Тина спрашивала себя, нравилась ли ей работа. Скорее, устраивала, т. к. деньги приходили хорошие и позволяли жить независимо, без влиятельных, но назойливых «покровителей».
«Ты — красивый, и «мальчик» у тебя ласковый, но не ищи меня. Я не люблю богатых, сама — не бедная. А вот спать в одиночестве и завтракать — обожаю. Если захочу, сама тебе позвоню,» — озадачила она одного весьма удачливого писчебумажного королька. Кофе в джезве закипел и с шипением полез на волю. «ет, так дело не пойдет, — рассердилась Тина — сломанный ключ — раз, рюмку разбила — два, выругалась матом — три, руки трясутся — четыре, и вот, сбежавший кофе — пять. Опять — твою мать. Все, бегом отсюда, к инке и Гарику. Расслабиться пора.»
Решив не ходить на работу, Тина развеселилась. Она терпеть не могла опаздывать, делать что-то наспех. «Дело надо делать вовремя, или совсем не делать. Если нет времени нормально позавтракать, никак не завтракай, не глотай колбасу и вчерашний чай на ходу, а просто выпей стакан холодной воды», — сказал ей один банкир и за такую мудрость был особенно обласкан.
Больше всего Тина не любила секс второпях. Два года назад она встречалась с Сергеем, почвоведом-стэпером и даже подумывала о совместной жизни, но при всех Сережиных прелестях ее сильно раздражало, что любимыйслишком часто смотрит на часы, которых в квартире было предостаточно. «Послушай, я не могу кончить, ты все время смотришь на часы, даже в выходные, даже ночью! У тебя нет жены, нет другой любовницы, даже любящей матушки и той — нет. Если это у тебя — тик, нам придется расстатсья. Я, как большинство женщин, быстро перенимаю чужие дурные привычки, а у меня и своих много.» — не выдержала однажды Тина.
— Это не тик, дорогая, а простая реакция на сознание того, что вот ты пришла, а через некоторое время уйдешь, а я хочу, чтоб ты не уходила, вот отсюда моя нервозность. Я все время думаю: прошло 20 минут, сейчас мы в последний раз трахнемся и она убежит. Между прочим, ты уходишь, а я лежу лицом к стене и дрочу. Дрочу и плачу, потому что люблю такую жестокую красавицу. Впрочем, вы, цыганки, исторически бессердечны. Мериме свидетель, не вру», — Сергей картинно скрестил руки и скорбно поник головой.
После такого признания Тина просто не могла себе позволить не остаться на неделю, и казалось действительно, у новоиспеченного счастливчика напрочь пропала тяга к часам. Довольная Тина резвилась, как девочка, заплетала косички с пестрыми ленточками у Сергея на лобке, заставляла выгрызать лесные орешки, спрятанные в ее влагалище, устраивала сеансы одновременной мастурбации. о уже на второй неделе радостям пришел конец. У пылкого любовника начался другой тик: во время полового акта он двигался в стэпе, т. е. отбивал чечётку... все время... даже во время минета.
Ранним утром, тихонько выскользнув из Сережиной квартиры, Тина с облегчением вспомнила, что тот не знает ни ее фамилию, ни адреса. «Теперь постоянной у меня будет только работа», решила уставшая дезертирка и после ни разу не жалела, тем более, что работа у нее была творческая.
«о сегодня — никакой работы, у меня отгул, т. е. прогул, а впрочем, все равно. адо чем-то инель и Гарри удивить. Выщипаю-ка весь лобок. А потом устроим цирк» — она на самом деле любила из плотских утех устраивать не сентиментальную идилию, а скорее, шутовской балаган.
Иные мужчины даже обижались, ибо сентиментальность свойственна мужчинам более, чем женщинам и часто это чувство путают с романтичностью. о Тина ничего не путала и выщипав лобок, в награду за терпение надушила крошку изысканными «Шалимар». ичего, киска, погуляй немного лысой, а новые волосики скоро вырастут, курчавые и мягкие» — утешала она обиженный лобок.
Гарик и ина дружили с Тиной еще со школы. Жили они в большом доме с садом в ста километрах от города. Дом стоял посреди сада, сад был окружен высоким забором и соснами по кругу. Повсюду были натыканы кусты сирени и жасмина. Из полезных растений присутствовали только две яблони и у переднего крыльца мятная мини-семейка. Гордостью ины был росший у заднего крыльца папоротник, тоже вылезший из земли сам по себе. У беспечной пары по саду была единственная забота: с начала весны истребляли все одуванчики и крапиву, но ромашки и клевер росли беспрепятственно и нескошенная трава буйствовала до глубокой осени. Односельчане ину с Гариком считали чокнутыми: у них не было не только картошки, но и самого простого огородика с чесноком-петрушкой. Даже ни одного тюльпанчика. «Какие, на х..., тюльпаны, Это вам не Голландия. Здесь репей должон израстать», — отвечал Гарик одному соседу, решившего было помочь сироте-Гарику наладить натур-хозяйство. Сосед, вырастивший привитую на рябине грушу и крымский виноград, обиделся и больше не приставал.
С давних пор зная все это, Тина загрузила в машину кастрюлю с плебейским, но всеми любимым салатом «Оливье» и две буханки черного хлеба. Овощи, яйца и фрукты можно было купить по дороге. Алкоголь супруги не употребляли. По этой причине их тоже считали чокнутыми. А еще соседи недоумевали, как можно зарабатывать на рисовании почтовых открыток.
Подъезжая к деревне, Тина с улыбкой вспомнила давнишний Гарикин подарок: большой, писаный маслом заяц, составленный из капусты, с веселым морковным членом и салатными ушами. Этот портрет висел в спальне и каждое утро неизменно весело скалился на Тину.
а воротах красовалась большая картонная табличка: «мы ушли и вам того же желаем.» Тина вздохнула и полезла в бардачок за ключами. Что бы не случилось, записка к ней не относилась. Много лет назад, еще при живом муже, семьи торжественно обменялись простынями, полотенцами и ключами от квартир. С тех пор белье и полотенца истрепались, муж Тины умер, но ключи работали безотказно.
Поставив машину возле гаража, Тина повесила записку обратно и заперла ворота. Загрустив от мысли, что ребята усвистали, Валентина вошла в дом и зажгла свет в прихожей. «Стоять! и с места! Оружие — на стол!» — услышала гостья и с облегчением обернулась. В дверях кухни стоял голый, чем-то измазанный Гарри и облизываясь, улыбался. Между его ног высунулась так же измазанная ина и с визгом полезла к подруге целоваться. «Уйди, сумасшедшая. Что это с вами?»
— Тинуль, ты вовремя! Мы решили поэкспериментировать с гримом для портрета в стиле Арчимбольдо. Гага закупил 10 банок меда, клубничный мусс, польские разноцветные. .. желе, сухие соки, шоколадную пасту. Представляешь, как мы устали? Вообрази: желе пришлось мазать еще теплым, но когда оно по форме тела застывало, через пол-часа на самых ответственных местах, а именно — на сиськах и животе отваливалось! Ужас! Я позирую, Гага работает, а с моих плеч ошметки отпадают! Гага как заржал: «старая стала, шкура отваливается!» Тут я рассердилась и — давай в него этими лепешками... потом меня обсыпали соком «Юппи» и ванилью...
— А ванилин зачем? — удивилась Тина.
— Он блестит красиво. Слушай. Значит, Гага срисовал, что надо, я простояла в обсыпке три часа и пошла в душ. Тут началось самое интересное. Такие красивые брызги, как салют в день победы, только струями — вниз. Я теперь специально для душа буду покупать «Юппи». Тин, ты приехала на заключительной стадии эксперимента. Меня мазали медом, но чтоб «кожей все почувствовать», Гарик тоже обмазался. Мы оба стояли в меду: я позировала, он рисовал. Портрет получится гениальный. К тебе, зайчик, просьба: нам мед смывать жалко. То ли дело — «Юппи», одна химия, а тут пчелки трудились, летали туда-сюда. у, мы решили слизать и с утра слизываем. Помоги пожалуйста!
— Ладно. Только я тоже разденусь и пожалуй, чаю себе налью. — Тина вышла из кухни и разделась.
— Ой, Тишка! Какая ты смешная с голой писькой! а куклу Барби похожа!
— еправда. Мне Анютка по-секрету показала раздетую Барби: у нее письки совсем нет. Анька даже расстроилась: «папа, а как же она писает без письки?» — вмешался Гарик.
— у хватит любоваться, а то ваша сладкая жизнь может затянуться. А кстати, кто инициатор?
— Он, конечно.
— у, с него и начнем. Узнаем, что такое клубничная попка. — и Тина, устроившись между ног Гарри, стала усердно вылизывать торс. А чтоб ине не скучать, Гарика уложили вылизанной спиной на пол, в позе «березка» и он облизывал кокетливо вытянутую нинину ножку.
— Ох, Гарри, я не знала что ты такой вкусный — прочавкала возбужденная Тина и страстно обхватила губами липкую головку члена.
— Я тоже вкусная! — ина села прямо на лицо Гарику, который мычал от избытка чувств...
— Все, хватит. Пошли мыться, я больше не хочу! — через час Гарик вырвался из ласковых ног и отчаянно пополз в ванную.
— Я хочу приласкать твою лысую певичку, а то она такая тихая — ина полезла к подруге, на ходу облизывая пальчики..
Вечером притихшие, с мокрыми волосами и блестящими глазами, друзья ужинали на балконе. а огонек свечей прилетела сонная пчелка и закружилась над столом.
— Опоздала, дуреха, утром надо было суетиться. Иди спать — засмеялась инель.
— А портрет мне понравился, — заулыбалась Тина — и эксперимент удачный. — Да уж, пригласительный не зря прислали, но ты на сутки опоздала.
— А я в ящик не заглядывала. Я сама по себе приехала. Проспала работу и решила гульнуть.
— у и умница. Завтра шашлык будем жарить.
— ет, я рано уеду. Работать надо. Без меня, вы ведь знаете, они ни фига не заработают, Юра и Маша. Я должна им помочь на первых порах.
— Слушай, тебе не надоело? Может выйдешь из игры?
— ет. Мне это нравится: совсем другой мир, другие люди.
— А то можешь нам помогать, у нас тоже неплохо заработаешь...
— Я знаю, но моя работа — это моя работа, я ее хорошо знаю и она мне приятна. Это мое призвание, голос крови, может быть. Ладно, давайте лучше послушаем Маллигана. Все умолкли. Остаток вечера провели тихо, но без грусти. Они не нуждались в трепе. Отдыхая от ежедневного словесного насилия, у друзей Тина заряжалась теплом и покоем, и все это знали.
Утром голая Тина разбудила обоих.
— Эй! — закричала ина — когда успела обрасти волосами?
— Это мой тебе подарок, а Гарик должен оценить, — Тина стянула прозрачные трусики с нарисованными на лобке волосами и бросила ине.
— оси на здоровье. Пока!
Ровно в восемь Тина была дома. е спеша позавтракав, она оделась в черную сатиновую юбку, сделала грим, причесалась, позвонила Маше и Юре и к десяти часам была с ними на работе. «у, ни пуха, — послала она себя, войдя в первый вагон метро. Через секунду пассажиры услышали хорошо поставленный полный трагизма голос: « Уважаемые россияне! Мы сами — нездешние...»
180