Глава шестая.
Словно в преддверии «жареного» зрелища, солнце над небольшой крепостью раскалилось добела. Стоял душный полдень августа. Такой, что даже собаки, вывалив языки, понуро рыскали по посаду в поисках тени. Люди предпочитали прохладу рубленых бревенчатых домов с крытыми дворами. Одна кликуша Дуся, в неизменных черных одеяниях, вздымала дорожную пыль короткими перелетами от избы к избе.
— Прибыл слуга Антихриста, прибыл!!! — сухим горлом кричала она, перемещаясь от ворот к воротам. — Выходи, люд честной! Привез иноземец нам решение — сжечь голубку ясную, звездочку непреклонную! Княжну Глафиру Андреевну Гундорову последнюю, дальнюю веточку князей Стародубских! Уже хворост у столба сложили и до ямы пошли! Торопятся! До суда праведного, как раз, один дён нам остался! Завтра, завтра придет оно Света Белого окончание. Затмится Светило и наступит на земле темень вечная...
Время хоть и перевалило за седьмой час дня, но в ответ кликуше только стрекотали сороки и на чьём-то заборе мяукал черный котенок, не желая никому переходить дорогу. Народ почивал сном праведника, ведь даже Кончина Мира не могла переменить веками устоявшийся обычай отдыха в самые жаркие часы суток.
Правда, спали не все. В послеполуденный час не почивал иноземец — в Приказной избе Сервий Грегори дожидался князя-воеводу из опочивальных хором. Сидел на лавках с высочайшим указом на руках: учинить расправу над княжной Гундоровой — немедля. Не спала и Светка, примеряя наряд плакальщицы...
Сначала, она хотела придержаться неповоротливому, словно пятилетний план, Закону Времени. Обрядиться, как и положено стрелецкой дочери в нижнее платье и верхнее — понёва, летник, сапожки из цветастого сафьяна, кика, бусы. Но потом, рассудив здраво, — не на гулянье идти, кадриль выписывать — она решила немного схитрить.
Тяжелый наряд непомерным грузом лежал бы на плечах Светки, не отдохнувшей после вчерашних земляных работ, а день впереди предстоял не простой. Мало ли, как придется крутиться-вертеться.
Обнажаться в Момент Истины, ей не очень-то и хотелось — не перед Змеем! А для остальных — хватит и одного стриптиз-шоу от Глаши-два. Поэтому, она подалась в искусство. Быстренько, где-то между скрипом пятой и шестой ступеньки под сапогами Полоза, исчезла из перины, и снова на ней появилась, пока та еще только поднималась, не успела сгладить контуры её тела...
За краткий миг, Света переместилась в двадцать первый век, посетила несколько известных мастерских исторического театрального костюма и подобрала себе то, что может понадобиться. Наученная горьким опытом, эксперименты с зеркалом она больше не проводила, желая на все сто быть уверенной, что истинно одета, а не гуляет в глазах Хранителей нагишом.
Покупки Света уложила в сундук и встречала вошедшего в светёлку Змея потягушками на кровати, жулькая подушку в недовольстве, сонно мурлыкая кошечкой.
Полоз был в полосатых хлопчатобумажных портах, заправленных в яловые сапоги, бутылочками, в желтой шелковой рубахе с косым воротом и сермяжном стрелецком кафтане, синего цвета. На голове, задвинутый набекрень, войлочный колпак, на красном кушаке — пристегнута сабля.
Не решаясь подойти ближе, он встал посреди комнаты, словно светофор на перекрестке, и проговорил:
— Поднимайся! Уже седьмой час дня!
— А это сколько по-нашему?
— Почти час. Только забудь про время «по-нашему»!
— Ещё чуточку! — мяукнула она. — Все же дрыхнут!
— Не все. Слуга Хаоса ждет воеводу в сенцах его палат с поддельным царским указом.
— Может в суд на него коллективную жалобу подать? За фальсификацию государевых бумаг!
— В Гаагский!..
— А что?! Это мысль! Составим челобитную и...
— И..?
— И... Нет, не годится!.. Не пройдет сия бумага срока давности! Хотя, если обстряпать, как преступление против человечества...
— Вставать думаешь?
— Уже...
Света подняла голенькие ножки и, пружиня по перине, скинула их с кровати на пол, одной рукой прикрывая зевающий ротик, а второй подтягивая подушку на колени.
— Чего? — спросила она, когда зевок позволил сонным глазкам из-под ресниц посмотреть на удивленного Змея.
— Где рубаха?
— Там! — она кивнула на сундук. — А то ты меня не видел, да?!
— Света, мы же договорились неуклонно придерживаться времени.
— Считай, что я твоя непокорная... сестра! Имею право. Ты мне не муж! Вот...
— Ты ничего не перепутала? Это перед мужем, можно быти в чём мать родила.
— Отстань, Змей! Спать хочу! Раньше я тебя вовсе не смущала...
— То было раньше...
Полоз отвел глаза в сторону окна.
Светка открыла рот. Сон пропал мгновенно. В голове вихрем пронеслись амурчики, отражаясь на ее щеках румянцем. Мыслишки разные... и неблагопристойные тоже. Захотелось сказать что-нибудь ласковое: «дурачёк», «земноводненький мой!». Потянуть к нему руки, прильнуть, но вместо этого, она бухнула словно в набат:
— И чего вы Слугу Хаоса опасаетесь?!! Встречались уже!
— Это был не он, — ответил Полоз, неожиданно найдя нечто интересное в пейзаже за окном, заставляя Светку к сказанному ещё и фыркнуть.
— Как не он?!! Я бабочку песочного цвета хорошо разглядела.
— Слуга Хаоса, Света, не так уж прост. Для начала, человеку с гнильцой, он дает задание, что-то вроде испытательного срока на скрепленный кровью контракт, а по исполнению вселяется в тело. У реки в кустах тальника мы столкнулись с Генрихом Карловичем Голесницким, — врачом-педиатром, возможно извращенцем и педофилом, но не более того. Это затем, после неудачи с захватом Веры, в наказание или в поощрение, — без разницы, Слуга Хаоса натянул его похотливую плоть на себя.
— Чего же ты молчал, до последнего дня? — проговорила Света, соскочив.
Соединив пальцы рук, она сладко прогнулась, закидывая руки назад, почесала спинку и, шлепая босыми ножками, направилась к сундуку с одеждой.
— Мы с Волком, и сами только вчера это поняли, — ответил Полоз, упорно смотря строго в окно, — пытаясь разобраться — почему Слуга Хаоса в теле Голесницкого так легко сдался? В его руках была Дверь — Свет в Добро, под защитой всего двух Хранителей, и Эскулап Бездны ушел от столкновения. Вдвоем мы не могли тебя защитить, а значит, была причина и она может быть только одна — это не он!
— Может и Грегори — он не он? Заштатный аптекарь...
— Нет, Света, на сей раз — точно Слуга Хаоса. Сомнений нет, ни у меня, ни у Хранителя Белого Угла Неба. На безымянном пальце правой руки Сервия Грегори покоится перстень с саламандрой. Сегодня утром Волк, в образе старца Владимира, к нему кликушу Дусю подослал, — она наличие оного огненного знака подтверждает.
— А где Волк?
— Пошел хлыстов — адептов старца Владимира, настраивать на великое роптание против сожжения княжны. Думает, массовку подтянуть, только это не остановит Эскулапа Бездны. Нас всего трое! Мы так и не нашли Медведя — Хранителя Красного Угла Неба, и Слуга Хаоса этим непременно воспользуется.
— Но, не отдавать же ему Глашу на жаркое!
— Мы, Света, решили так — Волк останется здесь, до встречи с Китом. Вместе, они постараются выручить Глашу.
— Они решили! А я? Мы?
— Нам нужно скрыться во времени. Ты не должна попасть в руки Слуги Хаоса.
— Сейчас! А если Кит или Волк погибнет? Или оба в Тартаре сгинут?! Тогда Двери — Свету в Добро, останется только прятаться и ждать своего часа! Так?
— Скинуть их в Тартар совсем не просто, Свет.
— Ты мне скажи — так?! Или не так?!
— Так. Но, уйти от столкновения с порождением Зла, бросить Глашу в ловушке, все Хранители тоже не могут. Даже если бы хотели. Кит не оставил нам выбора и принял решение в сложившейся ситуации, фактически, единолично. Он появится только у костра. И если нас с Волком не будет, Хранитель Синего Угла Неба окажется против Слуги Хаоса один и погибнет вместе с ней.
— Молодец Кит! — воскликнула Света. — А Глашка полная дура. Да, дура! Думает, что он её не любит. И я дура...
Удивляясь сказанному, Полоз оторвал взор от окна и обратил его в комнату.
Юная Дверь предстала перед его взором в образе прекрасной отроковицы. Недавнюю наготу теперь прикрывал оранжевый сарафанчик, отделанный по груди, подолу и вдоль ряда пуговок широкими полосами из золотых и синих нитей. Из-под нижнего края наряда выглядывали остренькие носочки красненьких ботиночек с подковками. Лямки сарафана лежали на рубашке без ворота, — белоснежной тонкой почти прозрачной материи с длинным рукавчиком, кружевами на локотках и узором чуть ниже плеча, завязкой на ложбинке шеи. Голову украшал аккуратный кокошник, окантованный золотой нитью. Уши прикрывали бусинки — симметрично, на ниточках пятью рядами.
Было заметно, что выбранный Дверью наряд, для решающей встречи со Слугой Хаоса, далеко не семнадцатого века. Материи были тонкими, качественного прокраса. Да и цвет сарафана, кокошника, — ярко-оранжевый, просто слепил глаза. Но Змей простил несносной девчонке нарушение всех артикулов, стандартов и гостов Закона Времени, даже не успев подумать об том. Простил за одну только улыбку.
— А ты-то, почему дура? — спросил он, любуясь обаятельной красотой, со сморщенным носиком и лукавым взором.
— Я дура, и не спорь со мной!.. — настойчиво мурлыкнула Света, красуясь перед ним обновкой. — Потому, что никто никуда не идет! Все мы остаемся здесь...
— Не спорить по поводу дуры? Или по поводу — остаемся здесь?
— Вообще, не спорь. Действуй! Кликуша Дуся уже добралась и до наших ворот! Слышишь, причитает: только один день нам суждено узреть, один!
— Может, ты и права.
— Я всегда права, Змеюшка!
— Ладно, остаемся. Кит куклу сам из терема заберет. Волк сказал, что перед расставанием, они так условились...
— Тогда нам пора...
Во двор стрельца Петра Полозова ломилась Дуся, разнося по округе весть: «Люди воеводы пошли к яме! Ведут княжну на Голгофу, ведут!
— Может, Кит появится вместе с Медведем? Тогда нас будет четверо, — задумчиво проговорил Полоз, беря Светку под руку.
— Даже если и Кит не появится! Всего один день, Змеюшка! И надо прожить его так, чтобы не было обидно за бесцельно проведенные последние минуты. Пойдем...
Вверяя себя Хранителю Желтого Угла Неба, Света направилась по лестнице вниз, но, где-то посередине, встрепенулась птичкой и ринулась назад.
— Куда ты? — неохотно, её отпуская, спросил Полоз.
Светлана, на миг, вернулась и, доверчиво, шепнула:
— Трусики забыла надеть! Приучил меня без них шастать, Змееныш! Я быстро! Ты пока встреть Дусю. Послушай, что там, на планете Глюк. Чаем с казинаками угости...
— Может, не стоит возвращаться, Света?
— Ой, а ты, оказывается, суеверный! Нет, всё же вернусь. Вдруг придется перед Слугой Хаоса ноги задирать! Есть у меня розовенькие стринги, — спереди в кружавчиках, прозрачненько. Под поясок для чулочек...
Полоз сотворил такое лицо, что она осеклась, но тут же добавила:
— Ладно, потом расскажу! Сейчас тебе не интересно...
Топая каблучками ботиночек, Света побежала в светёлку, оставляя Змея в полной уверенности, что последней, в этой охламонке, умрет вовсе не надежда — шутка...
На самом деле, Светлана и не собиралась возвращаться в терем. Когда она сказала, что забыла самую важную часть туалета, то она забыла её не в комнате, а совсем забыла. Поэтому, за обрисованными Полозу трусиками, прозванная охламонкой, детдомовская оторва отправилась прямиком в конец двадцатого века, откуда вернулась с полной убежденностью: «Всё, что не делается — к лучшему». И даже Дуся, которая прилипла к Светке, как только она появилась во дворе, уже не могла поколебать в ней эту уверенность.
Кликуша, добровольцем, вызвалась сопровождать Свету до самого места — туда, где должны будут сжечь княжну. По дороге, она, без умолка, рассказывала стрелецкой сестре, что, ни далее, как сегодня утром, воевода сам посетил яму приговоренной к сожжению ведьмы. И был немало удивлен тем, что наряд на княжне новый, словно с иголочки. Бархат, да атлас платьев, то ли приговоренной, то ли оговоренной, нисколько не залоснился, не забился грязью, волосы не спутались. И пахло от Глафиры свет Андреевны не тиной болотной, гнилой сыростью, а, словно от иконы — сладким ладаном.
—
А где сейчас княжна? — спросила Света, пропуская мимо ушей повествование про шедшее от юной горлинки сияние, про резь в глазах князя воеводы.
— Так к столбу повели, голубку нашу! — ответствовала Дуся. — Хвост принародно будут смотреть. Есть, аль нет! А потом и сожгут...
— Какой ещё хвост?!
— Да разный быват, — доверительно ответила кликуша. — Смотря, сколько ведьме от рождения лет станется. У старых, — сама не видела, но говорят: ажно до пятнадцати вершков отрастает! А Глафира Андреевна молода. Если и есть хвостик, то не более трёх...
— А если совсем нет?
Дуся задумалась и ответила:
— Всё равно сожгут. Раз порешили, царев указ на то получили, — сожгут!
Столб был вкопан посреди избы, где и обитала княжна Гундорова до обвинения в наведении порчи на государя. Жила она в нём всего неделю, но по обычаю ведьму сжигали вместе с жильем, пусть и временным.
Забор, ворота и одну стену сруба разобрали. Что-то пошло на помост для воеводы с главным обвинителем аптекарем Сервием Грегори, что-то пущено на рогатки, чтобы народ близко не подходил, а что-то, для зачина огня, было измельчено в щепу, порублено и сложено поленницей у столба. Стрельцам, как не благонадежным у царя Петра после востания, велено было стоять у рогаток, ротозеев близко к дому ведьмы не подпускать.
Посмотреть на хвост колдуньи и её последующее сожжение, собрались буквально все жители посада. Сжимая клюку, старец Владимир стоял в окружении верных адептов, против которых воевода выставил для острастки свой оплот — десяток наемных рейтаров с запалёнными фитилями фузей.
Огневой бой наизготовку грозных иноземцев под хмельком возымел должное действие. Поначалу сильный ропот, мужиков в коленкоровых рубахах, поубавился, и как-то быстро сошел на нет, превратился в пар без свистка.
По другую сторону, на помосте в нетерпении крутился аптекарь Грегори. Света без труда узнала Александра Серова и не только по шраму на губе. Узнала, несмотря на то, что кумир девчонок самого конца двадцатого века в последнем годе семнадцатого столетия был вовсе не демократичен. Одет изыскано, в евростиле реального времени...
Видимо, выдавая себя за бывшего французского офицера или просто приверженца всего новомодного, Сервий Грегори был затянут в темно-синий облегающий камзол, до колен с золочеными, часто посаженными пуговицами и воздушными петлями галуна. Узкие рукава заканчивались отложными манжетами, из-под которых выступала белая батистовая рубашка с бантами шелковых лент. Через плечо шла широкая, желтого отлива, перевязь шпаги с рукоятью, тоже украшенная бантами. Талию охватывал шелковый шарф с бахромой.
Оранжевые панталоны аптекаря доходили лишь ему до колен, дальше шли голые волосатые ноги, согласно канонам короля Солнца, непременно требующие во Франции эпиляции, но не в России. Обут Грегори был в кожаные туфли, похожие на спущенные желтые чулки или кожаный прообраз первой ступени борьбы с продолжением человеческого рода. Великолепие одеяния просвещенного европейца венчал каштановый парик с длинными локонами, ниспадавшими на плечи и спину, опять же украшенный бантами шелковых лент.
Таким, перед Светой и Змеем предстал Слуга Хаоса на этот раз. Что-то среднее между человеком и кучерявым пуделем. Он бы показался Светлане просто смешным клоуном, если б широкополую шляпу, по краю полей обшитую перьями и, как и всё на нем, украшенную бантами, не придерживала рука с перстнем в виде маленькой саламандры на безымянном пальце.
Наконец-то, кликуша, подбирая руки под хламиду, отдалилась от неё, направилась к адептам старца Владимира, — подержать упавший в них боевой настрой напоминанием о грядущем завтра Конце Света. Светка сузила глаза, чтобы без помех, прицельно рассмотреть перстень.
Сомнений не было — аптекарь клон, ожидая своего часа, в нём сидел Эскулап Бездны.
Светлана подошла к Змею, просунула ледяную ладошку ему, меж локтем и теплым боком.
— Собрались хвост искать! — проговорила она, шепотом.
— У Глаши? — откликнулся напряженный Полоз.
— Нет, у меня!!! Не тормози, пожалуйста, а!
— Ведут...
Двое рейтаров провели княжну мимо рогаток. Глаша была в тяжелом парчовом платье, без головного убора. Её иссиня-черные волосы лежали на плечах распущенными прядями, развивались при каждом шаге княжны к Голгофе. Следом, в польском жупане шел воевода — глаза красные, слезились, на лице лишь желание скорее закончить процедуру сожжения.
«Дивный аромат для чутких восхитительных женщин, которые одним своим появлением...» — и так далее, четко по рекламе, заполонил округу, место восхождения княжны к столбу. Кто-то начал креститься, кто-то попытался прорваться к страдалице через стрелецкий кордон и срезать благовонный локон.
Глазастая Света заметила, что Глаша сжимает в руке предмет обороны от лиходеев конца двадцатого века — маленький газовый баллончик.
«Так вот откуда сияние, будто шедшее от горлинки, резь в очах воеводы! — даже не мысленно, поскольку Полоз мог сидеть в голове, одним выдохом рассудила она. — Вот почему у изрядного бабника глаза красные, со слезой. Коэффициент полового участия на нуле! Не соблюдает Глашка Закона Времени!»
Аптекарь Грегори и два подручных — утирающие похотливые слюни юнцы — приблизились к приговоренной на сожжение Глаше. Главный обвинитель, поклонился воеводе и начал с вопросов: «Есть ли девица Гундорова на самом деле ведьма? Имеет ли она хвост?».
— Я не ведьма! И хвоста у меня нет! — ответила Глаша.
— В том, княжна, народ должен сам убедиться!
— Чего убеждаться-то?! У каждого, поди, жёнка есть?! А нет, — так будет! Вот, пусть, народ, каждый, под хвост своей кобылке и смотрит!
— Сорвать с неё платье! — велел подручным Грегори.
— Только попробуйте! Вмиг глаз лишу!
Несмотря на угрозу, два подмастерья аптекаря налетели на княжну с обеих сторон, но потерпели фиаско. Один просто слетел с помоста, кувыркнувшись вверх ногами от удара наотмашь, тыльной стороной ладони, второй умылся слезами...
— Что она делает? — пробурчал Полоз.
— Защищается! — ответила Светка. — Попробовали бы они меня снасильничать!
— Разве не понятно, что раздеться придется?!
— Ну не так же сразу! А поломаться!
— Пока костер не загорится, Кит не появится!
— Да, понятно, понятно...
Разглаживая шелк сарафана, Света провела руками по талии и выдвинулась немного вперед, оранжево семафоря подруге — сдаваться. Временное отступление не проигрыш всего сражения.
Глаша подняла руку и, обращаясь к помосту, проговорила:
— Разреши, князь-воевода, самой одежду снять.
Тот лишь кивнул, утирая с опухших глаз неуемную слезу.
Княжна смерила аптекаря Грегори презрительным взором и одни разом, словно перед большим зеркалом в девичьей комнате имения Костровых, скинула все три платья.
Народу предстала красавица с высокой грудью, стройными ножками, аккуратным животиком. Перекинув наперед волосы, она повернулась, показав Сервию Грегори покатые плечи гладкую спину и круглую попу.
— Ищи хвост, коль охота! — проговорила она аптекарю, бросая газовый баллончик в дрова и поднимая взор к небу. — Елизар, я сделала, как тобой сказано!
От сильного удара баллончик лопнул, испаряясь, газ потёк по дереву. Жара свершила остальное. Люди ахнули, машинально отшатнувшись от места казни, кто-то даже предпочел отбежать.
Костер вспыхнул длинными языками, густой дым заволок солнце, поднялся ветер. Над крепостью нависла грозовая туча, образовался хобот воздушных потоков. Срывая со сруба крышу и разнося ее в щепу, смерч соединился со столбом воедино. Ослепляя глаза, мелькнула молния, небеса треснули пополам, грянули раскаты грома...
— Кит!.. — произнесла Света. — Он пришел!! Хранитель Глаши!
— Он Хранитель тебя, Света! — ответил Полоз.
— Много ты, Змеюшка, понимаешь! Лично я — не жадная! Готова с подругой и делиться.
На помосте стояла Глаша-два. Света — стилист-самоучка, залюбовалась своим произведением. Мертвым взором на Сервия Грегори смотрела эмо-гёл, протягивая к нему руки. Пышные волосы куклы, при окрасе казались не такими зловеще-черными, зато, в свете тучи, грома и молний, они развивались крыльями огромного ворона. Розовые веки под косой чёлкой придавали глазам свечение, пирсинг, спиральный рожок на нижней губе, выглядел острым клыком.
Жаль, Света раньше не знала о хвостиках у ведьм. Сносилась бы в интим-магазин, прикупила для такого случая комплект «Забери меня» — ошейник, наручники, шлем «Гладиатор», кожаный кляп, трусики из латекса, ну и всё в таком роде. Да, шлепалку пятипалую! Совсем бы было загляденье на помосте.
Полоз уловил мысль Светки, в его глазах она прочитала: «Осмотрись! Народ и так разбежался!». Хранители, видимо, не разделили её восторга, для разгона суеверных людей предпочитая применять классику. Гром, молния и всё такое.
Действительно, запаленные фитили фузей иноземных наёмников погасли, да и самих рейтаров не наблюдалось. Только один из них, зацепившись камзолом, барахтался на рогатках. Воеводу с помоста, буквально ветром сдуло. Мужикам в коленкоровых рубахах, что недавно роптали за княжну — вроде бы самое время бежать на выручку, но со своими бабами, они рванули в обратном направлении, до Сионской горницы, предаться молитве перед началом конца.
Добавляя страха, крупными мазками на полотне апокалипсиса в отдельно взятом городке, взвыл голосом своего четвероногого прототипа Волк. Змей вырос в свете молний почти на метр, стал переливаться чешуею, от светло-желтого, до червонного оттенков.
Стояла полная жуть! Её вполне хватило бы для написания серии доказательных повествований о том, что ведьмы существуют, кандидатских и докторских диссертаций на тему: какое, оказывается, опасное дело — сжигать колдунью!
Релити-шоу под руководством Хранителей, Светлану не заинтересовало, — разверзнутые хляби небесные, всполохи и прочее чародейство, было только для пользы разбежавшихся ротозеев, поскольку настоящий ужас был впереди. Ее взор приклеила к себе растерянность Сервия Грегори, который, как и обычные смертные собрался было дать деру, лишь что-то, не в его воле, толкало аптекаря в объятья куклы, пока они вместе не рухнули в приготовленную Светкой западню.
По случаю торжества справедливости у Светки была домашняя заготовка: сложить правую ручку в локотке, сжать кулачек и, резким движением вниз, произнести «Yes!!!», но она про неё забыла. Было всё не то и не так, легкой победы не получилось. Грегори наделся на острые колья, как и задумано, но совершенно ничего не изменилось.
Света сузила глазки — перстень на безымянном пальце аптекаря — муляж, безделица, подделка...
Раскинув рукава черной хламиды, Дуся подняла худые старушечьи руки, на ее указующем пальце, играя перстнем из белого золота — на черном агате сидела и скалилась настоящая Саламандра.
Словно баллистическая ракета дальнего действия, кликуша взмыла ввысь. Покрытая тучами небесная твердь перестала сверкать молниями, греметь раскатами, обратилась в кромешную темень полнейшей тишины.
Хохот гиены пронесся над застывшей вне времени крепостью, наполняя отдаленное эхо крылатыми существами. На линии горизонта лопнуло огромное осиное гнездо, к Хранителям приближался освобожденный Слугой Хаоса рой зеленой лупоглазой нечисти. Она шуршала перепончатыми лапами, словно саранча, скрипела клыками, протыкая черное небо рогами и раздирая его когтями...
Откуда-то издалека, словно с планеты Глюк, звучали слова Эскулапа Бездны:
— Завтра, завтра придет Света Белого окончание. Затмится Светило и наступит на земле темень вечная! Разве я тебя не предупреждал, несносная девчонка?! Ты возомнила себя всесильной! Теперь ты в моих руках! Твари Бездны, возьмите Дверь и унесите ее на вечно в Тартар!
— Змеюшка, я не поняла?! — спросила она, облизывая пересохшие губы. — Кто-то нечаянно прочел книгу демонов?
— Боюсь, это сделали мы, Света! Эскулап Бездны вынудил нас на бой в неполном составе. Остается только драться. Высшие силы не помогут, поскольку мы и есть Хранители...
В объятья Светы упала Глаша. Обнажив клинки звездной коллекции, впереди девушек, словно частокол, встали: Змей, Кит и Волк, но не хватало Медведя — брешь угла на северо-западе закрыть было некому.
Время тикало, разгоняя кровь в висках Светы. Снова раздался хохот гиены...
267