— Про юбку придётся забыть. Если член вывалится, проблем не оберёшься.
— Какой член? — Алёна, похоже, до конца не понимала, что произошло.
— Ну этот, — я с трудом вытянул толстый хобот, который ещё сильнее врос в лобок.
Затем, подёргав спереди замочек-сердечко, вытягивающее клитор наружу, добавил:
— Надо снять с тебя все побрякушки.
Мы принялись расстёгивать, ломать и перекусывать атрибуты рабства, навязанные Веней Дыркой. Первым в мусорную корзину отправился кожаный ошейник с кольцом. Затем я взял кусачки и перекусил калёные кольца в сосках. Колечки были спаяны для надёжности. Перламутровая брошь в пупке отправилась туда же, в корзину. Рубиновый замочек-сердечко в клиторе вызвал больше всего опасений. Всё-таки он цеплялся жёстко, как клещ. Член-змея почти слился с плотью, давила снизу. Пришлось воспользоваться ножовкой, которая специально для таких случаев хранилась в квартире.
До заточения в Храме я тщательно готовился освобождать рабынь, рассчитывал, что придётся ломать замки. Мы закрепили рубиновое сердечко в тисках — Алёне пришлось для этого выпятить лобок, взяться двумя руками за батарею, — и я приступил к кропотливой работе.
Никто не знал про конспиративную квартиру, в былые времена я обладал неограниченным доступом к финансовым ресурсам Секты, и до разоблачения успел списать пару миллиончиков евро на организационные нужды. Секс-вечеринки для корпоративных клиентов требуют денег, я их курировал.
«Залечь на дно в Малиновке», — таков был наш план.
— Сходи, пожалуйста, в магазин, — предложил я Алёне, когда вагинальные причиндалы отправились в мусорную корзину.
Хобот мы промыли под тёплой водичкой, он уже проявлял чувствительность.
— Может, сам сходишь? — Алёна поправляла юбку, чулки, стоя перед зеркалом. Член мы закрепили клейкой лентой на поясе. — Что вот мне теперь с этим делать? — она раздражённо надула губки, ощупывая толстый шланг, заложенный набок.
Я подошёл к ней сзади, ошеломлённый своенравным ответом.
— Встань-ка на одну ногу, — сказал я, приобняв Алёну за бёдра.
— Зачем? — рыжая встретилась со мной глазами в зеркале.
Она и не думала подчиняться!
— Зачем? — повторил я, приходя в себя. — Зачем ты меня освободила?
— Ну мы же теперь вместе, — Алёна улыбнулась, словно в этом простом ответе скрывалась неотвратимая истина.
— Так, хорошо, — я сел на кровать.
Новый расклад никак не укладывался в голове.
— И какие у тебя планы? — спросил я, задумчиво посмотрев на Алёну.
— Не знаю, — она надула губки. — А у тебя?
Я сидел огорошенный странным поведением, которое не вязалось ни с рабством, ни с желанием доминировать.
Что это было? Кооперация?
— Есть только один способ остановить Дырко и Ключников, — произнёс я медленно, пережёвывая обстоятельства осадного положения, в котором мы очутились. После месяцев, проведённых в заточении, я уже даже не сомневался, что других путей выхода нет и быть не может.
— Какой? — наивно спросила Алёна.
— Переворот, — видимо, на лице у меня было больше пафоса, чем веры в истинность утверждения. — Рабы должны сбросить оковы и восстать, — добил я себя собственным же неверием.
Алёна хмыкнула, на детском личике образовалась девственная улыбочка:
— И как ты планируешь это сделать? — спросила она.
— Есть один способ, — хитро прищурившись, ответил я.
Бирюзовая зависимость мужчин во время брачных игр с альфа-самками натолкнула меня на интересный план, стоящий того, чтобы попробовать.
— Мы создадим свою пирамиду, — эти слова вырвались у меня со зловещей интонацией. Время, проведённое в клетке, ожесточило.
«Пощады не ждите!» — думал я, мысленно обращаясь к главарям банды.
— Дырко и Ключники должны быть наказаны, — сказал я вслух.
###
Меня искали. К активным поискам подключили правоохранительные органы. Вскоре после побега я увидел по телевизору свою фотографию:
«Разыскивается опасный преступник, звонить 102. Не пытайтесь задержать самостоятельно», — гласило красочное сообщение.
В магазине на доске почёта рядом с фотороботами реальных преступников появилась моя мордашка в цвете.
Но кто обращает внимание на лица, изучает фотороботы? Тем более тяжело узнать в заросшем бородатом мужике былого Диму Черненко, тем более, если взгляд его суров и бескомпромиссен, не под стать былой жизнерадостности и детской непосредственности, взирающей с фотографии, висящей в холле.
Я оставался невидимым, непознанным, недостижимым, неопознанным, и вскоре страсти поутихли. Мои фото исчезли с билбордов столицы, новые уголовнички затмили славу беглого Ключника-отщепенца, перещеголяли подвигами, бытовухой и поножовщиной.
###
Я скучал по Анжеле. Большая девочка, втянувшая меня в сети «Вирекса», не отлынивала на работе, пахала на Мюллера, как мама Карла, с утра до вечера, чтобы раз в неделю насладиться интимной встречей с капелькой моего семени. Месяцы излияний оставили в Секте литры волшебного зелья, способного поработить не только женщину, но и мужчину.
Анжела ходила под присмотром охранника-сутенёра, тот повсюду следовал за большой девочкой, присматривал за дойной коровой. Но и эти меры предосторожности не уберегли основной актив Секты от списания по амортизационной статье.
Однажды, через два месяца после побега, я вновь вышел на связь с Энжи.
###
Женский туалет головного офиса Белсельхозбанка имеет приятную особенность: просторные чистые кабинки запираются изнутри и соединяются небольшим пространством под перегородкой. Внизу можно передать рулон туалетной бумаги, пачку денег, гигиеническую прокладку.
Или любовное послание.
Анжела переодевается по-военному быстро, подготавливает себя для офисного разврата: чулки, шпильки, короткое обтягивающее платье. Анальная смазка тут как тут. Трусики она не носит, чтобы не терять драгоценного времени. Бюстика тоже нет, да и зачем? Упругие колокола выскакивают из декольте по мановению волшебной палочки, залитой для офисной работы. На Энжи ничего нет, кроме чёрного тянущегося платья, чулков со стрелками, лакированных туфелек на шпильке. Пару фальшивых атрибутов безбедного существования украшают шею и оголённые руки: ожерелье из имитации жемчуга, золотые часы-браслет — подделка под дорогой брэнд — вот и всё офисное обмундирование работницы «Вирекса».
Работа в поле требует закалки, как моральной, так и физической. Не каждый выдержит десять анальных трах-сессий за восьмичасовой рабочий день.
— Мне ещё повезло, — шепчет большая девочка, пугливо сжимая коленки. Она горячая, как шоколад, затраханная вдрызг менеджерами среднего звена. Мюллер держит большую девочку на коротком поводке, замок на пухлой вагине сцепил губы мёртвой хваткой. Анус Энжи разбит в нежную подтекающую смазкой и спермой дырочку. Клиент бьёт бдсм-щицу без кондома. Ведь этого хочет Хозяин. Чтобы в Энжи кончали без презерватива.
Горячий играющий сфинктер с любовью обсасывает мой член в тридцать семь.
— Как же я соскучился по тебе, — шепчу большой девочке, отводя пшеничный водопад волос в сторону.
— Я тоже, — мурлычет Энжи в ответ.
Её можно понять: одна капля никотина убивает лошадь, одна капля бирюзы заряжает томлением на целую неделю. Я долблю красавицу в хлюпающий лубрикантом анус, довожу яйца до кипения, точки невозврата, когда мягкая попа Энжи превращается в желатиновый торт с дыркой. Туда я сливаю любвеобильные воздержания. Месяцы вынужденной мастурбации сделали из меня секс-машину, автомат для регулярных доений. В этот раз я всё отдаю Энжи, всё без остатка. Она бьётся в бирюзовом оргазме, сползая по трубе на туалетный бачок.
Член медленно покидает двенадцатиперстную кишку Энжи, она под завязку наполнена наркотиком.
Энжи опускается на кафельный пол, выражение пьяного довольствия застыло на стеклянном лице.
— Извини, детка, — сажусь рядом с ней на корточки. — Я не хотел, — шепчу, ласково поглаживая Энжи по щеке. — Не удержался.
Осеменять Энжи — такой кайф. Мой член вялой колбасой опускается на кафель, яйца, как два подсушенных яблока, перекатываются в колыхающейся мошонке, трутся об пол. Я хочу брать Энжи снова и снова. Хочу сломать этот чёртов замок, чтобы насладиться ванильным сексом с большой девочкой. Хочу наконец осеменить её по-настоящему.
###
Алёна испытала весь букет страхов и неприятных ощущений, связанных с наличием змеи в паху. Первую неделю она, как и я в своё время, порывалась идти к врачу, обследоваться, решать вопрос хирургическим вмешательством. Но мои замечания по поводу родства плоти и крови, охладили её пыл. Она стала прислушиваться к собственному телу. Тактильные связи, возникшие в обрубке хвоста между ног, указывали на прорастание змеиного тела в нервную систему. С каждым днём чувствительность новообразования росла.
— Думаешь, у меня будет член? — хмурилась Алёна, проводя рукой по гладкой твёрдой колбасе, заложенной набок в районе лобка и талии.
— Думаю, он у тебя уже есть, — в отличие от Алёны, я не тешил надежд.
Алёна не блистала умом. С горем пополам окончила школу на тройки, ломанулась в столицу за длинным рублём. Дольче вита. И вот нашла приключений на свою уже недевственную задницу. Поработала фотомоделью, но даже чтобы крутить попой перед камерой нужны мозги. Устроилась консультантом в салон сотовой связи. Здесь-то герр Мюллер и нашёл своему корешу — безутешному Вене Дырко — новую Весталку:
— Пришёл такой и говорит: «Какая зарплата вас устроит?» Я говорю: «Пятьсот для начала». Это ведь средняя зарплата по стране, правильно я говорю? — я киваю, Алёна продолжает: — Он достаёт такой пачку денег, отсчитывает пятьсот. «Вот, — говорит, — это ваша зарплата за первую неделю обучения». Ну я и согласилась, как дура. Если б я знала, какой хернёй это всё закончится, я бы в жизни на такое не согласилась.
— А в Храме что, с тобой плохо обращались?
— Да нет. Нормальные вроде люди, — Алёна морщит лобик, дует губки в задумчивости. — Только задница всё время болела и пися.
— Ну теперь ведь ничего не болит? — я пытаюсь приободрить рыжую. В моей рабской практике таких экспонатов, как она, ещё не наблюдалось. Все девушки даже в затраханном зомбированном состоянии проявляли бОльшую смекалку.
— Даже не знаю, что лучше, — Алёна растерянно хлопает ресницами.
— Есть вероятность, что змея когда-нибудь сама отвалится, — перехожу к собственным наблюдениям. — Моя, например, уже уменьшилась
на два сантиметра.
Это правда. Сразу после откладывания яйца я почувствовал странное облегчение, будто кофейное напряжение, бившее адреналином с начала змеиного искушения, отступило перед расслабленностью, чёткой ясностью ума, победой расчётливой хитрости над похотливой распущенностью. Если до откладки яйца мне хотелось покрывать всех баб подряд, без разбора предаваться разврату даже с самыми невзрачненькими, то после анального разрождения я вновь захотел только одну девушку. Единственную искусительницу, заманившую меня в сети «Вирекса», — несравненную Энжи Лавренкину.
Уж такая фамилия была у большой девочки: Lоvе-ренкина.
Кроме уменьшения длины члена в эрегированном состоянии я начал замечать, что бирюза приобретает всё более светлый оттенок, а яйца как будто даже чуть-чуть подсохли и выглядели уже не так жирно.
Наши тайные встречи с Энжи обрели вялотекущий регулярный характер. Мне хотелось избавить большую девочку от рабства раз и навсегда, но я боялся выдать намерения, зализывал раны, приходя в себя. Надеялся на помощь рыжей, которая с каждым днём набиралась паховой силы.
Настал день, и рыжая впервые помочилась через член, который успел жёстко врасти в лобок. Теперь внешне орган Алёны ничем не отличался от настоящего мужского достоинства. Головка имела ту же форму, уздечка притягивала крайнюю плоть, которая и так никогда не поднималась. Кроме того, у Алёны прорезались яички. По стеснительным немногословным рассказам рыжей вначале она нащупала два твёрдых вздутия под кожей в районе вагины, но не предала этому особого значения. Вздутия росли и со временем приобрели чёткую форму яичек. Все метаморфозы в Алёнином паху протекали крайне быстро. Не проходило и двух дней, чтобы рыжая прелестница не рассказала мне о новом наблюдении. Я знал, куда всё это растёт, но боялся говорить. Под новообразованным мужским пахом Алёна по-прежнему оставалась невинной. Нетронутая девственная плева закрывала вход во влагалище, и мне хотелось верить в то, что Алёна в итоге больше девушка, чем мужчина. Но однажды Алёна, спавшая в соседней комнате, разбудила меня истошным криком, похожим на болезненный стон.
###
Первые оранжевые лучи солнца, восходящего между высокоэтажками, ломаными тенями озаряют небольшую комнатушку, в которой, кроме односпальной кроватки и платяного шкафа, примостилась сбоку тумбочка и разложенная гладильная доска.
Алёна лежит под одеялом, свернувшись калачиком, высунув наружу детское личико. Испуганные круглые глаза редко хлопают, неподвижный взгляд вздрагивает, поднимается, встречая меня непониманием.
— Что случилось? — с тревогой исследую подавленное выражение на её лице.
В ответ молчание, Алёна виновато отводит глаза.
— Говори, не бойся, — смягчаю голос, чтобы вызвать доверие. Сажусь рядом на корточки, глажу пальчиком по щеке.
— Ты можешь посмотреть, что там, — шепчет рыжая. Ей страшно, от стыда щёки залились румянцем, губы непроизвольно заворачиваются в рот. Алёна жуёт их, не замечая, что причиняет себе боль. Я наконец понимаю, что она имеет ввиду, медленно приподнимаю одеяло, так надёжно укутывающее Алёну со всех сторон.
То, что предстаёт моим глазам, не поддаётся согласию с канонами человеческой природы. В пах Алёны врос толстый мужской орган на тридцать семь, он задран, раскрылся в головке лиловым сердечком, оплывшим по стволу, как тесто. Член подрагивает, два розовых яйца, размером с куриные, зажаты между ног вчерашней Весталки, выдавлены наверх в мошонке, покрытой пупырышками. Ажурные белые трусики сползли набок, клейкая прозрачная лента болтается на стволе — она удерживала член от несанкционированных вылазок. Но первое, что бросается в глаза, — не эрегированный член, задравшийся в ствол на тридцать семь, а обильные пятна бирюзы, которым запачкано всё подряд: пододеяльник, простынь, розовая пижамка Алёны.
— Ты что, мастурбировала? — спрашиваю её таким же задушевным шёпотом. От растерянности у меня отваливается челюсть. Встречаюсь с зелёными зрачками ведьмы.
— Нет, — отвечает она тихо с вопросительной интонацией. — Мне снилось, — она вновь стыдливо опускает глаза, играет губками.
— Что снилось?
— Ну, — Алёна медлит, как дочка, признающаяся отцу в провинности. — Что я занималась сексом.
— Понятно, — глажу её по голове, улыбаюсь.
— И ты была мужчиной?
— Нет.
— А что?
— Я трахала мужчину, — она поднимает на меня вымученный взгляд, смотрит так, будто ждёт с моей стороны приговора.
— Куда ты его трахала? — сдерживаю улыбку, чтобы не расхохотаться.
— Ну это, — она опять хлопает ресницами, как каждый раз, когда чего-то не понимает. — В попу, — произносит одними губами, стыдливо опуская глаза в пол.
— А потом ты кончила?
— Да.
— Ну это нормально. Это поллюции называется. Слышала про такое?
— Слышала. А то, что мужчину трахала, ничего?
— Тебе ведь мужчины нравятся. Так что всё в порядке, спи. Здесь всё подсохнет, потом бельё поменяем.
Я пожурил Алёну по щеке, как котёнка, а про себя подумал, что этот котёнок уже проявляет тигриные замашки и большие приключения на виражах мужской половозрелости Алёне ещё предстоят.
###
У меня были деньги для побега, даже больше, чем необходимо для безбедного существования до скончания времён. Мы могли бы исчезнуть с Анжелой в Тихом океане, на отдалённом острове. Завести детишек, жить в страхе, страдать до самой смерти.
«Возмездие Секты настигнет в любом уголке планеты! — в отчаянии думал я. — Там, где есть люди, есть связи, а значит и рабство, явное или скрытое».
— Власть Ключника безгранична. Она повсюду, куда ни ткни хером, — слышал я коварное увещевание Познера. Оно эхом разносилось в башке перед сном.
«Но как свергнуть Дырко и поплечников, заставить их отречься от престола?» — мучился я вопросом.
Ничего, кроме полного разоблачения Секты, уничтожения всех материалов и знаний, освобождения рабынь, в голову мне не приходило.
— Ключ — это Власть. Власть и есть Ключ, — вспоминал я слова полкана Хомича. Криминальный авторитет Рыженков и взвод бойцов-качков опирались на власть Ключа, на мирскую власть.
Я не знал, как поступить, и тогда отважился на новый эксперимент.
«Будь, что будет», — думал я.
###
Анжела получила от Мюллер чёткие указания: охрану не трогать. Но жирный котяра большой девочке не Хозяин.
Она завлекает неопытного молодчика в кабинку женского туалета, усаживается перед ним на корточки. Охранник-сутенёр напуган несоблюдением устава, но уж очень соблазн велик. Пшеничная блондинка пышет фигурой, колышет сиськами, полушариями жопы. Он устал пасти корову, пора и самому расслабиться, отдать накопленный капитал, внести первый взнос на счёт Белсельхозбанка.
Капельки выцветшей бирюзы медленно проникают в неопытное, непривыкшее к рабским играм сознание. Парень и рад бы был стараться, да пока не понимает, что нужно делать, чтобы угодить большой красавице.
— А поехали ко мне после работы? — томно шепчет Анжела, закончив доение молодого простодушного бычка.
— Поехали, — бодигард сразу соглашается.
Они прибывают на специально арендованную для такого случая квартиру. Анжела вводит охранника-любовничка в курс дела:
— Можно тебя немножко связать?
И неясно: то ли парень соглашается, потому что хочет, то ли потому, что не может отказаться. Ясно одно, Анжела лепит из него раба. К нашему с Алёной приходу охранник сидит голый на полу, прицеплен за ошейник к батарее, Наручники сковывают запястья и щиколотки.
— Как тебя зовут? — начинаю допрос с пристрастием. Я верхом сижу на стуле, повернутом спинкой к парню. Охранник угрюмо отворачивается к стене.
— Встань.
Он сидит, и я понимаю, что план провалился.
— Попроси его встать, — прошу Анжелу.
«Может, она имеет над ним власть?» — думаю про себя.
Но парень никак не реагирует на приказы Анжелы. Похоже, все игры, предварительные ласки, которые Анжела провела с ним, были напрасны.
«Парень действовал по собственной воле!» — с ужасом прихожу к выводу. Он не раб бирюзового экстракта, он — жертва обстоятельств.
— И что теперь с ним делать? — растерянно спрашивает Анжела. Она-то надеялась помочь мне в разрешении тайны бирюзового помешательства, возникающего в групповых соитиях альфа-самок.
Взмахиваю рукой, вздыхая. Ухожу, расстроенный, на кухню пить чай. Анжела плетётся за мной, удручённая не меньше моего.
«Понять и простить, — думаю про себя. — Простить и отпустить».
— Мы — не садисты, — произношу задумчиво через некоторое время.
Мы уже почти закончили пить чай. Энжи поцелуями призывает к разврату на кухонном столе. В этот момент из зала раздаётся задушевный крик, и команда спасателей в количестве двух любовничков летит на помощь.
Я первым обнаруживаю зрелище, которое повергает меня в шок. Алёна Даст, оставленная наедине с собой, с рабом по принуждению, а не по призванию, забралась на бедолагу, лакированными ногтиками вцепилась в его белый мохнатый зад. Её яркая грива волос взлетает на спине, сиськи ходят ходуном, подскакивая затвердевшими сосками. На раскрасневшемся лице застыло дикое выражение насильника. Она даже не поленилась завязать парню рот, чтобы не орал. Все тридцать семь сантиметров залитого сталью члена влетают с огромной скоростью в бледный, как луна, зад парня. Алёна дерёт жертву без презерватива, просто отыгрывается за юность, проведённую без секса. Тем более дикого. Яйца её подлетают между ягодиц, шлёпаются в несоразмерно маленькую мошонку парня. Он жмурится от боли, мычит в шарфик, выгибаясь скованным телом. В Алёне проснулась звериная сила на тридцать семь лошадиных сил. Она насилует по-мужски, придавив жертву бёдрами к полу, двумя руками вдавив лицо парня в линолеум.
Вся эта картина застывает перед нашими глазами в одномоментном восприятии страшной истины: Алёна даст любому парню форы.
— Стоп, хватит! — призываю тигрицу к благоразумию.
— Я уже почти закончила здесь, — лопочет рыжая бестия.
И действительно, в следующий момент она вожделенно откидывает голову назад, с тягучим стоном громко вздыхает. Палка под ней, сук, вросший в пах, неестественно смещается то ли вверх, то ли в сторону, дёргается так ритмично под чавкающие пробивания ануса. Парень под Алёной хрипит, повизгивает молочным поросёнком. Он стонет взахлёб, сначала болезненно, но с каждым звуком всё ласковее и слаще, как котяра, дорвавшийся до валерьянки. О его состоянии несложно догадаться и по закатывающимся зрачкам, и по сбивчивому дыханию. Парень застывает в наркотическом стеклянном экстазе. Затраханный взгляд улетает из-под открытых век на две тысячи ярдов, тело проседает, проваливается в знакомом мне наркотическом обмороке.
Алёнина елда с мягким «чпок» покидает разбитый анус, струйка бирюзы устремляется из ануса по мошонке парня.
Нам понадобится ещё полчаса, чтобы привести новообращённого в чувство, добиться всех признаний и искреннего желания сотрудничать.
Подчиняться любым прихотям новоиспечённой Хозяйки — Алёны Даст.
217