Не сказать, чтобы меня совсем не интересовало то, что скрывается у них под платьицами, теоретически я знал, что такое секс и в свои 18 лет, как и все мальчики, я уже давно достиг половой зрелости. Просто я считал, что человеку в первую очередь необходимо быть гомо сапиенс, а близость должна быть не только физическая, но и духовная. А какая духовная близость может быть у меня с пигалицей-сверстницей? Конечно, среди представительниц противоположного пола бывают и умные особи - кандидаты и доктора наук, - но до них я еще сам не дорос.
Забыл, кстати, сказать, что повествую я о событиях своей молодости, которая проходила в середине семидесятых. В то время таким как я еще не давали обидную кликуху «ботаник», скорее наоборот, нас, влюбленных в науку, уважали, и даже «короли» местной шпаны не позволяли нас обижать. Впрочем, в юношеские годы я старался тренировать не только мозг, но и мускулы. И не для того, чтобы хвастать перед девчонками или защитить себя от хулиганов. Мои родители учили меня, что человек должен быть развит всесторонне.
Короче, девочки меня не интересовали, а науку я избрал главной своей возлюбленной. И хотя на уроках физкультуры нет-нет да охватывало волнение при виде оголенных стройных ножек и выпирающих из маек холмиков, все равно я считал, что ни к чему тратить время на легкомысленные глупости, потому что впереди меня ждал физмат МГУ, аспирантура, кандидатская, а вот тогда уж можно будет задуматься о женитьбе. Мои родители, до мозга костей интеллигенты, воспринимали интимные связи вне брака как явление недопустимо-предосудительное и с детства воспитывали меня в духе «обликум морале».
А еще мои папа с мамой были заядлые туристы. На своей разборной байдарке еще до моего рождения они исходили почти все реки Советского Союза, а когда мне стукнуло пять лет, на смену двухместной была куплена трехместная байдарка, и я отправился в свой первый поход. С тех пор со своими предками я совершал путешествия каждое лето. Компании и маршруты каждый раз попадались разные, но неизменно мы привозили из этих походов неизгладимые впечатления, а мой отец еще и кучу отснятых кинолент. Весь поход он с упоением жужжал своим «Красногорском», по возвращении вся наша немаленькая квартира была опутана сушившейся после проявки кинопленкой, а потом осенним вечером у нас в гостях собирались участники путешествия, и мы вместе под стрекотание проектора «Украина» еще раз переживали все трудности пройденного пути.
Этим летом мне предстояло совершить десятый юбилейный поход. Я бы с удовольствием отправился в Саяны или Забайкалье, но у отца что-то не заладилось на работе, все сорок пять дней профессорского отпуска ему не дали, можно было рассчитывать лишь недели на три. Пришлось придумывать и маршрут покороче, и дорогу не длинную - решили остановить выбор на Кольском полуострове.
С нами в поход отправилась еще одна семья. Когда я узнал, кто наши попутчики, то впал в жуткую тоску: мой юбилейный поход испорчен. С нами идут дядя Миша и тетя Клава, против которых я, собственно, ничего не имел. Дядя Миша - прекрасный гитарист и знает много песен, а тетя Клава в походных условиях на костре печет изумительные пирожки с грибами. Но с ними идет их дочка Лена! Вот это и вгоняло меня в зеленую тоску.
Правда, с Ленкой я был знаком очень отдаленно, она лишь несколько раз заходила к нам в гости вместе с дядей Мишей. Но этого ей хватило, чтобы оставить о себе впечатление как о жеманной, вредной и очень избалованной девице, страшно самовлюбленной и заносчивой. Она на год старше меня, перешла в десятый (тогда выпускной) класс. А моя мама души в ней не чает: «ах Леночка, ах Леночка!» и даже называет нас женихом и невестой. В гробу я таких невест видел!
Однако уже в поезде мое отношение к ней стало меняться. Перед отъездом мама спросила меня:
— Что ты возьмешь почитать, чтобы не скучать в дороге? Майн Рида или Жуль Верна?
— Дифференциальные уравнения, - ответил я, причем совершенно серьезно.
В девятом классе, конечно, дифуры и вообще высшую математику не проходят, но я же вундеркинд, поэтому изучал все самостоятельно и хотел порешать в дороге задачки. Едва поезд тронулся, я залез с тетрадкой, задачником и авторучкой на верхнюю полку и, лежа на животе, принялся решать. Ответ никак не сходился. Я не замечал, что Ленка со своей полки давно наблюдает за мной. Небось нарочно выбрала полку напротив моей, а не в соседнем отсеке, где разместились ее родители. Вдруг она ловко, как кошка, перепрыгнула на мою полку, сдвинув меня к стене, улеглась рядом, отняла у меня авторучку, погрызла ее, всматриваясь в мое решение, и через несколько минут вынесла вердикт:
— Ты неправильно вот этот интеграл взял!
— Откуда знаешь? - с недоверием спросил я.
— Ты думаешь, все девчонки дуры? Я, между прочим, в математической школе учусь. Мы на факультативе дифуры уже разбирали.
Я с удивлением посмотрел на нее. Ее личико было очень близко, и я только сейчас отметил, что оно очень милое и даже красивое. Правильной формы маленький носик - чуть вздернутый и с немножечко впалой переносицей, изогнутые узкие брови, огромные серые глаза, золотистые, естественно вьющиеся волосы, пухлые девичьи губы, чуть приоткрытые, из-под которых выглядывают белоснежные зубки. Щеки и подбородочек - все тоже гармонично правильной формы, все гладенькое, ни прыщичка, ни родинки, только едва заметные веснушечки около носика. На полке вдвоем очень тесно, она прижималась ко мне, а я впервые ощущал рядом упругое и гибкое девичье тело. Его тепло и нежный запах будоражили меня, и что-то, словно разряд тока, пробежало по мне, я даже почувствовал некое шевеление в штанах.
Ленка еще раз посмотрела мне в глаза, улыбнулась и перепрыгнула обратно на свою полку.
— Попробуй.
Я попробовал взять интеграл, как советовала она, и ответ сошелся.
После этого случая я стал присматриваться к Ленке. Оказывается, у нее красивая фигура. В поезде она ехала в красном «олимпийском» тренировочном костюме. Раньше были такие, в них одевалась сборная СССР, поэтому их и называли «олимпийскими». Это трикотажный, плотно облегающий фигуру спортивный костюм, он обтягивал Ленкино тело, подчеркивая торчащий вперед маленький бюстик, упругую круглую попку и делал заметным бугорок лобка. Даже не раздевая можно было представить, как она выглядит голышом. И это чудо лежало рядом со мной на вагонной полке и помогало решить мне задачу!
Оказывается женское тело упоительно красиво и возбуждающе. Теперь я начинал понимать своих сверстников, норовивших заглянуть после физкультуры в раздевалку к девчонкам и потом делившихся впечатлениями.
Когда мы оказались на речке, я стал присматриваться к Ленке еще пристальнее и делал для себя все новые открытия. Во-первых, она была очень грациозной и ловкой. Тетя Клава рассказывала, что она несколько лет занималась в балетной школе, и они даже долго не могли выбрать, в какую спецшколу ее отдать, с математическим уклоном или с хореографическим. Все-таки победила наука. А во-вторых, олимпийский костюм - это были еще цветочки по сравнению с тем, что представлял ее купальник.
Кольский полуостров хоть и находится за полярным кругом, все равно в разгар лета там бывают очень жаркие дни. И белые ночи там стоят до середины августа. А днем, когда солнце высоко, можно вполне загорать и купаться. Так вот, о купальнике. Стрингов и лифчиков из одной узкой тесемки тогда, конечно не делали и не носили, их бы вмиг обозвали верхом бесстыдства, а обладательницу забросали бы камнями. У Ленки был глухой целиковый купальник. Но зато какой! Он сидел на ней настолько плотно, что через него проступали даже бусинки ее сосков.
Каждую грудь он облегал отдельно, а глубокий вырез открывал пространство между ними до середины. Мало того, что он обрисовывал выпуклость лобка, под ним угадывались губки, разделенные половой щелью. Там где начинаются ноги, его граница шла точно по естественной складке бедер и скрывалась между ними. А сзади он обтягивал каждую ягодичку, углубляясь в ложбинку, и чуть выше копчика клином расходился по бокам, открывая спинку. Бретельки были приделаны в паре сантиметров выше проступающих сосков, и скрепляющий их на шее бантик терялся в распущенных волосах.
Практически это была вторая кожа из ткани, да и цвет купальника был розовато-бежевый, почти телесный. Первый раз, когда Ленка вышла в нем, мне показалось, что она идет голой.
Но на этом эротичность купальника не заканчивалась. Стоило Ленке в нем окунуться в воду, до полного высыхания он делался почти прозрачным. Через него проглядывали темные кружочки вокруг сосков, пупочек и даже волосики на лобке. Не знаю, как тетя Клава и дядя Миша позволяли ей надевать такое, потому что не только у меня, но и у моего папы оттопыривались плавки, когда Ленка выходила из воды.
Мы спускались вниз по реке, проходили пороги, переплывали через спокойные плесы. Папа стрекотал кинокамерой, дядя Миша метал спиннинг. Мы ели свежезасоленного хариуса, пару раз попадалась семга. Хотя ловить ее в это время запрещено, но ведь она этого не знала. Две недели прошли очень быстро, нам оставалось плыть еще четыре-пять дней. С Ленкой оказалось не так уж и скучно, мы даже подружились к неописуемому восторгу моей мамы. Однажды под вечер я неловко упал и рассадил себе руку. Мне ее забинтовали и решили назавтра никуда не плыть, чтоб я случайно не намочил рану, и устроить дневку.
Дядя Миша предложил совершить восхождение на сопку. Сопка была высокая, на ней даже поблескивал ледник. Я сказал, что идти не хочу, лучше посижу один в лагере, порешаю задачки.
— У тебя же рука болит, а не нога! - удивился папа.
— Действительно, лучше воздержаться, - поддержал меня дядя Миша. - Все-таки в гору лезть, там руками страховать себя надо. Пусть побережется.
Когда рано утром они все вместе собрались в путь, Ленка вдруг оступилась и подвернула ногу, что было очень удивительно при ее ловкости. Ну, что ж, как говорится, и на старуху бывает проруха. Она присела на бревнышко, морщась от боли и ухватившись за голеностоп. Мои родители предложили отменить вылазку, раз уж так подучилось, но дядя Миша, он все-таки врач, ощупал больную ногу и сказал, что ничего страшного нет. Вывиха нет, поболит до вечера и заживет как на кошке.
— Так что, пусть инвалиды останутся оба, - вынес он свой вердикт. - А мы отправимся без них. Только смотри, - пригрозил он Ленке, - не скачи как коза!
Но едва взрослые скрылись в лесу, Ленка поднялась и заскакала.
— Ты чего? - удивился я. - У тебя же нога!
— Это нога у того, у кого надо нога. Мне просто тебя жалко стало. Будешь тут один скучать. А добровольно родители меня бы не оставили.
— Ах ты, симулянтка! - погрозил я ей пальцем. - Самострел.
— Ага, самострелка.
Пока у реки стояла утренняя прохлада, мы посидели у костра и попили чай.
— Гляди, твой папа камеру оставил, - Ленка показала в сторону нашей палатки.
Я посмотрел туда и увидел у входа папин кожаный кофр.
— Может еще вернутся? Ты не забудь, что у тебя нога, а то начнешь как коза прыгать. Надо убрать кофр в палатку, а то вдруг дождь.
Прошло часа полтора, но никто не вернулся. Наверное, папа решил обойтись без нее. Или возвращаться в лом было. Солнце стало припекать, и мы пошли искупаться. Ленка в своем впечатляющем купальнике, а я - в эластичных синтетических плавках, которые с прошлого года стали мне чуть-чуть малы. Я поплескался чуть выше пояса, стараясь не замочить забинтованную руку, и вышел на берег, а Ленка решила постирать свой красный олимпийский костюм.
Она, нагнувшись, стояла по колено в воде и стирала, а я начал фантазировать, представляя Ленку совсем без купальника, и как я подхожу к ней сзади. От этого плавки стали мне еще теснее. Дополнить воображением все то, что скрывал купальник, не составляло большого труда. Чтобы Ленка не заметила моего возбуждения, я сидел на бревне, обхватив руками колени и ощущал, как мой твердый конец упирается мне в живот. Прежде, занятый больше наукой, я редко фантазировал на сексуальные темы, и ощущения эти были для меня достаточно новы.
Взрослые так и не возвращались, похоже, папа решил, все-таки, обойтись без кинокамеры. С реки повеял свежий ветерок. Ленка развесила на веревке костюм и, не досушив на
себе купальник, пошла в палатку переодеваться. Мне тоже стало немного зябко, все-таки мы пошли купаться довольно рано, солнце еще не поднялось в зенит. Я залез в свою палатку, снял мокрые плавки, посмотрел на свой все еще торчащий член. Вот бы Ленка сейчас заглянула сюда. И без купальника. Дико хотелось сжать, стиснуть этот взбунтовавшийся орган руками, но я как раз и боялся, что именно в этот момент Ленка заглянет сюда. Я надел сухие трусы, майку, рубашку и треники. Едва я облачился, снаружи донеслось:
— Туки-туки, можно войти?
— Пожалуйста, - разрешил я.
Ленка откинула полог нашей трехместной «Варты» и забралась внутрь с колодой карт. На ней был олимпийский костюм, но только синий, тети Клавин, который был ей велик размера на два.
— В дурачка перекинемся? - предложила она.
Мои родители уже научили меня играть в более серьезные игры, например в преф, но вдвоем в него не сыграешь. Можно и в дурачка для расслабления мозгов.
— Только знаешь чего? - Ленка немного замялась, сдавая карты. - Давай играть на раздевание?
Что ж, три раза я проиграть могу, чтобы раздеться до трусов. Сколько, интересно, вещей на Ленке? Небось оделась как капуста, раз уж ей такое в голову взбрендило.
— А давай! - задорно ответил я.
Пока мы играли, я все поглядывал на Ленку. Я сидел к ней полубоком. вытянув ноги, а она стояла на коленках, уперев попку в пятки, и наклонялась, когда надо было взять или сбросить карту. При этом вырез олимпийки с расстегнутой молнией слегка отвисал, и я мог убедиться, что лифчика на ней нет. От этого вида я снова стал приходить в возбуждение, которое перед приходом Ленки почти прошло.
Первые три кона мне не везло, и я очень быстро остался в одних трусах. Зато потом мне фишка поперла. Ленка стянула с себя мамины треники, обнажив свои стройные длинные ноги. За прошедшие две недели я уже насмотрелся на них. Они, хоть и обалденно красивые, не вызвали бы во мне такой бури эмоций, если бы не одна пикантная деталь - ее смешные белые ситцевые трусики в крупный синий горошек, как у маленькой девочки. Это выглядело даже пикантнее шелкового кружевного белья, потому что имело вид именно нижнего белья, которое девушки обычно не выставляют напоказ. Получался такой милый домашний интим.
После следующего кона ей пришлось снять олимпийку, и тут, наконец, мне открылась ее грудь. О ее форме я догадывался и раньше, но видеть совершенно обнаженную девичью грудь куда приятнее, чем прикрытую пусть даже узкой тесемочкой. Сверху она опускалась до соска чуть изогнуто как лекало, а снизу поднималась каплеобразно. Не могу даже назвать ее форму, не груша, не яблоко, не дынька, хотя размер где-то с маленькую дыньку-колхозницу. И соски, блестящие и выпирающие как две розовые ягодки в обрамлении таких же розовых кружочков. На глаз было видно, как она упруга, эта грудь, и все же, при резких движениях она дрожала и колыхалась как хорошо застывший холодец.
— Что, прекращаем игру? - спросила Ленка, заметив, что я торможу, потому что не могу оторвать от нее взгляда.
Она сидела в своих ситцевых трусиках в горошек, а я - в широких сатиновых трусах. Я так увлекся, залюбовавшись Ленкиной грудью, что перестал скрывать, как трусы мои топорщатся. Опомнившись, я поджал колени.
— Да ладно, - успокоила меня Ленка, заметив это. - Тут все свои. Так что, играем дальше или на этом остановимся?
— Играем, - сдерживая частое дыхание, поспешил ответить я. - Только… ты мне отыграться дашь, если я в этот раз проиграю?
— Как себя будешь вести.
Я проиграл. Приподняв таз, я большими пальцами стянул резинку с попы и стал поднимать трусы вверх к согнутым коленям. Резинка зацепилась за торчащий член, замедлив этот процесс. Ладно, была, ни была, в конце концов, я час назад мечтал, чтобы Ленка застала меня в таком виде. Я резко сдернул трусы, и член, оттянувшись, шлепнул меня по животу. Ленка засмеялась.
— Ты посмотри, как мальчик хочет!
Тут крупные капли дождя забарабанили в палатку. Ленка приподнялась и откинула полог.
— Дождик! - воскликнула она. - Грибной дождик!
И на самом деле, снаружи ярко светило солнце, и поливал проливной дождь.
— Я люблю бегать под теплым дождем!
Она, нагнувшись, стянула с себя трусики и, сверкнув белыми ягодичками. выбежала из палатки. Метрах в пяти от входа в притоптанной нами траве образовалась маленькая лужица. Ленка прыгала в ней, повернувшись лицом ко мне, поднимая руки и хлопая в ладоши, а над ней яркой дугой раскинулась радуга. Она не смотрела на меня, похоже, она радовалась самой себе и дождю и даже забыла про мое существование. Я хотел присоединиться к ней, но, вспомнив про повязку на руке, не стал ее мочить. Тут мой взгляд упал на кофр с кинокамерой. Я вытащил ее, быстро завел пружину и стал снимать, наблюдая через окуляр.
Ленка, грациозно поднимая ногу и выставляя руки, принялась крутить фуэте, такое балетное па, напевая при этом музыку из «Дон-Кихота». На долю секунды останавливаясь напротив меня, она вскидывала ногу, прижимала руки и делала очередной оборот. Мокрые волосы взметались при каждом темпе. Солнце блестело на ее плечах и бедрах.
Картина была потрясающая - яркое солнце, радуга и обнаженная красивая девушка, крутящаяся в золотых лучах и серебряных струях. Я сделал «наезд», взяв крупным планом мелькающую передо мной самую интимную часть ее тела. Сделав, как и положено, тридцать два оборота, Ленка побежала к палатке. Я поспешно убрал кинокамеру. Надо будет вынуть эту кассету и проявить ее самому, чтобы отец не увидел. А потом пацанам знакомым покажу - вообще отпад! Пусть теперь кто-нибудь попробует сказать, что я ни разу с девчонкой не был.
Ленка забежала в тамбур палатки под тент. Перед входом с нее сразу натекла целая лужа.
— Дай полотенце, - попросила она.
Я достал в изголовье свое полотенце и протянул ей. Она нагнулась, стоя ко мне передом, и стала вытирать мокрые волосы. На ее почти впалом животике появились три складочки. Грудь даже в таком положении не потеряла своей формы. Все тело ее было покрыто капельками воды, маленькие водяные шарики блестели, запутавшись в волосках на лобке. Грудь слегка покачивалась от энергичных движений. Присмотревшись, я разглядел две губки, уходящие от лобка и скрытые сомкнутыми бедрами. Как бы их рассмотреть?
Словно угадав мое желание, Ленка оставила волосы, развела коленки и стала вытирать между ножками. И мне открылась в реденьких, еще девичьих волосках эта волшебная щель, которой мог бы залюбоваться каждый представитель моего пола. Губки двигались в разные стороны, когда Ленка особо интенсивно проводила по бедрам полотенцем. Поймав мой вожделенный взгляд, она смутилась.
— Отвернись. Еще насмотришься. Я же никуда не убегаю.
Ленка забралась в палатку и протянула мне полотенце.
— На, лучше вытри мне спину.
Она повернулась ко мне спиной, встала на коленки и опустила попку на пяточки. Спинка у нее была ровненькая, чуть вогнутая как турецкий клинок, и загорелая, плечики расправленные. Я тер эту спинку полотенцем, а мой возбужденный член от этого раскачивался и чуть не касался белых ягодичек. Ленка словно была в своем купальнике, только в белом. Обе ягодички разделялись ложбинкой, уходящей туда, где находится заветный орган, готовый принять мой до предела возбужденный…
Крупная капля вырвалась из дырочки головки члена и шлепнулась… нет, шмякнулась Ленке на спину. Я испугался, зажал свое хозяйство полотенцем и кончил в него. Мне стало стыдно, у меня даже пропало желание. Ленка обернулась, посмотрела на мое растерянное лицо и прыснула со смеху.
— Я же говорила, что мальчик очень хочет.
Я покраснел и отвел глаза.
— Ты что, наедине с девушкой еще не был?
Я покачал головой.
— Ну, ничего, не расстраивайся, все бывает. Ну подумаешь, кончил, просто перевозбудился. Мы немножко отдохнем и по новой все начнем, да?
— Скоро наши придут…
— Да не скоро, еще часа два у нас есть. Давай я тебя поцелую, не расстраивайся.
Она прижалась к моим губам и просунула мне в рот свой язык. Сначала я растерялся и даже отпрянул.
— Ты что, и не целовался?
— Нет.
— Тогда давай учиться.
Поцелуи и близость голого девичьего тела быстро сделали свое дело. Через десять минут обучения я почувствовал, что мой член снова поднимается. Ленка нащупала его рукой.
— Вот, видишь, а ты расстраивался.
От ее прикосновения он поднялся еще сильнее, во мне снова просыпалось желание.
— Можно я получше… у тебя рассмотрю? - неуверенно произнес я.
— Конечно, - Ленка легла на спину и развела коленки.
Я встал на колени у нее между ног и наклонился к самой вагине. Она была возбуждена. Налитые пухлые губки слегка разошлись, приоткрывая клитор. Розовые малые губы призывно высовывались, расширяясь книзу, где из небольшой дырочки сочилась влага. Я наклонился ближе и лизнул языком. Ленка сделала навстречу движение тазом, отчего дырочка приоткрылась сильнее. Я потрогал пальчиком клитор, и Ленка еще раз двинула попкой. Она сморщила лобик и потянула меня за бедра.
— Давай! - прошептала она.
— А можно?
— Конечно, для чего же я здесь! Да ты не бойся, я уже не девочка. Ну, давай!
Я лег ей на живот и коснулся головкой горячего лона, которое плотно обхватило ее. Ленка прикусила нижнюю губу и еще раз подтолкнула руками мой зад.
— Давай!
Я задвинул член в ее горячее и узкое влагалище, которое обхватило его очень плотно, и поэтому входил он плохо. Ленка, морща лоб и кусая губы, сама начала елозить попой, а я проталкивал свой член вперед, пытаясь всунуть до конца. Когда я сделал обратное движение, мой член выскльзнул из нее. Я снова стал всовывать. Ленка все морщилась, потом вылезла из-под меня и сказала:
— У тебя очень толстый, давай по-другому.
Она встала на четвереньки и повернулась ко мне попой, прогнув спинку. Я увидел, что две красные, истекающие влагой губки, торчат между бедер у нее под беленькой попкой. Я подвел к ним свой член рукой и уверенно вогнал. Так всунуть оказалось легче, и я задвигал туда-сюда тазом. Ленка тоже покачивалась в такт и постанывала. От боли или от удовольствия? Я опять видел ее спинку с отпечатком купальника и эти белые ягодички.
Я прижался животом к этой попке, а грудью к ее спине, обнял и нащупал руками ее грудь. Работая тазом, я теребил ее сосочки, а Ленка все извивалась и стонала. Я чувствовал, что из меня очень скоро снова брызнет. По теории нам не следует допускать, чтобы это туда попадало, но я еще молодой и неопытный, не могу сдерживаться. Сперма заполнила ее влагалище, а мой член стал уменьшаться и скоро выскользнул.
Я сел на свой спальник, Ленка тоже присела рядом со мной.
— Ты все?
Я кивнул.
— Мне тоже надо кончить. Теперь сиди и не мешай мне.
Она сжала рукой мое хозяйство, развела свои колени и стала быстро-быстро тереть свободной ладонью клитор, извиваясь и постанывая. Из ее влагалища текла моя сперма и ее секреция - прямо на мой спальник. Не зная, чем помочь ей, хоть она и просила не мешать, я сунул свой средний пальчик ей в дырочку и случайно нащупал там вверху маленький бугорок. Ленка несколько раз громко вскрикнула и бессильно повалилась на меня. Мы полежали так минут пять.
— Меня очень долго кочегарить надо, - пояснила Ленка. - Я возбуждаюсь быстро, а кончить никак не могу. А ты мне помог, так здорово!
Когда мы ехали обратно в поезде, Ленка была очень грустной. Я улучил момент и спросил у нее:
— А мы еще с тобой… встретимся?
Ленка покачала головой.
— У меня парень есть, мы должны с ним пожениться. Через год, когда мне восемнадцать будет. А, может, и раньше, если обстоятельства…
Она показала на свой живот.
— Если это будет от тебя, я буду только рада.
— Ты его любишь?
— Нисколько! И в сексе он мне не подходит, я с ним кончить не могу. Я из-за этого мастурбировать стала.
— А почему вы… должны?
— Так мои предки хотят. Просто феодализм какой-то. Все что угодно мне разрешают, а в этом вопросе… Да ну их!
Ленка чуть не заплакала.
После этого я перестал уважать дядю Мишу и тетю Клаву.
Дома папа чертыхался и все искал пропавшую бобину с кинопленкой.
— Где же она? Ведь помню, что десять с собой брал, а их только девять! А там наверняка такие кадры были!
Я пожал плечами и пошел выносить мусорное ведро. На лестничной клетке я вытащил из кармана бобину, на которую снимал Ленкины фуэте, и лента змеей заскользила в мусоропровод.
Буду рад отзывам
[email protected]
233