Я. честно заявляю, что счастье моего брака исчезло в тот момент, когда отец поцеловал меня в лоб после сва-дебного обеда. Вернее, мои страдания начались вскоре после этого родительского поцелуя. Эти страдания были прямым результатом моего брака с капитаном Маклеодом — страдания, которые я, глупая девушка, только что вы-шедшая из монастыря и почти сразу попавшая на брач-ную постель, не могла увидеть даже в страшном сне. Они начались в нашу первую ночь. Я не думаю, что так часто бывает, когда молодую девушку — я не утверждаю, что была невинна, но можно сказать, я ожидала нашего уединения с трепетной надеждой, — более грубо насилу-ют, унижают и оскорбляют, чем меня во время этого от-вратительного, варварского ритуала, который остался в моей памяти как брачная ночь. Мы ушли со свадебного обеда, когда гости еще ели, и поехали не в Висбаден, где должны были провести медовый месяц, а в Зандвоорт, не-большое местечко около Амстердама. Мой любимый муж хотел воспользоваться своим правом первой ночи в уют-ном отеле, а не в тесном купе.
Атмосфера нашей комнаты в отеле была какая-то угне-тающая, и я чувствовала себя не молодой невестой, а жертвой. Стены были темные, двери тяжелые, с железны-ми завесами, как в средневековом замке. Тяжелые порть-еры были не такими чистыми и заглушали все звуки.
Короче говоря, когда мы вошли в комнату, было при-мерно десять часов вечера, мой муж строго сказал служи-телю, чтобы нас не беспокоили, после чего надежно запер дверь. Потом... потом он повернулся ко мне. Он меня ис-пугал. В его глазах был странный блеск. Сегодня сразу узнаю садиста по такому блеску в глазах.
— Ну, моя дорогая Гретти, ты, наверное, ожидала этого момента с нетерпением? — спросил он. Я заметила, что он даже не ждет моего ответа. Он помог мне снять пальто, бросил его на пол и оттолкнул ногой. А потом он начал буквально рвать на мне платье. Буквально. Я была на-столько ошеломлена, что даже не догадалась его спро-сить: «Что ты делаешь?» Мое свадебное платье было сде-лано из тонкого белого шелка. Оно было очень длинное и облегало фигуру. Мои роскошные черные волосы были покрыты тяжелой вуалью, которая делала меня похожей на монахиню. Я решила сохранить свое красивое свадеб-ное платье, а теперь куски его разбрасывались по всему полу.
Затем капитан ухватился за мой красивый корсаж, от-деланный кружевами, рванул его и оголил мою грудь. Я не могла произнести ни слова, дрожа от страха. Вид моей голой груди просто лишил его рассудка. Он грубо хватал-ся за мое платье и продолжал рвать шелестящий шелк, как сумасшедший — нет, как демон. Он разорвал его у талии, на бедрах, и в конце концов красивое свадебное платье валялось у моих ног. Вернее, это были жалкие ос-татки шедевра, сделанного известным парижским масте-ром.
Затем была разорвана нижняя юбка, и нечем было при-крыть мое тело. Я стояла в полной растерянности, при-крывая руками свою наготу, замерзая и умирая от страха. Ушли все мои надежды, забыты все мои мечты. Я теперь была лишь его жертвой. В следующий момент я осознала, какому чудовищу попала в руки.
Ревущий зверь напал на меня. Полностью одетый, он обрушился на меня всем своим весом. Его борода запол-нила мой рот. Вначале я ощущала невыносимую тяжесть его тела, потом его рука стала щупать мое самое сокро-венное место, и вдруг без всякого предупреждения и под-готовительной ласки я ощутила ту часть мужчины, о ко-торой так часто мечтала и которая должна быть источни-ком неописуемого наслаждения.
Я почувствовала горячую штуку между ног — мой муж силой раздвинул их своими коленями. Его дубинка была твердой, и, несмотря на свою растерянность, я ощущала, как она тычется, ища то место, в которое надо было влезть.
Он нашел это место быстрее, чем я ожидала, — то кро-шечное отверстие, которое так часто испытывало наслаж-дение от тонких пальчиков Генриетты. Но тут же все мое тело охватила такая страшная боль, что я заревела, как раненый зверь. Как будто раскаленный железный прут вонзился в мой живот. Боль была такой невыносимой, что мужу не потребовалось затыкать мне рот рукой, как пер-вый раз: я потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, он стоял надо мной почти голый и собирался положить холодный компресс на мой горя-щий треугольник. Возле кровати стоял таз с водой, по-красневшей от моей крови.
Я смотрела на тяжелый, громадный инструмент мужа, который свисал почти до колен, — инструмент пытки, так мучительно терзавший меня. Это был инструмент, кото-рый сделал бы честь любому жеребцу. И, к своему ужасу, я скоро это осознала.
— Ну, все кончено. Ты меня здорово напугала своим обмороком. Не беспокойся, первый раз всегда бывает больно. Ведь больно было, да? Но все кончено, в конце концов, ты не старуха, так ведь? — И тут я услышала эти ужасные слова:
— Ладно, дорогая, давай приступим. Я еще не закончил свое ужасное представление.
С этими словами мужчина, который стал мне совер-шенно чужим, отодвинул таз и сказал:
— Что, ты удивлена, что он так висит? Подожди, сейчас он изменится. Только прими нужную позу.
«Позу»? Какую позу? Я ничего не понимала. Мой муж был совершенно другим человеком по сравнению с тем, каким он был в период ухаживания. Но оказалось, я еще не до конца испила эту горькую чашу.
— Ладно, давай, раздвинь ноги, теперь подними бедра. Я хочу посмотреть эту прелестную ямку. Это меня при-водит в возбужденное состояние. Да, дорогая, ты еще по-дивишься своему мужу. Капитан Маклеод знает, как это делать, все это знают!
Невероятно, это был мой муж! На свадьбе он выпил не-мало вина, он даже был пьян, может быть, он и сейчас та-кой от вина? Я еще не знала о необыкновенном распутст-ве этого человека.
Он раздраженно бормотал:
— Вот, черт, не встает! Ну, ничего, дорогая, я тебя не-множко похлещу, больно не будет. Но зато у тебя будет твердое внутри.
С этими словами, которые я не сразу поняла, он взял свой кавалерийский хлыст — тонкий, очень гибкий бам-буковый прут, который всегда носил с собой.
— Несколько слабых ударов — и он встанет, ты будешь довольна. Ты чего шарахаешься? Разве тебя отец не нака-зывал?
Его жестокие руки, которые привыкли давать по уху новобранцам, схватили меня. Он бросил меня на кровать, почти вывихнув плечо, и я вынуждена была сдаться. Я легла на живот, как он приказал, и, рыдая, проговорила:
— Ты хочешь бить меня в нашу брачную ночь! Но что я сделала, скажи мне, чтобы меня наказывать? Почему ты хочешь бить меня, а не заниматься любовью?
— Но я тебе все это возмещу, я тебя введу в мир люб-ви. Ох, уж эти монастырские девицы, их-то я и люблю!
С этими словами его хлыст просвистел в воздухе и впился в меня. Первый удар был ужасен, как укус змеи.
— О, он начинает двигаться. Посмотри, Грит, я же тебе говорил! Еще несколько шлепков, и я тебе доставлю та-кое наслаждение, что ты долго будешь ходить с сияющи-ми глазами.
Неужели он действительно считает, что делает мне одолжение? Но наносимые им удары явно доставляли удовольствие моему палачу. Я подверглась адской пытке. Я ерзала, пытаясь избежать побоев, но все было напрас-но.
— Да лежи ты спокойно, черт возьми, ты лучше по-смотри на мою штуку!
Скосив глаза в его сторону, я со страхом убедилась, что он не хвастается. Его член стоял, как дубинка. К счастью, мне тогда не пришло в голову, что этот зверь намерен снова всунуть в мое тело этот страшный инструмент.
— Ну, Грит, попробуем снова?
Боже, эти слова напугали меня больше, чем ужасное избиение.
— Нет, пожалуйста, я больше не могу, у меня болит все тело, — взмолилась я.
— А, чепуха. Ты тоже этого хочешь, я не слепой. Нука, быстрей раздвинь ноги, к чему эта фальшивая скром-ность?... Я тебе уже говорил — невеста солдата должна быть быстрой, иначе она испортит самый красивый ма-невр мира.
— Но... ты мне делаешь так больно! Ой, ой, я не могу, я больше не вынесу... Ой, ой, пожалуйста, прекрати это...
Я извивалась, как червь, я кричала, визжала, но все бесполезно. Этот сумасшедший, овладевший моим телом, не слушал. Мои мольбы, казалось, еще больше возбужда-ли его. Сегодня я точно знаю, что это так. Слезы, крики и отчаяние — то, что этому чудовищу было нужно, чтобы сломать все естественные барьеры стыда и нежности, су-ществующие между полами. Только таким путем этот скот был способен закончить половой акт.
Мой муж — да разве достоин он этого названия? — по-ставил свой инструмент пытки удивительно точно перед моими узкими воротами, преисполненный решимости к новому штурму, несмотря на мои протесты. Первый тол-чок этого тяжелого орудия чуть не лишил меня чувств. И мне стало ясно: либо эта толстая дубинка должна стать меньше, либо моя бедная маленькая дырочка просто ра-зорвется, так как она не способна так сильно растянуться.
Чудовищный разряд, который потряс все мое тело, уст-ранил все сомнения по поводу результата этой неравной битвы. Громадный поршень вонзился в мое тело, дав ход какой-то адской машине. Это единственное сравнение, которое я могла сделать, потому что теперь регулярное, бесконечное движение вниз-вверх этого ужасного порш-ня, дьявольское постоянство которого напоминало мне слепое движение страшной машины, — это движение об-рушивалось на меня. К сожалению, на этот раз я ощуща-ла, что со мной делают, так как не было ни спасительной анестезии, ни потери сознания, которые облегчили бы мои страдания. Каждый болезненный толчок в мое тело точно регистрировался моей расстроенной нервной систе-мой.
Я бы никогда этому не поверила: чудовищу удалось проникнуть в меня на две трети своей величины.
Этот прямой кол вонзался в меня все глубже и глубже, каждый последующий удар поражал меня все сильнее...
Туша, придавившая меня к матрасу, хрюкала, хмыкала, бормоча: «О, фантастика, чудо — какая прелестная ма-ленькая п..., как будто сделана из резины... намного луч-ше, чем первый раз... хм, она тоже становится мокрой... неудивительно, с таким х..., как мой!»
Меня начало тошнить. Я была потрясена не только болью и унижением, но и ужасной вульгарностью этого человека, которого я любила, а теперь испытывала к нему отвращение. Мне казалось, что меня пронзают все сильнее, что громадный кол истирает меня до крови, с каждым толчком становясь все длиннее и толще. Я больше не мог-ла этого вынести. Меня охватила лихорадка, у меня воз-никали галлюцинации. Я видела снежный ландшафт, а потом — как будто плыву на парусной лодке в бурю. И эта страшная боль, разрывающая меня...
— Ну, малышка, разве тебе не хорошо? Это то, что на-зывается хорошей е... Теперь ты можешь наслаждаться — я буду е... тебя, сколько тебе нужно. Требуется немало времени, прежде чем я кончу. Чем дольше, тем вы боль-ше это любите.
Я задыхалась — из-за слез и рыданий мне не хватало воздуха. Из горла вырывался оглушительный визг, я во-пила так громко, что даже это тяжело дышащее животное стало обращать на меня внимание.
Конвульсии, сотрясающие мое тело, судороги, побуж-дающие меня дергаться, очевидно, еще больше возбужда-ли моего партнера. Возможно, эти рефлексы моего стра-дающего тела усиливали его страсть, потому что остатки моего угасающего сознания позволили мне заметить: его член стал еще утолщаться'и увеличиваться. Да, я могла ясно это ощущать, он стал еще тверже в моей ослабевшей плоти. Стало так невыносимо, что я попыталась схватить этот бесконечно тяжелый кол обеими руками и вытащить его их себя.
И тут же в меня прыснула горячая струя. Я думала, это кипящая вода, и испугалась ожогов, и в этот момент страшное копье вылезло из меня. Теплый сок стекал с моих бедер, простыня подо мной стала мокрой. Так я провела первую брачную ночь.
Невероятно, но факт. Несмотря на ужас первой брач-ной ночи, несмотря на мое разочарование и страх, кото-рый я испытывала после нее, несмотря ни на что, я жила с капитаном как его жена. Хуже того, я твердо считала, что так и должно быть. И когда обстоятельства требовали мо-его унижения, причем в таких формах, которые не поддаются описанию, я терпела его выходки с преданностью жены. Мы провели медовый месяц в германском городе Висбадене. Капитан снял в аренду дом, к счастью, здесь не было близких соседей, потому что не было недостатка в криках и громких рыданиях. Он не щадил меня ни днем, ни ночью. Его похоть, похоть собаки или горячего жереб-ца, была ненасытной. Я уверена: единственное, о чем он жалел в этом мире, так это о том, что природа дала ему только один половой член.
Его страсть не имела границ, и даже во сне его громад-ный стоячий орган говорил о желании. Он преследовал меня везде: в спальне, в гостиной, на различных кушет-ках и диванах — все они были свидетелями наших много-численных совокуплений. Каждый уголок, даже самый незаметный, использовался этим сатиром для удовлетво-рения своей похоти. Не думаю, что остался хотя бы один стул, который не служил бы хоть раз пьедесталом для плотских забав моего мужа. У него была мания использо-вать самые невероятные места для действий, которые большинство людей предпочитают совершать в уедине-нии. Я сгорала от стыда, когда муж набрасывался на меня во дворе и даже в парках Висбадена. Он ставил меня у де-рева, задирал платье и работал надо мной среди бела дня, не боясь прохожих. Он говорил, что нет ничего более возбуждающего, чем импровизация этого дела, и что у людей глупые предрассудки заниматься любовью только в изолированных комнатах, подальше от окружающего мира.
— Какого черта нам прятаться? Даже звери делают это, где хотят, прямо на глазах людей, и они не находят в этом ничего особенного. О, мораль наших городов — сплош-ное лицемерие! — он говорил это не только мне, но и зна-комым, что вызывало удивление, а меня повергало в страшное смятение.
Я терпела эту жизнь три недели подряд. К счастью, от-пуск моего мужа кончился, и мы уехали в Голландию. И тут я обнаружила, что у него есть еще одна страсть — картежная игра. Не знаю, когда он выполнял свои слу-жебные обязанности. Мне казалось, что все время, сво-бодное от секса, он тратит на азартные игры. Его невоз-можно было оттащить от карт. Мое приданое растаяло быстрее, чем снег весной, и наши средства бывали очень скудны, особенно когда капитан снова оказывался в дол-гах. А это было чуть ли не всегда. Его жалованья едва хватало, чтобы расплатиться с ними, и он регулярно зани-мал деньги у тети Фриды, которая всегда была готова по-мочь любимому брату. Он занимал у друзей и коллег, но поти никогда не возвращал им долги, и это кончилось тем, что ему перестали одалживать деньги.
И вот наступил день, когда он вынужден был прибег-нуть к последнему средству.
Он совершенно спокойно, без всякой тени смущения, объяснил мне, что наступила моя очередь достать денег. Это были ложь, потому что после возвращения в Голлан-дию я часто обращалась за помощью к папе, и тот, желая помочь своему зятю, платил и платил, пока не потерял терпение.
— А что ты так беспокоишься? У меня же много дру-зей, и тебе повезет хотя бы с одним из них. Я не слепой, я знаю некоторых, кому ты очень нравишься. В конце кон-цов, ты же не принцесса. Не забывай, моя дорогая Григ, что у меня в жилах благородная кровь и что мой род сыг-рал большую роль в славной истории Шотландии, очень большую роль...
Капитан при любой возможности упоминал о своем благородном происхождении. «Мой дядя, адмирал флота его величества...», — начинал он, и все это меня страшно раздражало. Но это было ничто по сравнению с его под-лым отношением ко мне.
Когда он дошел до ручки, не видя иного способа добыть денег, он послал меня к Калишу. Это был богатый бан-кир, друг моего мужа, и при первом же знакомстве я его невзлюбила. Он нахально раздевал меня своими глазами и даже пробовал назначить мне свидание — ясно, для ка-кой цели. Возможно, его соблазняла моя экзотическая фигура. Даже когда я была совсем девочкой, обо мне го-ворили, что я очень привлекательна. Но я клянусь, что никогда не флиртовала с ним, мне это и в голову не при-ходило. Я была очень расстроена и рассказала мужу о его непристойном поведении. Он лишь рассмеялся, назвал меня глупышкой и сказал, что ничто не разжигает его страсть больше, чем сознание того, что его жена желанна для его друзей. Он тут же продемонстрировал, насколько эффективно моя жалоба отразилась на его страсти...
И когда он еще тяжело дышал, лежа на мне, он возоб-новил разговор о своем затруднительном финансовом по-ложении. А требование помочь ему было недвусмыслен-ным:
— Сегодня ты должна пойти к Калишу, моя дорогая Григ. Иначе я буду полностью разорен и меня выгонят со службы. Я знаю, тебе это все равно, но сомневаюсь, что твой отец пожелает иметь зятя, потерявшего честь, — так цинично начал он.
— Но, — ответила я запинаясь, — ты же не можешь до-пустить, чтобы я пошла к этому мужчине, особенно после того, что я тебе о нем рассказала. Я же новобрачная, жена офицера, он побоится, что ты вызовешь его на дуэль и убьешь его.
Да, я была невинна и глупа в те годы. Мой муж никогда бы не вызвал никого на дуэль. А когда речь шла о день-гах, он был способен закрыть глаза на все. Но тогда я это-го не осознавала.
— Ты что, отказываешься помочь своему мужу? Ну, тогда объясни мне: какая мне польза от такой жены? Я о тебе забочусь, люблю тебя, балую тебя, а когда отчаянно нуждаюсь в помощи, ты даже пальцем не хочешь пошеве-лить!
— Как ты можешь так говорить? Я буду рада тебе помочь, но разве тебе безразлично, как поведет себя Калиш по отношению ко мне?
— А, брось, он тебя не укусит. И даже если... Не будь такой дурочкой. Я знаю, что ты не изменишь мне за моей спиной. А на этот раз я сам хочу этого! Боже, я женился на самой глупой бабе на земле! Я хочу, чтобы ты пофлир-товала с ним и даже занялась любовью! Мне срочно нуж-ны деньги!
Я онемела. В последний раз я попыталась его урезо-нить:
— Маклеод, я, возможно, глупая, у меня мало опыта. Но одно я знаю точно: когда ты сунешь в рот посторонне-му человеку палец, он откусит тебе всю руку, и что даль-ше последует — нетрудно представить.
Мой муж удивленно поднял брови:
— Ну и что? Ты же не ребенок. И со мной ты уже не девственница. Ладно, ладно, — быстро проговорил он, увидев, как я покраснела, когда он произнес эти ужасные слова. — Это будет не так уж плохо. Если ты предложишь что-нибудь лучшее, я не буду настаивать. Но одно скажу тебе точно, — его голос стал угрожающим: — Без денег до-мой не приходи, иначе... Для меня все было ясно. Я еще не знала, кончать ли свою жизнь или выполнять этот ужасный приказ? Имею ли я право уходить из жизни? Вернее, имею ли я право уничтожать новую жизнь, еще не родившуюся? Я была беременна — это был Норман, мой первенец, который под моим сердцем готовился войти в этот странный мир. И потом был еще папа. Проступок, который будет стоить мне чести, от него можно скрыть, но мой трусливый уход из жизни погубит его.
192