— Привет, пап Коль. Только пришёл?
— Ага. Чай будешь?
— Неа, не проснулась.
Ирка задрала майку, растянула её и попыталась почесать спинку. Даже попкой завиляла, присев. Не получается.
— Почесать?
— Ага. - Ирка повернулась спиной, совсем задрав майку. - Выше. И между лопаток. И чуть ниже.
— Здесь? - Погладил попу. - Или здесь?
Это я уже сунул руку меж ног. Ирка ойкнула, сжалась.
— Ну пап! Я ещё в туалет не ходила, а ты жмёшь.
— Ладно уж, иди, зассышка маленькая.
— И не такая уж маленькая. И совсем не зассышка. Ой, Надь, так нечестно! Я первая хотела.
Дочь пролетела даже не поздоровавшись, видать припёрло. А Ирке придётся терпеть. Не пойму зачем. В ванну можно пописать. Всё равно вода всё смоет. Раз уж не уходит, ещё спинку почешу. Ишь, выгибается будто кошка. Ирка оказалась очень восприимчивой на ласку, на близкий контакт. Ей бы прижаться, помурлыкать, пока глажу. А уж папину штуку просто обожает. Так бы и играла ею, тискала, целовала. И из себя бы не выпускала при возможности. Чешу спинку, Ирка мурлычет, подставляя новые участки
— Ир, а мыться пробовала? Говорят помогает.
— Неа, врут. Через неделю снова чешется.
И смеётся. А вот и дочь из туалета вышла, потягивается, зевает. Подошла, чмокнула в щёку
— Привет, пап. Ну что встала? - Это уже Ирке. - Иди, а то на пол нассышь.
Ирка сделала скорбное лицо, жалостливым голоском затянула
— Конечно, сиротиночку маленькую все обидеть норовят. Нет чтобы вежливо сказать...Ой!
Прижав руками промежность, засеменила в сторону туалета. Благо недалеко. Довыступалась.
Дочь села на стул в любимой позе, подогнув под себя одну ножку, вторую согнула в колене и поставила на стул. Вот она, радость моя, с утра пораньше папе всё продемонстрирует. Губки раскрылись, будто бутончик, внутренние малые тоже слегка приоткрылись. Розовое, блестит, так и тянет попробовать. А она подтянула к себе маслёнку, хлеб, бутерброд начала делать.
— Как отработал?
— Да как обычно. Без происшествий и прочих ЧП. Теперь вот на длинный выходной. И в связи с этим у меня есть мысль и я её думаю.
— А нам можно её подумать? - Это уже Ирка за стол села. - Говорят, что одна голова - хорошо, а две ещё лучше.
— Почему две? Нас же трое.
— Ну папуля, - Ирка разъясняет, как маленькому, - это ты у нас голова. А мы с Надей две половинки. Вот в сумме и выходит, что всего две. Ох, и трудная же работа, быть женщиной!
Ирка картинно вздохнула, откусила от огроменного бутерброда. И куда в них лезет? Едят как гусеницы, рот не закрывая, а ни на попе, ни на боках не отлагается ничего.
— Ладно, принимается.
— Пап, а что за мысль?
Дочь уловила главное.
— А мысля такая: раз уж большой выходной, да пара отгулов есть, не махнуть ли нам на гольцы. Если, конечно, вас отпустят на неделю.
Вихрь, ураган. Девчата сорвались с места, запрыгали по кухне, обнимаясь и обнимая меня, исполняя танец шаманов из самого дикого племени, выкрикивая что-то нечленораздельное. Успокоились, расселись. О завтраке забыто, торопятся выяснить как отпроситься у босса. Затем забота, что с собой взять. Речь не о продуктах. Это папины заботы. В чём щеголять будут - вот что важно. Купальнички, шортики, топики и прочая лабуда. Как же без этого? Даже если завезти их на необитаемый остров, всё одно перед тем как раздеться, нужно продемонстрировать одежду. Дома тоже самое. Могут целый день ходить едва ли не голышом, а перед сексом обязательно нарядятся. И правильно делают. Когда на теле нет ни одной тряпочки, пропадает поле для фантазии. Нечего придумывать, всё итак на виду. И ведь знаешь что там, под этими трусиками всё изучено и опробовано, а всё же какая-то интрига есть. И само действо, когда медленно скатываешь трусики с девичьей попки, с бёдер, освобождаешь от них ножки. И наблюдаешь, как открываются самые потаённые места на девичьем теле. Это как облизывать мороженое, наслаждаясь каждым мигом соприкосновения языка с лакомством. Кстати, и здесь та же история. Освобождая тело от одежды, пробуешь на вкус каждый кусочек. И везде он разный. Низ живота имеет один вкус, наружная часть бёдер совершенно иной. внутренняя - третий. Самое вкусное между ножек: большие и малые губки, ароматный зёв влагалища, кислинка входа, сладость клитора. И мускусный привкус эякулята - сока любви. А у двух дочек получается такое разнообразие вкуса, что начинаешь понимать восточных владык, заводящих себе гарем.
Девочки немного успокоились. Радость р
адостью, но и по делам пора. Нарядились, намалевали себе всё, что нужно, упорхнули, оставив папулю в гордом одиночестве. Ох, старость - не радость. Сполоснуться под душем и баиньки до вечера, пока сексуальные террористки не придут. Опять что-нибудь придумают, взяв идею из какого-нибудь ролика, преобразовав её применительно к нашим условиям, претворят в жизнь. Могут и из головы взять придумку. Благо фантазии у них не ограничены. Как-то ввалились в спальню, хихикают. В беленьких фартучках на голое тело, и где только взяли, в каких горничные ходят. А как на кровать легли и ножки расставили, так поплохело. У одной, темноволосой, губки карминного цвета. У второй, светленькой, губки сиренево-розовые. Раз уж ты, папуля, целуешь, так почему бы ради тебя не расстараться. А когда мне целовать начали, тоже разукрасили помадой. Вот же выдумщицы. И все эти игры начались с приходом к нам Иришки. Иной раз создаётся впечатление, что девочки друг перед дружкой изгаляются, кто лучше игру придумает. Да, секс давно превратился в игру. Вот же заразы, не дочки! Моюсь, о них думаю, а у самого, как у подростка, встал. Да хорошо так встал. Хоть звони да вызывай кого из дочек. Тьфу ты, пропасть! Ничего, до вечера потерплю, а вечером устрою им ирано-иракский конфликт. Почему? Очень уж он был протяжённый. Поимею так, и так, и вот так. Во все их чудесные дырочки. Правда в тыльную лишь слегка. Нечего девчат уродовать. А с самого краешка можно.
Проснулся незадолго перед возвращением девочек. Надо бы их побаловать. Любят, когда я готовлю. Быстро нарубил мясо на фарш, лук, приправы. Тесто было в холодильнике. Налепил манты. А вот и мои прелестницы. Залетели, и в первую очередь в туалет. Парой. Одной же скучно. Идут оттуда отдуваясь.
— Папуль, привет! Мы пришли!
А то я не вижу. Вот же лисички, сразу учуяли, чем пахнет и на шее повисли.
— Ой, папуль, манты! Скоро сготовятся?
— Брысь, зассыхи! Переодеваться, руки мыть, остальное тоже.
— Да мы помыли. Руки помыли. Остальное после еды. Поверишь - сил нет, как жрать хочется. Надь, скажи.
Дочь с самым серьёзным выражением лица
— Подтверждаю. Неужели у родителя нет хоть капельки сочувствия к бедным, голодным девочкам. Ножки-ручки трясутся, головка совсем не соображает. Пап, на стол накрывать?
Вот же заразы, верёвки вьют из отца. Точно сегодня отшлёпаю. Вот про отшлёпаю. Интересное кино выходит. Как-то в шутку положил дочь на коленки и по попе нашлёпал. Порозовела. Ирка тоже захотела из солидарности. А то папуля всё грозит, так хоть узнать, что это такое. Ну, девонька, раз просишь, то получи ремешком, на полном серьёзе. А Ирке понравилось.
— Пап, Надь, папа шлёпает по попе, а я просто теку от возбуждения. Почему? Должно же быть наоборот.
— Ира, всё не просто, а очень просто. - Решил провести небольшой ликбез. - От порки к тазу, к попе приливает кровь. Видела бы ты в это время свой пирожок. Налился кровью, даже губки припухли и раскрылись. Вот и возбуждение.
— Ой, пап, надо почаще по попе получать. Что напакостить, чтобы получить наказание?
— Да ты попроси, я и так выпорю.
— Нет, так не интересно. Вот когда заслужишь.
И понеслась манда по кочкам. То сахар просыплет, то тарелку какую старую расколотит. То ещё что придумает. И сразу на диван, попку выставит и ремень протягивает. А рядом уже и вторая в позу встала. Как-то и папе попало. Просто так, за компанию. Завалили на диван, одна на спину села, вторая ремешком охаживает. Поменялись. Приговаривают
— Пап, ты не сопротивляйся. Мы же не справимся. Ну пап, поддавайся давай! Мы же не больно.
Поели. За едой о делах ни-ни. А вот после еды все вопросы. И сразу вопрос намбу ван:
— Вас отпустили?
— Попробовали бы не отпустить. Мы бы им...Уууу! - Ирка сжала кулачок и погрозила невесть кому. - Мы на них тогда папулю натравим. Страшно? Конечно страшно.
— Вопрос намбу ту: Когда едем?
— Да хоть сейчас.
— Отставить! Салаги, а что вы там жрать, пардон, кушать будете? Потому потягушечки, длиннушечки, поперёк толстушечки отменяются. Быстро напялили робу и в машину. Поедем затариваться. Потом готовим полуфабрикаты, шмутьё и прочее. Конечно, если вы не хотите ехать с утра, то можно и завтра всё это сделать.
Какой там с утра. Мигом снарядились и родителя в три шеи погнали впереди себя. Едем!
Хорошую выручку сделали супермаркету. Кроме продуктов, как оказалось, надо было купить ещё множество вещей и предметов. Две тележки загрузили. На кассе получили чек размером с хорошую пулемётную ленту. Еле в машину всё втолкали. Дома до позднего вечера занимались сортировкой, заготовкой, подготовкой. Сил не осталось ни на что. Спать легли, дочь сразу к стеночке придвинулась
— Меня не трогать. А вы как хотите.
Ирка хмыкнула
— Мне больше достанется. Пап, ты ложись, я сама всё сделаю.
Так и заснули в обнимку, причём Ирка сверху.
Нас утро встречает прохладой. Как там дальше? Разбудил девочек ранью рань. Едва рассветать стало. Перетаскал в машину всё, что собрали. Мои красотульки вышли из подъезда потягиваясь и позёвывая, сели на заднее сиденье и сразу же прислонились головками друг к дружке, закемарили. А мне спать нельзя, мне ещё три сотни с гаком пилить. Вот и пою сам себе, дрёму прогоняю. Пару раз останавливались на отлить. Заодно и кофейком взбодрились. Девочки так и сидели на заднем сиденье, не лезли вперёд.
— А что вперёд никто не садится?
— А чтобы водителя не отвлекать. Перепутаешь рычаг с коленкой, уедем не туда.
— А может боитесь, что сами перепутаете рычаг с чем иным.
— Может. Так что мы здесь, а ты там.
Вот и гольцы показались. Теперь чуток и будет озеро. Неделя ничего неделания. Что может быть прекрасней. Да ещё вдали от людей. Ну всё, приехали.
— Девочки, десантируемся. Смываем пыль и усталость и таборимся.
С визгом, сверкая голенькими попками, рванули к озеру. И вот уже два белых поплавка закачались на воде. Ну, красавицы, держитесь. Я иду.
433