Первого февраля в заброшенный цирковой манеж на Замоскворечной улице набилось восемьсот толстосумов, обуреваемых одним желанием — сорвать большой куш. Они слетелись с разных концов света под предлогом зрелищности мероприятия. На самом деле все они жаждали славы и наживы. Предыдущие розыгрыши раз за разом приносили удачу случайным игрокам, доказывали, что такое возможно. Можно унести миллион евро, трахнув Мириам механическим фаллосом, можно получить заветный билет в зал славы. Мы регулярно публиковали интервью со счастливчиками, заретушированные фотографии победителей, отдыхающих в обществе дорогих путан-транссексуалок, постоянно фигурировали в новостях агентств эскорт услуг. Родни пиарил бизнес на тематических сайтах, не стесняясь огласки. Не удивительно, что в итоге к нам присоединились не только ценители девочек с перчиком, но и прожжённые игроки, не имеющие ничего общего с транс-тематикой.
С целью сохранения конфиденциальности место проведения розыгрыша оставалось в тайне до последних секунд. Я лично отвечал за массовую рассылку СМС-сообщений, имейлов, обработку подтверждений.
А потом потянулись очереди такси, подъезжавших к цирку с разных сторон. Мы заранее предупредили участников, чтобы они не трепались, не привлекали внимание, выгружаясь где-нибудь в квартале от цирка, и дальше шли пешком. На входе люди Хассана сканировали приглашения, выдавали билеты с указанием места. Дальше гости направлялись к пяти кассам, расположенным в гардеробных подсобках, меняли деньги на цифровые подписи.
Среди гостей были в основном мужики, хотя попадались и парочки, для которых поездка в Москву совпала с периодом отпуска. Мы попросили гостей прийти нарядными: мужчины в смокингах, дамы в вечерних платьях. Человек незнающий мог бы подумать, что народ пришёл на концерт оперной дивы или, как минимум, выступление знаменитой балетной труппы. Собственно, так мы и позиционировали себя: просили игроков рассказывать о визите в Москву как о поездочке на концерт оперы и балета.
В зале и фойе праздничная атмосфера усугубилась присутствием десяти транссексуалок в коротких платьицах, белых передничках — униформе секс-работниц общепита. Они продавали попкорн, программки, заигрывали с мужчинами, охотно оставляли им визитки.
Родни с Хассаном хорошо поработали в тандеме, организуя мероприятие. Были снаряжены рейды к лучшим индивидуалкам Москвы.
Мне отводилась немаловажная роль ведущего. Когда толстосумы усадили свои жопы на стулья и свет красочно погас, как в настоящем театре, я вышел на манеж и в ярком свете прожекторов насладился громкими апплодисментами в мою честь. Я не волновался, не спешил, мне было абсолютно плевать, кто победит.
— Дамы и господа, — торжественно объявил я по-английски, когда звуки фанфар утихли. Специально приглашённый оркестр из четырёх музыкантов понятия не имел, какое шоу им предстоит. — Добро пожаловать на ежегодный розыгрыш джекпота! Сегодня на ваших глазах состоится уникальное представление. Вы станете свидетелями невиданной по красоте и зрелищности трагедии. Или комедии — кому как нравится.
Зал засмеялся, а я продолжил упражняться в красноречии. Этого мне не занимать. Годы филфака отложили неизгладимый след на моём вывернутом сознание. Я стоял перед толпой толстосумов в атласном чёрном платье, на силиконовых шпильках, с диадемой на голове, микрофоном, и всё во мне отдавало фальшью: ватные вставки вместо сисек, стекляшки в оправе короны вместо драгоценных камней, даже браслет на запястье лишь казался позолоченным.
Но всё это меня мало волновало, я думал об Ане, о том, что её, возможно, каждый день насилуют охранники, сам Хассан отмахнулся от моих претензий. Она терпит всё это ради меня, потому что боится, что иначе кто-нибудь из нас может пострадать. Она жертвовала собой ради нас, делала то, что не могла не делать, повинуясь своей природе.
Внесли прозрачный шар с человеческий рост, заполнили его наполовину деньгами. Сотни купюр различного номинала полетели внутрь сквозь круглое отверстие в основании. Затем шар перевернули и подтянули к куполу. На манеж тем временем вышла дрожащая от холода Мириам в бежевом вечернем платье, длинный шлейф тянулся за ней, пока она шла по кругу, как цирковой пудель, покачиваясь на задних лапках-шпильках, ведомая мною за руку.
Сандра помогла ей взобраться на помост, воздвигнутый посреди манежа, и под «Розовую пантеру», улюлюканье и свист публики Мириам устроила грандиозное обнажение. Усатый концертмейстер, махавший всё это время палочкой, замер в шоке, разявив рот, разглядывая заряженные формы шоколадки, болтающиеся между ног, как бычьи причиндалы. Похоже, он один во всём зале, плюс музыканты, ничего не подозревали о предстоящей шоколадной эйфории. Это не помешало музыкантам с успехом отгудеть «трам-парам» от звонка до звонка. Мириам стояла в полной боевой готовности, член лопатой торчал на девяносто градусов, Сандра хлопотала с трах-машиной, застёгивая ремешки на бёдрах, публика подтекала слюнями. Концертмейстер держался рукой за парапет, чтобы не упасть.
В этот момент ко мне подошёл Родни. Он уже успел изрядно накидаться.
— Ну как тут у нас, всё готово? — спросил он, сопроводив вопрос невинной улыбкой.
— Да, — я понуро уставился на монитор. Сообщения с пультов о готовности отображались зелёными маркерами на карте зала.
— Отлично, тогда приступай. Надеюсь, ты меня не подведёшь, — он резко сменил дружелюбную улыбку на хищный оскал.
Я кивнул, боясь даже встречаться с ним взглядом.
— Гут, — неожиданно он шлёпнул меня по заднице и, хохотнув, направился гулять по залу.
Все зрители, конечно, видели, какие отношения у меня складываются с начальством. Я закрыл глаза, чтобы не думать об этом, мысленно возвращаясь к Ане.
«Не смотри!» — шепнула она.
Я открыл глаза и взял микрофон:
— Дамы и господа, мы начинаем! Прошу вас взять пульты в руки ваши.
Зрители приступили к разогреву. На большом экране выводились ставки: 50 евро, 100 — всё летело в общую копилку, висящую в большом шаре под куполом. Луч прожектора выхватывал струящийся поток денег, который осенними листьями наполнял бокал терпения.
Я взял микрофон и направился к Мириам. Она большой смуглой женщиной возвышалась на помосте в огнях рампы, зажатая в безжалостные тиски трах-машины. Покорно склонившись в коленно-локтевой позе рабыни, Мириам переживала не лучшие времена.
— Как ты себя чувствуешь, дорогуша? — спросил я по сценарию.
— Бывало и хуже, — жмурясь от слепящего света, отозозвалась шоколадка по тому же сценарию.
Зал взорвался хохотом, затем апплодисментами. Ставки посыпались с двойной скорость. Мы продолжили троллить друг друга странными вопросами:
— Когда планируешь кончить? — спросил я.
— А кто сказал, что я планирую кончить? — Мириам играла на публику, и та отзывалась взрывами смеха.
Кричали:
— Давай, Мириам! Не подведи нас!
— Кончи для меня, детка!
Перещёлки пультов по всему залу заглушали медленную барабанную дробь, семенящую из оркестрового угла. Усатый дядечка — руководитель оркестра, — выряженный дятлом во фрак и красный галстук-бабочку, устал махать руками, его взмокший лоб блестел, как бильярдный шар, безумные вытаращенные глаза полировали события на манеже.
Механический поршень, смазанный прозрачным лубрикантом, только набирал ход. Круглый расщеплённый зад Мириам принимал тридцатисантиметровый фаллос словно резиновая подушка с дыркой. Временами я подносил микрофон к хлюпающему месту проникновения, чтобы зрители до конца понимали глубину трагедии, разворачивающейся на их глазах.
Родни закрепил специальный датчик на члене Мириам, предварительные тесты показали, что в момент оргазма её расслабленный пенис резко твердеет, расширяется в толщину и этого как раз достаточно, чтобы уловить момент слития. Раньше мы действовали по наитию: оргазм фиксировался визуально по первому сбросу спермы в презерватив. Теперь всё было серьёзно: «полная автоматизация фиксации выигрыша» — значилось в программке и почтовой рассылке.
Все ждали этого момента, и чтобы как-то подхлестнуть публику, я начал ласкать себя под платьем. Сначала едва заметно проводя рукой по бёдрам, но постепенно вошёл во вкус и уже уверенной рукой гладил вздутие под облегаю
щей тканью.
— Дай мне его, — тихо попросила Мириам.
— Ты уверена? — шепнул я, убрав микрофон в сторону.
— Да, — она улыбнулась.
Трах-машина взбила смазку в белые брызжущие сливки, пенис Мириам покоился в стеклянной колбе, сама красотка, за неполный час ставшая символом биполярности человеческой природы, повиливала задом, притворно улыбалась, стиснув зубы. В последнее время она кончала без дополнительных стимуляций, одной лишь силой мысли достигала оргазмических сокращений сфинктера за счёт анальных проникновений, микроощущения по внешнему краю нежной головки усиливались до болезненного зуда, Мириам мысленно связывала анальные фрикции с удовольствием в паху.
Я сдвинул разрез платья, открывая для Мириам член, заложенный набок под ажурным треугольником белых стрингов. Зал вздохнул в очаровании, и я не смог сдержать самодовольной улыбки. Усатый дядечка — глава концертной банды, который до сих пор видел во мне единственную вменяемую девушку-координатора во всей организации, «Вика» — ласково обращался он ко мне, как к дочке, пока мы договаривались о том, да о сём, — сидел бледный, как берёза, пережёвывая мохнатые бобровые усы, растирая двухдневную щетину на двойном подбородке. Он, пожалуй, был единственным человеком в зале, который меня искренне тревожил в связи со своим внешним и внутренним сходством с моим отцом. В этот момент, полируя меня обмякшим взглядом, он протянул невидимую нить между мной и моими родителями. Я мысленно просил у него прощения. Рассматривая его растроенное отеческое выражение лица, я не думал о том, что происходит внизу, что Мириам взялась за меня не на шутку. Моя розовая гладенькая мошонка, вытянутая на обозрение, колыхалась в такт с её посасыванием. Дядечка-музыкант не отводил глаз от меня, мне казалось, он возбудился. До сих пор он испытывал тайное влечение ко мне, отеческая любовь, возрастной ценз — всё летело в тартарары при виде сексуальной девочки, деточки, которая и не девочка вовсе. Он сходил с ума, борясь с комплексами, инстинктами, устоями. Я видел это в его глазах, утративших смысл. За пять минут он диаметрально поменялся, отказался от прошлого, сославшись на будущее. Он горел желанием трахнуть меня, и я это чувствовал.
Я почувствовал эйфорию нереальности происходящего, Мириам довела меня до абсолютного предела, и в этот момент я сделал шаг назад.
— Открой рот, — скомандовал я. — Пускай эти придурки полюбуются!
Моя шоколадка не нуждалась в повторных приглашениях, она широко распахнула ротик и закрыла глаза. Я отклонился на шпильки, рукой гонял за литый свинцом член, под дикие крики публики, сходившей с ума, нащупал накатившую волну. Вот она — первая линия цунами, накрывающая меня с головой!
Густая струя вдарила по стволу, вылетая на полметра, приземляясь шоколадке прямо в ротик. Когда-то мы репетировали этот момент, никогда бы не подумал, что наши тренировки могут оказаться полезными. Публика заревела в экстазе, а я продолжал выстреливать — снова и снова, встречаясь с концертмейстером глазами. Его глаза возбуждённо блестели, он давно отбросил стеснение. Мой стыд ушёл с его стеснением. Он готов был принять меня, мой отец.
В этот момент вспыхнули прожектора по периметру, знаменующие джекпот. Датчик, закреплённый на члене Мириам, зафиксировал «стоп-игру», тысячи мгновенных анальных фрикций достигли цели, или так казалось зрителям. Мириам кончала, громко озвучивая состояние души бурными стонами.
Публика ревела от восторга, шар под куполом, набитый деньгами медленно опускался на разделочный стол. Родни бежал к панели управление, кто же счастливчик? Дед Хассан скакал, как козлик по залу, раздавая подзатыльники службе охраны. Все должны оставаться на местах!
Мы, затаив дыхание, ждали оглашения результата.
И в этот момент со стороны входа на манеж просачились автоматчики в камуфляже, чёрных масках, ботинках. Десяток людей в форме спецназа орали, бегая по залу, тыкая на всех дулами автоматов.
— Всем сидеть! Руки! Руки за голову! — неслось из разных концов зала.
Охрана Хассана, сам дед оказались на полу в первую очередь. Родни попытался занять место в зрительном зале, но его быстро раскусили, и скоро он тоже валялся в общей куче бандитов.
На манеж тем временем вышел Стас-колобок в краповом берете. Его довольная рожа лоснилась от счастья. Он взял у меня микрофон:
— Дамы и господа! — объявил он по-английски в своём придурковатом стиле. — Прошу всех оставаться на местах для проверки документов. Вы будете свободны через тридцать минут. Кто не успел кончить, можете продолжить дрочить при условии, что вы не станете мешать соседям. Спасибо за внимание!
И он отправился гулять по залу, поигрывая микрофоном, посмеиваясь над озадаченными иностранцами, успокаивая толстосумов своим хамоватым юморком.
Я опустился на помост. Сандра помогала Мириам снять трах-машину, принять надлежащий вид. Мы хорошо поработали на публику, и оставалась самая малость — освободить Аню.
Стас обещал, что не бросит старую подругу в беде, позаботиться о её безопасности в первую очередь.
Эпилог
На Тенерифе есть пляж «Плая де лос анхелес» — пляж ангелов. Это не самое популярное место среди туристов. Из-за отвесной скалы здесь меньше места для гуляний, водоросли вымываются на песок, остробокие валуны клешнёй захватывают водную гладь с двух сторон, разбивают метровые волны, несущиеся белыми лавинами к берегу. Здесь тихо и очень пустынно. По близости нет отелей, чтобы добраться до этого места, потребуется как минимум час спуска на машине по серпантину или полчаса пешком от ближайшего населённого пункта. Собственно, населённым пунктом два дома с курятниками язык не повернётся назвать. Так, две заброшенные фазенды, примостившиеся птичьими гнёздами на вулканической породе. Выдолбленные в основании скалы площадки обрели цивилизованный вид, когда в семидесятых годах прошлого века здесь обосновались две семьи колонистов, уставшие от повседневной рутины, повсеместной урбанизации. Их дети выросли, сами они давно ушли на пенсию и вернулись на континент.
Агент по продаже недвижимости — русскоговорящая девушка из Ташкента. Её акцент завораживает врождёнными мелизмами. Мы сразу облюбовали это место, ещё когда ехали вдоль побережья.
Мириам, привыкшая жить в городской суете, не против жить по соседству. Сандра хандрит, но готова летать перелётной птичкой в Европу. Ей есть о чём задуматься. Зато нам с Аней большего и не надо для счастья.
Вечером мы впервые спускаемся на пляж. Никого нет, и можно загорать голышом. Мириам нежится на песке в лучах заходящего солнца. Рядом Сандра на третьем месяце беременности удивлённо ощупывает живот.
Надо ещё так много успеть!
Я влетаю с Аней в парное молоко, нагретое за день. Атлантический океан замер между трёх островов, африканские ветра несут зной, атлантика веет прохладой.
В этот момент мои солёные губы находят рот моей девочки, она скользит под водой, притираясь попой о член.
— Как ты нашёл это место? — спрашивает Аня, отрываясь на секунду. Её каштановые волосы стали мокрыми, но не потеряли золотого блеска.
— Ты не поверишь, — я отфыркиваюсь, барахтаясь, как выдра. — Когда-то я мечтал жить в Сан-Паулу.
— Но ведь ещё не поздно туда отправиться? — она дразнит меня, рукой заигрывая с членом под водой. — Сколько денег у нас осталось?
— Девять миллионов и сто пятьдесят тысяч. Не считая пенсионного фонда Мириам.
Деньги в шаре оказались фальшифкой высшей пробы. Сандра подвязалась откатать десять миллионов в подпольной типографии, преступное дело по нынешним временам. Устроить подмену тоже стоило немалых усилий и нервов.
Я наконец ловлю Аню за бёдра, притягиваю её к себе, насаживаю на член. Вхожу сзади, найдя упор под водой.
— Да, вот так, — стонет Аня. — Я тебя обожаю! Да!
Белая пена взбивается между нами, расходясь кругами. Мириам машет рукой, что-то говорит Сандре со смехом. Та прикладывает руку козырьком, усмехается.
— Сандра, Мириам, идите к нам! — кричит Аня. — Вода такая тёплая!
Аня бьётся попой навстречу, разбивается пышными ягодицами, насаживаясь на член. Я играю с её девочками, пальчиками заигрываю с сосками. Чувство невесомости захватывает дух.
Перед соблазном невозможно устоять. Мириам с Сандрой бросаются в воду. Их идеальные песочные тела струятся по воде, переливаются огненными контурами в лучах заходящего солнца.
194