Нам было уже известно, что выгрузка начнется никак не раньше, чем через неделю, и весь экипаж настроился на небольшой отдых, запланированный во время стоянки посреди узкой реки Варри, с ее заиленными берегами и многочисленными барами, раскиданными по побережью.
Мангровые заросли, утыканные рыбацкими заколами, береговые окраины деревень и, пересекающие реку трубы, провожали каждый поворот танкера по пути следования до порта выгрузки. Глаз отдыхал на буйной тропической зелени после однообразия морских просторов, так что многие, свободные от вахт и работ, несмотря на жару и страшную духоту, с удовольствием рассматривали живописные в своей дикости берега Нигерии. Над головой, стаями и по одному, проносились горластые попугаи. Множество мелких белых бабочек, забивая вентиляцию, нападали на надстройку и норовили попасть в рот любителям открывать его чаще, чем нужно. У них был сезон размножения и, кроме страшной жары, это было то немногое, что мешало сейчас людям.
Иногда, будто вынырнув из кустов, к проходящему танкеру подскакивали легкие каноэ с парой мальчишек. Первый из них, не занятый в гребле на корме, кидал на палубу свежую рыбу и кричал что-то на брэкишь инглишь – местном диалекте английского языка. Танкер работал в местных портах уже третий месяц и люди, его населяющие, привыкли не тратить свои кровные на такие пустяки, как местная костлявая рыба. Достаточно было набрать пару канистр бензина или дизельки из грузового танка, чтобы получить примитивным, бартерным способом все, что угодно, вплоть до алкоголя.
К месту якорной стоянки подошли через шесть часов, когда уже стемнело и включили внешнее освещение. Откупившись от местных старейшин пачкой найро, лоцман съехал на свою базу, и к корме тут же привязалась пара грузовых каноэ с подвесными моторами. На одной, загруженной до планшира всевозможными товарами сидели две толстых негритянки, которые тут же начали предлагать столпившимся на юте морякам орехи, пиво, сувениры или крепкий алкоголь по бросовым ценам. На другой, тоже загруженной под завязку, сидела дюжина проституток. Весовые категории жриц любви находились в таком разнообразии, что могли бы претендовать на завоевание любого вкуса изголодавшихся без женских ласк моряков. Но, над всем этим моральным бесчинством сияло всевидящее око капитана. Любого, осмелившегося поднять на борт женщину, он пригрозил протянуть под килем на тросе, а после сбросить на съедение местным крокодилам. Тем, кто выживет после экзекуций он обещал еще и букет местных заболеваний на все, торчащие неуместно органы. Желающих получить набор «ласк» от капитана и неизвестных науке физических страданий пока не находилось, и чернокожие матроны, девушки и девочки на каноэ совсем заскучали. Они лениво перекрикивались с голодными мужчинами, завлекая их прелестями, а потом и вовсе решили показать товар, как говорится, лицом. Сначала обнажились груди. Сочные, аппетитные, прямо такие, о которых и мечтали парни, пускающие слюни на корме. Потом дошло дело и до остальных частей эбонитовых красавиц. Кучерявые треугольники мелькали в слабо освещенном переносным прожектором каноэ так соблазнительно, что протаскивание под килем уже не казалось очень уж страшным. Подумаешь! Да за ради такого удовольствия, что обещают с лодки, они и на полчаса смогли бы дыхание задержать! К тому же, крокодилов давно уже не было видно на этой реке. Может, они и сдохли все? Да и не так уж они были и огромные, те крокодилы. Вопрос относительно всяких нехороших болезней оставался пока открытым, но моральные преграды под давлением наливающейся плоти становились все слабее и слабее.
От прорыва плотины страстей экипаж спас сам капитан. Он давно наблюдал за поведением оголодавших матросов и мотористов и уже видел, как мало им осталось до грехопадения. Кому шаг, а кто-то уже стоял на самом пути к акту прелюбодеяния. Потому, не страшась реакции находящегося на грани безумия экипажа, он приказал отрезать поданные с каноэ концы и пустить их на все четыре стороны.
Чего он только не наслушался со стороны полуголых жриц любви, пока самолично помогал вахтенным матросам резать по живому. То, о чем думали моряки, оставленные наедине со своими оскорбленными чувствами, он в тот момент не узнал. И только это спасло его от сумасшествия...
Едва гостьи растворились в темноте африканской ночи и страсти на корме постепенно утихли, разогнанные голосом громовержца-капитана, толпа млеющих от женского присутствия моряков стала распадаться и вскоре совсем рассеялась. Возбужденные парни разбрелись по своим каютам, и только аллах мог бы узнать, чем они в них в эту ночь занимались...
Но, не все так просто в этом мире... Есть люди среди нас, которым законы стада не писаны и не были писаны никогда. Только Сергей, второй помощник капитана и матрос Леня, как раз находившийся в тот момент на вахте, знали тайну судового радиста.
Николай, в простонародье марконя, умудрился каким-то волшебным образом поднять на борт свою давнюю боевую подругу. Коля пребывал в Порту Варри уже не в первый раз и давно обзавелся местной, приходящей женой. Днем он, честно глядя в глаза экипажа, сострадал вместе с ними об упущенной возможности излить свое семя в чье-нибудь черное тело, зато потом, в течение всей ночи, бесстыже жарил эбонитовую красотку в своей каюте. Причем, красотка она была в буквальном описании. Сергей один раз всего заметил ее, когда она выскальзывала из каюты, развешать постиранные шорты Коленьки. Да, да!! Она еще и стирала ему, пока он делал умное лицо перед строгими капитанскими глазами! Итак, как уже выяснилось, «жена» Николая была прекрасна, как маленькая африканская богиня! Маленькая, стройная до невозможности, с раскрученными кудряшками, совсем не крупным носиком, она выглядела умопомрачительно! Белые ровные зубки, которые, впрочем, были обычным делом для всего нигерийского населения, прикрывались не менее ровными, но прекрасно припухлыми губками, покусанными за время ночных бдений. Что она ела все это время заключения в каюте, для сведущих людей оставалось загадкой. Из кают-компании Николай ничего не носил в свое логово, дабы не подвергнуть эротайну опасности раскрытия. Приятелям он говорил, что Анжела, так ее звали, питается половиной яблока, сыта и счастлива только от близости с ним, чертовым марконей.
Ух! Как же обидно было обоим, посвященным в эту тайну парням, что каждую ночь таинство секса, так остро необходимое им, случается не с ними, а где-то совсем рядом. Известно где, конечно, но, как говорится, близок локоток...
Каюта радиста на судне располагалась отдельно от прочих кают и выше всех, прямо на палубе мостика. Звуки, которые Коленька извлекал из своей чернокожей богини, физически не могли преодолеть многочисленные коридоры и переборки судна, теряясь в закоулках и пугая только пробегающих на ночную сиесту, крыс. Да и те, вскоре привыкли. Равнодушные к человеческому размножению, они преследовали свои, сугубо крысиные цели.
Стоянка продолжалась. Страсти по сексу, как называл капитан прошедшие волнения, постепенно утихли. Наладилась торговля с каноэ, которых прибывало по нескольку разных каждый день, но девочки больше не показывались на виду. Поговаривали, правда, что третий помощник капитана закрутил роман с одной из торговок, самой красивой и неприступной на вид. Нужно сказать, что они как нельзя лучше, подходили друг другу – оба высокие, стройные, ладно скроенные. Неудивительно, что это и оказалось правдой. Забегая вперед, скажу, что этот роман закончился плохо не только для самого третьяка, а и для его сменщика, поселившегося впоследствии в каюте, где совершалось грехопадение, и с месяц вытравливающего лобковых вшей из своих причиндалов и из матраца, которыми он кишел.
Природа африканского побережья юго-западной части континента подавляла своим желанием жизни. Эта страсть нагромождалась вокруг судна в виде мангровых зарослей, кишащих зверьем и насекомыми и все в ней, от мотыльков, о которых уже говорилось и до крокодилов, питающихся проплывающими иногда по реке трупами, все здесь стремилось размножаться и продлить то очаровательное время, которое называлось жизнью.
Это в России и прочих странах, называющих себя цивилизованными, отношения между мужчиной и женщиной диктуются правилами приличия. В Нигерии все обстоит вплоть до наоборот. Проституция там не считается чем-то низким, достойным презрения. Наоборот, это вполне почетное, мало того, очень интересное и прибыльное занятие, связанное, кроме удовольствия, само собой, еще и с материальными выгодами, не всегда, впрочем, выражающихся в денежном эквиваленте.
В свете всего вышесказанного, препоны, чинимые капитаном для своего экипажа, встречались с непониманием местными красотками, однако, они, словно малые дети, прощали ему все это просто так, просто потому что были выше всех обид. Они, люди леса, дети первобытной цивилизации, которые, даже пользуясь благами современности, могли жить в глиняных хижинах без окон и дверей и отапливаться в холодное время очагами, сделанными по-черному, видели жизнь под другим углом, как веселое времяпровождение и брали от нее все по максимуму.
Мужчины, если не были заняты на рыбной ловле или гулянками в барах, днем чинно сидели в кругу своих соплеменников, обсуждая проходящие мимо суда, а ночью воровали бензин или дизельное топливо из просверленной недалеко от деревни грузовой магистрали. В это же самое время женщины, их жены, дочери и внучки, стремясь внести в бюджет своей семьи лишний найро, устраивались на работу в салоны красоты, плести африканские косички по одному найро за штуку или в прибрежные бары, официантками, посудомойками или торговками на каноэ. Но все эти дамы, помани их судьбы в постель прибывшего поглазеть на экзотику иностранца, всегда и каждая соглашались отдать свое тело во временное пользование. Дело было только в цене за ту красоту, которую местные дщери Африки несли на своих телах и лицах. Многие из них были обезображены племенными шрамами. Такие пользовались вниманием исключительно своих чернокожих собратьев. Прочие, давно уже понявшие капризность белокожих парней с больших каноэ, старались не только сохранить кожу в чистоте, но и выпрямить волосы своими, только им известными способами, чтобы напоминать морякам их жен и подруг.
Глория не была проституткой по призванию. Она жила в самом городе. У нее была небольшая лавочка-салон, где она работала парикмахером. Плела косички по цене все того же найро за штуку.
Это была крохотная, совсем маленькая девушка с хрупкой внешностью и очень маленькой грудью, чего всегда стыдилась и за что себя не любила. У нее были подруги с большими бюстами, и она всегда с завистью наблюдала, как на них бросают похотливые взгляды все встречные мужчины. В день, когда танкер, о котором идет речь пришвартовался у причала Варри, она планировала подъехать в один из местных баров, чтобы попробовать свои чары на голодных до женщин моряках. С этой целью она надела самый сексуальный свой топик, выпрямила блестящие от масла волосы и подправила интимную стрижку. Ноги были ее гордостью. Они привлекали внимание каждого, кто попадался на ее пути. Высокие, стройные, ровные, как два ствола черного дерева, они манили взгляд мужчин и, если бы их сила была бы материальной, Глория большую часть своей жизни ходила бы, раскинув ноги в стороны, как резиновая кукла. Она не стала прикрывать свою гордость. Тонкая полоска юбочки служила целью не скрыть, а наоборот – продемонстрировать могущие случиться наслаждения.
Выгрузку танкера назначили на утро. Терминал, находящийся за пять километров от реки, был еще не готов принять груз. Сергей, сменившись с мостика, быстро принял душ и, дрожа от незнакомого прежде возбуждения, выскочил на палубу. Здесь, сразу после швартовки на шкафуте расположилась пара парней из нигерийского Нэви. Одетые в голубые рубашки и синие форменные брюки, они, сообразуясь всей серьезностью момента, крепко держали в руках старенькие М-16. Прошло, однако уже какое то время, после покидания судна их начальства, они расслабились и дружненько сидели на скамейке в окружении зевак из экипажа. Русским было в диковинку видеть американское оружие так близко, и они пытались соблазнить военных моряков подарками или деньгами только за возможность сфотаться с автоматической винтовкой. Дело шло туго. Чернокожие военные улыбались широкими белозубыми улыбками, такими, что Де Каприо от зависти удавился бы, но оружие в чужие руки не давали и иногда даже покрикивали на назойливых русских.
Военных на все прибывающие суда ставили после давнего случая нападения пиратов. В те времена, говорят, устанавливали даже станковый пулемет на баке. Вскоре пиратов повылавливали, всех, как водится, казнили, но по паре солдат оставили на всякий случай. Да они и не роптали. Исправно несли службу, были сыты, довольны жизнью и имели постоянный приработок в виде процентов от прибывающих на судно ночных бабочек. Завидев сходящего по трапу Сергея, они пожелали ему быть осторожным и найти побольше удовольствий в баре. Все эти пожелания сопровождались конечно же, широкими улыбками, сияющими в полутьме, словно подсвеченные изнутри. Поблагодарив их за службу, Сергей помчался по тропинке к местному бару.
Туда уже ушло несколько человек, в том числе и второй механик – увалень Олег. Серьезный, женатый товарищ, целью которого было только попить местного холодного пива, но никак не потрахаться. Слишком уж он дорожил званием самого верного мужа. К тому же, он взял с собой совсем минимум наличности. Частью из боязни попасть в потасовку и оставить все в баре, частью, все-таки, для закрепления своего стойкого к соблазнам характера.
Стемнело быстро, как и всегда в этих местах. Шумно трещали цикады, где-то над головами проносились, шелестя крыльями какие-то темные тени. То ли попугаи, еще не нашедшие ночлега, то ли летучие мыши, охотившиеся за ночными насекомыми. Сергей быстро шел по темной тропинке, торопясь в бар, где его ждало холодное пиво, музыка и, чем черт не шутит, какое-нибудь приключение. Глаза давно привыкли к темноте, и он старался не останавливаться, чтобы разглядеть то или иное препятствие, а просто перешагивал через корни или стволы поваленных деревьев. Ветра почти не было и, стоило ему притормозить, как на обнаженные руки и шею нападали комары, мелкие, но от того не менее опасные. Здесь буйствовала малярия и каждый укус мог стать роковым.
Звуки музыки и свет, пробивающийся сквозь густую растительность давал верное направление и вскоре Сергей вышел из джунглей на утоптанную площадку перед баром.
То, что он увидел, как и все, похожие на это места было очень далеко от его представления о подобном месте.
Посреди огромного пустыря высилась дощато-соломенная громадина без окон и дверей. Внутри работали несколько мощных вентиляторов, разгоняющих мотыльков и комаров. Освещение составляли несколько галогеновых фонарей, как внутри, так и снаружи, чтобы гостям и работникам бара, не пришло бы в голову гулять позади этого сарая, там, где начинался огромный овраг, служивший одновременно, канализацией, туалетом и, чего греха таить, могилой неизвестных несчастных, попавших туда как случайно, так и по злой чужой воле.
Едва Сергей вошел внутрь, с удовольствием ощутим, как мощная струя вентилятора охлаждает его взмокшее от ночной жа
ры тело, на него тут же накинулась дюжина ночных бабочек, отлепившись от раздираемого до того времени, второго механика. Тот отбивался от девушек уже давно, объясняя им, что пришел попить пиво и никто ему больше не нужен. Сам факт отсутствия желания и реакции на их жаркие тела, вызывал у доступных женщин недоумение, досаду и стремление это желание пробудить. Что они и делали, упорно массируя его везде, куда достигали их наманикюренные черные ручки. Они шептали ему ласковые слова, обещания, набор ласк и утех, которые ему грозят, едва подай он знак и, что тут уж делать тайну, совсем невысокие цены за все эти неземные блаженства. Олег упорно стоял на своем, твердя, что никого из них не хочет, а когда это не помогло уже в сотый раз, изменил легенду и стал добавлять, что денег у него нет совсем. Только на пиво и те скоро кончаются. Ему нужно было с этого начать. Услышав прискорбную новость, ночные дивы быстренько потеряли к нему интерес. Все. Кроме одной...
Нужно отметить, что, несмотря на все вышесказанное относительно секса для нигерийских женщин, есть у них всегда в качестве далекой цели одно заветное желание – соблазнить белого мужчину и иметь с ним секс без презерватива. Забеременев после этого, женщина могла бы если не рассчитывать на некоторую материальную помощь от своего любовника, то, хотя бы родить светлого малыша, которому было бы легче в жизни. Метисов всегда лучше брали на работу в отели, они вызывали у белых больше доверия и лучше учились как в школе, так и в колледжах. Устроив таким образом жизнь своему ребенку, женщина обеспечивала бы себе спокойную старость в сытости и достатке.
Та, что сталась с Олегом наедине, после того, как все товарки разбежались, сказала просто. Денег нет? И не надо. Пойдем так. Бесплатно! Ну и вот...
А вы бы не согласились???
Сергею было проще. Он успел еще заметить, что толпа африканок, домогающаяся Олега, переключилась на него и применил ту же тактику. Полное отрицание секса. Сам же, поневоле начиная разглядывать девушек, сразу заметил одну. Маленькую, худенькую, с маленькой грудью. Она скромненько держалась позади всех, оттесняемая более мощными плечами соперниц. И только глазами, печальным обрамлении густых закрученных ресниц, смотрела на него, умоляя обратить внимание на ее достоинства.
Сергей не стал больше выбирать. Он просто протянул руку к маленькой незнакомке, взял ее крохотную ладонь и притянул к себе, мигом успокоив всех остальных, охочих до его тела и кошелька.
Познакомились. Он заказал пива себе и ей, они начали разговаривать о чем-то и ему очень понравилось, что она интересовалась им точно так же, как интересовалась бы другая девушка, с более светлой кожей, к примеру, русская. Они болтали о чем-то. Временами, не понимая его английский, она переспрашивала, потом корректировала построение фраз и делал все это так невинно, что обидеться здесь мог разве самый тупой идиот.
Они выпили еще по бутылке. Потом, спустя время еще, пока ему не захотелось в туалет. Воспитанный в России, Сергею казалось неудобным спросить Глория, где здесь находится туалет, и он только искал повод, чтобы незаметно ускользнуть на время, как вдруг, она, совершенно невинно хлопая глазками, сказала ему, что хочет пи-пи и спросила, не собирается ли он разделить торжество этого момента с ней? Ну, что же, чтобы не прослыть в ее глазах ханжой, он пошел рука об руку с девушкой на задний двор, к тому самому, опасному оврагу, где Глория, нисколько его не стесняясь, села на краю, сняв трусики и, мило о чем-то вещая ему, быстренько зажурчала... Что же ему оставалось делать, видя такое нарушение всех канонов его воспитания? Пришлось следовать ее примеру...
После факта совместного похода в туалет, дела у них пошли веселее. Не успели они вернуться в бар, как их бросило в объятия друг друга и они начали жадно и со вкусом целоваться. У нее были крупные губы, пропорционально ее личику, но пухлые и спелые. И она умела делать то, чем отвлекла его от следующей бутылки. Начав с губ, он перешел на ее соски, проникнув под тонкий топик, и не обнаружив там бюстгальтера. Тогда-то он и признался ей, что маленькая грудь это самое сексуальное, что есть у женщины для него.
Сладким сиропом было для Глории узнать, что ее маленькая грудь вызывает в ком-то влечение. И с этой минуты она решила сделать все, чтобы этот странный парень с не менее странным именем, был ее и навсегда. В отличии от других женщин, она была образованной барышней и ее планы шли намного дальше простого рождения светлого ребенка.
Она мечтала уехать их этой страны, где каждый встречный, был сильнее ее, ее могли изнасиловать или убить во время частых перестрелок и межконфессиональных междоусобиц. А Сергей был как раз подходящим человеком, неплохим малым, говорящим по-английски, хоть и с ошибками. Но, главное, она нравилась ему как женщина! И еще она заметила, как он засмущался во время похода к оврагу и это ее немало умилило.
Возбуждение в Сергее росло с каждой минутой. Он уже понял, что Глория согласна переспать с ним. Каюта его вполне решила бы вопрос с постелью. Оставалось договориться о цене. Но, как задать такой вопрос девушке, которая, быть может, вовсе и не проститутка? Разве все они здесь такие?
И опять ему на помощь пришла сама девушка. Она предложила ему провести с ней ночь, на его судне. И сказала, что ей денег не нужно. Но, охрана их военных, что дежурят на судне, за проход на борт требуют 10 долларов. Вот эти деньги она и должна будет им вынести. Воспаленный приливом тестостерона мозг Сергея, уловил только одно слово – Да! Согласна!
Будто бык, ведомый красной тряпкой, спотыкаясь о вспухшие от долгого петтинга, яички, Сергей повел Глорию на судно.
Так все и случилось. В своей каюте он дал ей 10 долларов, и она отнесла деньги солдатам. После этого, она сходила в душ, а он, маясь от неизвестности ожидания, стал гадать, взяла ли она с собой презервативы. У него-то не было. Когда она вышла из душа, завернутая в полотенце, он сразу огорошил ее этим вопросом и по ее лицу понял, что она совсем иначе планировала провести этот вечер, без преграды, даже такой тонкой, между их телами. Однако, ни слова ни говоря, она достала из сумочки резинку и положив ее на стол, легла в кровать, как есть, в полотенце.
Кажется, настал тот самый миг, который она так долго ждал. У него до того момента не было чернокожей женщины. А тут – такая малышка, с фигурой девочки, просто дюймовочка! И сейчас она лежит в его кровати и смотрит, как он раздевается. И запах от не исходит... такой терпкий, чуть сладковатый, совсем не похожий на запах европейских женщин. Чуть мускуса в смеси с сандалом и еще что-то, неизвестное ему, но удивительно вписывающееся в образ, который у него сложился за многие месяцы наблюдения за негритянками. О
Она была прохладная и слегка влажная после душа. Тугая ее кожа отливала золотом в свете настольной лампы, а черные бездонные глаза затягивали в себя, словно в глубокий космос. Он прильнул к ней и почувствовал, как ее ноги обхватили его за талию и прижимают его чресла к своим. Там, внизу, несмотря на небольшой шок открытий, началась работа тестостерона и вскоре в ее живот уперся его толстый болванчик, стремясь ворваться уже, наконец, куда-нибудь и наделать там, куда ворвется, страшный переполох. Она улыбалась, ласково и грустно, они целовались до тех пор, пока она не начала постанывать и двигать задом, прижимая промежность к его члену. Только тогда н решился опустить вниз руку и обнаружил, что она уже давно готова. Кудряшки ее маленькой киски были сплошь промокшими от смазки, и она ответила на его касание еще более жарким вздохом. Он еще сомневался некоторое время, а так ли требуется ласкать черную девушку, нет ли у нее каких-либо, особенностей, привычек в сексе. Но, она опять пришла на помощь. Широко разведя бедра. Так, что он и вовсе их потерял, она взяла дело в свои руки и ввела его накаленный стержень во влажную, горячую, как мартеновская печь сиреневую пещерку. Как же приятен был этот первый ввод! Там что-то пульсировало уже, готовясь к соитию и он, почему-то вспомнил вдруг, один из рассказов Николая. То всегда восхищался тугостью щелки своей походной жены. Она всегда была такой, будто бы ей только вчера сделали женщиной, разорвав девственную плеву.
Начав медленно, плавно, еле сдерживая стоны, они постепенно убыстрялись, хлюпанье внизу возросло и уже заглушало даже удары их тел -белого, его и черного, хрупкого, на белой же простыне. Это шахматное сочетание придавало еще более загадочную остроту желанию, и его возбуждение росло сильнее и сильнее, пока он не почувствовал, что скоро настанет момент невозврата, когда не сможет уже остановится. Она тоже поняла это и, вдруг замедлив движения, сказала ему, что у нее давно никого не было, что она неделю назад проходила мед. обследование и что презерватив здесь совсем лишний. Просто так сказала, не прося у него ничего, доверчиво отдаваясь просто так, без денег. За красивые глаза, как говорится. В ответ на это она молчаливо просила просто кончить прямо в нее, не в чужеродный мешочек, а в ее сиреневую штольню. Но, это откровение вдруг его так смутило, что он не нашелся что ответить. Снимать резинку сейчас, когда он плохо ее знает, а она может и не сказать всей правды, означало бы рисковать. Причем риск мог быть слишком серьезным. К тому же, есть целый букет неприятных вещей, о который она и сама могла не знать.
И что-то произошло между ними. Эрекция вдруг пошла на убыль. Стыд ли сыграл в этом свою роль, или страх получить неизлечимое заболевание, но он почувствовал, что еще немного и опозорится. И тогда он перевернул ее на живот и вошел сзади, на несколько сантиметров ниже черного тугого жгутика анального сфинктера. Чтоб восстановить опять былую славу, он нащупал этот тугой жом и, смочив палец слюной, попытался просунуть его внутрь. Удалось не сразу, сфинктр пульсировал, сжимаясь в такт фрикциям, и это давление на палец отразилось и на его члене. Тот стал набирать былую мощь и силу и вскоре, восстановился до таких размеров, что он начал чувствовать, как его головка задевает где-то в глубине ее штольни шейку маточки. Глория тяжело вздрагивала и покрывалась мурашками всякий раз, когда он задевал ту ее внутреннюю часть, и ее дыхание скользило по синусоиде удовольствий, срываясь иногда в штопор, в моменты, когда он ласкал ее соски, торчащие вертикально вниз, или сжимал крохотные ягодицы, раздвигая их и освобождая анус для обозрения. Ему хотелось, конечно же, вставить пышущий жаром член и в ее попку, но он боялся спугнуть ее доверчивость таким хамством.
Она же, затаив дыхание, ждала момента кульминации, чтобы кончить вместе с ним и доказать ему и, что более важно, самой себе, что они подходят друг другу. Однако, все случилось не так, как она планировала, и он ожидал. В момент, когда он уже задышал тяжело, убыстряя движения, она вдруг кончила, задрожав всем телом мелко-мелко, как будто в лихорадке. Это было быстро. Но, он еще не успел разогнаться, чтобы влиться в ее ритм и, немного запаздывая, зашлепал по коричневой заднице девушки своим пахом, ударяя распухшими яичками по ее клитору, чем вызвал еще один оргазм, уже другой, затяжной, с стонами и слабостью в коленках. Она начала медленно опускаться и он, чтобы е выйти из нее на последних мгновениях, опустился вслед за ней, чувству, что каждое движение, ее стоны, дрожь и пульсация внутри маточки, все это поднимает его на волну дикого, не передаваемого по силе возбуждения. Ему стало даже страшно в предвкушении силы, с которой оргазм скоро может выстрелить в его пах и какую сладчайшую боль он скоро испытает, находясь в живой плоти черного африканского тела Глории. Эти мысли стали последней каплей в этом соитии. Он стал так сильно вбивать в нее железный свой член, что, кажется причинил ей боль, доставая до нежной маточки девушки. Ее хрупкое тело, придавленное его бьющимся в оргазме тазом, принимало в себя всю энергию, отдавая взамен сильные пожатия сфинктера влагалища и стоны, издаваемые Глорией то ли от удовольствия, то ли от боли длинного органа. Едва выбив последние капли спермы, Сергей рухнул на нее, всем телом ощущая, как маленькая африканочка дрожит. Пульсация внутри влагалища еще продолжалась, но на ослабленном члене Сергея это уже не отражалось.
Ему вдруг стало стыдно перед ней, возможно за пустые тревоги по поводу ее здоровья и, как всегда после бурного акта, он решил, что такие бесплатные встречи он больше не будет проводить для себя. В конце концов, он готов и платить. Но. Как дать ей деньги, чтобы не обидеть.
Когда страсть улеглась, и они замерзли, он избавился от использованного презерватива, и они легли рядом, как муж и жена.
Сон вскоре сморил их.
Наутро он проводил Глорию до трапа, положив ей в сумочку двадцатку. Так, чтобы она нашла ее потом. Она надолго прильнула к нему и попросила разрешения приходить. Но, он уже решил.
Нет. Таков был его ответ. Это нам ни к чему... Ты молодая, красивая, найдешь еще себя нормального мужика, который станет тебе опорой. Не нужно привязываться к нему. Все это ненадолго, и он не хочет ее обманывать. Она заплакала, конечно. Заплакала и ушла, в моросящую малярийным дождем серость. А он вернулся в каюту и постарался забыть ее запах, ее стоны и дрожь, кольцом вокруг его пениса.
Прошло несколько дней. Погрузка заканчивалась. Глория приходила к нему. Еще несколько раз. Он даже разговаривал с ней и объяснял ей то, что не смог объяснить в первый день. Но, она не понимала. Ее мечта, так близко махнувшая крылом, почему-то отдалилась, и ей стало страшно за то, что она сделала что-то не так. Возможно это случилось, когда она попросила его не использовать презерватив? Но, ведь она же и на самом деле была чиста...
Прошло два месяца. После очередной загрузки на рейде Эскардоса, судно опять заходило в порт Варри. Вот он – знакомый причал, со сломанным долфином в носовой части. Та же самая магистраль, ведущая далеко в джунгли. Тот же бар...
Сергею удалось попасть на берег только поздно вечером. Он стремился попить пива и, в глубине души хотел увидеть Глорию. Просто так увидеть, без продолжения. Хотел увидеть, боялся этого и... увидел.
Она сидела в баре в обнимку с каким-то белым чуваком, тоже маленьким, как и она сама, и вели они себя, как два сумасшедших любовника. Обнимались, целовались, причмокивая, и не замечая никого вокруг.
Один раз, выйдя на улицу по малой нужде, н столкнулся с ней, почти лицом к лицу. Но, она не подала даже вида, что узнала его. Обидно было. Немного, совсем малость, но Сергей вдруг ощутил одновременно облегчение и пустоту внутри себя. Будто бы он упустил что-то что нашел другой, более ловкий человек. Маленького роста...
На следующий день к ним на судно прибыл тот самый маленький человек. С ним была и Глория. Ее спутник оказался суперинтендантом по грузу, представителем фрахтователя. Звали его Жан. И Глория присутствовала на судне теперь в качестве его невесты. Всего один раз она встретилась взглядом с Сергеем и умоляюще посмотрела на него. Ему, конечно же, стало ясно. Как говорили на судне, Жанн увозил ее к себе на родину, чтобы официально жениться на ней там. Мечта ее сбывалась, и Глория молила его не мешать ее осуществлению. Об их отношениях никто, кроме них двоих не знал и тот факт, что Сергей с Жаном теперь молочные братья, вызвал в ней дикий страх перед разоблачением, а в нем истерический смех сквозь воспоминания о черном кольце сфинктера чуть выше его, густо смазанного ее соками пениса, раздвигающего тугую штольню Глории...
180