Хоть и появились новые фильмы, снятые специально для этих недель, всё равно ждать до вечера было скучно. Другой Фёдор, по фамилии Гнедых, тихо бренчал на гитаре, ещё сильнее разжигая тоску.
— Новый мультик видали? «Каникулы в Простоквашино»? — Вспомнил Гнедых.
— Весёлый мультик! — Сказала Катя Исакова. — Надо же придумали прозвищ героям.
— Между прочим у меня бабушка живёт в деревне. Тоже Простоквашино. И почтальон там по фамилии Печкин.
Толчок вспыхнувшей идеи пробудил атамана. Не сбрасывая маску безразличия, начал добывать информацию:
— Давно ты там был? Может уже померла бабушка?
— На прошлой неделе получили от неё письмо. Зовёт к себе погостить. Но мамка не хочет ехать, а мне и подавно не надо. Чего там делать в том селе. Был я там, когда мне было шесть лет. — Гнедых, сплюнул сквозь зубы, откинул окурок. — Папка ещё с нами жил. Вот все трое там и мучились от безделья. Дети там какие-то затюканные, грязные. Еле неделю вытерпел. Баба Вера меня всё уговаривала остаться до школы. «Откормлю, тебя внучек! Пойдёшь справненьким в первый класс!»
— А я свою бабушку любил, пока она жива была. — Ответил Фёдор Матвеев. — Она конечно не в селе жила, но баловала разными выпечками. Далеко до той деревни?
— Хер его знает. Мне показалось далеко. Главное, дом её помню. Самый разукрашенный, стоит у клуба ихнего. Сейчас, наверное, дом не так красив. Дедушка пять лет назад помер, осталась баба Вера одна. Считай, если он не ремонтирован с тех пор как я его видел n лет назад, то может совсем развалюха, а не дом.
Компания, состоящая из трёх девушек и пяти парней, посидела ещё некоторое время. Матвеев исподволь узнав о бабушке тёзки, выстраивал план своей задумки.
Мама его, Жанна Сергеевна, давно предлагала ему съездить к матери отца, живущей в соседнем с городом посёлке Журавки, погостить. Считая его уже взрослым парнем, мама даже сказала, что позволит ему самому ехать на автобусе. Вот папину мать, бабушку Зою, Фёдор не приветствовал, видел её обычно в дни приезда к ним по делам производства. Такие визиты обычно происходили в зимний период, когда парень всё время был занят учёбой и тренировками.
Гитара так и наводила скуку. Сначала ушла Катя, самая прилежная из компании. Просто буркнув: «Пока», ушёл Борька Самиков. Все поняли, что он поплёлся за Катей. Даже знали, что он в подъезде будет приставать к девушке, лезть целоваться и возможно обжиматься.
Сашку позвал отец. Он скривился, но перечить старшему лейтенанту милиции не посмел.
— Санёк сказал, что папка его стырил обойму патронов и они в прошлые выходные постреляли в лесу. Везёт Баяну. — «Баян» это Сашкина кличка, произошедшая от фамилии Гармошкин. — Я бы радовался такому отцу. — Проговорил, молчавший до этого Игорь Слободский. Все знали его отца ботаника, вечно ковыряющегося в горшках многочисленных растений, дома. — А Санька брезгует им, ментом поганым за глаза называет. Э-э-эх!
— Мальчишки! Давайте завтра на речку сходим! — Предложила Аня, худощавая в плечах и грудной клетке, но великолепно сформировавшаяся ниже талии. — Покажу вам свой купальник. Гэ-Дэ-эРовский.
— Да, мальчишки, чего сидим тут? Давай сходим. — Поддержала подружку Света, девушка с обратной Анне диспропорцией — рано образовавшиеся молочные железы дразнили парней, но плоские ягодицы, опираясь на худощавые бёдра, походили на мальчиковые. Она в тайне надеялась, что верх германского купальника даст поносить, не имеющая грудей Аня.
— Ага! Как всегда, после обеда выходим. — Все ждали одобрения Фёдора. — Радио, тебе нужно сходить за автомобильной камерой. Ты обещал заклеить.
— Хорошо, Дядь Фёдор, принесу. — «Радио» образовалось от Слободский. Слобода — Свобода — Радио Свобода. Парни временами слушали запретную станцию. В основном старались услышать песни зарубежных исполнителей.
— Игорь, больше не надо так! Лучше будет если по-старому — Мэтью. — Фёдор сердито посмотрел на товарища. — Ребят, с меня пиво. Четыре бутылки!
— О-о-о! Я бутылку вина заныхал от компании шнурков. — Четвёртый из оставшихся парней, Олег Изюбров с ясно каким «позывным», подхватил идею выпить алкоголь. — Свет, ты говорила, что твои шнурки самогон выгнали.
— Не шнурки! Ещё раз так скажешь на моих маму и папу, пиздюлей от брата получишь! — Оскорбление родителей стало причиной сквернословия Светланы. — Я для девочек квас возьму, а для парней брагу. Самогон упакован и подсчитан. Пресных лепёшек напеку к выходу.
— И, правда, Олег, ты как-нибудь культурней к близким нам людям относись. — Мэтью и на Оленя посмотрел сердито.
Далее они начали обсуждать, что ещё необходимо взять на пляжный отдых. Потихоньку расходясь по домам, друзья желали спокойной ночи друг другу. Последними прощались два Фёдора. Мэтью ещё немного расспросил о Простоквашино. В голове этого парня зрела невероятная идея.
Начитавшись шпионских романов, он решил стать разведчиком. Не посвящая даже друзей в свой план, жил второй жизнью шпиона. Разработал собственный шифр, основанный на двойной замене букв на цифры и обратно на буквы. У учителя химии вызнал состав чернил для тайнописи. Из цемента с песком создал полый булыжник для закладок. Вон он — в пяти метрах от их места вечерних посиделок. Уже вторую неделю лежит, никто не подозревает, что в нём спрятаны охотничий патрон и складной нож.
Фёдор хотел привлечь внимание контрразведки, написав письмо на «Радио Свобода». Текст в нём будет самый обычный с просьбой озвучить новую песню какого-либо исполнителя. А «шифровку» написать мелким почерком, симпатическими чернилами.
Таким образом он хотел не только обратить на себя внимание, но и проверить бдительность спецслужбы страны. Поездка в Простоквашино нужна была лишь для того, чтобы выяснить у тамошнего Печкина как отправлять письма за рубеж. Сложно? А как же! Именно по капельке собирая информацию, агенты узнают о противнике.
Начав три года назад свою «операцию», Мэтью записался в секции самбо и бокса. О его увлечении единоборством знали все друзья, но поддержать захотела только Катя.
Сегодня Катя кивнула Фёдору, чтобы он проводил её до подъезда, а парень понял этот знак как «Пока». Она обозлилась на него и позволила Татарину (Борьке Самикову, у которого отец татарин, а мать русская) потискать себя по груди и спине, но недолго. Оттолкнув назойливого друга, пошла домой.
А Фёдор не мог покинуть компанию из-за своих принципов — он вожак, не должен покидать стаю прежде всех. Но главным было даже не это. Его желание стать разведчиком, с тайной жизнью за границей, с легендой, в которую вряд ли впишется подружка детства. Скорее всего его спутницей назначат какую-нибудь обученную шпионским приёмам девушку, а не простушку Катю. Такая «Мата Хари» снилась Фёдору чаще, чем красивая подружка.
***
Решив проверить как там его «закладка», Фёдор вернулся после ужина, когда стемнело. Чтобы вскрыть камень, взял его домой. Там, опять же шифруясь от родителей и сестры, сразу зашёл в ванную, благо дверь в неё была первой в череде коридорных проёмов. Вскрыв камень, обнаружил внутри патрона свёрнутый в трубочку кусок плотной бумаги. У парня вздыбилась шевелюра. Будто оскаливший зубы зверь, он почувствовал азарт хищника. Спрятав камень под ванну, закрыл его ширмой.
— Федя! Ты почему не отзывался, когда я тебя звала? — Сестра Вика уже старалась походить на маму, начальницу целого отдела в институте. — Мама хочет с тобой поговорить.
— О! Моя многоуважаемая командирша, я не слышал ваш зов. — Подыгрывая Вике, дразнил её намёком, что такая малявка ему неровня. — Мам, ты что-то хотела?
— В субботу поедите с Викой в Журавки... — Видя его желание опротестовать, сказала более настойчиво. — Ты погляди на сестру, совсем бледная, как альбинос. Отвезёшь и можешь вернуться, если захочешь в этой скуке сидеть.
Суббота через два дня. Успеет ещё и с друзьями на пляж сходить, и разобраться кто капался в его закладке.
— Я тоже считаю, что Вика должна погостить у Зои Фёдоровны. — Хоть сбагрит сестрёнку с глаз долой на оставшееся время лета. — Но я всего лишь на три дня. Максимум на пять, у меня тренировки, подготовка к соревнованиям. Пап, может ты отвезёшь свою любимицу?
— Папе некогда! — Даже дома мама не переставала быть начальником. Это раздражало папу. Вот и сейчас он всего лишь нахмурился. — Договорились. Домой вернёшься в понедельник.
Последние слова разгладили морщины на лбу папы. Вот в выходные он отыграется на супруге, игнорировавшей его домогательства бытовыми мотивами. То ей видите ли некогда, то дети, спящие в своих комнатах, услышат. А Вика действительно его любимый ребёнок. Так сложилось, что взросление Фёдора пришлось на то время, когда он пропадал в командировках, а вот Вика росла у него на глазах и сейчас одиннадцатилетняя дочь часто защищала его, если мама повышала голос на супруга. Было умилительно смотреть как две самочки скалили друг на друга зубки, отстаивая своё мнение относительно — тюфяка по мнению родительницы или лучшего человека в мире, по мнению Вики.
Сын же никак не проявлял чувства к отцу. Да, он уважал его, не грубил, выслушивал его советы, если отец желал поделиться опытом. Но если Фёдору требовалось мнение взрослого, то сын чаще обращался к маме. Впрочем, если родители в это время были вдвоём, то он начинал: «Пап, мам... «.
— Всё? Я могу идти к себе? — Даже этот вопрос он задал стоя спиной к отцу. — Если, что, без стука не входить. Мне тогда придётся убить... Особенно тебя, Викуля! — Добавил Фёдор, глядя в веснушчатое лицо сестры.
В своей комнате он наконец вынул гильзу из кармана штанов. При закладке патрона в камень, он был не стрелянный, с серым пыжом у самого края гильзы. Повернув гильзу капсюлем к себе, увидел, что патрон уже стрелянный. Чёткий оттиск бойка ружья виднелся слегка с краю капсюля.
«Хорошо! С гильзой разберусь потом. Что это?». — Парень вытянул бумажку. Свёрнутый в трубочку фотоснимок. На оборотной стороне полосками, вырезанными из газет приклеена надпись: «Найди меня, если сможешь!». Глаголы были составными, то есть вырезанными из разных участков текста буквами. Зелёная запятая и красный восклицательный знак дорисованы карандашами.
На лицевой стороне он, Фёдор! Вернее, его изображение, явно идущего куда-то. О движении говорит размытое изображение правой ноги и левой руки. Рубашка на нём, та, которую он бросил в стиральную машину «Вятка-2» на прошлой неделе. Сейчас она стиранная, лежит в шуфлядке шкафа. Ракурс съёмки с верхних этажей какого-то дома.
Парень достал неизменный атрибут шпиона — лупу. В азарте поисковика почесал макушку. Стараясь вспомнить виды города, на которых можно разглядеть окрестности именно в таком ракурсе, понял, что из его окна практически такой вид. Да, точно! Вон тот кювет вдоль дороги, уходящей перпендикуляром от их дома. Но на снимке видна другая сторона той улицы. Значит нужно сместиться левее... Наверное, на три подъезда, чтобы получить такой ракурс. Теперь высота. Если судить о том, что не видны корпуса складов, которые видны с уровня его девятого этажа, то где-то на пятом или даже четвёртом этаже находился фотограф.
Фёдор постарался вспомнить кто живёт в первом подъезде на четвёртом или пятом этаже. В том подъезде живут Татарин и Катя. Но окна обоих друзей не выходят на эту сторону. Из всех друзей, живущих в этом доме, только у его семьи четырёхкомнатная квартира, с окнами по обе стороны дома.
Позвонить Татарину он не имел право — он «шпион», о его тайне никто не знает! Как не знает? А фотография? А о том, что это именно его тайник, кто тогда знает?
Лупа показала какое-то пятно в углу снимка. Отпечаток! Стоп! Нужно вспомнить кто в том подъезде занимается фотографией. Самиков! Точно, Татарин! Но он недавно ныл, что надоело ему фотодело, что нудно ожидать проявления и дальнейшего закрепления фотоснимков. Хотя это нытьё возможно всего лишь отвлекающий манёвр. То, что Борис легко вступал в контакт со взрослыми также подтверждало, что он мог зайти к соседям, у которых окна выходят на эту сторону дома, сфотографировать его, Фёдора.
Смущал один нюанс — на прошлой неделе парни практически не разлучались в дневное время, а поймать момент, когда Фёдор шёл именно в...
«Стоп! А куда я ходил на прошлой неделе один? Та-а-ак! Обычно таким путём я иду на бокс. Да. Четверг прошлой недели! Татарин оставался с ребятами... Сашкой, Свободой, и Анькой. Не мог он так быстро добежать до точки съёмки! Тогда получается, что Татарин отпадает? Кто?».
Интуиция подсказывала ему, что такое может сделать только подросток — взрослые слишком серьёзны, опускаться до игр с юношей им не позволяет именно взрослость. Может более младший по возрасту ребёнок? Может. Но! Фотодело — это долгая возня с реактивами, требующая усидчивости, напрочь отсутствующая у ребят младше тринадцати лет. Ладно, он согласился со своими доводами и ограничил возраст коридором 10—18 лет. Под этот ценз подходят ребята из его компании и ещё пять маминых сыночков и дочек из этой коробки. Один из этих пяти, Олег Михайлов, как раз живёт в первом подъезде. Парень пятнадцати лет от роду. Очкарик с сильно изогнутыми линзами очков. По этой причине он не вошёл в их компанию, когда требовалось быстро покинуть место хулиганства или из яблоневого сада, куда ватага лазила за фруктами.
Подозреваемых трое — Борис, его тоже не стоит отбрасывать, может он уже давно приготовил аппарат и в тот момент, когда Фёдор скрылся из виду, добежал до пятого этажа, схватил «Зенит-Е», позвонил соседям... По подсчётам получается секунд за двадцать он должен успеть... Нет! Борис не подходит.
Олег! Его окна тоже выходят только во двор, значит он тоже должен напроситься к соседям, чем-то объяснить такую просьбу.
И... Катя! Так. Анализируем её! Могла она сделать снимок. Не могла! Главное — фотоаппарата у неё нет. Второе — это же девчонка! У девчат в голове другие интересы. Наряды, причёски, дневники.
Знания из детективных произведений подсказали ему, что Катю не стоит сбрасывать со счетов. Ведёт ведь он сам двойную жизнь. Так и девушка тоже может притворяться любительницей кукол и нарядов, а в одиночестве перевоплощаться в хитрого агента.
Парень ещё долго размышлял о тайном партнёре. Засыпая он всё чаще произносил имя девушки. О том, что она могла тайно взять или просто попросить фотоаппарат у Татарина, Фёдор догадался.
***
Ночью ему опять снилась Мата Хари, резкая и стервозная женщина. Говоря похабства, целовала Фёдора, до удушения всасывая его губы. Парень оттолкнул «напарницу», сказав, что она так провалит операцию, пошёл по узким улочкам знакомым по сериалу «Семнадцать мгновений весны». Бросив взгляд на окно, увидел на конспиративной квартире Катю. Подружка улыбнулась ему. Встретила в прихожке поцелуем, своей лаской несравнимой с удушающим поцелуем «профессионалки»...
Это была первая поллюция, вызванная образом Екатерины Исаковой. Сон был до того реалистичен, что Мэтью ещё несколько секунд подёргивался в экстазе и искал подружку в своей спальне.
Вика уже проснулась и гремит посудой на кухне, хотя знает его привычку поспать в тиши. Зараза! Но надо сначала сменить трусы и искупаться. Сегодня опять бокс, нужно быть в чистом белье, чтобы не опозориться перед ребятами.
— Бразер! — Это чудо с косичками учится в спецшколе с уклоном на иностранные языки. — Может скажешь родителям, что ты занят и они передумают отправлять меня к Зое?
— Причина?
— Что в той деревне делать? Это только говорят, что там природа, а на самом деле дерьмо животных на проезжий части...
— Вот это и есть натуральная природа. Какашки коров, моча свиней. Я думаю настоящая причина твоего отказа в подружках, которые не могут также как ты уехать, и подговаривают тебя. Советую тебе держаться своего мнения. Так же я уверен, что там у тебя тоже появятся друзья и поверь мне, они намного бесхитростней твоих подружек. Ты сможешь навязать им своё мировоззрение.
— Но меня воротит от одного вида коровьих лепёшек!
— Тогда почему я должен учувствовать в твоей афере? Лгать? Очернять свою совесть? Уволь меня! Скажи маме напрямую, меня пожалуйста не впутывай.
— А сам ты почему ни одно лето там не гостил?
— Гостил. Ты ещё головой до столешницы не доставала в то лето. Так что, если по справедливости, я своё отгостил, теперь твоя очередь радовать Зою. А про нюансы сельской жизни советую тебе забыть, не обращать внимания. Не смотришь ведь на окурки и плевки у магазинов... Во, видишь, как ты носик сморщила. Всё это жизнь. Где-то цветы, а где-то плевки и какашки животных. Чем ты тут гремела?
— Вермишель тебе отварила и сосиски.
— Ты будешь хорошей женой... — Фёдор наслаждался кулинарными успехами сестры.
— Не буду я жениться...
— Тогда правильнее говорить — выходить замуж. Будешь, будешь. У Жанны Сергеевны, — Фёдор и Вика часто называли родителей и бабушек по именам, — спроси. Она также говорила. Мне папа рассказывал.
— Катя твоя выходила из нашего подъезда, наверное, к кому-то заходила.
— Катя не моя собственность.
— Но она же тебе нравится? Целовал уже её? — Вопросы сестрёнки помешали ему проглотить пищу, он закашлялся.
— Нравится! — Прокашлявшись, сказал правду брат. — Не целовал.
— А кого целовал?
— Только тебя в щёку.
— Я имею ввиду девушку. — Насела Вика.
— Я же сказал — целовал только тебя, в щёку как сестру. Больше никого. Чай горячий, долей молока, пожалуйста. Если ты сходишь в магазин, то посуду я помою. — Перевёл щекотливый разговор на другое брат.
— Нет.
— Тебе же нравилось в магазин ходить?
— Там пьяные дяденьки пугают меня. Давай вдвоём сходим?
— Я тебя понял, систер. Покажешь мне их.
Защищать семью было его обязанностью. Это он себе ещё в n-надцать лет поставил такую задачу. Нет! До сегодняшнего обращения Вики не было таких случаев, что кто-то обижал его родных. А обязательство появилось после того, как на родителей Олега Михайлова напали хулиганы. Его отца сильно избили, а маму напугали. Она, трясясь от страха, рассказывала выбежавшим на крики соседям, о происшествии. Олег тогда тоже плакал и жался к маме.
— Федь, а в Журавке могут тоже приставать. — Тонкий намёк должен был растрогать брата и помочь ей в разговоре с мамой.
— Ха! Помнится, мне Зоя в то лето, так шуганула пацанов, которые хотели меня взять на слабо, что даже дождик обходил меня стороной. А я бегал и просил капельки падать на меня, так как Зоя сказала, что дождь грибной и от этого всё быстро растёт. Пошли быстрее, мне ещё нужно кое-что сделать.
Проходя мимо места посиделок, увидел новое — на том месте где лежал его камень, сейчас лежит другой. Нагнувшись «поправить шнурок», дождался пока Вика отойдёт подальше, поднял камень. Письмо. Сунул в карман, догнал сестру.
Алкашей у магазина ещё не было — торговать спиртным начинали с 11 00.
— Вот оказывается, когда нужно ходить в магазин. И окурков меньше и синяков. Но я сейчас узнаю кто тут хулиганит.
Продавцы его знали с пяти лет. Всегда встречали с улыбкой и искренней радостью. До десяти лет напоминали ему о том, как он впервые покупал у них молоко.
В тот день беременная мама оставила его дома, а кошка вздумала котиться. Впервые увиденный процесс родов, ошеломил мальчика, который уже знал, что звери рождаются, а не существовали всегда. Кошка родила пятерых котят. И в порыве страсти, Федя нашёл три копейки, взял литровую банку, пошёл в магазин. В тот день работала тётя Вера и уборщица тётя Эмма. Его, запыхавшегося, расспросили о причине бега, он поставил банку на прилавок, подал три копейки, сказал: «Дайте молока, у нас кошка родила!». Вот именно эти слова и повторяли потом тёти Вера и Эмма. Налили ему пол-литра молока из алюминиевой фляги, закрыли своей пластиковой крышкой, потому что впопыхах Федя забыл о своей.
— Здравствуйте, Эмма Оттовна. У вас новая продавщица?
— Здравствуйте, Федя и Виктория. Да! Вера Григорьевна ушла на пенсию, скоро и моя очередь. Новенькую зовут Наталья Павловна. А вы чего вдвоём?
— Тёть Эм, вот Вику кто-то из алкашей напугал. Как, кстати?
— Громко матерился и обещал отлупить если я ещё здесь покажусь.
— За что? — Удивилась Эмма.
— Я сделала ему замечание, что он бросил окурок на дорогу, хотя урна рядом.
— Какой из себя? — Старая женщина закипала на глазах. Она очень не хотела, чтобы это оказался её внук. Что только не делали её дочь с зятем, она сама, внук умудрялся выпить в самых невероятных условиях.
— Тётенька Эмма, я не помню. Испугалась очень. Его рыжий, видимо знакомый или друг, сказал: «Не приставай к ребёнку, Архип!». Я ещё удивилась редкому имени.
У Эммы отлегло от сердца. Рыжий видимо её внук, а Архип его собутыльник, Архипов Пётр.
— Я знаю о ком идёт речь, Федь. Но проучить не мешало бы обоих. Особенно моего внука. Я с ним не могу справиться, а родители тем более. Рыжий — внук мой Вилли Оппенгеймер, а того, кто обидел Вику, зовут Пётр Архипов. Даже не знаю, что ты с ними сделаешь, но не бери грех на душу. Ты понимаешь о чём я?
— Да, Эмма Оттовна. Если милиция с ними не может управиться, то мне будет интересен мой эксперимент. Но в ближайшие дни не получится. Придётся на следующей неделе. Вика, а ты ходи в магазин с утра пораньше.
***
Возле дома он отправил сестру отнести продукты, а сам решил посмотреть письмо. Зря он надеялся, что всё так легко. Это был всего лишь пустой конверт. Две копейки цена ему.
«Что Катя хочет этим сказать?». — Фёдор уже был на 95 процентов уверен, что с ним общается Катя. «Возможно ждёт от меня письмо? Блин! Я не разглядел камень! Возможно на нём есть какие-нибудь знаки.»
Сейчас к нему направлялись Татарин и Анька. Сменив на лице маску размышлизма на личину пофигизма, широко разинув рот, зевнул.
— Салам! — Традиционное приветствие Бориса. — Аня говорит насчёт пляжа толк был.
— Ань, здравствуй. Да, Борь, привет. Я сейчас на тренировку до обеда, потом быстрый перекус и на речку. — Удачный момент прозондировать товарища. — Фотоаппарат возьми, может полураздетые девчата захотят позировать.
— Точно! Боря, возьмёшь? — Идея понравилась девушке.
— Возьму конечно. Уже заряженный, вторую неделю висит в прихожей на вешалке. О! Девчата идут.
Татарин рванул к Свете и Кате. Свету просто поприветствовал, а Катю попытался чмокнуть в щёку. Едва не упал от незаметного приёма джиу-джитсу, исполненного на его запястье. Только Фёдор заметил искривившееся лицо Бориса.
— Девчата, пацаны, сбор здесь в два часа. Мне нужно на тренировку. Пиво с меня, больше спиртного не берите — на жаре плохо станет. С нами пойдёт Вика.
— Кать, Света, Борис возьмёт фотик, так что надевайте свои самые лучшие наряды.
Света, в отличии от Кати, рассвела. Мама выделила три рубля на покупку купальника. Она уже присматривала в спорттоварах костюмчик.
«Озабоченность Кати можно списать на то, что она не сможет покрасоваться перед объективом. А может она потратила плёнку Татарина и сейчас размышляет о возможном уличении.»
— Кать, ты чего? Не пойдёшь с нами? — Фёдору нужно бежать домой за одеждой, но охота посмотреть на выражение лица... Да, красавицы!
— Не могу. Мне не здоровится. Вчера ещё было хорошо. Но почему-то, — девушка бросила взгляд в его глаза, — никто не надумал купаться вчера. Вернётся здоровье — сходим.
На тренировке пропустил пару джебов, а всё из-за того, что не мог сосредоточиться, отвлекаясь на думы о девушке. Последний удар разозлил его, он принялся действовать активнее, так что схватку завершил нокдауном соперника. Тренер сказал, что его чаще надо бить по лицу — тогда парня можно брать на областные соревнования.
По пути домой опять раздумывал о конверте. Ассоциация с ним навела мысль на почтовый ящик. Его ящик был пуст. Фёдор разочаровался насчёт своей интуиции, захлопнул дверцу. Зелёная стрелочка на зелёной краске ящика еле угадывалась и, если бы не раздумье в этот момент, он бы не заметил указатель. Он показывал чуть вверх и вправо, на не закрывающийся ящик соседей. Вновь пустой конверт.
«Она явно просит переписки. На камне вряд ли есть какой-то намёк. Вечером занесу его и погляжу внимательней. Ещё я забыл про гильзу. Кто у нас охотник? Особенно в первом подъезде? На моей памяти только дядя Лёня охотничал, но он уже пару лет как умер. Осталась его супруга... Евдокия... Макаровна. Её окна, кстати, смотрят куда требуется. Кате легко зайти к старушке, выпросить стрелянную гильзу и сфотографировать меня».
— Вик, ты утром видела Катю. — Сестра накормила его разогретым борщом и напоила чаем. — Как по-твоему, она была здорова в то время?
— По крайней мере не хромала и не шла согнутой в пояснице. Заболела... ? Ты, наверное, не знаешь о периодических недугах девушек. Мама меня уже предупредила о таких случаях. Мне стыдно говорить об этом. Просто знай, что если девушка стесняется подходить к тебе и говорит о недуге, то это... как его? Физиологичный..., физиологический, — Вика наконец выговорила длинное слово. — недуг. Два-три дня он длится. У меня такого ещё не было..., но я уже не боюсь. Купаться в это время девушкам не рекомендуется.
— Грамотная ты у нас. Гордостью семьи будешь, сестрёнка. Готова идти?
— Готова. А ты дашь пива глотнуть... ? У-у-у, нехороший. Значит нас будет восемь человек. Четыре сосиски пополам, восемь шоколадных конфет и карамелек столько же.
— Помимо того, что ты умница, так ещё добрый человек. Я начинаю завидовать...
— Федька, перестань! — Лёгкий шлепок по плечу мокрым полотенцем и наморщенный лобик свидетельствовали о стыде сестры. — Катьке своей такое говори.
— Не Катьке, а Кате.
— Извини. — Этику в их семье пытается привить папа. А Вика его любимица, старается угодить ему. Она подошла к брату, обняла за плечи. — Знаешь, как неохота с вами расставаться. Поддержишь меня?
— Извини, нет. Зоя тоже человек, нужно показать ей своё почтение. Давай так — если за две недели не акклиматизируешься, то позвонишь, я уговорю Жанну забрать тебя. — Фёдор, прежде чем продолжить старую тему, опять замялся. — А эти периодические недомогания как часто происходят?
— Женский организм подвержен лунному циклу. В таких случаях не стоит признаваться в любви к девушке. Мы в такие дни становимся агрессивными или просто раздражительными, можем обидеть. Если хочешь сказать Кате о своих чувствах, то советую объясниться через две недели ровно — самое лучшее время, в это время мы ласковы и ждём от мужчин ответных ласк.
— Это тебе кто такое сказал?
— Жанна Сергеевна, кто же ещё!? Папа тебе об этом разве не говорил... ? Сам поговори с ним.
— А если сегодня вечером я с Катей просто поговорю, не будет ничего страшного?
— Не знаю... Со мной ведь ещё такого не было, а о нюансах мама не поведала. Я узнаю у Зои, потом напишу тебе. А вечером старайся не трогать её, говори о не касающихся физиологии темах. Пойдём, ребята уже начали собираться.
До реки добрались как раз вовремя. Народ начал тоже собираться, стараясь занять лучшие места на песке. Аня первая скинула халатик, покрасовалась купальником. Белое тело девушки со стройными бёдрами, круглой попкой, притянуло взоры парней именно к нижней части. Лифчик сморщено болтался на груди, аналогично лифчику Вики, у которой вообще не проглядывались ни одни признаки. Света хвасталась обновкой, какую успела купить. Если перси лезли в глаза юношей, растягивали ткань бюстика, то тощая попка тоже была похожа на попку Вики. Света видимо усовершенствовала трусики, чтобы они не соскочили с ягодиц при купании, тем самым лишив парней узреть её срам.
— Боря! Пока мы не обвалялись в песке, сфоткай нас. — Света своими персями лезла в глаза Татарина.
— Давайте сначала по одиночке, а потом всей кучей. — Боря нацелил объектив на Светлану. — Ох ты! Я же помню, что заряжал его!
Борис вскрыл камеру, подняв уверенность Фёдора, что это Катя с ним общается до 99-ти процентов. Один процент забирал вопрос — где и как она проявила плёнку, напечатала снимки.
Лица девушек сразу помрачнели. Борис задумался. Кого он подозревает можно было догадаться.
Компанию пригласили сыграть в волейбол парни из их школы, но жившие по другую сторону дороги. Девчата здесь были более раскрепощённые, можно сказать даже развратные. Спокойно позволяли парням обняв их, толкнуть на песок, свободно поправляли съехавшие между ягодиц трусики, начинавшие выпадать из лифчика груди. Да и сформировались их тела равномерно, без перекосов как у Ани и Светы.
Потом все присели выпить напитков, перекусить припасами. Позагорав довольно долго, нырнули в воду. Дурачась в ней, потеряли Бориса и одну из девушек, Галину, из виду. Волновалась только Вика, ей казалось, что эти двое утонули, но два Фёдора знали — Борис лучший пловец среди них. Да и потопление сразу двух человек было очень невероятным.
— В кустики ходила, посикала. — Объяснила вернувшаяся Галка, когда у неё спросила Аня.
Через несколько минут объявился и Татарин. Сказал, что увидел знакомого на том конце пляжа, поплыл к нему, поговорил. «Двадцать минут писять. Врёт!». — Прошептала Аня Свете. Подружка кивнула в знак согласия. В их ячейке ещё не начали напрямую говорить о сексе. Разве что девчата отдельно от парней начав разговор о месячных, переводили его на тему половых сношений с парнями. Юноши меж собой обсуждали фигуры зрелых женщин, считая подружек не опытными и простоватыми девчатами, которые могут думать только о платьях, причёсках.
Галка съела оставшуюся лепёшку, запила остатками пива. К ней подсела Наталья. Они о чём-то шептались. Подружка пару раз взглянула на апатично настроенного Бориса. Переведя взор на Фёдора Гнедых, сказала:
— Мама поручила набрать родниковой воды. Пойдём со мной на родник сходим.
Вопрос, почему она не позвала парня из своей компании, возник только в голове у Вики. Подхватив две пластиковые баклаги, молодые люди покинули компанию.
— Аня, не хочешь посмотреть на родник? — Игорь Радио решился на попытку уединиться с девушкой.
— Да. Пойдём, Игорёк. — Интимность произнесённого, многократно усилилась томным голосом.
Одна только Вика, проследила за парочкой, затем покраснев от своих мыслей, начала пересыпать песок с ладошки на другую.
А Мэтью прикемаривая, общался с Катей. Как ей сказать, что он быстро вычислил её? Подойти, напрямую сказать? Не интересно. Написать письмо? Она ведь своими конвертами прямо указывает на эпистолярное общение.
«Коллега, приветствую тебя! Признаться, не ожидал что кто-то обнаружит мою фантазию. Расскажу тебе о себе, ведь ты, наверное, не знаешь о моей второй жизни. Я рад тому, что в этом моём втором мире, появилось существо, с которым я могу общаться, делиться радостью достижений и горечью ошибок. Можно я буду называть тебя Пятницей? Ведь долгое время я был Робинзоном.
И так! Свою мечту стать разведчиком, я начал осуществлять три года назад, прочитав роман Богомила Райнова «Господин Никто». А тут ещё химик наш, Анатолий Андреевич, рассказывая о предмете, сказал о симпатических чернилах. С детским задором я чуть не сразу кинулся узнавать о чернилах, но вспомнив о конспирации, узнал о них только через пару недель. И если ты сейчас читаешь мои признания, то я рад, что ты тоже разбираешься в химических процессах.
Шпионские детективы заменили мне школьную литературу, по которой я начал получать низкие оценки. А ведь в органы не берут двоечников. Приходится подтягивать хвосты.
Пока достаточно. Много информации передаваемых агентом — одна из причин провала. Кстати, о провале. Некто Казанский обнаружил пропажу целлулоидной ленты».
Вот такое письмо сочинил Мэтью пока Игорь с Аней ходили к роднику. Он мог и больше насочинять, но вид у Ани был не тот, с каким она покидала компанию. Покрасневшие глаза и мокрота в районе ноздрей говорили о слёзках. Дай, Бог, пролитых не от обиды. Не от обиды — улыбается озорница. Изменившаяся походка, откровенно намекала на дефлорацию. Глаза Игоря застилала апатия, свойственная мужчине, исполнившему желание. В основном своё. Пока Фёдор размышлял о Кате, Сашка Баян скрылся с Леной всё в том же направлении, к источнику.
— Зубы ломит от той воды. — Ответила Аня на вопрос вкусная вода в роднике или нет, заданный Сашкой из компании партнёров. — Федька с Наташкой пошли ещё дальше, говорят там вообще очумительный ручей, в следующий раз тоже возьму посуду для водички. Живой. Ой, какой живой. Так и охота жить.
Вызвав прилив крови к лицу Виктории, ушла ещё одна парочка. Сестра сказала Фёдору что поплавает, пусть не волнуется: «Я у бережка!». Мэтью присел, наблюдая за сестричкой. С ней рядом плавали ребята её возраста, она весело с ними общалась, и парень опять задумался о Кате.
Как сказать ей о своих чувствах? Так же в письме, чтобы не волноваться о дрожи своего голоса, не заикаться, путать слова? Да, это вариант. Но при этом не видеть её реакции? Минус! И она не будет слышать трепет признания, клокотания его сердца.
Его размышление прервал вскрик Вики. В её голову попал мяч. Она, не видя его, сильно испугалась неожиданного удара. Компания парней, которая так неосторожно играла, заржала в голос. Чем ещё сильнее обидела Вику.
— Неужто так весело, когда человек пугается? — Спросил Фёдор.
— А хули не смешного? Завизжала...
— Могли бы извиниться, чем ржать. — Громко сказал Фёдор.
— Ты, блядь, хочешь сказать, что мы кони? — Пьяный парень понял, что можно помахать кулаками.
Больше он не успел сказать. Четыре года сжималась пружина — Каа распрямил тело и въехал в челюсть хаму. Никто не заметил мгновенного перемещения Фёдора на целых пять метров, разделяющих его от пьяной компании.
Правда, и сопровождающие попытались нанести Фёдору урон, но он давно копил эту энергию. Ещё с того дня, когда плакал Олег Михайлов. И вот уже трое из пяти парней отлёживаются в нокауте, а двое других отступили.
— Советую извиниться перед девочкой. — Мэтью вытирал кровь с костяшек рук.
Парни поняли превосходство силы. Если один такое сделал с их компанией, то что будет если его сопровождающие вступятся. Обиженная сестра приняла извинение, сказала, что не больно, просто неожиданно и обидно за смех.
Тут как раз вернулись Баян с Леной, чуть отстав от них появились Гнедых и Наталья. Если Наталья и Фёдор вели себя, как и прежде, то Игорь и Анна жались плечами друг к другу, временами позволяя рукам пройтись по телу партнёра.
Вика с разбегу забежала в воду, нырнула в глубь, заставив напрячься Мэтью. Вынырнула через несколько метров, посмотрела на Игоря и Аню. Наверное, таким взором Горгона испепеляет жертву.
«Влюбилась малявка! Поэтому не хочет ехать к Зое... А я? Почему я раньше не начал думать о Кате? Вон парни уже перешли в ранг мужчин. Вроде, при мне, не говорили с девчатами о любви. Получается они тоже жили двойной жизнью. Только они мечтали о сексе, а я о шпионаже. Не идиот ли я? Нет. Не идиот. Простофиля — более подходящий эпитет. К тому же слепой. Девушка своей игрой прямо указала, что давно наблюдает за мной. Как минимум с того дня, когда я положил камень. А может и раньше. Если она прочитает ответ, то три года назад начала... Практически с такого же возраста что и Вика... Чёрт! Я же сам не проверил конверты на наличие тайнописи!»
— Вика, плыви на берег, замёрзнешь... Ну берегись! Тогда совсем утоплю тебя. — Этим он постарался отвлечь себя от смущающих разум мыслей.
Да и сестрёнку отвлечь от Игоря. Вон он уже гладит голову Анны, лежащую на его коленях. Совсем упустил из виду жизнь друзей. У них вон до чего дошли отношения, а он словно подросток Вика, только краснеет от мыслей о сексе других.
Фёдор вынес сестру на берег. Вика положила голову ему на грудь и скосила глаза на Игоря.
«Ну и милуйся со своей Анечкой! У меня вот какой мужчина есть! Во сто крат лучше всех парней!». — Она плотнее охватила брата за шею.
Солнце уходило за рощу, настроения понырять не осталось. Собрав вещи, компания пошла обратно. Вика потянула его вперёд, чтобы не смотреть на держащихся за руки Игоря и Анну. Оглянувшись на своих друзей, посмотрел на самого тихого из них, на Оленя. Тот плёлся последним — вино, украденное у родителей он выпил практически сам.
«Вот кому не интересны шпионаж и плоть девушек. И к нему никто из девушек не липнет. Эх! Не интересен он, даже жизни. Будто амёба — захотел разделился, захотел так и остался в прежнем теле... Занавеска на ЕЁ окне дёрнулась. Ждёт. Сейчас же напишу письмо, положу под камень. Она увидит, обязательно прочтёт, ответит. Клянусь тебе, Катенька, я не буду амёбой, тебе не будет со мной скучно. Даже в дни твоей хвори, я не дам тебе думать о ней!».
— Давно ты влюбилась в Игоря? — Неожиданным вопросом обескуражил Вику. — Я видел твою реакцию.
— С семи лет, как в школу пошла. — Даже промолчать, скрыть правду, в этой семье считалось проявлением лжи.
— Что-о-о-о? Семь лет?
— Сейчас то я понимаю, что это не так... Но ничего не могу поделать. Он мне, в то первое сентября, подарил очаровательный букетик. Больше никогда не было подобного, а мои чувства всё равно обращены на него. Я его понимаю — Анька красивее меня. И теперь я его ненавижу! А Аньку убью!
— Прям вот так в семь лет и решила, что ты его любишь? Как ты поняла, что любишь его? Что когда вырастишь выйдешь за него?
— Что люблю, поняла не сразу. Вот с год назад всего лишь. О последующем не думала. Видимо мала ещё. А ты? Ты разве ни разу не был влюблён?
— Если не считать Жанну, то нет. Не влюблялся.
— Жанна не подходит. Это мама. Я её тоже люблю. И папу, и тебя. Тебя даже больше чем родителей, но это любовь родственная. А вот так, чужого человека.
— Просто за то, что он подарил букетик?
— По крайней мере меня это равнодушной не оставило. А ты! Жанну он любит! Ту же Галку возьми, которая сегодня скрылась с Борисом, только тупой не догадается для чего. Она ведь на тебя целый день глаза пялила. А Катя!? На Катю ты хоть обращаешь внимание... ? Эх ты! Бегемот зашоренный!
— Если бы я не видел тебя в коляске, я бы посчитал тебя двадцатилетней девушкой — такие мудрые речи ты говоришь. Я сегодня же напишу Кате. Обещаю, моя мудрая сестрёнка. Только... не рановато ли ты узнала о: «Только тупой не догадается для чего»?
— Мне стыдно... Федя! Миленький, не пытай меня. Когда повзрослею может расскажу. — Так можно не говорить истину. Ведь то что стыдно, то это правда. Правда, прикрывающая истину прошлую.
— Я пошёл писать Кате. Не мешай.
***
Письмо написалось быстро, потому что текст уже сочинён. Оглядевшись в поисках детишек, которые могут перехватить его ответ, положил пакет с конвертом под камень. Занавеска на «явочной» квартире опять сигнализирует, что связной знает о пакете. «Это сколько же она времени проводит, высматривая меня? Сильная девушка!», — Успев подумать о Кате, Фёдор двинулся к своему подъезду, намереваясь проследить до последнего факт получения сообщения именно адресатом.
Девушка, вызвав вздох облегчения в груди парня, вышла через несколько минут. Взяла пакет из-под камня. Сунув в карман халата, вернулась домой.
— Что у тебя с руками? — Мама. Только матери амёб не замечают изменений в детях.
— Подрался. — Правда! Ничего кроме правды! — Жанна Сергеевна, вы не беспокойтесь. Обычная пацанская драка. Ни к чему не ведущая и ничем не обязанная потасовка парней.
— Николай Степанович, вы также считаете, что это простая драка? Вы поглядите на его руки. — Вот по этой причине дети иногда называют родителей по имени — они сами так обращаются друг к другу.
— Вика, ты считаешь, что противник был не прав? — Сестру так и подмывало заступиться за брата, поэтому отец обратился к ней.
— Да, пап. Он не врёт, мам. Пьяные парни грязно ругались и портили нам отдых, уговоров не слушали. Пап, в Журавке тоже есть река... ? Тогда мне нужен другой купальник. Этот выцвел. Видели бы вы Анькин купальник. Красотище!
— Значит завтра ждёшь меня на остановке. Пойдём с тобой выбирать... Нет! Девушка не должна выбирать бельё с мужчиной, пусть даже это отец или брат. Федя, пошли я обработаю раны. Потом сядем ужинать.
***
К сумеркам семья разбрелась по своим комнатам. О делах родителей на работе, дети не спрашивали, а те получив отчёт о времяпровождении отпрысков, больше не интересовались их личной жизнью, не лезли с «мудрыми» советами. Пол одиннадцатого зазвонил телефон. Прошло два гудка и аппарат затих. Мама так и не успела дойти до него. «Видимо номером ошиблись!». — сказала она супругу. Именно возглас мамы, напомнил Фёдору, что он «Штирлиц».
— Это мне звонили. Я на секундочку выйду. — Плохо шифруя намерения выйти из дома, сказал парень.
Конверт лежал в ящике соседей. Не запечатан. С «чистым» листом. Как хорошо, что он заранее приготовил «проявитель».
«Пятница? Дикий, неразумный абориген? Впрочем, для начала сойдёт! Ведь для конспирации агентам нужно чаще менять позывной. Ваше предупреждение о визите Казанского Пятницей получено. Готовлю манёвр. О результатах сообщу в следующем рапорте.
Раз уж Вы откровенны со мной, позвольте и мне открыться. Шесть лет назад Пятницу привлёк один субъект. Он вытворял различные проказы, призывая ими своих спутников к аналогичным действиям. Пятницей был получен приказ из «центра» вести ежедневное слежение за ОН-ЕГО-НИМ. Такой псевдоним закрепил за объектом «центр».
Много трудов стоило Пятнице догонять ЕГО. Не упускать из поля зрения, творимые ИМ проказы и новые увлечения. Дважды Пятнице пришлось отстирывать химические пятна на одежде, следуя за НИМ.
Мало Вам химии? ОН записался в секции по единоборствам. Теперь практически еженедельно Пятнице приходится замазывать гематомы на теле.
Одно могу сказать — верно решение «Центра» следить за НИМ. Однажды ОН попался на шпионской закладке.
«Центр» сообщил о смене точки передачи информации. Следующее сообщение от Вас следует также зашифровать и опустить в почтовый ящик известной Вам квартиры.
На сём прощаюсь. Штирлиц».
«Это что же с девчатами творится? Вика в семь лет влюбилась. Катя в десять. Надо было у сестры побольше разузнать о чувствах, происходивших с ней. Какими темпами они развивались? Сразу до бессонниц или постепенно, то угасая, то вспыхивая. Да, Вика, ты права — слепой бегемот я! Папу нужно порасспрашивать подробнее, как у него появилось это чувство к Жанне. У Игоря тоже можно спросить. Он не трепло, грамотно объяснит. Не усну пока не напишу ЕЙ. В башку лезут только детективные романы... надо бы любовные... девушкам, наверное, нравится, когда о любви. Ладно! Пока по-шпионски напишу».
***
Был первый час ночи, когда Фёдор написал ответ:
«Штирлиц? Да, это лучше дикаря.
Сегодня мной получена информация о недомогании агента, следящего за НИМ. Это известие явилось болью для НЕГО. Подавленный размышлениями о агенте, я понял, что мне тяжело не думать о единомышленнике. И так как ВЫ имеете больший стаж в секретной службе, то может посоветуете, как мне быть?
Играя свою вторую жизнь, я не заметил некое существо, согревающее себя мыслями обо мне, наблюдающее за мной долгое время. С сегодняшнего дня я понимаю каким толстокожим я был. Не только гиппопотамом, но кротом, не заметившим «слежку».
Как мне сорвать шкуру шпиона? Как почувствовать энергетику, вдруг ставшего мне особенно близким товарища? Посоветуйте, мой умудрённый друг.
P. S. Сигнал о сообщении следует производить в начале нечётного часа суток».
***
Проснулся Мэтью с уходом родителей на работу. Вика ещё спала. Только ополоснув лицо и рот водой, парень выбежал из квартиры. Чуть не попался Арине Родионовне, Катиной маме, пытаясь сбросить письмо в ящик. Пожелав, доброго дня, дождался на следующем пролёте её ухода, положил письмо.
Дома дождался начала девятого, набрал номер телефона Кати. Два гудка. Теперь ждать сигнала в своей квартире.
Проснулась Вика, ещё полусонная, прошла на кухню, разожгла газовую плиту, поставила на конфорку чайник. Затем уйдя в ванную, помылась, расчесалась.
— Вик, я узнал, что, Катя шесть лет назад обратила на меня внимание. — Фёдор уже намазал бутерброды, поставил тарелки с кашей на стол. — Вспомни. Как давно ты поняла, что любишь Игоря?
— Я же говорила тебе, что не сразу. Только год назад подумала о нём как о любимом парне. А до этого просто влечение было. Мне хотелось чаще находиться рядом с ним, смотреть как он ходит, играет в футбол. Как говорит о всякой белиберде. Хотелось, чтобы он протянул мне руку и повёл куда-нибудь. Вот такие мысли о физическом контакте появились после десяти лет. Только воспитание удержало меня однажды написать в его подъезде Вэ плюс И равняется эЛ. Но на трансформаторной будке, я не удержалась, написала. Мел уже осыпался... Игорь в моём сознании тоже.
— Жаль, очень жаль... Что такая умница — моя сестра. Я бы обязательно полюбил такую разумную девушку.
— Даже если бы рядом маячила Катя, ты бы влюбился в меня? Она ведь сто крат красивее меня. И умна также.
— Это я из зависти к твоему уму так сказал. И да, я согласен с тобой — Катя очень разумная девушка. Ещё позавчера я считал её всего лишь дворовой подружкой. А она такое сделала!
— Бразер! Ты должен поделиться со мной.
— Позволь мне не раскрывать свою тайну.
— Но это же не ваша общая тайна? Почему бы не раскрыться перед сестрой?
— Я даже не знаю общая ли с Катей тайна. Она прознала о моём секрете и хитро дала об этом знать.
— Это же довольно интересно. Давай обмен? Ты расскажешь мне, а я тебе о том откуда узнала о..., ну-у-у..., что происходит между парнем и девушкой.
— Ладно. — Парень, подумав, согласился с сестрой. — Свою историю можешь не рассказывать. Ты же говорила, что стыдно. Окрепнет твоя психика — расскажешь. Слушай...
Фёдор раскрыл перед сестрой всю свою тайную жизнь. Покусывая сушку, запивая её чаем, девочка выслушала, ни разу не перебив парня.
— Она определённо умница! И как нельзя лучше подходит тебе, бразер. Однако твоё желание стать разведчиком меня пугает. Мы ведь не сможем долгое время видеться!
— Такова жизнь рыцарей плаща и кинжала. — Выпустив этих птиц, он почувствовал стыд. Как малый ребёнок! Ей Богу. — Но возможно мне придётся работать в контрразведке. Тоже интересно вылавливать иностранных лазутчиков. Но разведка интересней. Зарубежные поездки.
— Тогда почему ты не изучаешь иностранные языки? Я тебе помогу, будем сообща объясняться на английском.
— Я согласен. Давай сегодня начнём?
— Давай. Но..., правда, Жанна запретила с тобой выбирать купальник, а мне интересно мнение парня о том какой именно костюм будет на мне смотреться. Давай только сходим, посмотрим, а вечером я с Жанной куплю тот, на который укажешь ты. И потом перед сном я покажусь папе и тебе в нём.
— Рыжая плутовка ты! Беги одевайся, я скоро.
Фёдор встал у кухонного окна — подходило время начала одиннадцатого, может он заметит, как Катя зайдёт в их подъезд. Подружка так и не объявилась. Вика подошла к нему, глянула из-за спины.
— Уже томишься? Прелестно, да? Я готова. Выходим?
Он всё-таки заглянул в два почтовых ящика. Пусто. На душе стало тревожно. До магазина спорттоваров дошли быстро. Фёдор сразу предложил закрытый купальник.
— Чтобы скрыть твои рёбрышки. К тому же верх у тебя не развит, другой фасон будет висеть на... них как полоска тряпки. И цвет не слишком броский, не привлекающий внимания других девочек.
— Если бы я не знала о твоей идее, я бы посчитала тебя дурачком, а так понимаю твоё виденье — ты даже меня стараешься мимикрировать, как хамелеона. Мне же наоборот охота выделяться.
— Лет через пять, когда ты будешь уже настоящей девушкой. Тогда. А сейчас не надо... Потому, что в том посёлке у девочек нет таких костюмов, а ты начнёшь их дразнить.
— Ах, вот по какой причине. Послушаю мнение Жанны.
— Оно не будет отличаться от моего. Пойдём домой. Хотя нет. У тебя как настроение сегодня. Сходим к продуктовому.
— Сегодня не хочу. Не хочу портить прекрасный настрой. Угости меня лучше мороженным. — Вика ухватила его за плечо, повиснув на нём, повернула к кафетерию.
В первые секунды, Фёдор и Вика думали, что было бы лучше, если бы они пошли разбираться с алкашами. За одним из столиков, в пол-оборота к входящим, сидели Катя и Борис. Парень держал ладонь девушки в своей ладони, другой поглаживал верх пальцев Кати. Букетик полевых цветов, как пучок зелени, украшал серый пластик стола. Девушка, улыбаясь Борису, слушала его, временами отвечала, но довольно кратко — слово, два.
Вика, сжав плечо брата, тоже смотрела на парочку.
— Когда подойдём к ним, поздороваемся. Потом ты обязательно поцелуй её. В губы. Как можешь дольше. Ты должен показать, что она твоя девушка. А Татарин вчера с другой..., ну ты понял. Для него она всего лишь подружка, для тебя любимая.
«Откуда же в тебе столько мудрости?». — Подумав о сестре, направился к другу и... любимой. Да! Любимой!
— Здравствуйте! Привет, Борь! — Друг встал, пожал руку.
— Привет, ребята. — Вика, излучая детское радушие, прижалась щекой к щеке Екатерины. Кивнула Борису.
Повинуясь мысленной просьбе Фёдора, Катя тоже встала из-за стола.
— Здравствуй..., любимая! — И губы, ещё не выпустившие последний слог, припали к губам девушки.
Инстинкт накопленный прошедшим поколением, подсказал неумелому парню, что губы надо всосать, облизать их языком. Эта нежная податливость мгновенно вскружила голову обоим. Подстегнула сердечный пульс до ста ударов.
Головокружение стало угрожающим. Почувствовав слабость в коленях, девушка начала оседать в руки парня. Но и он едва не упал, забыв в это мгновение дышать. В закрытых глазах влюблённых, фейерверки всполохов пульса, разукрасили момент в яркие цвета.
— Здравствуй, любимый! — Девушка отдышалась, прокачала лёгкие свежей порцией воздуха. Покрасневшие щёки, влага на глазах преобразили красавицу в волшебное существо, явившееся из таинственной страны.
— Вы что себе позволяете, молодые люди! Тут, между прочим, дети! — Гомон голосов мамаш, проник к сознанию Екатерины. Густо покраснев, девушка присела на стул.
— Извините. Мы давно не виделись. — Покраснев от собственной лжи, произнёс Фёдор. Сел на тот стул, на котором сидел Борис, поместил ладонь избранницы себе в жменю. — Вика, купи себе мороженное.
Угрюмый Борис сел на другой стул, взяв ложечку, попытался наскрести пломбир. Что-либо сказать он не мог — пока ещё не переварил произошедшее. Как так? Он уже два года пытался ухаживать за девушкой, дарил цветы, обучал фотоделу. Ни разу не замечал, что чисто дружеские отношения товарища, оказываются имеют более близкий нюанс. И Катя, временами позволяющая трогать упругости под одеждой, но не допускающая контакта губ, спокойно позволила товарищу поцеловать себя. А как он мечтал об этом? Облизать алый блеск девичьих уст. Что теперь делать? Начать отстаивать свои права на девушку? Но она внятно назвала Фёдора любимым. И вот сейчас они будто общаются телепатически, смотрят в глаза друг другу, не замечают ничего. Подошла Вика, что-то говорит, но и её будто не замечают.
«Я ждал от тебя ответа!»
«Он готов, лежит у меня в кармане, не смогла при Борисе занести в твой подъезд.»
«Ты сегодня сногсшибательно красива!»
«Спасибо! Твой порыв тому виной! Столько вечеров я ждала этого, даже не думала, что это произойдёт именно так. Это превыше моих ожиданий, любимый мой!»
«Да, ураган производит больше впечатлений, чем простой ветер! Пойдём, побродим!»
«Замечательная идея! Но не долго. В нашей шпионской игре ещё не все главы дописаны.»
Парень с девушкой синхронно поднимаются, оставляют спутников в кафетерии. Катя, как ей кажется тайно, передаёт конверт Фёдору. Тот сразу прячет его во внутренний карман пиджака.
Деревья сквера укрывают их от взора вышедших из кафетерия Бориса и Вики. Девочка, чувствуя тяжесть на сердце парня, просит проводить её до дома, рассказывает о всяческой ерунде, отвлекает Бориса от тяжких дум. Узнаёт от него, что он в последний год обучения собирается тоже перевестись в её школу, начинает говорить по-английски, хохочет над его произношением, поправляет. Заставляет по несколько раз произнести то или иное слово. Путь к их дому лежит мимо продмага. Тот алкаш о чём-то громко спорит с другими собутыльниками. Вика невольно прижимается к Борису.
— Чего вздрогнула? Боишься пьяных?
— Особенно Архипа..., который громко говорит. Он уже обижал меня.
— У алкашей память плохая, он уже забыл о тебе. К тому же рядом я. Не бойся.
Вика всё равно ускорила шаг, потянула Бориса за собой.
— Остановись. Так дело не пойдёт. Успокаивайся, а я тебе кое о чём расскажу. — Борис, став спиной к компании пьянчуг, оградил Вику. — На них не смотри, только на меня... ! Я тогда маленький был, точно не помню сколько лет мне было. Так вот. У бабушки во дворе большой пёс был. Он, может дружелюбно ко мне бежал облизать или поласкаться, а я испугался, закричал до истерики. Аби..., бабушка по-татарски, подняла меня на руки, подозвала пса, моими ручонками вырвала клок шерсти. Затем понесла меня к дому, там эту шерсть подожгла и приказала мне затоптать огонь. По-татарски сказала, что теперь я сильнее собаки и не должен её бояться. Так и получилось. Пёс перестал меня пугать. — Спокойный голос парня расслабил девочку. — Теперь разберёмся тем же методом с алкашами — ты сильнее их, ты не должна ломать свою психику показывая им свой страх. Сейчас подойдём к ним. Оторви у него что-нибудь из одежды... Вот карман на рубашке. Я подожгу ткань, а ты затопчи огонь. Помни — не показывай ни толики страха. Пошли! Ты сильнее их!
Такой решительности Вика от себя не ожидала. Карман вырвался с частью рубашки, сразу загорелся от пламени зажигали, которую держал парень. Затоптав пламя, Вика почувствовала невероятный взлёт! Взлёт понимания, того что она сильнее каких-то отбросов общества. Взлёт от лёгкости, появившейся в теле, разуме.
Четверо пьяных мужчин, не проронили ни слова, поражённые «хамским» поведением ребёнка. Архип только когда Вика с Борисом отошли на порядочное расстояние произнёс что-то типа: «Блядь! Дети пошли и на хуй не пошлёшь!»
— Как это состояние называется? Когда охота шагать, делая всё большие шаги, затем, с разбегу, взлететь?
— Эйфория!
— Точно ЭЙФОРИЯ!!! Охота подвиг совершить! Тут по близости никого не обижают? А жаль! Боренька, спасибо! — Вика чмокнула его в щёку. — Даже старушки, которой надо помочь перейти улицу, нет, жаль.
— И запомни — телесная боль, ничто по сравнению с болью разума. Не позволяй своей психике ломаться из-за страха.
— Ещё раз благодарю, Борь. Ты замечательный и умный парень. Я начинаю завидовать той девушке, которая будет твоей женой.
— Да уж... — Борис опять погрустнел.
— Извини, Боренька, я напомнила тебе о Кате. Но то, что я вчера видела, навело меня на мысль, что с Катей у тебя не серьёзно.
— А что ты видела?
— Ты и Галина уединились... Я не малявка! Уже знаю для чего парень и девушка скрываются в кустах. Это твоё дело с кем уединяться, а вот Катя это уже наше с Фёдором. Если ты подождёшь — я буду твоей девушкой... Когда я вырасту. Но запомни! Девушек в кустах рядом с тобой — не потерплю!
— Вот создал сверхдевушку на свою голову!
— Бабушка твоя ещё жива... ? — Девочка перевела разговор на менее страстную тему. — Мы завтра с Федей едем к бабе Зое, в Журавки... А ты свою Абику навещаешь... ? Съезди. Это им нужно. Тебе не трудно, а им радость.
***
Сквер казался бесконечным. Двое молодых людей шли рядом. Временами девушка держала молодого человека под руку, иногда они шли, держась за руки, в такт шагам, двигая сцепкой. Кокон безвременья, сферой задерживающий шум города, запахи автомобилей, ограждал их влюблённость.
Они также мало нарушали образовавшуюся тишину, мысленно заключив договор писать о своих чувствах в письмах. Если бы не недомогание девушки, они могли прогулять две вечности подряд. Она попросила направить шаги в сторону дома.
— Мне завтра нужно отвести Вику в Журавки. В воскресение вечером я буду дома. В это время будем сочинять письма.
— Зачем сочинять? Я буду говорить в них о тех днях и ночах, в которые ты отсутствовал. И в них будет абсолютная правда, любимый... Давай в подъезд зайдём, там поцелуешь.
Наряду с грязью лестничных маршей, площадок, похабных и детских надписей на стенах, запылённостью окон, подъезд есть место, где множество влюблённых выказывают свои чувства любимому человеку. Вот и в этом подъезде два влюблённых человека не могли расстаться без страстных поцелуев.
Катя ещё не знала о том, что губы вспухают от засасывающей помпы парня, поэтому мамин укоряющий взгляд, ожог её. Она быстро прошла в ванную комнату, разделась, встав под тёплый душ, помылась. Полоска бинта с ватной прослойкой, окрашенная выделениями, с трудом отстиралась. Катя вспомнила, что забыла захватить свежее бельё, накинула банный халат мамы на себя.
— Катя, мне надо с тобой поговорить. — Мама уже который раз предупреждает дочь о ненужной в её возрасте беременности.
— Мамочка, я уже наизусть знаю твои наставления.
— Девочка моя, даже если Борис скажет, что обязательно...
— Это не Борис. Я Федю Матвеева люблю. Неделю до менструации, пять дней после неё, а в остальные дни запереться дома. Как ты не поймёшь, что своими наставлениями, ты наоборот подталкиваешь меня к акту. Запретный плод сладок! Согласись.
— Неожиданно. Значит с Борисом ты...
— Борис всего лишь друг. Очень хороший друг. Раньше я не хотела говорить ни тебе, ни ему! Боялась сглазить. И Федя порядочный парень, не станет предлагать того чего я не позволю.
— И ты не позволишь?
— А ты смогла?
— Ты на меня не смотри. У меня такой мамы, как я, не было. Я же тебе рассказывала, как мне тяжело было тебя растить? Семнадцать лет! Ни образования, ни работы. Ой-ёёй! А мечталось о путешествиях, о педагогическом образовании. И где это всё?!
— Мам, я клянусь тебе — не совершу тех ошибок, о которых ты печалишься. Ребёнок только после учёбы и начальной работы. Так?
— Когда ты его полюбила? — Спросила мама дочь, которая уже съела перловую кашу, сейчас наливала себе и ей чай, поэтому затянула с ответом:
— Уже шесть лет. А поцеловались только сегодня. Видишь, какая я целомудренная? А ты того парня во сколько полюбила?
— В пятнадцать... Ой, доченька, как я его любила! Вздыхаю только его именем, открываю глаза только чтобы увидеть его. И как я его воз-не-на-видела... !!! До исторжения адского пламени изо рта, чтобы сжечь его гадскую ухмылку, когда сказала ему о тебе. Доченька, хоть ты разорви наше с бабушкой проклятие — не залети до замужества.
— Ну бабушка то на фронте. Можно считать, что дедушка погиб на передовой.
— Да уж. И я... передовица. Такова наша семейная традиционная любвеобильность.
— А эти..., которые просили, чтобы я их папой называла?
— Подонки, дочь, подонки. Я тебе не говорила, но Геннадий украл у нас деньги... сто рублей, которые я собирала для тебя, моя красавица. Да и другие — меньше в дом несли, чем тратили. — Мама смахнула слезинку из глаза. — Это n лет тебе было! Медленная же страсть у тебя, не так как я резко вспыхнула!
— В пятнадцать полюбила, в 18 лет родила. Тоже как-то медленно.
— Почти шестнадцать было, только 18 лет случилось. Вот и считай. — Посуду начала мыть мама, таков заведённый ритуал — дочь готовит, мама убирает.
— Через сколько после знакомства?
— Поцеловались через неделю, а это... Считай ещё через неделю. Уж больно страстные его речи были. А я дурочка не могла надышаться им, наслушаться его похабства.
— Мам, ты же ещё молода. Почему не пытаешься построить отношения с другим?
— Не обижайся только... Из-за тебя, моя красавица. Мужчины как кобели пошли, сразу к тебе начнут..., ну ты поняла, что делать.
— А случайные встречи?
— Ты такая... взрослая становишься, когда такие вопросы задаёшь. Стыдно..., да ладно уж... мы же с тобой как две подружки... Только прошу Бога, чтобы ты плакала на моём плече от радости, а не от горя. Бывают у меня, как ты говоришь, случайные встречи. Я ведь действительно молода, страсти не подрастеряла. Но приводить в дом больше не буду... Где, где! На работе, конечно, в кабинете. Ой! Чего это я разоткровенничалась с тобой. Всё ты... своими пухлыми губами!
— Пухлыми?
— Уже не так опухшие. А как зашла, так своим видом опухших, нацелованных губ, испугала меня, думала у вас уже всё случилось. А потом вспомнила про месячные.
— Сегодня ещё мажется... Я тебе пока не нужна? Надо кое-что сделать!
***
— Федечка! Ну что? Как у вас с Катей?
— Неописуемо! — Фёдор всё ещё находился в мыслях с возлюбленной, поэтому допустил сестру к интимному. — Как... ? Я себя спрашиваю. Как я жил до этого? Почему я такой заторможённый?
— О чём вы тут так громко шепчетесь? — Мама вошла в спальную Фёдора, потому что дверь должна была закрыть Вика, если хотела сохранить всё в тайне.
— Жанна Сергеевна, — Вика щитом встала перед братом, — позвольте вашему сыну придержать эту информацию до... Хотя бы пару недель.
— Вика, надень купальник и покажись папе и брату.
— Ой, я и забыла. — Дочь прошмыгнула под рукой мамы.
— Федя, у меня завтра рабочий день. Деньги будут лежать на столе. Письмо, написанное папой, тоже там. Отдашь и деньги, и письмо Зое Фёдоровне. Спроси какая ещё помощь нужна. Да! Таблетки, которые она просила, дефицитная «Но-шпа», тоже будут рядом лежать. Вроде всё сказала... О! Вот и наша отпускница.
Ультрамарин купальника скрадывает острые рёбрышки девочки, создаёт иллюзию полноты.
— Та-а-ак, надо лямочки повыше подшить, чтобы не так висел. А в остальном прекрасный выбор. Ты порадовала свою мать, девочка. Сними и принеси мне, я сделаю.
Пока Вика снимала купальник, Фёдор успел обработать реактивом письмо.
«Донесение Юстасу!
Однажды мне посчастливилось заметить, как ОН что-то вынес из дома. Так как я старалась прикоснуться ко всему, до чего дотрагивался ОН, то в тот же вечер вышла к тому месту. Вроде обычный камень. Но вес неожиданно оказался несоответствующим ожиданию. Занеся его домой, внимательно рассмотрела «булыжник», потрясла. Явно пустотелый — что-то в нём стучалось о стенки. С утра отнесла камень на место, вечером опять занесла домой.
ОН как-то покупал лупу. Мне тоже пришлось приобрести линзу с ручкой. И в тот вечер я смогла разглядеть тонкий шов по периметру камня. Так как камень был плоским, то думать, что половинки соединены резьбой, не стоило. Сильно потянув их в разные стороны, разделила.
Набором мясника вещи, хранимые в тайнике, не были. И тем более не средством для диверсии. Скорее детские «игрушки» собраны в нём.
В слежке за НИМ мной применён фотоаппарат «взятый на прокат»
у Казанского. Были засняты всего два кадра. Проявка плёнки и печать снимков произведена в квартире № 18 у моего помощника, ветерана «спецслужб». Ветеран, предоставив мне необходимое оборудование и реактивы, поделилась со мной своей историей «вербовки» её «осведомителя». Также она предоставила из своего «потайного сейфа» гильзу, которая осталась от «осведомителя».
Ветеран подсказала мне, что ЕГО пора брать, не то он так и останется ребёнком, собирающим пульки и ножички».
— Позволь мне почитать? — Прервала его размышления сестрёнка.
— Хоть это и некультурно — читать чужие письма, но без твоего совета..., мудрого совета, мне не обойтись.
Вика прочла. Затем чуть внимательнее перечла.
— Что тебя заботит? — Отложив лист, Вика потеребила шевелюру Фёдора.
— То, что я действительно наивный сосунок. Ты, и то взрослее меня! — Скулы у брата напряжённо сжались.
Немного помолчав, сестра огласила своё виденье проблемы:
— Ну так и что? Ты бы хотел быть сорвиголовой, хулиганом? Наглецом, щупающим девочек? Нет! Ты правильно воспитанный молодой человек, со своими интересами, с явной целью на будущее. И именно из-за этих качеств она тебя полюбила. И как интересно развивается ваш... роман. Вряд ли найдётся ещё парочка таких же влюблённых... Вы, как дрова, которые долго сушили, мигом вспыхнули, согреваете не только друг друга, но и остальных. Знаешь, как мне приятно ощущать себя причастной к вашей любви?! Даже у самой голова кругом идёт... А я ведь тоже устрою за ним слежку...
— За кем? За Игорем?
— Тьфу на него! За Борей Самиковым. Он оказался таким замечательным человеком. Я сегодня, действуя по его руководству, перестала бояться алкашей. Представляешь? Я совершила поступок, освободивший меня от боязни чего бы только, ни было.
— Это как?
Войдя в раж, Вика, приукрашивая свой поступок, рассказала о случившимся у продмага. По фантазиям девочки получалось, что рубашка Архипа разлетелась в клочья, оголив его тщедушный, не лучше её тела, торс. У него даже папироска так и осталась висеть на нижней губе. А его спутники так и повалились с кривого заборчика, на котором они сидели, будто курицы на насесте.
— Вот какой прекрасный сегодня день. Ты объяснился с Катей, я... узнала Борю с лучшей стороны. — Девочка произнесла последние слова с явно выраженным подтекстом, по которому можно было читать — влюбилась. — Федь, расскажи про поцелуй.
— Я не знаю, как к тебе относиться в таком вопросе. Вроде ты ещё малявка, но в тоже время гораздо мудрее меня. Поэтому чтобы не обижать тебя, скажу просто — очень приятно. Но о дальнейшем, прошу, не спрашивай. Это уже за границей интима. Посоветуй лучше, что ей ответить.
— Вот..., допустим, ты хотел бы мне пересказать все сегодняшние события, что ты чувствовал, какие при этом ассоциации у тебя возникали. Об этом и напиши. — Девочка присела рядом на кровать положила голову ему на плечо. Решив схитрить, добавила:
— Напиши в черновик, я прочту сначала.
— В этом то, любимая лисичка, ты меня не проведёшь. За совет спасибо. Иди к папе. Мы по тебе будем скучать, но он заскучает сильнее.
«Здравствуй, любимая моя душа! Моё сердце обрело тебя. На теле моём выросли крылья. Теперь я смогу так же как ты, совершать полёты любви.
Проснувшись, первый вздох я начал со слога КА, закончил его ТЯ! И так каждый раз. На пятом или десятом вдохе я понял, что я самый счастливый человек во вселенной. Куда не направь взор, всюду увидишь меня — счастливчика Фёдора.
Посмотрел на обои — завитушки узоров похожи на волны твоей причёски. Чуть наклонив голову, увидел между завитушками твоё, любимая, лицо.
Скажешь глупый — после поцелуя я ещё не принимал пищу, не пил воду. Даже с грязными зубами лёг спать. Всё для того чтобы не смыть сладость. Сладость твоих, любимая моя Катя, губ. С утра конечно вернулся в нормальное состояние — почистил, покушал, попил.
Сегодня, в двенадцать, автобус с автовокзала увезёт меня от тебя, ангел мой. По пути я буду общаться с тобой телепатически. Расспрошу тебя, любимая, о нашей разлуке в течении шести лет.
Целую тебя, любимый мой ангел».
Съезжая на лифте, Фёдор грел конверт у сердца, оставляя на нём энергетику своего трепета. Первым делом заглянул в почтовый ящик. Такой же конверт, с такой же энергетикой, удостоился поцелуя. Поздоровавшись с соседями, парень положил своё письмо в ящик Кате.
«Здравствуй, (Далее стоит монограмма — знак интеграла с овалом в центре, сцепленный с английской дабл ю. Если лист перевернуть, то получится МФ)! Ты и не помнишь, наверное, такую мелочь — ты донёс до самого моего подъезда ранец, у которого оборвалась лямка. Я шла рядом с тобой, слушала твой голос, наслаждалась им (в n лет он у тебя был ещё мальчишеский, но не визгливый как у других.) Именно с этого дня я принялась обхаживать тебя. То намекну что тряпка у доски сухая, надо бы намочить. Мелочь? Для кого-то может и мелочь, а мне приятно! То, проходя рядом, слегка задену плечом, чтобы ты попросил прощения, даже за то чего не делал.
Годы идут, а ты занят завоеванием «скалы советов», тебя больше интересуют детективы. Голос твой стал ломаться, но я уже была влюблена в тебя до умопомрачения. А у тебя — драки, погони. А я на переменах, зная, что ты в рекреации играешь в лянгу или монетки, сидела за партой на твоём месте, впитывала твоё тепло, рассматривала помещение класса с того ракурса. Представляла, как ты разглядываешь меня (поэтому я всегда отвечала от доски, чтобы ты мог полюбоваться мной).
Вот из подобных моментов соткана моя любовь к тебе, сердце моё.
Другие девчата уже говорят о поцелуях, о ласках мальчишечьих ладоней, а мне стыдно подойти к тебе, сказать о своих чувствах. Парни начали писать, говорить мне о том, что я... А я защитилась от них Борисом. Как мне его жаль, беднягу! Обязательно объяснюсь с ним!
В тот вечер, перед моим недугом, я хотела встать, попинать ногами твой камень, чтобы ты его посмотрел. Видимо мои мысли заставили тебя вскрыть закладку. И моё сознание, видимо общаясь с твоим, принудило меня подойти к окну именно в тот момент, когда ты забрал булыжник. А дальше уже всё пошло по моему сценарию.
Ненаглядный, любимый, родненький мой, до свидания!»
Вика подкралась к брату, заглянула через плечо. Прочла только первые строки, устыдилась своего действия.
— Бразер, доброй утро. К дороге готов?
— Умылась... ? Марш мыться и завтракать. Уже девятый час, а ты дрыхнешь!
— Яичницу сделаю, чтобы не оставлять до прихода родителей.
Через несколько минут брат с сестрой поглощая завтрак, ментально общались. Вика с Борисом. Перед сном она думала о парне. Вспоминала его поступки. Иногда умилённо улыбалась. Вспомнив его отлучку с Галиной, взгрустнула. Как он мог? Ведь в тот момент он считал себя парнем Кати? А может он действительно плавал к знакомым, а Вика сама надумала проступок?
Фёдор общался с Катей. «Что ты сегодня ела на завтрак? Вкусно ли? Хорошо ли тебе спалось? Не спалось? Что такое? Думы обо мне, оказываются мешали спать. Не надо, любимая, не беспокойся, теперь у нас всё будет замечательно. Хочешь проводить? Мы с Викой выйдем из дома в одиннадцать двадцать. Встретимся во дворе.»
***
Бабушка Зоя, уже месяц как заслуженная пенсионерка, ради приезда внучки поставила тесто на пирожки. Решила заправить их тремя различными начинками. Солёная капуста с маслятами, собранными прошлым летом. Печень с большим количеством рубленного лука. Яйца с зелёным луком. Вот за сбором этого лука и почувствовала тяжесть в сердце Зоя Фёдоровна. Распрямилась, успокоила тахикардию. Глянув на пучок, решила, что пока достаточно.
«Дрожжи что ли плохие? Чего вы не поднимаете опару? Не подведите, меня старую!». — Мысленно поговорила Фёдоровна с дрожжами.
К девяти часам начинки были готовы, а тесто не думало подниматься...
— Чо? Скока у тебя копеек есть... ? Я голяк... Бошка трещит, бля. Какие-то хуи принесли брагу на вишне. С косточками, бля, такая гадость, сука.
— Рыжий, ты сам их позвал. На хуя спрашивается... ? Бабка твоя сёдня работает или нет? Может она на винишко подкинет?
— В пизду бабку! Хер она даст! О! Архип тащится... Чо, брат, головка бобо... ? Копейки есть... ? Полтинник, это заебись, щас ещё стрельнём, опохмелимся.
К троим алкашам подошли ещё двое, наскребли денег на дешёвый «Агдам», еле дождались 11 часов. Опохмелившись, покурили, сидя на бывшем заборчике. К продмагу стали стекаться те, кто вчера перепил. Некоторые из них примыкали к компании Рыжего и Архипа.
— Братаны, у тестя в гараже, брага поспела. Ключ от него я спиздил, погнали туда... На хуй тебе брагу закусывать, погнали говорю. На четырнадцатом до гаражей доедем, а там...
Трое сошлись у подъезда. «Здравствуй». — Сказала младшая.
«Здравствуй!», синхронно проговорили ровесники. Поцеловались.
— Вот решила вас проводить. Хотя бы до рейсового автобуса. Вика, положи в свою сумку... это четыре беляша вам в дорогу.
— Спасибо, родная. Ты стала ещё прекрасней.
— Да, Катюш, ты бесподобна. Тебе эти брючки идут... Сама сшила?! Молодец. Научишь меня?
— Конечно научу. Пойдёмте, а то опоздаете на автовокзал.
— О! Какие люди, бля, да без охраны! — Архип увидел дальнего родственника, идущего в сопровождении четырёх парней. На лицах троих из них огромные синяки.
— Здорово, дядька! Счастливые, бля, похмелились уже? Есть чо?
— Пошли с нами. У Гангрены, бля, в гараже фляга браги готовая, бля! Чо, Петруха, можно племяшу моему с корешами?
Фёдор и его девушки, вышли к остановке одновременно с одиннадцатью алкашами.
— Вон тот хмырь, который нас отметелил на пляже. Зуб, выбил, гондон.
— А с ним малявка, которая мою рубаху порвала.
— Так чего мы стОим? Щас уделаем, блядь!
Фёдор увидел толпу пьяных людей, прущих на них и явно не для приветствия и пожелания счастливого пути. «Чо, сука, попался?». — Сняло последнюю надежду, разблокировало «пружину».
— Вика, беги к нашим, мы с ними не справимся. — Успела крикнуть Катя и кинулась в водоворот драки.
Две мужских кисти хрустнули легко. Но и сама упала от пинка в живот. Пока корчилась, получила ещё пару-тройку пинков.
Фёдор, увидев упавшую подругу, ещё сильнее рассвирепел. Челюсти противника клацали, извергали сквернословия и кровь. Тяжко им пришлось бы... Штакетник, пустая бутылка, оказали помощь толпе. Бутылка разбилась о затылок парня, штакетник с гвоздём нанёс несколько ударов по ногам и спине Фёдора.
Совсем озверев, парень уже выбивал кадыки алкашей, двое из них упали мгновенно и бесповоротно. Тут и кусок арматуры, сорок лет назад оставленный строителями под забором, дождался своего часа. Бездушная железяка легла туда, куда её направила трясущаяся рука — на затылок. Упавшего Фёдора начали запинывать.
— Там Катю и Федю бьют!!! — Вика ещё не добежала до друзей. Борис, Сашка, Фёдор и Олег побежали вслед за Викой.
Побежал за ними и старший лейтенант Гармошкин.
***
Два трупа увезла спецмашина. Одного, еле живого парня, увезли на «скорой». Многим, в первую очередь девушке, оказали помощь на месте. Но и Катю к вечеру увезла карета скорой помощи — перелом ребра, вначале принятый за ушиб, не давал прилечь.
Из докладной записки старшего лейтенанта Гармошкина Виктора Степановича.
«По прибытию к месту массовой драки, увидел, как несколько парней наносят ногами удары по лежащему без движения телу Комиссарова Фёдора. С помощью других людей я успокоил дерущихся. Машина патрульно-постовой службы прибыла через три минуты после вызова. Медики прибывшие к месту драки, констатировали смерть двоих мужчин. Вильгельма Оппенгеймер шестидесятого года рождения и Завьялова Петра Сергеевича шестьдесят третьего года рождения. У обоих не совместимая с жизнью травма трохеи, вызванная сильным ударом.
Так же обнаружены и описаны предметы, которыми были нанесены травмы Комиссарову Фёдору. Железный прут, осколок стеклотары, два деревянных бруса от забора. По словам сестры Комиссарова, Виктории, группа лиц мужского пола напали на них, когда они шли на автобусную остановку.
Считаю необходимым освободить Комиссарова Фёдора из-под стражи в амбулатории СИЗО и перевести его в городскую больницу.
Старший лейтенант ППС Гармошкин В. С.»
— Ты мне не указывай, куда деть преступника, убившего двоих людей. Суд разберётся. — Майор Завьялов нашёл на ком ещё можно разрядиться.
Его единственный сын, его чадо, сейчас лежит в морге. А убийцу на свободу!
— Твой сын тоже из банды Комиссарова! На хуй ты мне не нужен в моём отделе. Пиши заявление по-собственному, не то я найду причину.
— Товарищ майор! Мой сын не бандит! Он нормальный парень, который не хватается в драке за колья, руками рвёт...
— Сука!!! Пошёл вон из моего кабинета!!! Расстреляю всю вашу шайку!!!
Рекомендация майора медицинской службы отдела внутренних дел:
«Комиссаров Ф. Н. переведён из городской больницы в СИЗО в бессознательном состоянии с тяжёлыми травмами головы и туловища. Наблюдаются так же ушибы внутренних органов, перелом трёх рёбер. Так как амбулатория СИЗО не укомплектована необходимым оборудованием, считаю нужным перевести Комиссарова обратно в городскую медсанчасть.
Майор МС Каримов М. Ф.»
— Тебя то каким боком интересует судьба преступника? — Завьялов уже успокоил душу, выпив полстакана коньяка.
— Во-первых, будьте добры на «вы», пожалуйста. Во-вторых, я давал клятву Гиппократа. И мне без разницы, преступник или нет, больной — я обязан позаботиться о нём!
— Иди, оживи моего сына! Гиппократ. Блядь! Не подпишу. Вон!!!
***
Катю выписали через четыре дня. Она ещё лежала в постели дома, когда позвонил Баян.
— Кать, Фёдор в СИЗО. Папа говорит, что он всё ещё без сознания. Сегодня Жанна Сергеевна напишет заявление в прокуратуру на действия начальника милиции. Нам тоже нужно что-то делать!
— Да! Пойдём и мы с ней. Во сколько?
— Ты сможешь ходить?
— Для этого... дойду... до... — Слёзы заглушили дальнейшее.
— В девять часов Сашин отец повезёт нас. Ждём.
Пять человек не смогли уговорить городского прокурора, что лечения в СИЗО, находящегося в коме парня, который не убежит от справедливого суда, недостаточно. Решение не удовлетворяет их. Маму. Сестру. Невесту! Друзей!
— Вы поймите, уважаемые граждане, я просто не имею права отпустить преступника на свободу! — Прокурор города вытер испарину с лысины, с шеи. — Да даже прокурор республики и то не в праве сделать поблажку убийце двух граждан Советского Союза. — Он опять протёр лицо. Не легко сдержать слово данное вчера Завьялову, однокурснику и товарищу, с которым он не раз проводил время в кругу легкодоступных девушек. Он надеялся, что простые граждане не поедут к прокурору республики. «Надо бы встретиться, переговорить с новым республиканским прокурором». — Решил, под конец визита просителей, глава городского исполнительного учреждения.
***
— Здравствуйте! Мне необходимо встретиться с начальником городского управления КГБ. — Девушка, еле державшаяся на ногах, обратилась к дежурному.
— По какому вопросу?
— Вашему агенту требуется помощь... Он сказал, что только главе городского управления можно доложить об этом.
— Ваши документы... Исакова Екатерина Родионовна... Тольятти... Тополиная восемь, квартира шестнадцать. Что у вас в сумке?
— Это он просил передать в виде доказательства.
— Товарищ майор, к вам необычный посетитель... Девушка, говорит о помощи какому-то нашему человеку... Нет. Не назвала. И ещё... она шестнадцатилетняя... Вот и я об этом же. Есть, товарищ майор. Екатерина Родионовна, вот вам пропуск. Вас примет майор Кондратьев Сергей Иванович. Я проведу до кабинета.
«Сергей Иванович. Кондратьев. Хоть бы не забыть пока до хромаю. Сергей Иванович... Сергей Иванович.»
— Здравствуйте, Иван Сергеевич.
— Наоборот, девушка, Сергей Иванович. Присядьте. Я вас слушаю. — Ясный, как у Вараввы из кинофильма «Офицеры» взгляд, такая же, как у Ланового выправка, сразу успокоили девушку.
— Вот. — Катя достала из сумки камень. С усилием разделила его по разрезу. — Во-первых, извините меня за то, что я ложью добилась вашего внимания. Извините... ? Это сделал мой парень, которого я очень люблю. Он мечтает работать в контрразведке. — Кратко рассказала о том, как Фёдор хотел дать знать КГБ о себе, вызвав улыбку майора. Катя долго думала, как сказать — разведка или контрразведка. Решила, что между этими отделами могут быть различные трения и поэтому надумала что контрразведка легче воспримется «тыловиком». — Он попал в беду. В ходе нападения на меня и его сестру, убил двух алкашей. Сейчас находится в коме, а его содержат в СИЗО, будто он может сбежать.
— Значит, вы считаете его «нашим» человеком? Не рано ли? Может он действительно преступник?
— Иван..., извините. Сергей Иванович, он не виновен! Я уверена, что и вы порвали бы голыми руками глотки, кричащие скверну, поломали руки, держащие дубьё, бьющее любимую девушку. Помогите нам, Сергей Иванович. Он достоин хотя бы лечения в городской больнице, а не ухода, в кавычках, в амбулатории СИЗО. И уже потом справедливого суда.
— Я уже знаком с инцидентом, произошедшим с вами. Вы, как я вижу, тоже пострадали.
— Да, товарищ майор, я занимаюсь дзюдо, вступила в схватку. Буду его супругой в заграничной командировке. Вашему ведомству ведь нужны такие пары?
— О как... ! Утрите слёзы. Мы своих агентов не бросаем. — Майор налил воды в стакан, подал девушке. В поднятую им трубку телефона сказал. — Прокурора города... Приветствую... И вам не хворать. Комиссаров Фёдор, мой человек. Вы поняли... ? Через час чтобы доложили мне, что он в отдельной палате, в больнице. Если... Ну, вот и отлично. Надеюсь, вы понимаете... ? Не оправдывайте его..., я знаю, что это его сын, но нужно было растить его достойно своему званию офицера... Да, знаю о пределе допустимой самообороны. Но как бы вы поступили на его месте... ? Как у вас с допросом зачинщиков... ? Отпущены? Вы идиот? Так и останетесь в городской прокуратуре... Да, да. У нас тоже интересуются отзывами о компетентности работников, претендующих на высокие посты. Так что ваше резюме подпорчено... Честь имею, товарищ Баширов! — Сергей Иванович лишь на мгновение выказал гнев на своём лице. — Екатерина Родионовна, мы с вами свяжемся. Нам действительно нужны такие люди..., рвущие голыми руками, выживающие после дубья. Это можете забрать... на память.
***
Не весёлые думы омрачают, некогда радостные лица Виктории и Бориса. Они направляются в больницу, где в отдельной палате, в состоянии комы, лежит Фёдор. Все близкие ему люди, ментально договорившись, не оставляют его одного. Вот и сейчас они сменили Катю и Зою Фёдоровну, проведших у кровати Фёдора всю ночь.
Девочка подходит к брату, целует в щёку.
— Привет, Феденька. — Она пытается сказать это бодро, будто только что получила радостную весть, но актриса из неё выходит плохая — нотки вибрации выдают скорбь.
Она садится в кресло, начинает разговор с Борисом.
— Если бы тогда, на пляже, я не заорала бы, Федя не кинулся бы в драку...
— Твой вскрик был естественным — ты не могла бы проконтролировать его. Как и я, между прочим, вскрикнул бы. А за хамство морду надо бить обязательно, особенно таким... лицам. Они ведь кроме силы ничего не воспринимают.
— Нет! Теперь я считаю, что можно было обойтись...
— Милая Вика, поверь моему опыту — не обошлось бы! Да даже в день драки, они своим поведением всё равно напросились бы на мордобитие — они ведь как шакалы, когда толпой, смелые, а по одиночке... одинокий суслик и то грознее их, тварей. — Он, посмотрев на Фёдора, добавил: — Ты правильно поступил, брат.
— Федь, извини меня. Ты был прав! — Слезинки омочили нижние реснички девочки. — Того мента..., ну, который тебя в тюрьму перевёл, уволили. А Сашиного отца наградили грамотой за быстрое... реагирование в... экстремальных условиях.
В палату входит врач в сопровождении медсестры и санитарок.
— Молодые люди, покиньте палату, нам нужно обработать раны больного. — Получив предписание допускать к больному родственников и близких, врач может попросить их удалиться на время перевязки ран и замену белья под больным. — Галочка, дайте Виктории валерьянки. Не волнуйся, моя девочка, мы делаем всё возможное, чтобы твой брат вышел их комы.
Сепсис от ран ржавым гвоздём не так пугает Анвара Ринатовича, как отсутствие реакций на раздражители — как бы не поражение центрального позвоночного нерва, не передающего раздражения в мозг.
Сегодня опять никакой реакции — на покалывание подошвы, постукивания по коленному нерву. Тело подпитывается физрастворами и глюкозой. Моча выводится через катетер, который дважды в сутки вводят в уретру.
Обработав раны, поменяв под лежащим простыни, медики позволили девочке и парню продолжить бдение.
Медсестра провела в палату к Фёдору совсем осунувшуюся Эммы Оттовну. Некогда любимый «Руди», сейчас похоронен. И убил его, тот парень, которого она также как Рудика, любила. Последние годы любовь к внуку сменилась на апатию. А вот уважение к Фёдору наоборот усилилось. Хоть и ругала дочь убийцу, но Эмма понимала, что в конце концов, неуправляемый внук стал бы и для её семьи обузой и предметом гнева.
Войдя в палату старая женщина, поздоровалась с девочкой и Борисом.
— Феденька, ты не нагружай душу свою... — Слёзы создали ком во горле. — Это я, старая, надоумила тебя. Мой это грех... Я его понесу. Выздоравливай, внучок..., сынок..., мужчина! Живи и не думай о Вилли.
Девочка подошла к Эмме Оттовне, обняла, поцеловала в щёку. Поплакала вместе с ней.
— Спасибо, тётенька Эмма. Он вас услышал. Когда поправится, мы придём..., мы будем навещать вас, Эмма Оттовна.
После обеда в палату пришли Света и Олег Изюбров, отправив перекусить Вику и Бориса. Девочка просит парня разделить с ней трапезу:
— Не могу одна кушать. Начинаю плакать. — Это не плутовство, Вика действительно плохо помнит, когда она ела в одиночестве. — Мама как всегда готовит обед на двоих... — Она всё-таки не удерживает влагу на глазах, проливает её на щёки.
— Конечно, сестрёнка, конечно. И чем моя будущая тёща изволит кормить зятя? — Шутка помогает, Вика улыбнулась, протёрла носик.
— Суп с фрикадельками и азу. Компота, извини не варим.
— Э-э нет! Так не пойдёт. Каким-то супом и жарким не отделаетесь. Даёшь компот!
К окончанию рабочего дня к Анвару Ринатовичу приходит Жанна Сергеевна.
— Как сегодня реакции?
— Никаких... Я бессилен... Нужно обращаться в республиканскую клинику или даже в Московскую.
— Транспортировать его туда?
— Сначала нужно обратиться... Поймите меня, я не могу гарантировать, что при транспортировке не станет хуже. И так пока возили его туда-сюда, неизвестно, что со спином мозгом творилось.
Вечером опять приходят Катя и бабушка Фёдора. Пожилую женщину поддерживают многолетние испытания, а девушку уверенность, что именно сегодня, при её дежурстве, любимый очнётся. Жанна Сергеевна сообщает о совете главврача свекрови и девушке.
Катя говорит, что завтра с утра, опять пойдёт в городское управление КГБ. Потом, присев рядом с любимым, рассказывает новости, затем продолжает свой рассказ о том, как она наблюдала за ним, как советовалась с Евдокией Макаровной о методах привлечения его внимания.
— После некоторых ночей, когда ты мне снился, я решала сказать тебе о своих чувствах. Но как только видела тебя, любимый, так сразу вся смелость исчезала. На тренировках, когда ты боролся с парнями, хотела под видом борьбы подойти к тебе, в момент броска, набраться решимости, сказать тебе: «Я люблю тебя, Федя!», и опять чувствовала оцепенение мышц ног. Хотела написать записку: «Федя, я люблю тебя! Катя Исакова». Вот, именно эта подпись меня смущала. Подписаться просто Катя? Так нас в классе трое. Катя И.? Так одна из нас Иванченко. Что? — Катя не услышала весь вопрос Зои Фёдоровны.
— А можно было написать: «Катя Исакова любит тебя, Федя!»... Хотя тогда он мог посчитать это письмо глупой шуткой. Так как же ты ему сказала?
Девушка пересказала женщине о невероятном случае, о том, как это было интересно. Фёдоровна улыбается такой замечательной истории, произошедшей с её внуком.
— А моего первого парня, на которого я положила глаз, забрала война. После неё, даже не ожидала что мне подфартит, в то время с женихами, сама понимаешь, не очень вольготно было... Вернулся солдат с фронта, а жена его с малыми детьми с голоду умерла. Через месяц сосватал меня.
— Моя бабушка, фронтовичка. Рассказывала мне о подобных случаях, когда многие женщины заглядывались на калек, чтобы хоть с ними продолжить род. Благодаря вам подобным, мы сейчас живы. Спасибо, баб Зоя.
— Ты тоже сильная девушка, выживешь сама, спасёшь других.
На следующий день Катя опять пошла к Сергею Ивановичу. Рассказала о проблемах, попросила прозондировать вопрос с приездом специалиста из Москвы.
— Екатерина Родионовна...
— Можно без отчества...
— Екатерина Родионовна, я сделаю всё что в моих силах. Перезвоню вам... завтра в полдень... Обижаете! Мне известен ваш номер.
— Извините. Вы образец офицерства. Офицерства с честью. Так и охота сказать: «Господин поручик!». — я прочла Пикуля «Моодзунд».
— Замечательный писатель. Если у вас...
— Разрешите идти, господин поручик? — Ей приятен этот мужчина.»Вот кого бы в мужья моей маме!». — волнительное желание осчастливить маму, согревает её продолжением: «Федя, Сергей Иванович, я, работники разведслужбы! А что? Прекрасное решение! Но, вероятно, он женат. Не может такой человек быть холостяком.»
— Ступайте, юнга!
«Поручик» позвонил ровно в полдень следующего дня. Расспросив о самочувствии Фёдора, сообщил, что специалист приедет в понедельник. Если о своей любви к Фёдору она стеснялась сообщить, то о судьбе мамы решилась позаботиться.
— Сергей Иванович, вы мужчина достойный лучших похвал. Вы прямо как столп общества, подпирающий его. Вероятно, вашей супруге легко с вами жить.
— Не встретилась мне ещё такая женщина, которая могла бы вытерпеть мою прямоту.
— Вот когда Фёдор поправится, я напрошусь вам в свахи. Негоже такую честь оставлять без наследника!
— Ха-ха! Да вы действительно прирождённый агент — ловко добились от меня информации о моём семейном положении. Горжусь! Удачи вам и вашим близким.
— Удача и вам не повредит, господин поручик!
Чёрная «Волга», не лакированная, местами в царапинах окраски, этим и неприметная, подъехала к больнице. Мужчина в чёрном костюме открыл пассажирскую дверь. Из машины показался бодренький старичок с похожей на Эйнштейновскую причёской. Его встретил Анвар Ринатович, представившись, провёл сначала в свой кабинет, рассказал о своих наблюдениях за недугом Фёдора.
— Иван Самуилович, вот рентгеновские снимки парня при поступлении к нам. Я не вижу никаких патологий, которые могут так надолго ввести пациента в кому.
— Давайте-ка, коллега, испробуем контраст. Я захватил с собой ампулу новейшего раствора. Но сначала по старинке, как земские врачи, на ощупь.
В коридоре, у палаты, скопилось много народу — Катя уже сказала всем, что приедет Московский светила. Естественно особенно волновались за худшее и надеялись на лучшее, Жанна Сергеевна и Катя. Виктория ухватилась за плечо Бориса и старалась не потерять сознание. От неё и Зои Фёдоровны сильно разило корвалолом.
Москвич сначала произвёл визуальный осмотр глаз Фёдора, посветив в зрачки, понял, что они не реагируют на раздражитель. Локтевые и коленные нервные окончания не ответили на боль.
Медики, говоря меж собой на латыни, осмотрели место где арматурина рассекла кожу головы. Затем Фёдора повезли в рентген кабинет. Ввели препарат, дождались его полного проникновения в кровь, когда она полностью разошлась по сосудам. Тело Фёдора вращали, делали снимки в разных ракурсах.
Быстрая проявка и изучение плёнок. Иван Самуилович долго разглядывал снимки, откладывал один, рассматривал другой, возвращался к предыдущему.
— Нужна ещё одна проекция... Положите парня к краю стола, так чтобы голова свисала с него... Осторожнее... Да, вот так. Сюда, прямо на табуретку, положите рамку с плёнкой. Излучатель направьте прямиком на подбородок... ! Всё, выходим и снимаем.
Через десяток минут, проявленный, ещё мокрый снимок закрепили на световом стенде. Фёдора увезли в палату, сделали уколы, выводящие из организма контрастное вещество и гамма-излучение, опять воткнули в вены иглы для подкормки организма.
Медики долго совещались в кабинете главврача. По снимкам выходило, что мозг цел, невредим. Мозжечок и спиной ствол также невредимы. Спинномозговая жидкость такая, что можно позавидовать.
— Остаётся последнее — сделать трепанацию, вплоть до выемки мозга. Но это уже через чур! — Иван Самуилович закурил «Казбек», предложил главврачу, тот сказал, что бросил травиться. — Я поговорю с зарубежными коллегами, может кто из них уже встречался с подобным случаем. А пока скажу, что поддерживаю ваши назначения.
***
Дни начинают свой мрачный черёд. Катя, чтобы как-то развеять тоску по любимому, решает довести замысел женитьбы или хотя бы общения «Поручика» с мамой, опять приходит в его кабинет.
— Екатерина Родионовна, вы похудели. Я понимаю, что кусок в горло не идёт, но нельзя же доходить до истощения. А вдруг завтра Федя очнётся и увидит такую, извините, страхолюдину? Пообещайте мне, что начнёте нормально питаться.
— Я последую вашему совету, Сергей Иванович. А как бы в царской армии назывался ваш чин?
— Так как я не являюсь военным, то меня причислили бы к тайной канцелярии и чином бы был советник. Титульный советник. Устраивает вас?
— Господин титульный советник, будьте моим отчимом... Я бы и замуж за вас вышла, но у меня есть избранник. Не сильно ошарашила?
— Много было у меня сватов, свах, но такая очаровательная дама, предлагающая свою маму в мои жёны... Это нечто! О... ! Какой грозный взгляд! Да, вы нечто! Не ругайтесь, это мой комплемент.
— Итак, о моей протеже. Образование среднее, специальное. Работает на КамАЗе. Инженер-проектировщик. Домработница из неё не ахти, но чистоту поддерживает — ненавидит пыль. Гастрономическими изысками кормить вас не будет, но и с голоду вы не умрёте. Любительница поплакать при просмотре фильмов о войне. Так же были замечены обильные слёзы от просмотра комедий. Что называется — простушка, палец покажи, и она улыбается. Но все эти недостатки покрываются, удивительной, я бы назвала, сказочной красотой. Представьте меня через 18 лет, и вы увидите зрелую женщину, достойную описанию кистью художника. Чуть смуглая, так как имеются примеси татарской крови, шатенка, ростом метр семьдесят шесть. Вес семьдесят четыре полноценных кэгэ, сохраняемых утренней пробежкой и последующей зарядкой. Шипы роз не любит. Вообще равнодушна к мёртвым растениям, разве что икебана из засушенных стеблей. Сладкоежкой тоже не считается. За модой следит, но не привередлива. В состоянии стресса покуривает. Стрессы не часты. То соседи затопят, то в транспорте нахамят.
— Вот сразу заметно, что вы любительница детективов. Всё кратко и ясно изложили. Кать, вы серьёзно надумали женить меня на своей маме?
— Надумала! Откажитесь, выслежу где вы живёте, буду под окном серенады петь. Сергей Иванович, я с детских лет мечтала о таком отце как вы. Строгом и справедливом.
— А почему у вас одинаковые отчества?
— Вы значит уже зондировали!
— Чтобы начальник городского управления госбезопасности не знал данных свои подчинённых?
— Вы даже сами не замечаете, какой вы хороший человек! Господин титульный советник, приглашаю вас сегодня в двадцать ноль-ноль в ресторан «Столичный». Мы с мамой будем там.
— Только если ужин оплатит кавалер.
— Фуфх... — Весь напор сразу иссяк. Катя расслабила тело. — Сергей Иванович, даже если вы с мамой не сойдётесь, я буду считать вас своим отцом... Ах, да! Бабушка на фронте санитаркой служила. Говорит, что зачала маму от сапёра по имени Родион. А мама... Мама была влюблена в подонка, имени его даже вспоминать не хочет, не то что произносить.
***
14-тое октября. Катя сопроводила Жанну Сергеевну в церковь. Некрещённые, женщина и девушка, вошли в храм в платках, завязанных узлом сзади. Длинные юбки скрывают сильно похудевшие фигуры мамы и невесты. Синие мешки под глазами, нависнув над скулами, пугают встречных.
Женщина просит объяснить ей как молиться о здравии. Свеча к огню. Свеча к огню. Молитва за молитвой. Опять свечи. Несколько штук в палату.
В палате такая же похудевшая Зоя Фёдоровна, ждёт... Ждёт, пока внук очнётся. Сегодня её черёд... Хотя все готовы дежурить сутками, лишь бы быть рядом, когда Фёдор очнётся. Она устало засыпает на диванчике, ещё с лета поставленного в отдельной палате. Проснувшись видит, что в палате стало необычайно светло. Посмотрев в окно, видит, что выпало много снега. Хорошая примета — снег на Покров. Улыбнувшись радостной примете, погладила Фёдора по отросшим с лета волосам.
— Внучок! Снег уже выпал. Ты вспомни, как просил сказать тебе, что нужно делать снеговика в первый снег. Проснись, милый.
В палату, с радостной улыбкой (он хоть и не видит, но слышит спокойствие в речах родных), входит Катя. В руках у неё снежок.
— Любимый, вставай! Пойдём катать колоб. Нужно соорудить снеговика! — Девушка касается мокрыми, холодными руками лба юноши. — Сделаем деда и бабу... Вставай! Слышишь? А потом... сделаем нашего ребёночка. Вставай, любимый, хватит валяться. Я хочу ребёнка... Мальчика, чтобы он был таким же как ты, любимый!
— Катя, милая, успокойся. Придёт время, дай срок. — Баба Зоя сама еле сдерживала слёзы. — Сядь... Теперь я схожу, вспомню, что бабушка моя говорила.
Старая женщина уходит. Катя, вспомнив наставления Жанны Сергеевны, ставит три стакана с солью, укрепляет в них свечи. Зажигает от спички. Комсомолке, атеистке, уже не кажется абсурдными обращения к Богу. Что называется — для любимого на всё пойдёт. От самого лёгкого до смерти. В список попадает ВСЁ. Даже это!
Катя подходит к кровати, присаживается на край. Расстегнув блузку, поднимает чашечку лифчика. Берёт ладонь Фёдора, кладёт её на свою грудь.
— Федя, чувствуешь какая она жаркая? — Она водит его пальцами по соску, смотрит на реакцию лица. — Любимый, очнись. Я ведь для тебя отращивала такую красоту, специально под твою ладонь. Посмотри на неё.
Впадая в первый экстаз, закрывает глаза, всё плотнее жмёт пальцы к ареоле. Она не слышит, как в помещение входит Жанна Сергеевна. Женщина замирает, не понимая, как реагировать на подобное, остаётся у двери, прижав её своим телом. Слышит шёпот девушки, призывающей сына очнуться, исполнить мужнин долг.
Мама уже решает остановить Катю. Но девушка совершает запредельное — раздевается донага, ложится под простыню сына. Жанна утихомиряет дыхание, сердце. Она понимает, что девочка делает ВСЁ! Девушка страстно целует губы сына, трётся лобком о его бедро. Под покровом простыни, мама видит, что девушка опустила руку к органу сына, гладит гениталии, постанывает как она, мама, сама стонала в объятиях супруга, когда зачинала Фёдора.
«Господи! Удержи тех, кто хочет сейчас сюда войти!». — Молит Бога мама.
А Катя, впадая в шаманское камлание, творит с телом сына невероятное — Жанна видит, что орган сына отвердел, приподнимает простыню, вызывает всё большую страсть девушки. Её стон уже похож на боль сотни тысяч страждущих. Продолжение, как не ошибалась Жанна Сергеевна было, как и положено в семейных парах, желающих продолжения рода. Катя откинула простыню, посмотрела на пенис Фёдора, затем перенесла ногу через бёдра сына, подняв пенис вертикально, медленно опустилась промежностью на него.
Девушка закрыла своим телом лицо сына, мама подходит ближе. Всматривается в лицо, ставшее худым за период комы.
«Сынок! Очнись! Ты разве не хочешь ощутить прелесть соития? Очнись, родной!». — Мысленно молит мама.
А Катя всё ещё в шаманском трансе, камлает над угасающим телом. В миг оргазма любимого, громко вскрикивает. Ложится на его грудь. Жанна видит, как из влагалища Кати вытекает слизь с кровью. Скоро молодая женщина встаёт, закрывает щель трусами. Увидев Жанну Сергеевну, молча надевает остальную одежду, поправляет покрывало на любимом.
— Муж мой, завтра мы это повторим. Тебе ведь понравился первый в жизни акт... ? Я тебя тоже люблю, мой родненький. Что... ? А как же ещё назвать нашего сына? Фёдор конечно! Фёдор Фёдорович Комиссаров! Ого как звучно!
Катя целует Фёдора в губы. Дальнейшее совсем ошеломляет женщину:
— Он живой, мама! Вы видели?! Живой мой родненький Федя! Я сейчас... — Проходит мимо Жанны Сергеевны, свернувшись калачиком на диване, сразу же засыпает.
Мама смотрит на сына, поправляет подушку, простыню, шепчет слова молитвы: «Господи, услышь её!».
Дотронувшись до лба сына, чтобы откинуть длинный чуб, ощущает тепло. «Да, определённо лоб стал теплее, чем в последние дни». Тут же замечает, что губы его дёрнулись. «Почудилось... Нет! Вот ещё раз. Еле-еле. Да он что-то пытается сказать!».
Всматриваясь в шевеления, пытается понять, что это? Нервные подёргивания или шёпот? Да, шёпот! Нижняя челюсть тоже приопускается-поднимается. Определённо это слова.
— Катя, проснись! Он говорит!
Екатерина мгновенно подскакивает, подбегает к кровати.
— Что, Феденька? Что?
Губы едва заметно шевелятся. Логика подсказывает обеим женщинам, что следует сделать.
— Мам, постойте снаружи.
— Да, да, доченька! Делай что нужно, я не пущу никого! — Жанна боком идёт к двери, поглядывает на Катю.
Девушка уже начала раздеваться, не отводя взора от губ милого. Ложится под простыню. Целует, засасывает губы Фёдора, рукой гладит гениталии парня. Возбуждённо начинает стонать, ощущая заполнение пениса. Откинув покрывало, любуется великолепием органа, который в прошлом мешал заснуть, фантастическим колоссом распаляя жар в вагине.
Катя опять нависает промежностью над пенисом, смотрит как он входит между малых губ. Головка едва исчезает, как она чувствует боль от ран, оставшихся после разрыва плевы. Но эта боль ничто по сравнению с болью, которую терпела душа. Пенис вторично покрывается влагалищем.
— Федя! Во дворе снег покрыл землю, я покрыла твой пенис. Да и праздник сегодня церковный, называется Покров. Тройной покров!
Катя начинает совершать фрикции по члену, видит, что любимый уже отчётливее шевелит губами. А вот вроде и первый..., или стон, или слог. Девушка поднимает обе его ладони на свои груди, ласкается об них сосками. Участив движения тазом, добивается первого оргазма, замирает. Чувствует стенками влагалища твёрдость пениса, пульсацию его вен. Спазм отпустил. Катя продолжила движения. Применила другой способ — приподнимая и опуская таз, «скакала». В какой-то момент, почувствовала пульсацию спермы, понимая это, сама окунулась в экстаз.
Успокоившись, легла рядом с любимым. Поглаживая его щеки, шептала слова любви. В приоткрывшуюся дверь заглянула мама. Зашла к ним. Щёки Фёдора покрыты краской крови, алеют небесным сполохом.
— Феденька, сынок мой единственный, я так рада что ты подал признаки жизни.
— Мам, можно водички?! — Катя садится возле Фёдора, не стесняясь оголяет груди, выпивает пару глотков. Мокрыми губами опять целует милого.
Фёдор опять шевелит губами. Мама видит ясные движения. Всматриваясь в них, пытается понять, что хочет сказать сын.
— Кажется он просит ещё! Губы будто говорят слова — Катя, помоги, ещё, ещё!
— Водички ещё? Мам, подайте поильник.
— Ему много воды нельзя, омочу ему губы... Вот так, сынок.
Парень продолжил шептать: «Катя, помоги! Ещё! Сделай ещё!»
— Федя, ты хочешь ещё соития? — Мама не ожидала от себя, что произнесёт такие слова.
«Да... Катя..., да». — Уже внятное, хоть и беззвучное движение губ.
— Мам, что делать? Я боюсь за его здоровье!
— Хуже уже не будет, доченька. Вот только возбудится ли он. Давай мы его омоем... Пенис, я имею ввиду. Омоем, а потом ты опять ручками... Уж если не получится, то придётся губами. Не побрезгуешь?
— Пенис губами... ? Хоть что сделаю!
Мама и любимая носовыми платками моют органы Фёдора. Мошонка при этом начинает собираться в тугую форму. Мама обучает девушку как отодвинуть крайнюю плоть, где мыть ствол, головку.
— Карамельный петушок сосала... ? Вот и представь себе... Ага! Моя ж ты родненькая. Сейчас, Феденька, Катя тебе поможет. А я опять за дверью постою. Кать, если что зови, не стесня...
Докончить предложение она не успела — в палату вошла Зоя Фёдоровна. Её сопровождал сын, супруг Жанны. Они онемели от вида обнажённой Кати. Хотели, что-то сказать, но тут же были вытолканы за дверь Жанной.
— И ты, бесстыжая, потворствуешь? — Гневно спросила Зоя Фёдоровна.
— Жанна! Там сын умирает, а ты... !
— Замолчите! Оба! Он очнулся, просит соития... Уже третьего. — Она вкратце рассказала, как всё началось.
— Может он другого просит?
— Я его переспросила. Он подтвердил, что хочет ещё соития.
— Третье соитие в течении... Часа? А сможет ли он? — Папа удивился запросам сына.
— Сейчас узнаем. Очень громко озвучивает коитус Катя. Зоя... Мама, постойте у двери, никого не пускайте до окончания. Я покурю. Пойдём, милый, вместе.
— Ты куришь? — В унисон спросили свекровь и муж.
— Очень редко. А сегодня я ещё и выпью.
— Выпить и нам не мешало бы. Как ты, сынок?
Мягкий пенис ожог язык и внутреннюю сторону щеки. Ожоговых волдырей не появилось. Зато душа запела, заплясала. И девушка, в такт ей, начала волшебство. Вот член уже не дождевой червяк, а мягкая сосиска, ещё искривляется, но уже поправился до состояния сардельки.
Фёдор уже слышно постанывает, громко дышит. Пальцы на руках тоже подают признаки движения. Веки дёргаются, но не раскрываются.
Величие уже не помещается в рот, упирается в нёбо. А как приятно массирует губы, когда они скользят по рельефу вен, частым пульсом наливаясь кровью.
Супруги спускаются с третьего этажа в цокольный, выйдя наружу, закуривают.
— Как вы додумались до этого? — Гнева в голосе супруга уже нет, но и до восторженности далеко.
— Ты прослушал? Катя сама пошла на это. Бог ли, дьявол ли, нашептал ей, но он практически сразу подал признаки жизни. Ты беги домой, отвари мясной бульон... Там три куска замороженных, бери любой! Он может захочет кушать, а ему пока нельзя — три месяца не ел. Хлеб, отварное мясо, неси сюда. Девочка тоже проголодается. Коньяк в баре и посуду к нему. Давай, Коля, беги. Мясо долго варится.
Опять покров. Покров величия влажной и жаркой прелестью. Слизь срамно пропукала, выпуская воздух из вагины. Катя, не поняв механизм возникновения звука, покраснела. Замерла в нижней точке. Опёрлась ладонями о торс Фёдора. Сжала большие грудные мышцы, врезавшись в них коготками. Изменившийся стон встретила радостно — реагирует Феденька на раздражители. Едва ли, не вскрикнув «УРА!», «поскакала» за здоровьем для любимого.
Зоя Фёдоровна не выдержала стонов внука, заглянула. Эта..., эта чертовка сейчас или сама умрёт, или внука окончательно сведёт в могилу.
«Это же надо так быстро прыгать на... члене Фёдора! А как протяжно постанывает... лапонька. Да-а-а-а-а! Э-э-эх! А я в своей жизни такого и не помню. Приятно было. Но приятно осознавать, что была нужна Степану. Нужна как жена, мать его сына. Ранения рано уложили его на больничную койку. А может надо было также, как Катя? Мчаться на нём к его здоровью?!».
Её размышления прервала медсестра, пришедшая ставить капельницу.
— Наташенька, — родственники уже знали весь медперсонал по имени. — погодите. Там..., ну прошу отложите на час-полтора. Вот умница, моя рыбонька.
— А кто там воет?
— Шаман... ! Да, да. Шамана татарского позвали.
— В бубен не будет стучать? Пугать выздоравливающих?
— А... татарские без бубна! Песнь тоскливую...
— Да уж, очень тоскливая песня, аж мурашки... между ног побежали. О, Жанна Сергеевна идёт. Здравствуйте, Жанна Сергеевна. Мурашки, говорю, от вашего шамана по мне побежали.
— Наташенька, я как раз к вам. — Жанна ещё не понимает о каком шамане речь, но не противоречит. —. Есть у вас чего перекусить... ? Шаман проголодался. И это..., Наташ, больничный халат и тапочки для Кати, найдутся?
— Какие-то вы загадочные, сегодня. И оживлённые. Кушать сейчас принесу, халат и тапочки найду.
— А ночную рубашку?
— Хм..., вот даже как! Спущусь в патологию беременных, там выпрошу новенькую. Всё?
— Может ещё списанные простыни... парочку.
— Всё сделаю, но с вас комментарии.
— И даже коньячок. Тс-с-с..., после того как уйдёт начальство.
Глаза ещё не открываются, но голос озвучил оргазм. Даже очень озвучил. Мама и бабушка заглянули в палату. С этого ракурса видны промежности детей. Сперма, переполнившая влагалище, хлопьями висит на волосах мошонки. Спина Кати блестит влагой пота. Женщины заходят в палату. Пожилая остаётся придерживать дверь. Мама укрывает детей простынёй. Наливает в стакан воды. Шепчет девушке чтобы она приподнялась и попила.
— Мам, я кушать хочу.
— Сейчас Наталья соорудит перекус. Доченька, ляг с краю, дай ему подышать. Феденька, ты меня слышишь?
— С... лы... — Первое, хоть и не законченное слово, пионерским горном оглашает палату. — Я... йа... йа.
— Молчи, сынок. Ты хочешь кушать! Да... ? Скоро папа привезёт бульон. А пока, на, вот водички, капельку. Много нельзя. Ты три месяца в коме.
— Зна... йу. — Фёдор, пугая родных, замолкает. Но чувствуется, что это он от усталости провалился в сон.
— Катюша, пойдём, лапонька в душ. Тебе надо помыться.
— Да. Вдруг он опять захочет, а я липкая. Мам, поможете мне мыться?
— Я тебе помогу, золотко. — Зоя Фёдоровна помогает девушке встать, провожает до душевой, которая находится здесь же, в палате. — Жанна, простыню...
— Да. Сейчас попрошу у Наташи. Но сначала нужно убрать вот это! — Мама показывает на смесь спермы, слизи и девственной крови на паху сына.
Пока Катя посещала помывочную, Жанна со свекровью, слегка навели порядок на гениталиях и под Фёдором. Затем бабушка уговорила санитарок помочь ей поменять бельё под внуком. Активные хождения у палаты парня, привлекают внимание врачей. Зайдя в палату, они слышат изо рта парня постанывания. Врач отделения посылает за Анваром Ринатовичем.
— А где же шаман? — Спросила Наталья, вернувшаяся с заказом Жанны.
— Купается. Наташ, вы только молчите, всё расскажу.
Главврач, осматривает Фёдора. На подошве никакой реакции. Ладони обнадёживают. И даже очень. Зрачки не реагируют. А вот губы опять шевелятся.
— Анвар Ринатович, я ему каплю воды на язык налила, это не страшно? — Мама отвлекает врача пустяками, чтобы он не начал проверять реакцию пениса.
— Как началось пробуждение? Вы тут были?
— Да, вот так и началось. Смотрим с Катей, а он вроде губами шевелит. Указательные пальцы дрожат.
— Во сколько началось?
— Я не заметила. Полтора-два часа, от силы. Если очнётся я ему бульон дам. Можно?
— Мясной и овощной. Но немного. Вы же понимаете, что желудок и тракт три месяца не работали. В час по столовой ложке, потом побольше. Сейчас ему катетер поставят, освободят мочевой пузырь... Вы меня извините, Жанна Сергеевна, но я уже и не надеялся... Удивительный случай. Я сегодня останусь здесь, сам буду наблюдать.
— Да чего вы будете морочиться, мы сами, а потом вам всё расскажем. Я буду даже документировать, если нужно. Вот Наталья Ивановна сегодня дежурит, мы с ней...
— Наташа, ты дежуришь?
— Да, — медсестра посмотрела на Жанну, та подмигнула, — я однажды просила подменить меня. Сегодня отработаю. — Ей приходится лгать любовнику. — Не беспокойтесь, Анвар Ринатович. Я буду почаще навещать их.
— Отлично. А то мы с супругой приглашены в гости. Наташ, каждый час контроль температуры и пульса. Если появятся дополнительные реакции — запиши, во сколько и восприимчивость на раздражитель. — Он замечает девушку, вышедшую из помывочной. На ней больничная, плотно запахнутая одежда. — Катенька! Вы тоже выглядите лучше. Глаза блестят, на щеках пунцовость.
— Это я от радости, доктор. — Она дожидается, когда врач покинет палату, падает на диванчик и передаёт своё сознание Морфею.
Женщины ещё хлопочут возле Фёдора, то подушку поправят, то чуб откинут со лба. Влажной тряпочкой, бабушка протирает лицо ненаглядного внука. Уход за больным супругом приучил сознание успокаиваться таким простыми движениями.
— Наташ, пойдём покурим. — Мама тоже вся в напряжении. Никотин расслабит, это она уже знает.
— Я не курю..., но за компанию и жид удавился, пошли.
— Мам, я через три минуты...
— Бегите уж. — Зоя Фёдоровна выпила корвалола, успокоилась.
Как только мама с Натальей покидают палату, Фёдор опять зовёт Катю. Бабушка передаёт просьбу внука девушке.
— Я за дверью. — Старая женщина едва ли руки не потирает, радуясь такому таинству.
— Так, Феденька, губы я твои целовала — начал говорить. Ладони сосками раздражала — шевелишь пальцами. Логически подумать — тебя надо всего исцеловать. Начну с глазок... Глазки, мои серенькие, я вас люблю, открывайтесь. — Поцелуи в оба глаза. — Плечи мои сильные — наливайтесь силой. — Множественные чмоки в торс парня. — Ножки тоже сильные, крепкие — вы тоже воспрянете. А ты, подошва, почему не реагируешь? Хитренькая, ждёшь поцелуя? Получай. — Катя зацеловывает пальцы, пятки Фёдора. — А вот и понравившийся мне орган. Самым первым проснулся и ещё как! Порвал мою дырочку.
— Ка..., лю..., ос-во-бо-ди меня от ть-мы... — Шёпот, тихий, замедленный, но понятный.
— Освобожу, любимый, освобожу. Сделать тебе приятно ротиком? Сейчас! Как раз собиралась.
Девушка, начиная от губ, не пропуская сантиметра тела, целует парня, опускается к тазу. От собственных действий опять впадает в экстаз. Действительно как шаман прикрывает глаза, мелко трясётся. А вот и точка, куда нужно передать неистовство камлания. Наполнение органа затянулось. Не удивительно — четвёртый раз восстаёт. Но жар шаманки, да ещё любимой, помогли.
— Ка..., ляг..., не шеве-лись. — Фёдор уже может более внятно произносить некоторые слова.
Девушка легла ему на грудь, целуя глаза и губы, просила открыться — первые и внятней говорить — вторые. Так под собственные слова и уснула.
Бабушка зашла в затихшую палату. Подойдя к кровати, увидела, что внук открыл глаза, смотрит на неё. Чуть пошевелил головой, как бы говоря: «Не буди любимую!». Бабушка накрыла их простынёй, потом ещё одеялом — в палате похолодало, видимо на улице мороз.
Тут и сноха подошла. Сказала ей о том, что Фёдор открыл глаза. Мама подошла, посмотрела в серые, родные глаза. Улыбнулась. Он подал знак глазами, что тоже рад видеть её.
Кате снится сон. Обнажённая, охватив руками и ногами Фёдора, смеётся под его шаловливые действия. Руки приподнимают попку, освобождая место во влагалище, затем опять опускают. И всё это кружась среди цветов. Голоса родных кричат: «Поздравляем! Ура!». Девушка ни грамма не стыдится своей обнажённости. Слегка развернувшись, показывая вздёрнутость своих сосков, налитость ареол, позирует Борису. Он фотографирует влюблённых. А Фёдор всё выше приподнимает её, пенис взрывается своим салютом! «Ура-а-а-а!» кричат присутствующие на этом балу.
Катя проснувшись, чувствует движение таза любимого. Да! Он напрягает ягодицы, сильнее входит в неё! И руки! Они поглаживают её икры. Сил поднять их на бёдра ещё мало. Девушка берёт ладони любимого, помещает на свои бёдра.
— Всё моё тело для тебя, любимый, всё! Сладенький мой. Я выпрямлюсь... ? Вот так лучше. Я хочу покрасоваться собой. Смотри, миленький, какие тёмные сосочки. Потрогай пальчиками... твёрдые.
— Поцеловать...
— На, целуй. — Девушка подстраивается так, чтобы грудь оказалась у рта парня. — О-о-ох. Как я долго ждала... Любимый мой, как приятно ты целуешь.
Фёдор опять начинает подмахивать тазом.
— Ты хочешь таких действий... ? Всё для тебя, моя радость! Та-а-ак, ручки сюда, на сисечки. О-о-о-о-о-ох.
Стоны партнёров становятся постыдно громкими. У двери поставили несколько стульев, оградив их от взора выздоравливающих ширмой, соорудили на них достарханчик. Стеклянные бокалы, опустошённые от коньяка, спрятаны под газетой. За «столом» сидят три женщины. Зоя Фёдоровна, Жанна и Наталья. Её посвятили в тайну. Просят пока сохранять её.
— Так там уже четвёртую палку..., ой, извините, четвёртое соитие. Как долго?
— Три с половиной часа прошло. Но Федя попросил, чтобы она просто полежала на нём. — Фёдоровна охмелела, выпив вино на голодный желудок. — Вот вроде проснулась, что-то говорит ему. Значит Феде ещё лучше. Э-э-эх! Надо было Степана моего таким методом лечить. Как в сорок лет слёг, так и умер не вставая. Тринадцать лет... — За ширму зашёл Николай. Его отправляли проводить Викторию домой.
— Мы с ней так весело ворковали пока шли домой. — Отчитывается супруг перед Жанной. — Пыталась выудить у меня почему её не пустили к брату. Пришлось солгать. Дамы, я предлагаю выпить за Катю! Стоя, как гусары!
— Гусар у нас пока единственный, ты. Но ради здоровья детей, я встану. — Фёдоровна совсем раскрепостилась, позволила центру речи говорить, что в голову взбредёт. Она только начала привставать, как за ширму зашёл главврач.
— Та-а-а-ак-с... Вы, это от радости? А я не выдержал скучных посиделок, сказав об интересном случае, сбежал. Наливайте и мне, раз уж торжествуете. А это что за звуки? — Ринатовичу, пятидесятилетнему мужчине про шамана не на плетёшь. — Судя по ним, я начинаю понимать, что Фёдор не только очнулся, но и...
— Да. Извините, что вас не посвятили..., стыдно, сами понимаете. — Жанна рассказала подробно о начале и продолжении лечения.
— А я по первости даже подумал, почему вы в палате не собрались... Ну, что ж. За здоровье молодых. — Все выпили, закусили шоколадкой. — На свадьбу то пригласите?
— Ещё же одна напасть над Фёдором. Превышение самообороны. Судить будут. — Николай пытается кратко рассказать о сути проблемы.
— Да уж. Из этих только одного, который железкой ударил, держат в СИЗО, а остальным административку впаяли. Самый гуманный в мире суд! — Анвар уже попадал под разбор суда. В молодости его привлекли за не точный диагноз, вследствие чего пациент едва не скончался.
— А вы чего в коридоре? — За ширму вошли мама Кати и Сергей Иванович. Они начали волноваться за Катю. Судя по нетронутому обеду, её дома не было с утра.
— Пьём за здоровье Кати и Фёдора... Вы же всё равно слышите... — Жанна и им рассказала всю правду.
— Та-а-а-ак! У неё в эти дни максимум. Вы понимаете, о чём я?
— Арина, не волнуйся. Воспитаем мы внука! Да, за то, что она сделала для нашего сына, мы и вас на прокорм возьмём. — Фёдоровну уже совсем развезло.
— Коленька, сбегай в ресторан. Коньячок, там, закусочки.
— Я с Николаем пойду. — Офицер, он и компании офицер. — У подъезда машина служебная. Арин, тебе чего-нибудь захватить из дома?
— Нет, милый, не нужно. Хотя... шампанское купи... Я тебя тоже...
Из палаты раздался заключительный аккорд. Жанна, облизав пальцы от сладости, зашла к детям. Алкоголь обострил чувства. И одно из них обаяние. Запах соития стоял до того ощутимый, что Жанна захотела того же. Но первым делом, нужно накормить детей.
— Катенька, сейчас кушать будем. Иди, ополосни... сь. — Девушка нехотя встала, чмокнула любимого в губы. — Сынок. Анвар Ринатович сказал, что пока по ложечке. Папа уже бульончика принёс. Давай я здесь поправлю... и ещё здесь. — Мама повыше взбивает подушку, сильнее укрывает сына покрывалами.
— Мам, как там Вика? — Хоть и шёпот, но довольно внятный, радующий родительницу. — Папу, бабушку видел, а её только позавчера.
— Ты нас видел? — Катя вышла из душевой. — Как?
— Погоди, доченька, пусть наберёт силы, потом нам всем расскажет. Вику папа недавно домой отвёл. Я её сюда не пустила.
Мама вышла в коридор, сообщила, что можно заходить. Екатерина сразу кинулась к матери, расцеловала. Спросила о папочке, как она недавно стала называть Сергея Ивановича. Потом естественно съела, всё что ей предложили.
Анвар Ринатович взялся проверять рефлексы Фёдора. «Замечательно! Прелестно!», — означали удовлетворительную реакцию на раздражители. Совсем опьяневшая бабушка, лезла с поцелуями и ласками к внуку. Говорила о своей задумке умереть если он не очнётся. Естественно старую все пожурили.
Анвар разрешил дать попить бульон в большей дозе, чем одна ложка в час. Каждые несколько минут спрашивал парня о самочувствии, говорил, что нужно заранее предупредить, если станет плохо с желудком.
— Он у меня болит, но так будто кушать охота. — Шёпот стал громче.
— Конечно, ты хочешь кушать, но кишечный тракт может быть в спайках. Пусть расправится. Голова не кружится... ? Отличный симптом. Это значит кровь хорошо омывает мозг, насыщает клетки кислородом. Возможно до завтра пройдёт. В сон клонит?
— Наверное на всю жизнь вперёд выспался. О, папа! Здравствуй, пап. Я рад тебя видеть. Ещё бы сестрёнку увидеть. — Хоть и шёпот, но слышали все.
— Здравствуйте, Фёдор. Меня зовут Сергей Иванович. Я друг Екатерины...
— Не только друг! Ты мой папа! Договорились ведь! — Катя подошла к мужчине, ухватила за плечо. — Федь, я потом о нём расскажу..., чуть позже.
— Доктор, разрешите, ещё пару ложек бульона. Желудок бурлит.
— Ешь, но потихоньку. Эх, Фёдор, знал бы ты, как я страдал, что моего знания не хватает, для того чтобы вывести тебя из комы.
— Знаю, Анвар Ринатович. Я ведь, всё что в палате происходило, видел и слышал.
— Поподробнее можно? — Одновременно сказали Арина и Катя. Их поддержал Николай.
— Привезите Вику. Ей это тоже интересно будет слышать.
— Коля, на такси...
— Машина всё ещё у подъезда больницы. Поехали, Коля. — Сергей Иванович сразу же направился к выходу.
— Федя! Сынок, ты ведь понимаешь, что Вика не должна знать, каким образом...
— Не волнуйся, мам. Понимаю. Кать, пока Вики нет, расскажи кто такой твой папочка.
Девушка наклонилась над ухом любимого, и рассказала о своей роли в борьбе за его свободу.
— Всё, что шёпотом, то неправда. — Прикорнувшая на диване Зоя Фёдоровна, проснувшись, увидела, как Катя шепчет Фёдору.
За несколько минут обернулись Сергей Иванович и Николай Степанович. Сестра с разбегу, подлетев к кровати, расцеловала брата. Измочила его лицо слезами. А взрослые опять выпили за здравие деток. Только бабушка, сказав, что достигла «кондиции», отхлебнула шампанского.
— Ну что, Фёдор, хватит сил поведать, откуда ты за нами следил? — Доктор, проверив пульс и реакцию зрачка, присел у изголовья парня.
— В один момент драки, меня как будто стена толкнула. Прямо по всей поверхности тела сзади. От макушки до пят. Толкнула сильно — отлетел на несколько метров. Повернулся и давай дальше защищать Катю. Махаю рукой, но будто промахиваюсь. Замечаю, что на меня никто не кидается с кулаками, а бьют какое-то тело на асфальте.
Понимаю, что это я там лежу, это меня пинают. Влезаю в самую гущу, и прохожу сквозь тела нападающих. Жутко мне стало. Тут увидел ребят, которые прибежали и раскидали алкашей... Мам, дай ещё бульон... Спасибо.
Катя поправила подушку, придержала его голову, пока он отхлебнул несколько ложек бульона.
— Вижу, что, Катя встала, кинулась к моему телу, кричит чтобы отступили все, дали мне дышать. Тут скорая, милиция приехала. И тут замечаю, что две тьмы надвигаются на меня. И не тьмы это ещё, а те, которым я горло поломал. Но облик их ужасен. Знаете, как резина коптит? Такой же смог вокруг них, и сами они как чёрный смог. Схватили меня за руки, пытаются утащить подальше от тела, но не могут. Моё тело повезли сначала сюда, в больницу, потом опять перевозка, туда-сюда. И я скованный тьмой, не расстаюсь с телом. Лечение, осмотры, процедуры. Я всё слышу, вижу, а сказать вам не могу. В оковах все мои органы. Только сердце и дыхание функционируют. Доктор меня тычет иглами, мне больно, а отдёрнуть ноги-руки не могу.
Фёдор остановился, облизал губы. Катя сразу намочила их ваткой, смоченной водой.
— Сделайте подушку повыше. Надоело лежать... Спасибо.
— Внучок, ты не спеши. Если устал — поспи.
— Бабуль, спасибо. Не хочу спать. Так вот... Дни проходят. Чувствую — теряю связь с реальностью. А тьма расширяется, руки мои уже все во мраке. Догадываюсь, что в конце концов весь окажусь поглощённым этими тёмными силами. Рентген, кстати, сильно навредил моей душе. Стою вот тут, где ты, мам, сейчас стоИшь. Коленей, рук, не видно, всё во тьме. И вот сегодня Катя меня оживила. Смотрю, руки мои проявляются, затем ноги. Смог пальцами пошевелить. И главное, как интересно ощущать своё тело со стороны, посылать команды органам, чувствовать трение... Пальца о... постель. И вот после того как Катя... поспала рядом со мной, я совсем освободился от тьмы, переместился в свою оболочку. Теперь я могу засвидетельствовать — душа есть.
— И будет ли она после смерти светлой, зависит только от тебя самого. — Сказал Сергей Иванович.
— Даже могу привести доказательства, что я не сумасшедший. В один из дней, когда здесь дежурила Вика и Борис, вы, Наталья Ивановна, предложили им клюквенный морс. Вика отказалась, а Боря выпил стакан. Кстати, хочу морс. Есть он у вас, Наталья Ивановна?
— Сейчас разведу варенье. — Медсестра ушла.
— Мы тебе верим, Федь. — Мама погладила сына по плечу.
— А в туалет ты не смотрел? — Вмиг покрасневшее лицо Вики, говорит о сраме, который брат мог видеть в уборной.
— Я практически не двигался. Вы иногда проходили сквозь меня и тьму.
— Виктория! — Когда мама таким тоном начинает говорить, то сразу понятно, сейчас будет произнесена команда. Так оно и было. — Папа тебя домой отвезёт... Не мамкай тут. Доченька, тебе в школу завтра. Зоя Фёдоровна, вы также езжайте домой... Да, я с заботой о вас... Скоро уже Федю выпишут. Я права, Анвар Ринатович?
— Сутки-двое понаблюдаю за ним. Со стороны психики, негатива не наблюдаю. Тракт только запустить. До первой дефекации... И можно домой. Завтра уже жидкую кашку поест.
— Пюре из протёртых фруктов или овощей сделаю. Кать, ты может тоже домой пойдёшь?
— Не-е-э-э-э. — И размашистое движение головой девушки. — Бабушка, Викуль, спокойной вам ночи.
Катя приглашает маму на разговор.
— Ты не ругай меня, мамочка. Смотрю на Федю и думаю: «Всё, умирает мой ненаглядный. Умирает и даже не поласкал мои груди ни разу». Села рядом с ним, оголила сиськи. Беру его ладонь...
— Я тебя поняла, доченька. И потом ты подумала, что можешь продолжить его род, если он возбудится.
— Да. Как ты не противилась, но я поступила по-своему. Готовься нянчить внука!
— Это, ты, готовься встречать братика или сестричку.
— Я сегодня такая счастливая! Можно всем сказать?
— Сейчас Серёжа приедет...
168