Поезд в город придет ближе к полуночи, когда он будет почти спать. Маленькой струйкой, быстро растворятся в городе те, не многочисленные пассажиры, кто, решил доехать на нем до конца. Яркий желтый свет и тусклая голубая вывеска, оттененная памятником вождя революции. Томная кассирша и заспанный охранник. Магазин на привокзальной площади, где можно будет купить себе, хлеб, сыр, две упаковки баварских сосисок, коньяк и кофе. А потом около десяти минут пешком, через мост, любуясь видами разлива реки с заснеженными берегами, с деревьями, нависшими надо льдом, с вмерзшими в него двумя старыми пароходами. Что бы там, внутри, все оценить быстрой работой сердца от волнения, что слышишь эту тишину и красоту, и только потом рождением слова — « Красиво» с которого, и начнется ее маленькое одиночество. Дальше будут горячий кофе с рюмкой коньяка и закуска в виде холодной сосиски. Полумрак от старой настольной лампы и электрокамина. Самое главное ей уютно и тепло. Тем более это ощущение у нее от всего, что окружает сейчас. От света единственного фонаря, проникающего сквозь стекло, от тишины, которую она слышит, от того что красный свет от дров электрокамина сливается с зеленым светом ночника, где то в районе круглого стола.
От не работающего телевизора, стоящего в углу. И пароль для входа на сайт ее анкет, записанного на стене. От настоящего деревенского шерстяного одеяла, связанного пополам с волокнами конопли, когда оно приятно покалывает обнаженные ягодицы, ее раскинутых широко ног. Палец с наманикюренным ногтем, озорно играющий с клитором. И совершенно другие образы, встающие в пространстве между глазными яблоками и веками, когда глаза закрыты. Ее собственный образ, с привязанными ногами и руками, так что не пошевелится, где то в каменной пещере при свете факелов, лежащей на рогоже, и он, сильный, длинноволосый и грубый, пришедший посмотреть на нее. И ради собственного развлечения стимулирующего ей клитор концом своего кнутовища. Господи как хорошо! Ааай! Будто принимая условия игры своего воображения, она, прогибается всем телом не отрывая, ног и рук от поверхности. Ой, ой, ой! И больше нет факелов, нет пещеры, есть только обрывки мыслей о рынке, возможном походе на лыжах, о посещении своих анкет на сайтах знакомств.
Какой странный сон. Южная страна. Серый камень двора замка. Она, обнаженная, а рядом так же как она одетые женщины, извиваются и раскачиваются в так музыки раздающейся из дудочки. Нет, эта музыка была не из сна. Галина уже проснулась, и лежала, с закрытыми глазами, стараясь только слушать. Это кто-то из соседей разминался, учась играть на флейте, беря в разных тональностях самую простую и получающуюся у всех композицию. До ре ми фа соль ля си и обратно. Конечно, можно было пойти подняться, попросить не шуметь и не мешать спать, но она бывала здесь, в этой квартире, всего лишь две недели в году, так в праве она нарушать сложившийся уклад. Тем более Галина любила музыку, и она ей совершенно не мешала. Да и сама она была приобщенной к ней, как и у многих она так же, в детстве, учила гаммы, тыкая свои пальцы в белые и черные рояльные клавиши.
Флейта игра
ла, какую то, спокойную, немного грустную, композицию. Галина опять закрыла глаза и вновь, там, в пространстве между веками и глазными яблоками, возникли степи, со своими невзрачными травами и ветер, не дающий покоя им, а также она сама, вернее ее образ, как есть сейчас в халате и шерстяных носках. Там она стояла и смотрела на степь, травы и ветер. « Может я, все-таки, сплю». — Спросила сама у себя Галина. Да нет. Открыв глаза и осмотрев комнату, констатировала она. Не сплю. А почему такие странные звуки странный набор инструментов. Сейчас ей было слышно, как играли саксофон, флейта, губная гармошка и контрабас. Которые исполняли блюзовую композицию. «Странное сочетание инструментов». — Подумала она. Играемая ими композиция, как то странно волновала ее и проникала в душу. Она была знакомой до отвращения. Галина пыталась вспомнить, даже закрыла глаза, но не чего не получалось. Во фрагменте солировавшей флейты, в сочетания звуков ля, до ля фа, ей слышался, почему то обрывок фразы — «Я зову тебя». А в сочетании звуков, ми до соль ля, слово « иди». Причем флейта настойчиво повторяла это. Вступившая в диалог губная гармошка только усилила ощущение, что ее, кто то, зовет, что нет возможности сопротивляться этому. И это «Иди» вперемешку с «и д и ди» — это для нее. «Иди! Я же зову тебя» — включился в этот зов саксофон, а контрабас довершил все это словом «жду! жду! жду!». Галина не помнила, как встала с кровати, как оказалась двумя этажами выше у открытой двери, расстегивающая и снимающая халат, и встающая на четвереньки. Потому что звучащие инструменты требовали это.
Она почувствовала внешней стороной ног холодную поверхность шершавого бетона. Толкнув головой дверь, что бы можно было пройти, и гордо прогибая спину, она прошла туда, в темноту. Чуть замедлив движение, что бы привыкли глаза к темноте. Это произошло быстро, так как она увидела белое пятно, которое двигалось под ритм музыки. И по мере приближения к нему, она поняла, что это обнаженная девушка, играющая на флейте. Она дождалась когда, Галина приблизится к ней, что бы разглядеть. И стала медленно отступать назад. Медленно, в ритм музыки, пританцовывая и уходя в комнату, где свет. Галина следовала за ней. Не думая о том, что ей может быть стыдно, страшно, не думая о том, что будут делать с ней. (Эротические рассказы) Девушка исчезла в комнате, куда поспешила войти и Галина. И ей было все равно, что помимо играющей на флейте девушки были так же еще одна девушка среднего роста, пухленькая, играющая на губной гармошке, и мужчины, играющие на контрабасе и саксофоне. Девушка продолжала играть, сев на высокий крутящийся стул, раздвинула ноги, приглашая Галину преступить. Галина коснулась языком ее половых губ, вдохнула аромат молодого тела. И все остальное растворилось для нее, исчезло, прекратило существовать. А среднего роста пухленькая девочка нырнула в темноту коридора, начиная, свинговать, свое соло. Вокруг остались только взлетающие звуки флейты, говорящие о развитии и эффективности ласк Галины. Она не видела того, что саксофонист, встал со своего винтового стула, подошел к ней сзади, сделав паузу в своей партии, мощным толчком вошел в нее сзади. Находясь между двух тел, между двух инструментов, ее сознание отключилось полностью.
Ей казалось, что пространство и воздух, сейчас очень плотное, и она пронизывает его собой, поднимаясь вверх, над травой, над степью, над собой смотрящей на дорогу, представившей руку ко лбу, что бы смотреть вдаль. Она пролетала мост, над плесом с, вмерзшими в реку, пароходами. Ей казалось, что она летит на луну или дальше. А потом стены воздуха стали двигаться на нее, их было очень много, одна за другой. Потом вспышка, говорящая о том, что зажглось солнце, потом еще одно, и самое третье, самое яркое и горячее. Она вернулась назад, от чего то, холодного и мокрого, от капель, которые попали ей на лицо. Музыка уже не звучала, а инструменты были сложены в чехлы и стояли у стены. Галина, в составе еще трех женщин, стояла на четвереньках лакала воду из старого цинкового корыта стоящего посередине комнаты. Сзади стояла одетая девушка, флейтистка, которая смотрела на их возню у этого корыта и улыбалась — « Ну что свинки мои расслабились» — проговорила она. « А теперь пошли вон! Суки ебанные!» — уже зло, подгоняя их пинками ноги по голым жопам, стала выгонять их из квартиры. — «Я кому сказала, шлюхи старые, пошли вон».
189