразу познакомился с Ирой Тананайко. Она, как и я, перешла на второй курс, но в отличие от меня, приехала из глубинки и жила в общежитии. Я и раньше замечал нездоровый интерес общажных девушек к столичным кавалерам, но не придавал этому значения. В этот раз я увидел возможность потерять девственность естественным образом, а не извращённым, навязанным Гарри. Особых чувств к Ире я не испытывал. Она была плотно сложена, по-деревенски грубо. При этом обладала миловидной толстощёкой улыбкой, лицом мишки, не особо обременённым интеллектом. Интерес у неё был один, это я сразу понял. Удачно выскочить замуж, чтобы остаться в столице. Может быть, дома ей кто-то сказал «со щитом или на щите», вот она и задалась целью. Уже после второго занятия испанским стало ясно: мы с Ирой успешно движемся в сторону постели. Я взялся проводить Иру до общаги, прогуляться, так сказать, перед сном.
— У тебя есть братья или сёстры? — спросила Ира пока мы шли ускоренным шагом. Она сразу взяла на себя роль ведущей в нашем общении.
— Сестра, старшая, — я отвечал немногословно, скромно поставляя факты биографии пытливому женскому уму.
— У меня тоже сестра старшая, — Ира то ускорялась, то замедлялась. Видно было, как она волнуется в ожидании первого поцелуя. Я тоже думал о том, в какой момент её лучше зажать, чтобы она не вырвалась, но и не обиделась после нападения.
— Вот мы и пришли, — после долгого молчания сообщила Ира. В её голосе я услышал разочарование. Мы так долго подходили к моменту прощания, что оба попали в капкан неловкого смущения. Ира, всегда болтливая и навязчивая, стояла на ступеньке крыльца, понурив голову. Я и представить себе не мог, что поцеловать девушку будет так сложно. Мне казалось, Ира сама первая полезет целоваться. Она и так почти висла у меня на шее. Я взволнованно дышал, Ира не вызывала восхищения, но и явной неприязни тоже. Я выбрал её как проходной вариант, чтобы поскорее избавиться от комплексов. Теперь же мне предстояло обмануть не только её, но и себя. Что намного сложнее, учитывая тот факт, что я не испытывал к ней явного влечения сексуального порядка.
— Можно тебя поцеловать? — промычал я вполголоса.
Ира встрепенулась. Её лицо озарилось плутовской улыбкой. Она будто всю жизнь ждала этого вопроса.
— Можно. Только в щёчку, — она вызывающе улыбалась.
Я сделал последний шаг, наклонился и приложился губами к пушистой поверхности щеки. Ира явно осталась недовольна, на лице застыло недоумение. Она тут же соскочила, пожелала мне спокойной ночи и убежала в корпус общаги. А я остался пожинать плоды неубедительной победы в делах любовных.
«А что ты хотел? — думал я. — Целовать девушку на втором свидании, да ещё в губы. А вдруг она не хочет? Вдруг она пошлёт меня подальше?»
И всё же я чувствовал, что облажался. Мне не хватило наглости. Чувство вины преследовало меня по дороге домой. Я долго не мог уснуть, ворочаясь с одного бока на другой.
###
Я продолжил волочиться за Ирой. Вялые ухаживания с моей стороны подкреплялись намёками и заверениями в привязанности с её. Мы всё-таки поцеловались через пару свиданий. Не могу сказать, что я испытал невероятный подъём или восторг в момент поцелуя. Но чувство победы, хоть и небольшой, затмило все неудачи предыдущих дней.
В конце октября Ира неожиданно пригласила меня на свой День рождения, который должен был состояться у неё в комнате на третьем этаже общежития. По ходу выяснилось, что подружки все разъехались и справлять Ирино двадцатилетие мы будем вдвоём. На свидание я пришёл во всеоружии: три пачки презервативов по три резинки в каждой обещали нескучный переход в высшую лигу. Ира волновалась не меньше моего, накрыла поляну, закупила две бутылки шампанского и одну красного вина.
Мы долго соблюдали рамки приличия. В итоге Ира первая и проявила инициативу, предложив мне сделать ей массаж шеи.
— Мне одна девочка сказала, чтобы голова не болела нужен массаж шеи, — охмелев, Ира стала румяная, как рак. Хотя, возможно, она всего лишь волновалась или ей стало стыдно. Я чувствовал себя ужасно неловко. Ведь мы оба понимали, зачем уединились в комнате, к чему весь этот маскарад: мягкий алкоголь на столе, дессертики с афродизиаками в виде бутербродов из красной рыбы.
Я почти не говорил, от страха постоянно сводило живот, кожа покрывалась пупырышками.
— Так хорошо? — охрипшим голосом спросил я, щепотками прохаживаясь по плечам и шее.
Ира была в вязаной кофте из ангоры и джинсах.
— Лучше кофту, наверное, снять? — произнёс я и тут же залился румянцем. Мне казалось, что более пошлый намёк на начало прелюдии сложно представить.
Ира хмыкнула, двумя руками потянула вверх нижние края кофты и осталась в тонкой чёрной маечке с тонкими шлейками на плечах. Теперь контуры бюстгальтера, который мне предстояло расстегнуть, отчётливо просматривались на спине. Густые каштановые волосы толстым кренделем висели на затылке. Ира выгибала спину в пояснице, чтобы не сутулиться, и я впервые ощутил близость женского тела. То, что было с сестрой — не в счёт. Широкие плечи переходили в талию, та быстро разворачивалась в массивные плотные бёдра. Ира была так хорошо сложена, что, казалось, сама природа позаботилась о том, чтобы девушка не нуждалась в мужской поддержке. И всё же она была нежной и по-своему женственной. Она хотела ощутить мужскую ласку, а я не мог даже представить секс с ней.
Как это, я буду трахать Иру. Скорее она возьмёт меня силой. Нахраписто, как поступала до этого, думал я.
Я нервно сглотнул опускаясь руками по спине. Мои ладони скользнули под мышками и ухватились за груди. Собственно, грудями тяжело назвать две большие сиськи, плотно запакованные в бюстгальтер с ажурными узорчиками. Я сидел, наслаждаясь ощущением мягких сфер, а Ира отклонившись назад, вывернула шею. Тогда-то мы и слились в поцелуе.
Я гладил груди, запустив руки под маечку. Ира сама расстегнула бюстик. Колокола, освободившись, закачались в руках. Я прильнул к ним языком, губами присосался к большим пористым соскам.
Всё происходило медленно, возбуждение Иры выражалось в заторможенном танце рук, головы, шеи. Я тоже тыкался руками и губами куда попало. Наконец мы остались без одежды и залезли под одеяло.
К своему стыду я не возбуждался. Вернее я чувствовал желание заняться сексом, но эрекции не наступало. Пенис болтался между ног вялой колбаской. Внезапно ужас несостоятельности охватил меня, и я принялся теребить член, чтобы хоть как-то разбудить его, призвать к сознательности.
— Давай я, — шепнула Ира.
До сих пор она делала вид, что не замечает моих усилий. Я доверился ей, и она принялась нежно сжимать мой член в кулачке. Мы лежали под одеялом, целовались, и по всем канонам любви я должен был возбудиться. Мой член должен был залиться сталью. Я вспоминал, что в последние дни практически не мастурбировал. Связь с Гарри вызвала во мне противоречие, грязь в душе надолго отбила охоту фантазировать о сексе.
«Неужели в этом проблема?» — мучился я.
Ира нырнула под одеяло, ртом погрузилась на пенис. Её горячий язык окутал меня, погрузив в сказочный сон. Я опять покрылся гусиной кожей. Ведь Ира старалась, а я ничего не мог с собой поделать. Я не твердел, даже капельки крови не прибавилось в пенисе с тех пор, как Ира взялась делать минет.
Бесконечные пять минут тщетных попыток закончились ничем. Ира поднялась наверх, знакомое непонимание застыло у неё на лице.
— Может, ты не хочешь? — она была расстроена, едва сдерживала слёзы.
Я сам держался на волоске от срыва.
— Хочу, просто, — я замялся, — не знаю. Что-то не получается.
— Понятно, — холодная нотка скользнула в её голосе, больно кольнула мне сердце. — А раньше у тебя были проблемы? — она лежала лицом к лицу и вела допрос, словно мы сидели в кабинете у врача.
— Раньше не было.
— А девушки раньше были?
— Была одна, — медленно произнёс я. Так медленно, что моя ложь тут же и вылезла вся на поверхность.
Ира скептически надула губы.
— Понятно, — она опять смерила меня презрительным взглядом.
Я лежал как на иголках, страдая от унижения, мне казалось, весь женский род смотрит на меня сейчас с насмешкой сквозь эти карие глаза, выносящие приговор.
Именно такое выражение и возникло на одеревеневшем от разочарования лице Иры. Усталость и насмешка, скрытое презрение. Она выскользнула из-под одеяла, нервно собрала в охапку одежду, разбросанную по полу, и принялась быстро одеваться. О том, чтобы продолжить, не могло быть и речи.
Я молча последовал её примеру. Дальнейшие попытки восстановить мужскую честь казались смехотворными. Что я могу противопоставить отсутствию эрекции?
«Я не знаю, почему он не стоит, не знаю!» — хотелось заорать, но я сдержался. Я сходил с ума, возвращаясь домой на трамвае.
«Может быть, я слишком много дрочил летом, а может, слишком мало?» — строил я различные предположения.
«А может, Гарри сделал из меня пидора, и теперь я уже никогда не смогу возбудиться с девушкой?» — последняя мысль заставила всё моё тело содрогнуться. Дрожь и холодный озноб пролетели от кончиков пальцев на ногах до кончиков ушей.
Я вышел шатаясь из метро, шёл, не разбирая дороги, по ночному городу. Забыв про автобус и опасность ночных гуляний по парку, я шёл домой по темноте, желал себе провалиться сквозь землю.
8
Гарри следил за развитием моих отношений с Ирой, хоть и не подавал виду. Как-то раз я ляпнул за столом, что иду на свидание. Мама оживилась, Оля тоже предложила рубашку погладить. С тех пор они регулярно задавали ни к чему не обязывающие вопросы, пытались раскрутить меня на откровения. Гарри крутился рядом, ничем не выдавал личной заинтересованности. В день, когда я облажался, я заранее предупредил маму и сестру, что буду поздно, потому что иду к Ире на День рождения. Гарри шепнул на прощание:
— Давай там. Не подведи, петушок, — он вытянул губы, изображая поцелуй.
«Петушком» он начал меня называть, когда узнал, что я встречаюсь с Ирой. В этом контексте «петушок» звучало не обидно, а скорее забавно.
Вернувшись домой, я повалился в постель. Мама встретила меня на пороге, проводила до комнаты. Оля с Гарри, похоже, спали. Я закрылся в темноте, забаррикодировался стулом. Если ещё Гарри пожалует среди ночи, чтобы узнать, «как у меня дела», то я не выдержу такого внимания, повешусь от горя, думал я. Мне так же не хотелось видеть маму и Олю. Я начал расстилать постель и тут же обнаружил под покрывалом прозрачный полиэтилленовый мешок со странным содержимым.
Это были Олины сексуальные чулки со стрелками, смятые, знакомые мне по интимным фотографиям, которые Гарри продолжал показывать мне время от времени. На фотографии Оля стояла раком в одних чулках и чёрных лакированных туфлях. Я сразу узнал ромбовидный рисунок, стрелки, чёрные ажурные резинки. Но не это привело меня в оцепенение. Чулки, особенно резинки, были заляпаны свежими сгустками спермы. Перламутровые переливы остались на пальцах, ударили в нос грубым запахом.
От горя мне хотелось заплакать. Гарри как чувствовал, что я не справлюсь с Ирой. Он предлагал мне лёгкое решение проблемы: будь моей девушкой, шептал он, подкладывая Олины чулки. Всё очень просто: тебе не нужно возбуждаться и даже кончать. Я всё сделаю сам. Вот смотри, как я залью тебя спермой. От таких мыслей я повалился на живот, почти уткнулся носом в Олины чулки. Гарри сделал из меня девушку, вот плоды его растления. Я даже не могу возбудиться.
Я перевернулся на спину, снял с себя всю одежду и медленно натянул Олины чулки. Холодная сперма тут же приникла к коже. Я чувствовал себя грязной шлюхой, которая не может возбудиться. Как я ни старался теребить свой писюн, он оставался желатиновым пальцем. В то же время я почувствовал удовольствие, приближающее меня к оргазму. Бёдра взлетели, разошлись в стороны.
— Я твоя шлюха, — шептал я, натирая территорию под головкой. — Ты ведь этого хочешь?
Средним пальцем правой руки я начал трахать себя в анус, представляя, как Гарри расправляется с сестрой. Только вместо неё под ним лежу я. Я подставляю очко, под удары Гарри, я ловлю его сперму, и нет мне нужды иметь член, эрекцию. Только клиторок подрагивает вяло в руке, извергая горячие струйки спермы. Так Гарри трахнул не только сестру, но и меня. Моя попа была готова принять его. Я и так лежал заляпанный спермой, что ещё нужно, чтобы почувствовать себя грязной шлюхой, готовой на всё?
Неудача с Ирой вернула меня к женским прелестям, навязанным Гарри. Я вновь почувствовал себя любимым, желанным. Женственным.
132