Но сейчас полдень и я торгую на городском базаре. Торговля не идёт, и я от скуки гляжу на себя в зеркало. Вообще я собой доволен, густые чёрные усы, густые чёрные брови сходятся над переносицей, рост 185, атлетическое сложение, вот только... только нос крупноват и волос на теле слишком много, как утверждает моя жена. Я истосковался, моя Лола забеременела и уехала на две недели к родителям поделиться этой нашей радостью, но мне не хватает её улыбки, близости с ней, кроме того, некому приготовить и принести мне лагман из дома и приходится довольствоваться покупной самсой. Вот и сейчас я жду, когда торговец с полным тазом пирожков подойдёт к моему прилавку, но только... невдалеке мелькнул приезжий покупатель, наверное, турист, наверное, россиянин, но определённо не местный. Ради иностранца, обед можно отложить.
Он подошёл и начал разглядывать турецкие штаны. Глядя на его бесцветную рожу, я чуть не задохнулся. Это же Витька-прапорщик, некогда чёрно-голубая гроза нашей роты. Прошло много времени, и я почти забыл службу в России, в моей памяти обычно остаётся только всё хорошее, но тут я вспомнил и плохое. Витёк со своими друзьями, устроили нам, молодым лицам «неславянской наружности» незабываемую службу. Один мальчишка с Кавказа, через неделю, как его опидарасили, спрыгнул головой вниз с вышки. Спец. комиссия постановила: «несчастный случай». Другой, через месяц, службы, свихнулся и покрылся нарывами, его куда-то убрали. Меня Аллах хранил, в критических ситуациях что-то всегда меня спасало и мешало им меня опустить. Хотя большинство молодых прошли через Витьку и его друганов. Все это видели, но молчали. Ебали они очень жестоко, я всегда удивлялся, почему зверями называют нас. Я не знал ни одного случая, чтобы парень, побывавший под узбеком или каким-нибудь другим «членом мусульманской национальности», истекал кровью, не мог встать и ползал с разорванной промежностью, выбитыми зубами и отбитыми почками. Хотя, конечно же, есть и среди нас придурки и уроды. Но после Витьки-прапора и его дружков ребята не могли передвигаться иначе, как только ползком. Меня они любили гонять сквозь строй пинков, заставляли драться с другими «южанами» и т. д. потом снова проходить сквозь строй пинков.
— Сколько?
Я ответил, предварительно умножив цену на три.
— Ну ни хуя себе!
— Дорого?
— Дёшево! А туфли?
Умножаю на пять и выдаю ответ.
— Пойдёт, слышь браток, я куплю и туфли и штаны, но буду мерить и всё проверять, черножопым доверия нет.
— Как вам будет угодно, залазьте сюда, гость дорогой, любой размер есть!
Он крепко берёт мою руку, и я его рывком приземляю за прилавок. Крепкий парень, этот Витёк, приземляется ловко, на обе ноги, с улыбочкой, почти не изменился; интересный цвет кожи, ладони такие же, как и тыльная часть руки, бледно-розовые и волосы «малля-соч», светлые. Здесь это экзотика!
Я задёргиваю занавеску, обед!
— Я хочу всё время, которое проведу в Самарканде, походить на местных парней, а не на туриста. Одень меня так, как одеваетесь вы, и я начинаю развлекаться здесь на все сто.
— Нет проблем, дуппишка, рубаха с пальмами, китайские джинсы, иранские шлёпанцы и... трусы, мои земляки носят только высшего качества (во-первых, это правда, при нашей бедности, единственное богатство парня, это его крепкий хуй, во-вторых, мне необходимо сбыть дорогущие американские плавки).
Уже неделя, как Лолка уехала к матери и мой елдак, почувствовав обеденное время, встал, раньше, она приносила мне обед, а после обеда мы дарили друг другу любовь... по головке и стволу прошел приятный зуд (я незаметно потёр свой член через штаны); сейчас бы снять напряжение и как некстати эти воспоминания. Витя теперь богатый клиент и, конечно же, меня не узнаёт... и приехал явно с деньгами... и развлечься на все сто, видимо означает много секса с... А что, если... Я вспомнил то ощущение опасности стать пидором, ощутил запах солдатского сортира и мои мышцы напряглись.
— Тебя как звать, друг? Хочешь померить узбекскую военную форму б. у.?
Я бы на его месте побрезговал,... но он после кратких раздумий согласился.
— Просто в этой видавшей виды военной форме, ты действительно не будешь выделяться, у нас нельзя носить всё новое, я тебе её отдам бесплатно, в придачу к туфлям и брюкам.
Я расставил широко ноги, (хуй от тесноты уже готов разодрать все преграды, я почувствовал влагу на головке) и расстёгиваю медленно пуговицы на его брюках сверху вниз. Последняя зацепилась. Витёк насторожился.
— Чего смотришь, видишь, я тут палец порезал, помогай мне тебя расстёгивать!
Он придвинулся вплотную и начал расстегиваться, наши руки соприкасались, я максимально, насколько было возможно, приблизил их к моим зарослям внизу живота, мой елдак ответил толчком. Я в упор смотрю на его некогда всемогущую, а теперь растерянную рожу, мои желваки невольно начинают ходить вверх-вниз; мои кулаки сжались, а мой член уже на пределе, в предвкушении сладкой мести. «Я уверен, ты сдашься, теперь обстоятельства на моей стороне, а моя настойчивость ещё ни разу меня не подводила». Его брюки упали, открыв клетчатые семейные трусы. Под трусами вырисовывался половой член Витька.
— Давай теперь я тебе помогу снять и эту футболку, у меня хороший выбор местных маек.
На Витьке хэбэшная футболка, я задираю её, прижимая бёдрами его торс к прилавку. Мои мышцы наполнились кровью, и все мысли улетели, кроме одной: «мой елдак трётся о член ночного хозяина нашей казармы». Я специально медленно снимаю с него футболку, чтобы продлить кайф, его тело напряглось и стало как сталь, он стал вырываться, попытался меня оттолкнуть, но грудь Вити покрылась испариной, это он почувствовал жар моего паха. Когда футболка освободила лицо Вити, я взял его за голову и засунул большие пальцы ему в рот, и начал «натягивать щёки на затылок» (наш армейский прикол), в упор глядя на него.
Его сопротивление начало спадать, в глазах ужас и он мямлит:
— Ты чего это? Я турист, я приехал исследовать культуру, знакомиться с людьми, я не такой...
— Конечно, ты был... не такой. Но сейчас ты по полной программе испробуешь острые ощущения, когда тебя опускают, правда, я не буду калечить и уродовать тебя так, как делал в армии ты. Но я научу тебя нашей мусульманской сексуальной культуре, за исследованием которой тебя видимо и пригнали сюда шайтаны, после этого тебе легче будет знакомиться и общаться с местными парнями.
Я с трудом опускаю его обалдевшую голову на уровень своего паха. Он сел на корточки.
— Так это ты, Бабаев!?
— Ну вот, ты меня и вспомнил. Расстегни на мне мою одежду и медленно, без резкостей снимай, тебе потом ЭТО даже понравится.
Расстёгиваю его рукой свои штаны... трогаю его пальцами свой куток..... . и вот... мой драгоценный красавец-клинок... роскошный, пропорциональный, 22 см. елдак с истекающей от сладкой истомы и от краткой борьбы влагой. Яйца касаются подбородка, а головка ворошит кудрявый чуб повелителя жизни запуганных салаг. Тру его прапорскую физиономию о свои джинсы, плавки и о свой ствол,... парень не подаёт признаков жизни, даже не дышит. Но здесь, как и в армии, главное настойчивость и неотступность. Я, взяв хуй в руку, тыкаю головкой в Витькины губы, они плотно сжаты.
— У тебя есть выбор, товарищ прапорщик, или я, или я и ребята с соседних прилавков. У нас блондины нынче в моде!
Губы как бы обмякли, или даже приоткрылись, или мне показалось? Нет, не показалось, это именно чудесные нежные и толстые губы (как у Лолы!) гуляют по моему стволу, распределяя смазку, его руки безвольно повисли «по швам». Я больше не смог сдерживаться, скинув рубаху и засадив ему в рот, между гланд, я кончил. Мне показалось, что я увидел небо в алмазах, реальность растворилась в волнах наслаждения. Витька начал захлёбываться, но потом проглотил всё. Я отомстил за наших парней! Только жаль, что так быстро кончил. Толчки блаженства в моём хуе продолжались, Виктор продолжал посасывать своего победителя, одновременно трогая, свой необрезанный писун через трусы. Неожиданно Витёк привстал и придвинулся ко мне, мой хуй ткнулся в его живот.
— Почему ты такой злопамятный? Эти законы не я придумал. Потом... я тебя не ебал, не хотел опускать, ты мне даже нравился... но теперь ты отомстил, и мы мирно расходимся, ведь так?
— Так, Витёк. Но ты ещё не всё с меня снял, остались штаны и обувь, а мне жарко, снимай!
Он выпрямился, но выглядел уже не так гордо, как десять минут назад. Его белый необрезанный хуй был примерно на одну треть короче, хоть и такой же толстый. Он мельком сравнил нас, и от такого результата лицо его ещё больше поникло. В действиях Вити произошла перемена, он больше не строил из себя богатого ёбаря, он покорно нагнулся, снял мои галоши, затем брюки и плавки, тревожно прислушивался к происходящему за соседними прилавками, мой хуй разбудил в нём страх. Я же только начинал входить во вкус и почувствовал необычайную свободу, оказавшись нагим. Когда он снимал с меня галоши, я увидел его мощную спину и понял, я его буду ебать как мужик, а не как мальчишка. Его руки трогали мои ступни, дотрагивались до моих ног, я возбудился ещё сильнее, чем десять минут назад.
— Витя, подрочи мне по старой дружбе, может быть, я тебя тогда отпущу. Надёжно прислонив свою жопу к прилавку, он взялся за мой хуй.
— Отпусти по-хорошему, я под защитой российского посольства... ладно, я даже ещё разок возьму его в рот пососать и всё... мы в расчёте, ты меня отпускаешь!
Он наклонился, взял в руку мой клинок и начал гулять по моему вновь играющему вверх-вниз коричневому длинному и толстому стволу губами, ласкал язычком и обсасывал головку; всасывал, вытаскивал и медленно водил по лицу, потом снова брал в рот. Мой победитель-хуй ежесекундно начал подниматься до пупка, потом вниз, потом снова вверх и захотел более серьёзного продолжения от этого парня.
— Знаешь, Витёк, ты рано собрался уходить. Аллах послал тебя мне не для того, чтобы я тебя так отпустил, не дрочи больше мой хуй. Мы сделаем по-другому, я выебу тебя в жопу.
Я подсадил его на прилавок, Витёк весь побагровел и стал как пьяный:
— Ну почему я тебя так и не выебал тогда, почему приехал отдыхать сюда, почему пришёл сегодня на базар, наконец, почему он у тебя такой здоровый, это не справедливо!
— Он обрезанный и ничего не мешало ему расти, плюс солнце, плюс, когда я был пацаном, я всё время думал о сексе и дрочил по утрам и вечерам с пятилетнего возраста.
— Знаешь, почему я тогда не выебал тебя? Я хотел с тобой секса на равных, я хотел с тобой по-очереди, а там я не мог себе позволить валяться с младшим по званию парнем на равных.
Обхватив своего некогда повелителя, я затолкнул свой язык ему в рот и затем начал постепенный переход к настоящему мужскому сексу, т. е. давить средними пальцами на его очко через трусы.
— Стягивай трусняк и то, что на тебе осталось, ебать тебя сейчас буду!
Витёк, как пьяный снял брюки, стянул трусы и покорно приставил мой елдак к своей промежности, под яйца. Мой конь напрягся, натянулась кожа, он стал почти чёрным, раньше ни на кого так не вставал. Витино хозяйство обмякло и безвольно обвисло. Сейчас предстоит казнь этого некогда всемогущего прапорщика, посредством насаживания на чёрный хуй. Головка слегка раздвинула дырочку и начала томительно пульсировать, Витя отпрянул от неё, руками обнял меня за шею, и не открылся. Я от волнения забыл русский язык и попытался объяснить ему по-узбекски, что мой мусульманский подход к сексу не позволяет мне грубо насиловать своего гостя. Я надавил на его плечи. Витя поцеловал меня в шею и стал умалять не пидарасить его всерьёз, а тереться хуем между его ляжек, застонал, начал руками скользить по моему хую, между тем, мой клинок покрыл смазкой его входную точку, необыкновенный кайф разлился по всему телу, я как бы взлетел. Я еле сдерживался, чтобы не кончить от Витькиных рук. Что и говорить, парень был очень хитрый и нервный, его нервозность обещала необычное наслаждение.
В армии я не смел даже мечтать о его жопе, наоборот, в страшных снах мне снилось, как он меня опускает, как я миллиметр за миллиметром, лишаюсь мужественности, как его яйца покрывают мои яйца, как стыдно смотреть в глаза товарищам, они ведь уже узнали, что я стал пидаром; а что будет по возвращении домой, как смотреть в глаза ребятам в махалле, отцу и братишке?
Теперь же эти мускулистые напряженные руки, кубики брюшного пресса и волосатые ноги, то напряжённые, то расслабленные принадлежат мне. Я делаю его пидарасом, я вскрываю его. В моменты расслабления его колечка, я толчками проталкивал конец в его горячую щель, парень напрягался, стонал, и головка, встречая сопротивление, выскальзывала наружу. Наконец, головка полностью вошла в его тесную мужскую дырочку, и Витькина жопа плотно обхватила ствол моего члена. Его очко, пытаясь вытолкнуть моего коня, лишь сильнее его сжимало по принципу замка, ведь головка моего обрезанного клинка массивнее, чем ствол. Я осторожно ввёл мой елдак по яйца в жопу повелителя салабонов. Наслаждение от плотного обхвата моего члена было так велико, что я потерялся во времени и начал стонать от кайфа. Передо мной промелькнули сексуальные картинки из моего детства, одноклассник, которого мы мацали всем классом на переменах в школе, девчонка, с которой я сидел за партой, первый день в армии, дембель, свадьба и, наконец... моя сладкая месть. Парень был покорён, в его глазах навернулись слёзы обиды, он попытался вырваться и почти слез со скользкого хуя, но я на этот раз с силой засадил ему. За каждое поступательное движение моего клинка в заднем проходе врага, я готов был многое отдать, но наслаждение засаживать и вынимать хуй из белой задницы прапора, за это блаженное трение по всей длине моего ствола, Аллах подарил мне даром, как раз тогда, когда я истосковался по Лоле. Стоны северного гостя выражали страдание и негодование. О Аллах, тогда в армии я предчувствовал, что Ты дашь мне отомстить!
— Сейчас не дёргайся, а то больно будет; я поимею теперь тебя по-другому.
Я аккуратно перевернул парня, не вынимая скользкого от смазки конца, лицом к прилавку. Его жопе стало хуже, дырка тут же сильнее обхватила конец. Я дал время привыкнуть его анусу к моему вторжению, я наслаждался необычной добычей, горящей огнём теплотой его внутренностей и делал только мелкие движения.
— Витёк, ты не в первый раз, или мне показалось?
— Мне интересны девочки, но в армии я ебал всех подряд, ты сам знаешь; после армии тоже пару раз засаживал чёрным мальчикам в жопки, но до тебя дал... вернее меня взял только один парень. Во время призыва на срочную службу, на медкомиссии, со мной познакомился парень моего призыва, азер или дагестанец и пригласил домой. Я дурак, пошёл, мы выпили, покурили дури, начали смотреть видик и дрочиться. Потом он засадил мне и выебал меня в жопу. Когда я потребовал его жопу, он только рассмеялся и сказал, что жопу не даёт, но это такой у них обычай, перед срочной службой нужно выебать сопризывника, тогда вся служба пройдёт гладко. Я хотел драться, но дурь расслабила меня и он, в несколько приёмов ещё раз овладел мной и ебал на этот раз долго и заставлял кукарекать, чтоб все в доме поняли, что их мальчик стал мужчиной. Его отец потом довёз меня до моей улицы и сунул десять баксов, прося не обижаться, так как «примета у них такая-сякая есть»...
Я нежно погладил его ляжки и начал всовывать хуй на полную длину. После двух-трёх сокращений, я вынимал его и снова засовывал. Витёк застонал.
— Под кем тебе лучше?
— Азер ебал меня через гандон, ощущения не такие были и ещё, его хуй был длинный, но тонкий.
— Ты что сейчас чувствуешь?
— Как будто хочу обосраться, но твой конец мне не даёт и он таранит почти до печени, он горячий и властный, мне даже стало приятно, что именно ты меня здесь вскрыл, еби теперь меня как захочешь... сегодня удача на твоей стороне... но я очень сожалею, что не опидарасил тебя тогда... кто знает, может быть тогда ты сейчас стонал бы подо мной, кто знает, может мы ещё встретимся на моей территории... Вот до чего доводит снисходительность к чёрным!
Когда я вновь открыл занавес от прилавка, уже смеркалось, Витёк был одет в узбекскую военку, в пакет я ему положил в качестве д. п. всё новое, перед тем как махнуть через прилавок он наклонился, поцеловал мою руку, лежащую на ширинке, мой елдак ответил ему толчком, палец залез за щёку.
— Рахмат, Фархад-ака! Когда вы отдадите мне мой паспорт?
— Сначала оформлю тебе временную регистрацию, поживёшь у меня месяц, другой, познакомишься с моими друзьями и братишкой, а там посмотрим.
***
Рабочий день почти кончился, весь товар я переправил на склад, тут вдруг зарисовался Гафур-мент. Собрав со всех причитающееся, Гафур, изображая ловкость, еле перевалился за мой прилавок, пёрнул, лукаво усмехнулся и закурил.
— Фар, а Фар? У тебя на девочек стоит?
— Стоит, Гафут-ака.
— А у меня и на девочек и на мальчиков стоит!
При этом аккуратно гладит меня рукой по ягодицам, другой трёт себе ширинку. Убил бы пидара и разрезал на куски, но... начальство, мент. Изображаю одобрение, восхищение и сочувствие:
— Гафур-ака, табиб сказал, что у меня, наверное, этот,... ну как его,... ну СИФИД! Вчера, когда я поссал на веточку исрыка и табиб-ака его поджигал, дым показал три арабские буквы: « Син «,» Фа» и «Джим», а это — болезнь.
Гафур с брезгливым видом встаёт и собирается перевалиться обратно.
— Куда же вы, Гафур-ака?
— Все вы тут бараны, ебётесь с всякими русскими искателями приключений, а когда приходит время своему брату помочь, анализы сдаёте,... СИФИД! Бараны долбанные!
Продолжение следует...
192